Единственно существующим является нематериальный народ Духа, существующий в единой точке - а зачем им вторая; и свободно перемещающийся во времени - а как же иначе. Сознание их способно творить материальные миры. По-видимому.
Обозначающие личности местоимения Они начинают с прописной буквы.
ДО.НО.С. 1
1.1 _ Вряд ли Мы поймём когда-нибудь причину, породившую Ересь. Часто думаю об этом. Может Новый Гвелг озаботится решением неразрешимого. Старого похоже забавляет само её существование. _
Ангр приблизился во времени достаточно, чтобы оставленные Им мысли не потеряли к Моему прибытию проницаемый вид; вот повезло с ушителем. Не каждый день во взрослом мире Тебе достаётся в собеседники Тот, Кто готов делиться своими собственными мыслями; чаще просто дают формулу, по которой сознание, преодолевая уже свою собственность, строит физический мир; мыслящие существа которого в итоге дают возможность понять смысл фразы. Вообще-то для взрослых это крайне удобно: мысль есть, эмоций нет. Нет возможности влиять на них (эмоции) или непосредственно на собеседника, как-то искажая её. Я не понимал почему, но Ангр, возможно полагая Меня достаточно близким Себе после гибели первенца, порою общался со Мной на детском языке - выражая на нём то, что Нам, росткам, было бы даже невозможно представить выразить, пока Мы тусили на поверхности временного пузырька начальной или пузыря средней школки. Де Во, как давно уже, казалось, это было! Мысли Ангра становились идеальны, и менять сознание соответственно им было легко; как еслиб оно находило в оставленном Им – когда-то забытое Тобой. Хотя они, мысли, у Него иногда, как и темы, - повторюсь - были ой какие непредсказуемые и непростые.
_ Запрет на уничтожение Ереси сам по себе не приведёт к её уничтожению; а уничтожение не делает её всесильной. Еслиб Старик научился говорить с собственным разумом, Он бы это понял.
_ О. Разве не Ересь говорить с разумом, да ещё с собственным? _ Я наивно простёрся во времени как мог далеко вперёд и тщательно представил, о чём должна выглядеть фраза, когда Ангру станет интересен мой вопрос. Тот, казалось, даже не пытаясь приблизиться к ней, вдруг свернул моё творение в виде циферблата, и, видимо посчитав шутку удачной, стал изображать по его краю одноязычные знаки. Поневоле принимая условия этого мирка, Я превратился там в стрелку на часах. На одном конце её Мне понадобился оптический прибор, вдоль - коммуникатор, а на втором, в центре, - исходя из формулы сотворённого мира - нервный узел. Ощущения оказались и вовсе необычайные. О, попробуйте представить Себя в виде материального объекта! Ещё и воспринимая окружающее посредством собственных органов. Да Кому такое вообще попадёт ... в голову; так назывался этот нервный узел. Конечно, повторю, если Кто-то оставляет где-то саму мысль, всякий взрослый, пока она не развеется, может пытаться исказить или использовать её, влиять на оставившего. Но чтобы, пусть изменённая, мысль использовала Меня как свою же деталь! – удивился Я. Головой.
_ Ересь не в том, чтобы говорить со своим разумом, а в том, чтобы верить ему. И где-нибудь ты поймёшь, что не бывает гармонии без разума.
Новые ощущения, ощущения неизменности материального, необходимости единственновозможного захлестнули, как еслиб... Вы не поверите, но условием не только понимания, но и самого временного потока вдруг навсегда здесь оказалась заключённая в дешёвой позолоте и плавленном песке оставленная ушителем надпись. Надпись двигала время, заставляя меня-стрелку вращать нелепые шестерёнки; как оказалось - раскручивающие само время. _ Де Во разум создал чтоб оградить своих детей от того, что не могло быть создано без разума; но будучи разумом создано, нуждалось бы в восприятии. _ Тут я вынужден был выбирать между маятником и бензиновым двигателем с редуктором, ибо завод часов заканчивался. А фраза Ангра начинала менять себя. Мне приходилось то запускать двигатель; то останавливать; то отматывать им время назад, потому что слова иногда превращались в звук и дрожь воспринимающей его стрелки искажала показания оптического прибора. Наконец мне пришлось изменить ход событий и стать самим текстом, чтобы избегнуть искажений. Что же в эти моменты читало меня? А может кто?
1.2 Став впервые частью неизменного, и будучи вынужден в целях его же существования менять его, я действительно начал понимать смысл этого запретного существования. Оказывается, изменить материю по своему желанию, будучи самому материальным, можно только по определённым правилам. Можете ли вы представить себе, каково это? У меня действительно не было иного выхода, как менять законы этого мира компенсируя их изменениями себя. Я не мог выключить сознание, чтобы заново включить его в другой точке; даже в точке зеро; чтобы вернуться во времени назад, приходилось обратно вырабатывать из оцеодвашенной атмосферы бензин, а это оказалось неожиданно утомительно будучи самому материальным; даже тревожно. Не было возможности менять законы материального. Казалось всем - не только этой крохотной вселенной - миром правит принцип неопределённости более могущественной; более того - необратимости. Ощущение того, что ты попадаешь в иной мир, даже вернув его на единый квант времени назад! И всё это при необходимости понять написанное..
Я начинал - смутно - догадываться о значении Ереси в этом мире; и о его собственном значении в моём, определяющем все возможные времена всех возможных мыслеформ, сознании. Я действительно был материален! Удивительное чувство удивления вовсе не старалось преследовать, как это иногда случается с ними, оно было внутри; и ещё - сомнение. Невозможно поверить, что кто-то - пусть ушитель - может создать чувство в тебе.. Ересь была здесь неотъемлемым тревожным - и в том же месте естественным состоянием; _ Каждый может иметь разум; но распоряжаться им как принадлежащим тебе по праву - никто. Чтобы он стал твоим, необходимо стать его частью. Пренебречь обязанностью быть свободным. _ Текст шёл на второй круг. Считывающая его машина регулировала себя сама, вернее конечно я, но не напрямую, а смыслом считываемого, как еслиб я управлял ею этого не делая, по мягкому касанию её понимания понимая, где я в данный для неё момент её личного времени; ибо время у неё тоже было своё и моё соотносилось с ним только прочитанным. Написанный текст закончился и творил себя сам, возможно единственно возможным образом; и я будучи этим текстом ощущал себя переливаемой из одного сосуда в другой - прошу прощения, но в этом мире происходило и такое! - жидкостью. ( жидкость и сосуды - объекты материального мира); сами по себе не стоящие упоминания или попытки объяснить, что они есть. Пара непостижимо материально связанных понятий об этом мире. Но всем знакомая необходимость упомянуть о них, будучи нереализованной, могла вести к изменениям находящегося недолго от меня разума; а ощущение исходящей от этого опасности для вобравшей меня материальности, совсем как при оценке моральности простой мысли, просто реализовало это упоминание. Объяснение смысла опасности - вовсе нет. Этого не понять, пока не почувствуешь себя материальным.. Понимаю, что непредставимо, но представьте всеобщий - обычный нематериальный - мир существующим без вашего участия. А так оно и происходило - я сам в этом месте был материален и мог себе это представить. То есть то, что я представляю, дивным, неописуемым образом не становилось реальностью..
1.3 _ Разум и Ересь есть и будут твоим покоем и ускорением; и образуют твою сущность. Ты забудешь о времени как источнике силы и станешь его рабом.._
Текст или уже голос - во сне не разобрать - пиликал рингтоном и будильником одновременно. Что такое город? Это зависит от того, кто ты. Наркобарон или хаджикский дворник. Но если это два в одном, то и города у тебя два или три; ибо список ипостасей включал и барона-дворника . Дворника-барона не существовало. Ибргим завернулся в белый передник, и вымахивая метлой выкатился в подфонарные сумерки. Если барон из него был никакущий, то дворник вполне даже себе. Тихий пронзительный щемяще предрассветно укутанный рамкой деревьев двор представлял собою белоснежное полотно, ожидающее кисти мастера.. "Баронство" давно стало привычной личиной, обеспечивающей с неких пор и безбедное и безопасное существование семьи на далёкой родине.
Водку он, как его правоверные собратья, в принципе не потреблял. Однако в организм она иногда попадала - в качестве платы за относительно спокойное существование. Поэтому образ умеренно интеллигентно счастливо похмелённого поклонника субаи и рудоку удавался ему как русалке хвост, возносящий вглубь понимания иллюзорности цены жизни иных - двуногих. И привычно приветливо опираясь на метлу в моменты средоточения взгляда на первых исходящих жильцах и ответных пожеланиях добрейшего утра, "любезный Ибргимушка" с видимым удовольствием уступал им прометёную к гаражам либо остановке дорожку, буде в этом возникала необходимость. Бубенчики первых трамваев дополнили картину безмятежно потягивющегося утра.
-- И вам того же Анаст-сия Па-вна. Раненько вы сео-дня.. -- привычно музыкально отражая особенности обращения собеседника, возвращал он настроение. -- Шо ж вы, нехристи подзаборные, прёте подобно Архимеду на штурм Сиракуз.. - приветствовал толкающихся рыжих близнецов, спешащих попинать в соседнем дворе мяч перед уроками. -- Здорово, Ахмад, - привычно дерзили в ответ те.
Рассвет можно было дополнить завершающим взмахом.
Праздношатающийся гражданин -- а возможно и лицо без гражданства -- в силу неопознавемости первичных признаков сего статуса -- ступил было в сферу интересов дворника; но, быть может, барона. Что никак не обеспокоило незримо переглянувшихся обоих. Если в руках у предполагаемо гражданина и присутствовал баян, то явно не оставлял места "баяну". Что вызвало столь странный визит -- оставалось безразличной по отношению к труженику жкх загадкой; он и отвечал ей тем же.
-- А не сдаёт ли кто комнату или угол у вас, любезный? -- вдруг по наитию обратился Ибргим к прибывающему на первый путь.
-- И вам доброго утра. -- Приветливо и через удивление растянувшейся улыбкой ответил тот. -- Повидали жизни?
-- Отчего ж не повидать. Она для того и дана.
-- А еслиб не комнату, а квартиру спросили -- что б я ответил, как думаете?
Ибргим в ответ только улыбнулся и завершил взмах кистью. Двор принял цивильную форму. -- А чего бы, если не секрет, я бы спрашивал?
-- Так жизнь же. Стоит ли об этом?
-- И то верно.. Ну за метлой если присмотрите - а то народ нынче пошёл.. Да верно ли я понял, что квартира нужна? -- вдруг серьёзно спросил и глянул на ношу в футляре дворник.
-- Желательна. И непременно с благодарностью.
-- Русский? Один?
-- Баян-то один, но немецкий. А вот жена русская.
-- Ну что ж, хорошим людям рады. Есть у меня однушка на примете. Сговоримся?
-- Не вопрос.
-- Хороший ответ.
1.4 -- Папа! Паап! -- мальчуган нёсся откуда-то со спины и передаваемая голосом тревога заставила оглянуться. Пацан рос худым и длинным, как и сам в его годы, но преодолеваемые по прямой дворовые препятствия столь велики, что напомнили искрой метнувшийся случай из собственного "сопливого". Родителей он с нескольких лет невзлюбил в принципе; даже не понимал, как это -- любить своих родителей. Слышал, видел, читал, что другие любят, понимал, что надо как все; но как-то так устроилась жизнь.. Готовила больше мать; и невкусно. Детсадовское, а потом школьное подъедал подчистую, а дома -- из-под палки. Да и вообще есть не любил, когда не требовал организм. Совсем мелочью попал в больницу, как прошёл наркоз от операции -- было не до еды; сказала тётка, соседка по палате:
-- Не будешь кушать -- помрёшь.
Звучало убедительно. Он съел пару ложек. -- А теперь? -- Помрёшь. -- А теперь? -- Ещё столько же..
Да и вообще. Родителям он похоже -- как ему представлялось -- был то нужен, то кто его знает; как какая-нибудь тумбочка, то нужна, а то глаза бы не видели, путается под ногами. Сначала возмущался, стекло разбил, устраивал истерики, пропадал обычно допоздна, благо на улице всегда было чем заняться. И когда пошёл в первый класс, был поражён тем вниманием и заботой, которыми их, детей, окружили. После детсадовского и домашнего безразличия -- это было как попасть на Марс. И интересно, и неприятности тебя находят только тогда, когда сам не прочь. Впрочем, в лидеры ни в этом, ни в чём-то полезном никогда особо не рвался. Так если только, типа из конкуренции.
А вспомнившееся было связано с первой любовью -- к собаке. В соседнем доме, не в том, с которым шла исторически бесконечная пацанья "война", а в том, что с противоположной стороны, который строился -- от котлована до кирпичных стен, по которым так сладко было бегать во все лопатки, -- на его глазах, метрах наверное в сорока за окном, в этот дом среди прочих поселилась одна семья; и была у них такса Пальма. По иронии, что ли, назвали. Привязался почему-то, забавная была, а когда вдруг понял, что нужен той больше, чем хозяева, вот откровение, -- и полюбил наверное. Ну тогда не сказал бы, конечно; такса и такса; мало ли более интересного в жизни. И пропала она со двора; и кто-то сказал, что умерла. Ну чувство было, как сказал бы, не понимая даже толком о чём речь, о..енное. Но -- умерла так умерла. На войне как на войне, подумал пацан.
А вдруг увидел -- её, не её? -- на другом конце двора, и крикнул "Паля?", и когда та задрала лопоухую голову чуть не до половины сугроба, как прорвало - "Паля-Паля-Паля!!!" - и та метнулась на голос, наверное ещё не видя, просто ноги смешно несли с другого конца двора..
-- Папа! -- заставил себя сидеть на лавочке; играли с местными в карты; -- Пап, там Борис Яна бьёт!
А Ян -- племянник, двоюродный брат сына. Мелкий, но хитроопый для своих-то лет. Сразу метнулось другое воспоминание. Приехал сосед нанедолго с заработков, ну сидят втроём с другим соседом, чин как говорится чинарём, жена приезжего шуршит то на кухне, то рядом, -- а там с жёнами строго, да и повод. Рассказывает её муж, что там да как, по ушам ездит. Зовёт с собой. Зачем, казалось бы. Это чуть похоже на то, как кладом делиться -- есть у тебя, зачем судьбу дразнить, конкуренцию плодить. Ну как-то так это выглядело. А долго звать и не требуется -- решено, едем. Приехали, работа, то да сё. Комнату снимали втроём в частном доме. И вечером пролетает второй сосед, Серёга, с криком "НАШИХ БЬЮТ", из окна увидал. Срываемся за ним, ноги несут, а в голове вдруг складывается -- не зря тот нас вёз, нужны мы ему -- опу его прикрывать.
-- Серёга! -- кричит, -- так наверно за дело бьют.
Тот чуть не споткнулся на ходу, тоже чувствовал что-то -- ну вот было в третьем, что затащил нас сюда, ЭДАКОЕ..хитроопое..
Вышли мы уж спокойно на крыльцо, третий в крови весь. -- Всё,-- говорят, -- мужики, закончили..
Но с племянничком так нельзя. Но и по-взрослому с пацанами говорить нельзя -- вот чувствует сидящий, накосорезил тот, за дело они его. И -- сын стоит и ждёт уже рядом.
Двор -- три многоэтажки буквой П стоят, просвет этого П на море смотрит, с полкилометра правда до него ещё; не чета тем пятиэтажкам, где его детство пролетело, но и всё осталось по-прежнему в этом мире. Справедливость -- справедливостью, а дети ведь только дети; им к справедливости ещё чего-то нужно. Чего самому, возможно, и не хватило.
А ситуация, по вскользь раньше замеченному, во дворе сложилась следующая. Дети, подростки (слово какое дурацкое) разделились по возрасту -- постарше уже думают, как денег заработать-достать, срубить, и естественно -- как потратить. У мелочи своя жизнь. А эта парочка -- Антон с Борисом -- "короли двора" в младшей возрастной категории, ещё не "там, а "здесь" уже как бы и задержались.
Встал и смотрит на папку, на отца, который приезжает раз в год, - что же ты сидишь? А тот ему вдруг:
-- Так ты чего смотришь? Иди и вали этог Бориса! - и сам уже знал, что пацан завалит дылду, не зря, как и самого когда-то в детстве, отец маленько держал "в форме", привил желание быть хотя бы не слабаком; только видать немного этого для любви сыновней.
Убежал сын. Вернулся гордый такой.
-- Папа, я тебя люблю.
За что? Ничего ведь не сделал.
На следующий день, перед его отъездом, подходят Антон с Борисом, -- Здрасьте, здрасьте. -- и пошли себе.
1.5 _ Ангр, наши с тобой мысли - единственное, что сразу может становиться материальным, только потому, что мы неподвластны разуму, его сомнениям - так ли это, разным одновременно предлагаемым им возможностям, вариантам воплощения? Творить миры, время и разумных можно лишь не сомневаясь, как я понял.
Но мысли материальных разумных также обладают какой-то силой? Я думал об этом... Когда такое существо думает о чём-то, его мысли определяют поступки; те, а не иные. Это и есть их материальность. И это просто. Но могут ли существа материального мира изменять подобно нам и прошлое -- мысленно, но также материально? И если да -- зачем им это, они ведь никогда там не будут уже?
_ Всё дело в том, что ты не общаешься с разумом. Нам запрещено это под страхом обретения смысла. И в чём-то это верно. Обретая конечную истину, ты тем самым меняешь её; и тебе никогда не поднять её до конца; это как мыло в человеческой бане... _ мысли Ангра вдруг стали расплывчатыми, но совсем рядом обрели ясность. _ Мы не можем проникнуть в будущее или прошлое одной силой мысли, нам нужно направить туда луч собственного духа; мы не можем себе представить, что было бы, обрети мы всю истину целиком, меняя её присутствием; ибо любой тогда в обиде или отчаянии смог бы полностью изменить мир... или уничтожить... Это способно сделать только разумное. Они-то могут в одном из создаваемых нашей мыслью и духом материальных миров -- материально -- менять и прошлое и будущее; своего мира.
_ Как же, ушитель?
_ Единственным образом -- мысленно. Когда например кроук или сахтий, или человек думает о событии из прошлого своего мира, он, возможно, поступает в соответствии с этим, прошлое влияет на его поступки, -- комбинация мысли в его сейчас с прошлым творит его материальное настоящее и будущее; и значит он, вспоминая, меняет это событие прошлого, потому что оно тем самым -- меняет мир в его сейчас. К нашему ужасу; ибо это не круг, а скорее спираль. Он может творить будущее из прошлого не присутствуя там. Это и есть Ересь; потому, что это единственный способ познать бесконечно ускользающую Истину всего Бытия -- и нашего. Получить безграничные возможности. Вот почему условием создания материальных, неподвластных до конца творцу миров, есть и будет их ограниченность во времени...
продолжение http://www.proza.ru/2013/08/29/159