– Давай, покурим, дядь?
– Лежи давай. Здесь они. Учуют дым, не уйдут.
Мы с дядькой, словно два партизана славных прошлых лет, лежим в каком-то полуобвалившемся, времён войны окопе, в сырой от росы траве. Внизу под горой, со стороны моря, ветер носит чужие голоса. Может, инспекторов рыбнадзора, а, может, просто местных деревенских мужиков, проверяющих в отлив свои сети. Кто же их там ночью-то разберёт, кто они?
Я приехал вчера, под вечер. Государство скупо нарисовало в ведомости ежегодный оплачиваемый отпуск, и вот я здесь. Вернулся в мир детских воспоминаний. Туда, где прошло моё детство. Где каждая изба, каждый человек знакомы до сих пор, а душа отрываясь парит над землёю.
Но это вчера. А сегодня, я и дядюшка мой родной, холодной сентябрьской ночью лежим в каком-то полуобвалившемся окопе. Кругом, куда ни глянь, темень на тысячи миль. Мириады звёзд над головою плывущих в бесконечности вселенной. Низко, руку протяни. А ещё – полная, бестолковая люстра–луна, которая и светит, вроде, но так толком ничего и не освещает. Ни моря тебе, ни тех, кто по этому морю шастает и что-то себе в ночи промышляет.
Дядя мой, до войны ещё, пацаном шестнадцати лет, ушел в Баренцево море добывать треску на видавшем виды мотоботе. Сейчас, в наше сытое время и представить себе невозможно, чтобы кто-то, в такие детские, по сути, годы, пошел пахать моря-океаны за три копейки и бочку солёной рыбы в довесок. Сочтут за сумасшедшего и, наверное, будут правы. А тогда? Семьи-то большие были, вот и приходилось трудиться всем. В его жизни и работе, сколько я помню, всегда были корабли. Большие, малые. А ещё зимняя рыбалка. Снег, метель, лютый мороз – сидит на своём обшарпанном ящике возле лунки, ловит навагу или камбалу. Страсть, понимать надо.
Жизнь течёт и, к сожалению, проходит. Пенсия, инфаркт... И вот, всё время, за исключением зимы, он проводит у себя в родной деревне. С книгой, газетой в руке, на скамеечке возле избы. Обсуждая внешнюю политику, ругая текущую власть. Болея за державу всем своим большим сердцем. Но, нет-нет да и потянет старого снова к морю, несмотря на преклонный возраст и сердечную немощь. Так и сегодня, сообщил мне вполголоса:
– Сетки воткнул, а ничего и не попадает. Давай вынесем, а то мне одному никак.
– Ладно, – говорю.
– Только, это... Отлив ночью совсем.
– Сам-то пойдёшь?
– Пойду. Без меня сетки не найдёшь.
– Справлюсь, – смеюсь.
Он усмехнулся только, махнул рукой. Да и правда, чего ждать от городского?
Ночь, узкая тропинка в лесу, почти неразличимая в темноте. Петляет змеёй, теряется в тусклом свете ручного фонаря. Я шел озираясь по сторонам держа в голове полуночные страхи. Зато дядюшка, в отличие, бодренько бежал впереди не обращая внимания на всякую ерунду. Потом уже, когда отлежались в траве, и непонятные личности внизу на берегу, наконец, разошлись, мы вышли из засады. В потёмках, запинаясь о камни, проваливаясь в няшу добрались до сетей. Сети лежали низко в воде, цепляясь за невысокие колья. Хорошо, что мелко было. Вода ушла, по щиколотку всего, и не надо глубоко забродить.
Первый сиг, а сентябрь его время, очутился в наших руках сразу, с первых же метров сети. Дальше, я считал только: второй, третий… Всего одиннадцать. Вот что значит удача прибежала. Может не ловиться неделями, погода стоять неважнецкая: ветер не тот, луна неправильная... Но когда тебе больше всего надо – племянник, к примеру, подъехал вовремя – в тот самый момент всё и происходит. Получаешь то, чего заслуживаешь. Если заслуживаешь, конечно. Похоже, дядька мой изрядно заслужил. Судя по количеству вынутого.
Да нет, правда, какие наши годы? Тяжеленный баул, сто метров мокрой, тяжелой, нечищеной ячеи болтающейся за спиной на вырубленной жерди. Ночь, километры ходом до избы... Весёлая, вполне, история.
Дядюшка шагал впереди налегке изредка оглядываясь. Оценивая, видимо, текущее моё состояние. Подсвечивал дорогу фонариком, что-то там напевал про себя тихонечко под нос. Про какие-то свои моря-океаны. Излучая на окружающий спящий мир удовольствие и удовлетворение. А кто бы не порадовался? Скажите.