В обеденный перерыв в цеху выключили, как всегда, свет. Несколько дежурных светильников да тусклый свет пасмурного дня, проникавший сквозь закопченные фрамуги под потолком, освещали огромное, больше футбольного поля, помещение, длинные ряды различных металлообрабатывающих станков, узкие проезды между ними. Между станками на стеллажах и просто на покрытом стальными плитами полу вдоль проездов стояли железные ящики-контейнеры с заготовками и готовыми деталями. Большие контейнеры с металлической стружкой стояли в разных местах цеха. Воздух был густо пропитан неповторимым запахом раскалённого металла, горячего машинного масла и охлаждающей эмульсии. Было тихо, только шипел, вырываясь сквозь неплотности трубопроводов, сжатый воздух.
Станки, за редкими исключениями, на заводе были старые, сделанные ещё в прошлом веке на просторах "1/6 части мира", хотя уж полтора десятилетия, как Союз приказал долго жить.
В разных местах цеха на своих участках за столами и тумбочками различного производственного предназначения проводили свой обеденный перерыв несколько групп рабочих.
На заводе, расположенном почти в самом центре города, неподалёку от ЦУМа, была столовая. Но качество приготавливаемой там еды, дороговизна, а главное - очередь, тупая и вязкая, как пережиток советского прошлого, в которой приходилось простаивать почти всё время короткого обеда, являлись причинами того, что многие рабочие предпочитали приносить из дому тормоски-ссобойки и обедать прямо в цеху, у своих станков.
Некоторые рабочие, и таких было немало, просто любили проводить всё свободное время за игрой в домино, в карты, считая это наилучшим времяпрепровождением. Они, вообще, съедали взятую с собой еду, стоя за своими станками ещё до начала перерыва, стараясь быть незамеченными начальством, а с началом обеда сразу бежали за "игровые"столы, к таким же как они товарищам, к любимой игре.
Был на заводе свой фруктовый сад, остаток тех времён, когда завод находился на окраине разросшегося нынче города. Десятка два старых яблонь, несколько груш, пара уже не плодоносящих черешен стояли подобно оазису среди шумных и пыльных заводских строений. Яблони и груши зацветали исправно по весне, наполняя своим ароматом вовсе не ароматное машиностроительное производство, а по осени одаривали людей своими обильными, порой, плодами.
В тёплое время некоторые работники ходили в сад, обедали на скамейках под деревьями. Однако сегодняшняя сырая, ветреная погода заставила любителей свежего воздуха находиться в помещении.
Возле участка сборки за большим "перекурным" столом играли в домино - "забивали козла", громко стуча костяшками, грязно, но беззлобно ругаясь на соперников, подшучивая, взрываясь раскатами смеха, дымя сигаретами, около десяти-пятнадцати рабочих. Четверо играли, остальные наблюдали за игрой, комментировали события.
Другая группа устроилась между большими расточными автоматами на столах для чтения чертежей. Здесь не менее оживлённо, с такой же руганью, выкриками и смехом, играли в карты - в "подкидного дурака".
А у боковой стены цеха, за рядом универсальных токарных станков 1К62 образца 1955 года за самодельным, сделанным из старой двери, откидным столом, обедали четверо разного возраста рабочих.
К столу подошёл, поздоровался с давними знакомыми и встал рядом, ожидая, когда люди доедят, одетый в рабочую спецодежду мрачного вида мужчина лет тридцати с небольшим. Кисти его жилистых рук были густо покрыты татуировками, виднелась за незастёгнутым воротником татуировка на шее.
Мужчину звали Николай, он провёл в местах лишения свободы 10 лет, "сидел" за убийство. В пьяном безумном угаре во время дружеской попойки, повздорив из-за какой-то, казалось, пустяковины, Коля убил, зарезал кухонным ножом, своего лучшего друга. На заводе Николая так, за глаза, и называли - Коля-зэк.
Николай что-то около года назад уволился с завода, обидевшись на недоплаты зарплаты, помыкался за это время по нескольким частным фирмам, не смог нигде найти справедливости в оплате труда и вернулся на завод.
- Что, Коля, на завод опять решил? - спросил, допивая чай, рабочий за столом, работавший раньше рядом с Николаем.
- Да, видишь, решил - куда деваться, - ответил Коля и сам спросил,
- Андрей, что тут у вас, говорят, с Осоркиным, пока меня не было, произошло? Говорят целое дело, с милицией, было? -
Случай, происшедший с Осоркиным, пятидесятилетним токарем, худощавым, низкорослым человечком, работавшим на этом участке, тот дикий случай происшедший на заводе с полгода назад, действительно всколыхнул, потряс весь завод, стал известен за пределами заводских стен. Осоркин работал на заводе давно. Старые работники знали его ещё по работе заводским технологом, коей должности Александр лишился по причине пьянства. Знали ближайшие сослуживцы, Саша и сам любил об этом рассказывать, о его музыкальном прошлом, что играл он неплохо во время оно на гитаре, был даже одно время стажёром в знаменитом на всю страну вокально-инструментальном ансамбле, был знаком с его славным руководителем, со многими известными в прошлом музыкантами.
На "левых", "халтурных", концертах, на свадьбах, юбилеях, празднованиях всяких, где вино лилось рекой, и спился, не выдержав испытаний "медными трубами", молодой музыкант.
- Меня к столбу на сцене привязывали, чтобы не упал, и я играл, - вспоминал молодость Осоркин.
У него и теперь была дома неплохая акустическая гитара и Саша иногда музицировал на торжествах, свадьбах, юбилеях знакомых и коллег.
Окончил Александр два института, был, в-общем, неплохим специалистом, но алкоголь, алкоголь... человеческая слабость.
Токарем работал сын старого токаря уже не один год, закодировавшись после пьяных подвигов своих былых. Неплохо работал, неплохо, как для рабочего, зарабатывал. И совсем не пил Осоркин несколько лет, "сорвавшись" несколько месяцев, около года назад, после смерти отца.
Немудрено, что вернувшийся на старое место работы Николай спрашивал об этом.
- Да, Николай, - отвечал Андрей, - Пока тебя не было, Осоркин натворил делов, завод на уши поставил, порядок навёл, ты же сам видишь, что даже в раздевалку теперь в рабочее время заходить нельзя, не то что, как раньше, за водкой в рабочее время в соседний магазин бегали. Укрепил дисциплину Осоркин, нечего сказать! -
- Да ты расскажи, как всё было, - попросил Николай.
- Ты насчёт Осоркина вот Лёню лучше расспроси, - Андрей указал на сидевшего рядом рабочего лет сорока, - Он в тот день работал, даже сам, можно сказать, в происшедшем участвовал, а я тогда отгул брал,- ответил Андрей.
- Что там рассказывать. - ответил Леонид, -
- Осоркин в тот день мне под ноги, в буквальном смысле, попал, оттащили мы его с каким-то заводским мужиком в медпункт, а меня за это ещё и в милицию забрали... Обидно было. -
- Расскажи, расскажи подробно, - попросил так, что невозможно было ему отказать, Николай.
- У моего сына день рождения как раз был. Мне позвонить надо было срочно, поздравить парня, а позвонить надо было по межгороду, желательно из почтового отделения - сын на море в пансионате был, на телефоне моём и денег мало было, да и дороговато это - по межгороду с мобильного звонить. Ещё и в определённое время позвонить надо было, пока дети на завтрак не ушли. Стоял за станком, точил детали, а сам думал, как бы мне до ближайшей почты добежать,- рабочий сделал паузу, допил свой чай и продолжал:
- Осоркин в тот день на наш участок с утра заявился, хотя уже больше месяца на другом, малооплачиваемом участке, в заготовительном цеху работал, куда его за прогулы и пьянку перевели. Но здесь его тумбочка с инструментами оставалась, Саша здесь постоянно бывал. Да и деньги у бывших близких соседей частенько занимал.
Заявился с утра, когда смена уже час, как началась, часам к восьми, одет был не в рабочую одежду. Одет был в застиранный костюмчик, наверное ещё эпохи развитого социализма, рубаху когда-то, наверное, белую, но заношенную, застиранную. Весь будто мокрый, отжатый и выкрученный. К каждому станку подошёл, со всеми токарями поздоровался. И всё в глаза каждому заглядывал через очки свои позолоченные, странно как-то, будто узнать что-то хотел.
Странно и необычно вёл себя Саша. А, впрочем, никто и не заметил ничего особенного.
Тут ещё к моему станку начальник цеха наш, Бардышевский, подбежал ( Осоркин и с ним за руку поздоровался ), работу срочную принёс: "...сборка стоит!". Я детали начал точить, а сам на часы всё поглядываю, чтобы не опоздать, чтобы парня своего успеть поздравить. Сделал детали и - бегом в раздевалку - переодеться, не пойдёшь же в город в спецодежде.
Народу в раздевалке почти не было. (Это ведь не после первой смены, когда толпы грязных, уставших за рабочую смену, радующихся, что отработали своё сегодня, работяг, людей, испачканых смазками, окалиной, ржавчиной, дружно идут помыться под душем. Идут в чём мать родила, сняв спецодежду, скинув пропотевшие трусы, с мочалкой, мылом и полотенцем в руках, а приходящие работники второй смены переодеваются в свою спецодежду и расходятся по цехам.) А тогда задержавшиеся по каким-то причинам люди расходились, почти все разошлись уже, по своим рабочим местам. Мой шкаф - в самом дальнем углу этого большого, на несколько сотен шкафов-раздевалок, помещения, между дальним входом в душ и парилкой. Дальше уже только плохоосвещённый тупик да забитая дверь аварийного выхода. И лампочки тогда поперегорали все, что-ли, почти совсем ничего в моём углу видно не было. Подхожу я, значит, к своему шкафу, об Осоркине давно и думать забыл, слышу вдруг , как там, в тупичке, что-то звякнуло.
И так пронзительно-остро, больно, зловеще звякнуло, что я сразу почувствовал опасность, встревожился, насторожился весь. -
Леонид разговорился, оживился, вспоминая задевшие его события.
- Ничего вначале не было видно в сумерках неосвещённого коридора. Потом там, что-то заворочалось, послышались тяжёлые шаги и из темноты появилась распатланная фигура в белой рубахе навыпуск.
Ужасен был вид Саши Осоркина!
Шатаясь, держась рукой за низ живота, приближался он к моему щкафу. Когда он приблизился, я увидел стелющуюся за ним дорожку крови, чёрную в темноте.
- Что ты с собой сотворил? - спросил пьяного, начиная подозревать недоброе.
- Упал, - хрипло ответил Осоркин, пьяно качнувшись, обходя меня.
Дорожка крови возле моего шкафа изогнулась дугой. Саша прошёл к выходу из раздевалки.
- Наверное руку себе дурак порезал, - подумал я, быстро переодеваясь, устремляясь к выходу. Мне, ведь, до полдевятого надо было успеть на почту, чтобы сыну позвонить. Выбегаю из раздевалки, спускаюсь по лестнице вниз. И у дверей в главную сборку вижу лежащего в луже, явственно пахнущей алкоголем, крови, свернувшегося калачиком, держащегося обеими руками за низ живота, изредка будто пробуждавшегося от сна, поднимавшего вверх бессмысленное пьяное лицо и вскоре бессильно опускавшего голову вниз, обладателя двух дипломов о высшем образовании, хорошего гитариста, нашего товарища Сашу Осоркина.
...Кто-то брегливо проходил мимо. Двое или трое молодых рабочих-сборщиков стояли рядом, смотрели на лежащего в крови человека, высказывая разные предположения, откуда этот мужик тут взялся. Кто-то сказал, проходя, что носилки надо - в медпункт несчастного отнести...
А раздумывать было некогда.
- Бери с другой стороны! - сказал я ближнему ко мне рабочему, подхватывая Осоркина за левую руку, поднимая его. - Некогда стоять!-
Мужик взял Сашу с другой стороны.
- Побежали! - сказал я, когда мы поставили пьяного на ноги.
И мы побежали!
Как "птица-тройка" бежали через цеха к заводскому медпункту, удивляя заводской народ. Вдвоём с моим помощником мы практически на весу несли перебиравшего ногами в воздухе, запрокидывавшего голову, и, как мне показалось, пьяно улыбавшегося, Осоркина. Одна штанина у него стала совсем мокрой от крови, а сам он с каждым шагом становился всё тяжелее.
Встречавшиеся на нашем пути заводчане недоумевая, с осуждением глядели на нас бегущих.
Короче, занесли мы Осоркина в медпункт, положили, напугав медсестру, на кушетку. Кто-то уже вызывал скорую помощь. Испуганная медсестра просила помочь ей раздеть пострадавшего, но я, сославшись на боязнь крови, выскочил из медпункта, побежал к проходной, вышел с завода, быстро прошёл к своей, припаркованной неподалёку, "копейке", завёл машину и быстро подъехал к отделению связи. Позвонил, поздравил сына, всё как положено.
Но главный сюрприз ждал меня на заводе. Когда довольный сделанным, вернулся я в цех, то увидел стоящих у моего станка людей. Меня ждали. Начальник цеха и несколько работников охраны о чём-то разговаривали.
- Откройте свой шкаф! - потребовал начальник заводской охраны, немолодой человек, отставной майор милиции.
Я открыл. Начальник охраны осмотрел шкаф с инструментом, понюхал стоявшую там кружку, посмотрел, что завёрнуто в пакете, проверил всё сверху до низу.
- Покажи руки! - приказал. Внимательно осмотрел мои ладони.
Я недоумевал. В чём меня подозревают? Милиционер ещё раз начал проверять мой инструментальный шкаф. Подошедший Бардышевский стал расспрашивать о случившемся, как всё произошло.
- Я чувствовал, что с Осоркиным что-то неладно, - говорил начальник цеха, - И ничего не спросил, не поговорил...-
Было видно, что начальник чувствует за собой вину, переживает за случившееся.
Тем временем, осмотревший инструментальный шкаф, бывший милиционер потребовал, чтобы я прошёл с ним в раздевалку, показал свой шкаф с одеждой.
Пошли в раздевалку. Охранник внимательно осмотрел содержимое шкафа,
вытаскивал мои вещи, проверял что-то, изучил дорожку крови вокруг моего шкафа. Когда вышли из раздевалки, оказалось, что меня ожидают для дачи показаний в отделении милиции два специально приехавших на служебном автомобиле милиционера, один из которых был в бронежилете и с автоматом на груди.
... Шёл через цеха под конвоем автоматчика, снова встречая осуждающие взгляды заводчан...-
- ...Меня бы сразу забрали! - сказал внимательно слушавший рассказ товарища Коля-зэк.
- Завезли в райотдел меня и ещё одного, непонятно откуда взявшегося "очевидца", парня лет 25, слышавшего чьи-то голоса, видевшего, якобы,пострадавшего незадолго до случившегося в компании с каким-то человеком, спорящих о чём-то. ( Этого парня, кстати, я ни до, ни после на заводе не видел...) Прождали полчаса в зале для собраний райотдела, наблюдая, как рядом получали инструктаж перед выходом на операцию по борьбе с ворами-карманниками на трамвайных маршрутах и в метро с десяток, молодых всё, работников милиции в штатском.
Пришёл майор-следователь, допросил нас.
Обратно на завод я добирался своим ходом. -
- Кстати, через пару месяцев после того случая с Осоркиным я сам попал в милицию: выпил, понимаешь, тут с друзьями, задержался немного, а жена дома права качать начала, доказывала, кто в доме главный... Пришлось немного повысить голос. А моя жена чуть-что не по ней, так сразу милицию на помощь зовёт.
Приехали "товарищи" на вызов, особо разбираться не стали. Я, никуда не денешься, выпивший был. Протокол составили. На следующий день явиться в отделение. И, надо же, тот милиционер, майор, который меня об Осоркине допрашивал, оказывается и штрафы назначает. Узнал меня, хоть виду и не подал, штраф самый наименьший выписал. Повезло!.. -
- Да, - сказал молчавший до сих пор Лёша-баптист, голубоглазый, румяный, улыбчивый блондин лет тридцати, - Алкоголь - это и есть тот, забирающий и тело и душу человека, дьявол, о котором говорил Христос! -
С таким авторитетным утверждением молодого, но на себе испытавшего все ужасы обьятий "зелёного змия", человека никто из присутствовавших спорить не стал. Алексей, было, дошёл в своём алкогольном падении до "белой горячки", допился до "чёртиков", попал в психиатрическую больницу.
Казалось, некому уже было помочь несчастному ( семья помочь не могла - мать сама пила, отец жил далеко ).
(...Где тогда были администрация предприятия, трудовой коллектив, друзья-собутыльники, родная православная церковь ?)
Человек был один, наедине со своей бедой.
Кто знает, как сложилась бы Лёшина дальнейшая жизнь, не окажись на его пути "баптист", христианин-евангелист, в жизни обыкновенный рабочий с завода, токарь по имени Валера, работавший рядом. Валера ухватился за гибнущего человека "мёртвой хваткой", подружил его с Евангелием, часто навещал его в психбольнице, не давал места унынию и слабости. Он вытащил больного из алкогольного плена силой Христова слова и своею настойчивостью.
Алексей приобщился к евангелистам, стал регулярно посещать их церковь, вскоре женился на единоверке, родил сына и теперь являл из себя образец трезвенника и примерного семьянина.
Да и, вообще, как можно спорить с правдой! - каждый на себе испытывал беды и горе, доставляемые алкоголем.
...В полметра длиной, изогнутая, как разбойничий кинжал, острая полоса толстого стекла была найдена в тёмном, откуда донёсся до меня страшный звон, углу раздевалки под скамейкой. Заострённый конец стекла был окровавлен почти на 20 сантиметров. Трудно было поверить, что без посторонней помощи такая хреновина могла пронзить низ живота пострадавшего.
Жизнь Осоркина висела на волоске. И пока врачи боролись за его жизнь, пока его жизнь была под вопросом, в дальнем, теперь хорошо освещённом, углу раздевалки дежурил воружённый автоматом милиционер, охраняя место происшествия...
Забегали заводские начальнички, засуетились. Статьёй об убийстве пахло. Слишком много вопросов вызывало случившееся на заводе. Старого начальника охраны, того, старого мента, на следующий день уволили.-
- Да, меня бы сразу замели, разбирались бы! - сказал, вздохнув тяжело, Николай.
- Получается, он сам себя пырнул этим стеклом? - спросил Лёша.
- Бог его знает? - уклончиво ответил Леонид. - В акте о случившемся написали, якобы - "травмирование по неосторожности".-
- А в раздевалке после смены чего только не говорили, чего не выдумывали фантазёры цеховые. И про след уголовного мира, и про месть разъярённого кредитора, и про неразделённую любовь... Сам знаешь наш народ - каждый всё понимает в меру своей распущенности.
Сергей, слесарь-сборщик черноусый, главный пустозвон цеховой, как уж только в своих домыслах не изгалялся, чего только не придумывал... -
- Кстати,- сказал Андрей, - Незадолго до случая с Осоркиным слышал я, на заводе было ЧП с работником инструментального цеха. Мужика молодого, слесаря, он недавно работал, рабочие из петли на яблоне в обеденный перерыв вытащили. Вешаться собрался, хорошо вовремя заметили, из окна посмотрели, а у парня верёвка на шее завязана, а сам на высокую ветку взобрался. Его просто по тихому, по "собственному желанию" уволили...
- Чужая душа - потёмки! - сказал, вздохнув, Леонид.
- Хохма была, на следующее после случившегося с Осоркиным, утро, когда стало понятно, что операция прошла успешно, что пострадавший будет жить.
В больницу в палату, где лежал Осоркин с букетом цветов и заготовленным заявлением на увольнение "по собственному" заявился директор завода Сладовский собственной персоной. Как молодой любовник с утра заявился...-
- Ха-ха-ха!- все засмеялись,представив Сладовского, невысокого полного краснолицего человечка с маленькими, острыми, бегающими глазками, заходящего с утра с букетом цветов в палату Осоркина.
- Но Саша, как истый самурай, гневно отвёрг грязное предложение работодателя, сказал, что пока не выздоровеет ничего подписывать не будет...-
- Да, навел Саша на заводе порядок, теперь в рабочее время никуда, даже в раздевалку, не выйдешь. За пьянку взялись... -
- Что там взялись! - сказал Лёша-баптист, - Вона, Печерский каждый день, как ни зайди к нему, пьяный в своей будке сидит. -
Все дружно рассмеялись - пьяные приключения удалого замначальника цеха, Анатолия Печерского, высокого, сутулого мужичины лет пятидесяти, были на заводе притчей во языцех.
- Ты слышал, Коля, как прошлой осенью заснул Печерский в больничном скверике, неподалёку от завода? Что-то там коллективно отмечали, за что-то пили. Все выпили и ушли, а Печерский сказал, что посидит на скамейке, подождёт кого-то. Сидел и заснул, упал со скамейки, так и спал, пьяный, прямо на земле. Хорошо, что рабочие наши шли, в парилке задержались, увидели лежащего. Такси взяли, до дома довезли, на этаж втащили. Звонят, открывает его жена. Увидела муженька в непотребном виде и говорит рабочим:
- Отнесите эту скотину туда, где взяли! - И дверь захлопнула.
У хлопцев наших ажно мову отняло, опешили сердобольные, растерялись, тихонько посадили начальника спиной к двери, ушли восвояси...
Такой вот анекдот был. -
Засмеялись все.
- Ну, а с Сашей Осоркиным чем дело кончилось? - спросил Коля.
- Живуч оказался Саша.
Худые - они живучие. Не прошло и двух недель, как заявился сюда к нам в цех собственной персоной. Что-то подписывал насчёт денег на лечение. Жёлтый, правда, был, как после острого гепатита, ещё бы, тот "кинжал" ему до печени достал...
Всё в глаза, опять, заглядывал, будто снова ответ на какой-то вопрос искал, поговорили немного с ним про то, про сё...
Сейчас в пригородном филиале работает. Машину, говорили люди, недавно поменял. Всё нормально, в-общем, у Саши...-
...Быстро пролетели сорок минут короткого рабочего обеда. Громко щёлкнул рубильник цехового освещения. По цеху, ругаясь, что перерыв пять минут, как закончился, а до сих пор никто не работает, шёл начальник, худощавый, утомлённого вида мужчина лет сорока.
Рабочие расходились по своим местам, включали станки.
2013.
( фото автора )