«…Короче, подруга, у меня всё-таки обнаружили рак груди. Сначала всю титьку изрезали – лечили от мастита, а биопсию взять смогли правильно только со второго раза. Сейчас я на жёстком самоизлечении. Уже прошла пять курсов химиотерапии. Каждые три недели капают, дней пять мутит, потом могу соображать. В общем, с декабря моя жизнь расписана от «химии» до «химии». В конце мая будут резать. Хотелось бы в израильской клинике это делать, но, говорят, и у нас на таких операциях руку набили. Период, когда я волосы на жопе от отчаянья рвала – миновал, так что можешь меня не утешать – я полна оптимизма. Приходится мириться с новой «причёской» (волосы вылезли сразу после первой капельницы), хожу в парике, как трансвестит… Дети, когда приезжают, наверняка думают, что я слегка «того», раз в банданах и парике хожу по дому. Но они тактичные – никто не задает вопросов. Мы стараемся никого в известность не ставить – начнут жалеть… Вышлю-ка я тебе лучше фотку!..»
Если бы это письмо было, как водилось раньше, бумажным, то я бы продолжила, скорее всего, так: «закрыв глаза, я бессильно опустила дрожащие руки с зажатым в них листком, принёсшим страшные вести». Но времена изменились, и потому я лишь незряче, от затуманивших глаза слёз, взирала на монитор домашнего ноутбука, отчётливо ощущая как где-то глубоко внутри меня разливается отвратительный холод. А ещё ловила себя на эгоистичной мыслишке: как же хорошо, что я не стала проверять свой почтовый ящик вчера перед сном! После такой новости уснуть бы точно не удалось. Эта свинская по сути своей мысль скоро растворилась в нарастающей тревоге, которое вызвало Наташкино откровение. Написать ей сейчас я бы точно ничего не смогла и потому потянулась за валявшимся рядом телефоном…
…С Наташкой мы знакомы, по моим ощущениям, лет сто или двести. Вместе работали в одном творческом коллективе, который и свёл нас коротко. Юные, незамужние, весёлые хулиганки, мы прекрасно дополняли друг друга в работе и в дружбе. Мы оказались настолько родственными душами, что обе наших ипостаси – коллеги и подруги – быстро слились в одну неразличимую сущность. В то бесшабашное время мы успевали всё: и работать, и учиться, и развлекаться, и даже влюбляться в одних и тех же мужчин. Последнее обстоятельство однажды чуть не развело нас по разным берегам, но и это испытание наша дружба выдержала, хоть и трещала тогда, как казалось, по всем швам. Но, видимо, ни один мужик не стоит того, чтобы ломать ради него сложившуюся женскую солидарность. Если, конечно, этот мужик – не тот самый принц, которого ждут все принцессы.
Потом судьба всё же разлучила нас: я вышла замуж и уехала покорять столицу. Наташка тоже покинула родительский дом ради учёбы в аспирантуре. Она устроилась на престижную работу, закрутила роман с разведённым бизнесменом, и вскоре в его паспорте появился новый штамп о заключении брака, теперь уже с Наташей. Вдалеке друг от друга, погруженные в новые жизненные обстоятельства, в семейный быт, мы поддерживали нашу дружбу редкой перепиской. Пару раз удалось увидеться в родном городе, когда приезжали в гости к родителям. Это были чудные мгновения, возвращавшие нас в совместное прошлое, хотя и нынешним достижениям друг дружки мы радовались не меньше: у обеих родились дети, обе были довольны своими мужьями, работой, досугом… Казалось, жизнь удалась. Вот ещё бы чаще встречаться…
…И вдруг приходит это драматичное письмо. Наташка еще год назад мельком обмолвилась о «небольших проблемах» со своим здоровьем. Акцентироваться на этой теме она не стала, мои расспросы отмела, а потом куда-то пропала на полгода из «аськи» и почты. Увлечённая собственными семейными обстоятельствами, я не придала этому исчезновению большого значения: подруга неоднократно уже так улетучивалась из круга общения, чтобы возродиться в нём через какой-то промежуток времени. Но после получения письма я не могла утешить совесть этими трусливыми оправданиями собственного равнодушия. Конечно, не умышленного равнодушия, и тем не менее.
Вмиг во мне столкнулись дикий стыд и липкий страх. Стыдно было за себя, за своё счастье и здоровье. Пока подруга лежала под капельницами, одурманенная сильнейшими ядами, которые убивают не только раковые, но и здоровые клетки организма, пока она ревела, глядя на свои остававшиеся по утрам на подушке белокурые пряди, пока водила каждое утро сынишку в детский сад, осознавая, что при неблагоприятном исходе, у него не будет мамы… Что в это время делала я? Я даже не почувствовала ничего неладного. Куда подевалась моя хвалёная интуиция? Да ладно там интуиция – куда подевалась элементарная сердечность? Что стоила наша дружба, если в тяжелейшей для подруги жизненной ситуации я не протянула ей руку? Я злилась на себя и сетовала, что Наташка в своём горе оказалась такой скрытной, такой одинокой.
Страшно было за подругу, за её жизнь, за её маленького сына, за её маму… В моём кругу общения хватает врачей, и все они как один, отводя глаза, говорили, что прогноз неблагоприятный, а метастазы в лимфоузлы при третьей стадии – это приговор… За оставшийся Наташке месяц до операции я будто с цепи сорвалась: прочитала в интернете про рак молочной железы всё, что нашла, регулярно звонила подруге и писала ей, балансируя между её просьбой «не жалеть» и попытками наверстать собственные упущения в моральной поддержке. А тут ещё как назло Анджелина Джоли переполошила весь мир, удалив себе обе груди. Не уверена, что моей подруге и миллионам других женщин с раком груди, готовящимся к операции, принёс облегчение перфоманс красивейшей из актрис.
Поступок Джоли мы с Наташкой не обсуждали, как-то не пришлось к слову. Внешне я продолжала жить как жила, параллельно ведя внутреннюю борьбу со своим страхом за подругу. Осознавая неизбежное, я не могла до конца принять тот факт, что грядущая операция лишь отсрочит неминуемое и самое страшное. Есть у меня такая практика: чтобы предвосхитить будущее, я пытаюсь себе его представить. Если совсем ничего не вижу, значит, будущее готовит мне нечто принципиально иное. Я закрывала глаза и не могла увидеть подругу неузнаваемо исхудавшей, в гробу, окружённом скорбными близкими, безутешно плачущей мамой…
А потом произошло чудо. Вы верите в чудеса? Я вот верю, особенно после чуда с моей Наташкой. Накануне назначенного дня операции я безрезультатно набирала её номер несколько раз, а потом махнула рукой, сама позвонит. Она позвонила через три дня, когда я уже не знала, каким богам молиться.
– Ну где ты? Что с тобой? – выдохнула я в трубку с бешено колотящимся сердцем.
– Привет, милая! – голос у Наташки был как всегда спокоен, а интонация насмешлива. - Ты не поверишь - чудесное исцеление! У хирурга оставались сомнения, решили собрать консилиум. И ты только себе представь, они теперь колеблются – был ли у меня рак вообще?! Оказалось, мне и «химию» назначить поторопились, не дождались развёрнутого анализа. Сейчас в организме никаких следов онкологии, представляешь? Муж рвёт и мечет, мол, меня чуть не угробили напрасно, хочет в суд подавать на врачей. Мы с ним ролями поменялись: теперь я его утешаю.
– Наташ! Да ведь это здорово! – меня в тот момент хватало едва ли не на междометия. Подруга задумчиво помолчала:
– Давай не будем торопить события. Болезнь эта очень коварная, в любой момент вернуться может, а я пока болела (или не болела?) стала суеверной до чёртиков и мнительной. Теперь каждые три месяца надо проверяться. Ой, ну всё, дорогая, пока! Я в метро захожу, позже созвонимся.
Нажав на кнопку отбоя, я потрясенно молчала. И лихорадочно что-то вспоминала, сама не зная, что именно. И только поздно ночью нужный «файл» в моём мозгу нашёлся. Когда-то давно я увлекалась атропонимикой – наукой, изучающей имена людей. Увлечение носило поверхностный характер. Я не копала глубоко, а просто искала совпадения в описании имён с известными мне носителями этих имён, и пыталась запомнить значения и характеристику самых распространенных из них. И вот теперь мой внутренний «процессор» сориентировался и выдал: Наталья в переводе с латинского – Рождество. Не на шутку заволновавшись, я, стараясь не разбудить домашних посреди ночи, полезла в интернет. И нашла, что искала: этимология имени Наталья – «благословенная», «рождественская».
Благословенная!.. Счастливая, благословенная ошибка. Да, чуть не залечили до смерти, но ведь жива! И важнее этого быть ничего не может.