Проснулась от того, что муж гладит мой живот. И как это я раскрылась во сне? Всегда сплю калачиком у него под мышкой, а тут разбросалась на кровати, а он живот мне гладит и дышит на него теплом.
- Что это ты, Сева? - обычно супруг по утрам другой, если проснется раньше меня и не спешит на объект, то, считай, уже наготове, такой активный, что и не ускользнешь. А уж если спешит - не до ласк ему и не чмокнет на прощание. «Я пошел»,- и был таков.
- Галчонок, как же так у нас с тобой опять-то вышло, вроде бы договаривались, что троих уже хватит? - в голосе чувствовался не столько упрек, да, жилось нам небогато и нелегко без бабок-дедок-то, сколько разочарование, что утехи его окоротить придется. Ох, уж мне его утехи! Желание в нем да сила - на десятерых! И ведь не посчитается никогда с опасными днями, а потом ходит кругами с укоризной в глазах, да всё примеры сотоварищей приводит, у которых то телевизор, то магнитнофон, то мотоцикл, а у кое-кого и машина появится. Уже однажды пошла я на попятную, сходила в тот дальний барак нашей поликлинники, из которого крики женские на всю округу днем разносятся, в отличие от роддома, где кричат в основном в ночи. Держалась сама, стонала до последнего, а потом уж невыносимая боль за это добровольное членовредительство, убиение самою себя разорвала все мое существо и закричала я тогда каким-то утробным, животным криком, а медсестра руку мою накрепко прижала к ручке кресла и говорит строго " любишь кататься - люби саночки возить".
- Ох уж, Севочка, тебе ли не знать, как это у нас с тобой выходит?
- Но другие женщины ведь как-то решают свои проблемы?
Вот оно что, в этом весь мой драгоценный, как кататься - что же ты лежишь, меня не обнимешь, не приласкаешь, а как саночки возить - твои проблемы. Нет уж, мой хороший, вместе кататься, вместе саночки возить, тем более Марья Николаевна с планового отдела сказала, что теперь уж точно будет мальчик.
- Так у тех других, Севочка, и мужья другие, не чета тебе.
Улыбнулся довольно, поди неприятно, такой комплимент схлопотать с утра от жены, когда уж и друзья-приятели стали шутить над его " производительностью", ядовито порой, девки пока что у нас, но это пока. Будут у нас сыновья. Будут. И не один, чтобы барчуком не вырос между девок. Коль уж достался мне такой муж, да никак иначе нам с проблемой этой не справиться, не признает мой драгоценный изделие номер два* - значит будут сыновья. И ты, Севочка, будешь с гордостью на всех перекрестках злопыхателям заявлять, что у тебя три сына и три дочери. И будем мы с тобой сидеть во главе большого стола и справлять нашу золотую свадьбу, а вокруг будут дети, внуки, друзья и будешь ты запевать своим бархатным голосом " Подмосковные вечера"...
- Может все-таки подумаешь? На море бы съездили, в отпуск вдвоем без детей, мать бы из деревни позвали и поехали, как когда-то, только ты и я.
Ох, не рассказывай мне сказочки, милый, никогда еще твоя мать нас никуда не отпустила съездить! Только пару лет, как ты перестал свой отпуск на сенокосе коротать, и то, один раз я в роддоме лежала с Анечкой, а второй - комиссия большая из Москвы приезжала, целый месяц проверяла все объекты после аварии на строящейся ГЭС.
- Бог даст, Севочка, съездим, но теперь уж и думать нечего, прошли все сроки, я уж чувствую, вот-вот шевельнется.
Поджал губы, в ниточку вытянул, встал, наготу свою роскошную прикрыл простыней, а торс - изваяние античное- обиженно в ванную понес. Хорош, мой Сева. Сильный, умный, работящий, не пьет, не курит... Где такого в наше время сыскать? Характер - не сахар, а у кого он сахар? Подуется, поерепенится чуток, а там уж, как по маслу: и пеленки сменит, и кашку сварит, и на санках покатает, и с уроками поможет. Да вот и пошел-то тихонько, чтобы дочек в соседней комнате не разбудить. Люблю я его. С первого взгляда. Все бы хорошо... Но тяжело мне с ним. Считай беременности - отдых для организма. А иначе и ночь - не ночь, и утро - без спокоя.
***
Черт! Как же это я опять умудрился? И что моя Галка не как все бабы! В постели все приходится ее силой брать, а как беременеть - так пожалуйста! Другие вон, раз-два и готово, а моя же... Еще и дитя-то толком нет, а она уже чувствует, что шевелится. Бред какой-то, сама же потом как белка в колесе крутится! Когда в жены брал - первая модница была в районе - что пальтишко, что туфельки - загляденье, а тут, копейки считаем, платья дочкам перешила, экономим на всем, чем можем. Да еще в нашем Среднем Поволжье, считай, как в тридцатые голод начался, так и по семидесятые никак не кончится. Настюшка родилась - очередь за молоком в четыре утра занимал. Вот жизнь! Хорошо командировки спасают. Правильную профессию получил, строитель, он везде нужен, а уж специалист по плотинам -тем более! Вот и привезу, то оленину с Енисея, то дыни с Амударьи, то всяких колготочек-носочков-трусиков из Подмосковья... А уж если командировка на Украину - продуктов вообще полные чемодан да сумки набью, несу потом перебежками. Зато дочки-то рады! Загляденье! Прыгают в бантиках уж с утра, на колени лезут, обнимаются-целуются... Сладко-то как! И чего я на Галку-то тяну, молодец она у меня! Другие и с одним-двумя толком не управятся, а мои девчонки и с косичками, и опрятные, и накормлены и ухожены, старшая вон в музыкалке учится. А Галка? Красавица, да и только! Раздалась конечно, после Анечки, да хороша, мужики глаз не сводят! Уймись, Севка, не истери! Глядишь, еще парень народится! Ох, уж, народился бы, а то так Василий Степаныч и будет " бракоделом" крыть...
***
Всеволод Фёдорович вошел в рабочий кабинет, как всегда, за полчаса до начала рабочего дня. Любил это время. ГИПы** начинали подтягиваться минут через десять-пятнадцать, а это время было только его, ведущего инженера-конструктора гидросооружений. Обычно открыв дверь он замирал минуту-другую на пороге, оглядывая с удовольствием помещение, заставленное кульманами, макетами объектов, заполненное рулонами ватманов, развешенными по стенам чертежами. Каждый день он шел, ехал, летел на работу с удовольствием! Сколько городов, рек и плотин он повидал за прошедшие десять лет! И каждая плотинах - особая, в каждом проекте - свой характер. На каждом объекте - свои инженеры и руководители, рабочие - люди, оживляющие черно-белую графику чертежей... Свои женщины. Ох, женщины! У Всеволода Фёдоровича даже под ложечкой засосало, какие разные женщины на бескрайних просторах нашей необъятной родины! Да разве на какой другой работе он бы мог так легко и необременительно покорять женщин? Властных сибирячек, домовитых украинок, эмансипированных москвичек, освобожденных женщин востока? Поистине, Всеволод Фёдорович страстно любил свою работу, всей душой и до самой мельчайшей ( мягчайшей, улыбнулся бы он) детали!
Телефонный звонок громоподобно ворвался в утреннюю идиллию. «А, чтоб тебя»,- выругался в сердцах инженер-конструктор и поднял трубку.
- Инженерно-конструкторский, слушаю, рявкнул свирепо.
- Здравствуйте, пригласите, пожалуйста, Семенова Всеволода Федоровича, - то ли попросил, то ли приказал низкий женский голос. О, этот голос он узнал бы и на том свете! Как этот голос умел бессвязно-осмысленно бормотать в минуты страсти, заводя его все больше и больше до самого безудержного беспамятства!
- Наталья, это я, ты это чего? Случилось что?
- Се-ва, выдохнула-пропела в трубку. Так соскучилась по тебе - сил нет, вот прилетела на три дня, подумала тут еще кое о чем, обсудить бы надо.
У самого екнуло в печенках, неужели попался? Ведь выбирал всегда специально матерей-одиночек, которые ни-ни забеременеть еще раз. Постарался придать голосу снисходительную самоуверенность:
- Ну ты, Наталья, даешь! А если бы я был в командировке?
- Нет, не был бы. Я все узнала.
- От кого это?
- От надежных людей.
- Хм, значит у тебя здесь есть надежные люди? Что-то ты мне об этом раньше не рассказывала, - на душе как-то стало нехорошо. Наталью он конечно рад был видеть, а главное, не только видеть... но в своем городе это было абсолютно не в его правилах... Да и к такому развитию сюжета он был вовсе не готов.
- У меня рабочий день, даже и не знаю, что предпринять, придумаю что-нибудь после обеда, по какому телефону тебя найти, где ты остановилась?
- В гостинице "Юбилейная", номер 231, но ты не волнуйся, у меня тоже пока дела есть.
- Вот как, - попытался он ее подловить, - сказала, что прилетела ко мне, а у самой дела?
- Дела все наши с тобой, Се-ва, - так многозначительно пропела, что у Всеволода Фёдоровича нутро содрогнулось - не к добру это.
В кабинет вошел Борис Машталлер, самый молодой и самый шумный ГИП всего ВНИИГИПРОСТРОЯ,
- Привет ранним скворцам! Кто рано встает тому баба не дает, - гы-гы-гы, загоготал своей шутке.
Молодняк, снисходительно отбрил Всеволод Фёдорович, - тому целый день везет. И сам ухмыльнулся своим живописным мыслям, разгоняя кошек в душе, кто не рискует, тот двух баб не милует, день покажет, как к Наталье вырваться.
***
Галина отвела младших дочек в детсад, помахала старшенькой перед школьной калиткой и вернулась домой. До работы было еще пятьдесят минут, можно успеть картошки для ужина начистить, да по дому кое-что сделать - благо до городского телефонного узла , куда она перешла после рождения третьей дочки, было пять минут пешего хода.
Pавязывая фартук и прихватывая по дороге на кухню оброненные игрушки, она уже была поглощена мыслями о предстоящем разговоре с начальником по поводу очередного декрета, как раздался телефонный звонок. Галина даже опешила: кто это может звонить в такую рань? В это время все бегут-поторапливаются по своим делам, а не в телефоны звонят, сердце екнуло, настороженно она сняла трубку:
- Здравствуйте, это Галина Викторовна?
Галину неприятно удивил и насторожил какой-то вызывающе уверенный тон женщины на том конце провода:
- Здравствуйте, слушаю вас.
- Галина Викторовна, у нас с вами есть тема для разговора, я предлагаю встретиться в час дня, во время вашего обеденного перерыва у кинотеатра Буревестник.
«Хамка»,- подумала Галина, но на всякий случай, решила не проявлять своих эмоций, кто знает, что это за инсценировка:
- С кем я разговариваю?
- Вы меня не знаете, меня зовут Наталья Николаевна, я приехала из другого города.
Чушь какая-то, подумала Галина, но подспудные мрачные мысли наперегонки полезли в голову.
- Что это за тема, и почему такая срочность? Если такой важный разговор, то, возможно, вам лучше прийти к нам вечером, когда мой муж вернется с работы.
- Поверьте мне, Галина Викторовна, будет гораздо лучше, если мы встретимся с вами у кинотеатра без вашего мужа. Я буду ждать вас у левой колонны, на мне черная дубленка с воротником из чернобурки и такая же шапка. До встречи.
В трубке запиликали гудки, а Галина растерянно стояла, невидящим взглядом уставившись на свое отражение в зеркале: «Надо же, дубленка с чернобуркой и шапка! Мне о таком даже и не мечталось!» Провела рукой по лбу, словно прогоняя неприятное наваждение, но в зеркале, как в кино, видела роскошную женщину в дубленке с чернобуркой и себя в скромненьком пальтишке с цигейковым воротником и вязанной шапочке... Вдруг крылья бабочки взмахнули у нее внутри - вот оно - Галина аж замерла от восторга - шевельнулся! Мальчик мой шевельнулся! Сакральным движением, которым испокон веков матери всех народов успокаивают детей, погладила живот и увидела в зеркале светящийся лик Мадонны с улыбкой на устах и с такими же, как у нее, Галины, сияющими глазами и выдохнула - все будет хорошо. А потом уже, по-привычке, по которой после первого же шевеления ребенка начинала делить с ним свои мысли, продолжила: «Все будет хорошо, мой маленький, мы с тобой со всем справимся, мы же вместе, а значит, мы - сила», - взглянула на часы и заторопилась на работу.
***
«Зима-то какая чудесная выдалась!» - подумала Галина, выходя на крыльцо телефонного узла. Мороз уж месяца два стоял в десять-двенадцать градусов, не было ни одной оттепели, небольшой снежок то и дело подсыпал, и теперь весь город утопал в искрящихся чистеньких сугробах - красота! Вдохнула морозный, густой воздух, украдкой приложила руку к животу: «Дыши, мой миленький, кислородом». Нахмурилась, что за тетка вторглась в ее жизнь? Опять погладила живот: «Не волнуйся, миленький, рано тебе еще волноваться, нам с тобой теперь спокойными надо быть, чтобы здоровеньким родился», - и, осторожничая, пошла по утоптанному тротуару.
Тетку приметила издалека, и колонны считать не надо, в это полуденное время такая расфуфыренная дамочка одна стояла у кинотеатра, вокруг только детвора из соседней школы крутилась. Галина задержалась на минуту, рассматривая нарушительницу спокойствия - надо же, какая рослая женщина, да еще сапоги импортные на каблуках, широкая в кости, но стройная, вот и талию ремнем перетянула, чтобы подчеркнуть фигуру, отчего дубленка округлила зад и он выглядит, как круп у лошади, дамочка, наверное, успехом у мужчин пользуется. Та тоже заметила Галину и махнула ей рукой. Галина замерла на минуту, и когда это она тушевалась в присутствии других женщин? С детства была красавицей, личико, как у фарфоровой куклы - кожа гладкая, матовая с нежным румянцем, глаза с поволокой в пол-лица, волосы густые - ни одна резинка не удержит, но вот с ростом, это да... Все школьные годы замыкающей в шеренгах простояла, худенькая да маленькая. От той поры выработала у себя особую осанку: стояла, сидела, ходила с прямой спиной, высокой головой, как королева, а уж нос всегда целила на макушки деревьев да крыши домов. Сева в эту ее походку и влюбился, и по сей день спрашивает, как это она ходит с задранным носом и не спотыкается? Да Галина и не ответила бы на этот вопрос, ходит и все тут.
- Здравствуйте, Галина Викторовна, я вас сразу узнала.
Интонация у дамочки была такая же, как и по телефону - безапелляционно-уверенная. «Любопытно», - подумала Галина, - «видно, конечно, что женщина постарше ее будет лет на пять, а то и семь, но с чего такой тон в разговоре с незнакомым человеком? Ну уж нет, она может чего и не знает, но уважаемый человек, передовик и мать троих детей, так что таким тоном с собой разговаривать не позволит».
- Здравствуйте, здравствуйте Наталья Николаевна, вас тоже здесь заметить совсем нетрудно, - ответила с легкой снисходительной иронией и обратила внимание, как удивленно взлетели тонкой ниточкой выщипанные брови. - Ага, не ожидала! Дамочка, поди, привыкла повелевать, ну, посмотрим-посмотрим.
Та, видимо, все не могла справиться с удивлением и с любопытством оглядела Галину с вязанной шапочки по самый каблук хорошо поношенных сапожек. Галина решила предупредить дальнейшие выводы и вежливо улыбнувшись, продолжила: «Вы просили меня о встрече»,- нажимая на "просили меня", - «я вас слушаю».
- Присядем, - дамочка указала на скамейку.
«Сумасшедшая какая-то, кто зимой на скамеечках сидит, замерзнем через пять минут».
- Галина Викторовна, я человек прямой и обойдусь без всяких экивоков. Я хочу вам сказать, что я люблю Всеволода и мы хотим с ним быть вместе.
Галина смотрела недоуменно на дамочку, - сбрендила что ли? - какое ей, Галине, дело до любви к какому-то Всеволоду, у нее даже чуть не вырвалось «да любите на здоровье, совет да любовь»,- но дамочка продолжила. - Но на пути к нашему счастью стоите вы. Всеволод, очень порядочный и добрый человек, и сам не способен бороться за свое счастье, делая несчастливыми других. Но, по-моему, эта двусмысленность уже затянулась, и если так и продолжится, это станет трагедией для всех, мы все будем мучиться, будут страдать ваши дети. Поверьте мне, я прошла через развод и помню, как семейные неурядицы давили на моего сына. Но после развода все стало на свои места. Все успокоились, а потом я встретила Всеволода. Если вы сейчас дадите Всеволоду развод, всем будет только лучше, дети очень скоро смирятся с новым положением вещей, у вас со Всеволодом сохранятся хорошие отношения, он переедет к нам в Сибирь и будет очень хорошо зарабатывать, а вы будете получать большие алименты, даже больше, чем сейчас его зарплата.
Когда до Галины дошла суть монолога дамочки, огненная лавина растеклась по телу. «Это про ее Севу говорит эта мерзавка!» - дыхание перехватило - «Сева изменяет ей с этой лошадью, целует ее, спит с ней» - воображение услужливо рисовало картины, одну живописней другой - «разговаривает о ней и детях, их жизни, делится секретами! Вот почему он так подолгу пропадает в командировках! А она бьется с тремя детьми до подташнивающей усталости, чтобы быть идеальной во всем! Чтобы он ни-ни ее не упрекнул в чем-то! Чтобы не усомнился в ее совершенстве жены и хозяйки дома! Да пусть катится с этой мерзавкой ко всем чертям, подлец!»
Ярость ослепила и оглушила Галину, она видела открывающийся напомаженный рот, но не слышала собеседницу. Ее сознание словно раздвоилость, одна часть безжалостно рвала на клочки ее любовь к мужу, а другая лихорадочно искала спасительную соломинку.
«Эта подлая разлучница приехала теперь чтобы забрать отца у ее детей, чтобы они, так же, как когда-то Галина, росли без отца, без отцовской защиты, твердой руки, мужского совета! А их собственный отец будет растить чужого сына? Чтобы ее дети остались без отца! Нет!» - Спасительная соломинка замелькала в водовороте. « Разве она заметила, чтобы муж отдалился, проявлял какую-нибудь холодность к ней или к детям? Напротив, из командировок он всегда приезжает в приподнятом настроении ( «Ах, вот почему!» - заскрежетал первый голос. «С горой подарков для всех и со страстными поцелуями»,- парировал второй). Разве муж дал ей, Галине, почву для подозрений в его чувствах? Нет. Разве не предлагал еще сегодня утром ехать вдвоем в отпуск? Предлагал. Нет уж, дамочка, кишка у тебя тонка, моего Севу захомутать. Может что и есть между вами», - она усилием воли выключила воображение, - «но у нас семья, и с его похождениями мы сами разберемся. Но как же ответить этой мерзавке?»
Мимо шла бабушка с внучкой лет семи, шли явно с горки, что была сразу за кинотеатром, вся одежда девочки была в снегу, она, видимо, накаталась до полной потери сил, с трудом переставляла ноги в негнущихся валенках, волокла за собой санки и канючила, просила бабушку их повезти. Бабушка же молчала, лишь строго поглядывала на внучку, а потом до слуха Галины донеслось: "любишь кататься - люби саночки возить".
- ... и это будет разумно, а Всеволод говорил, что вы - разумная женщина.
На лице "лошади" было снисходительно-поучающее выражение.
«Мой Сева обсуждает с этой лошадью меня! Так, с этим потом разберемся, сначала вот с ней, с этой чернобурой хищницей».
- Наталья Николаевна, вы сказали, что у вас есть сын?
- Да, но он уже взрослый юноша, в этом году заканчивает школу и уедет учиться в мореходное училище, не волнуйтесь, этот факт на алименты не повлияет.
«Покупает она Севку, что-ли?», - но сделала вид, что не услышала.
- Даже и не знаю, хорошо это или плохо для вас, с одной стороны - уже взрослый сын, не обуза, с другой - кто с маленькими вам помогать-то будет?
- С какими маленькими? - вскинула удивленно ниточки.
- Н, как с какими? Которых вы с Севой родите? Да еще наши, я же не стану запрещать им общаться с отцом, будете брать их на летние каникулы, ездить на море, отпуска на Севере длинные, да и сами знаете, Сева очень добрый человек, что ж, он, своих детей на море не свозит? Восемь это, конечно, не четыре, но Сева работящий...
- Подождите, подождите...
Галина с удовольствием смотрела, как из-под маски надменности, лопнувшей, словно папе-маше, выступила растерянность, и сразу стал заметен возраст дамочки, и слишком яркий макияж, и носогубные складки, отметившие начавшие обвисать щеки. Галине даже жалко стало на какое-то мгновение эту женщину, и легким шепотком прошелестело «скоро и ты уже не будешь так блистать своим фарфоровым личиком».
- Я не собираюсь, абсолютно, ни при каких условиях не собираюсь больше заводить детей, мне и один-то нелегко дался!
- Ага, - подумала Галина - в точку попала, - и сразу уверенность начала наполнять ее, словно сложный сосуд, растекаясь живительной силой по сердцу, легким, рукам, ногам, до каждого пальца, каждой клеточки.
- Но вот в этом, Наталья Николаевна, Сева вас даже слушать не будет! Он мне сразу категорично заявил в первую же брачную ночь - никаких предохранений - детей в семье должно быть столько, сколько получится. А уж как у нас три дочки народились, сказал, что теперь дело чести счет сровнять. Так вот и ровняем, дай Бог, - Галина прикоснулась к животу - чтобы в этот раз уж мальчик был. Хотя, при таком развитии событий, это не так уж и важно. Если у нас это будет четвертая дочка, то вы ему четырех пацанов народите - у вас вот, видите, сын получился.
Глаза дамочки округлялись все больше и больше, лицо застыло, она явно не ожидала такого поворота, но вот напомаженный рот произнес:
- Но... Всеволод всегда говорил, что это ваше желание иметь столько детей...Что он уже избегает вас...Вы что, опять беременны?
- Наталья Николаевна, мы-то с вами знаем, что там творится за теми волшебными дверями, из которых потом улыбающиеся отцы младенцев в кружевах выносят, - боль, кровь и слезы! Разве нормальная женщина по доброй воле пойдет на это еще и еще, а уж четвертый-то раз? Вы себя вспомните! Галина точно знала, что роды у лошади были тяжелыми, несмотря на широкий таз.
- Да ад сущий! - почти вскрикнула та.
Галина внутренне торжествующе улыбнулась.
- И я Севе все время об этом говорю, да разве он слушает! Вот и с вами он не предохраняется.
- Откуда вы знаете? - и Галина поняла, что эту схватку она выиграла.
- Знаю, Наталья Николаевна, знаю, ведь Сева мне о вас тоже рассказывал.
-Обо мне? Это что же он обсуждал с вами? Подлец!
Ох, Наталья Николаевна, засиделась я с вами. Время обеда уж прошло, мне сегодня и так надо отпроситься с работы пораньше, в детсаду сегодня короткий день, надо младших забрать. Можем даже с вами вместе пойти за ними. Начнете к нашим детям привыкать, старшенькая-то сама из школы придет. Я побегу, а вы в четыре часа приходите сюда же, только обуйте что-нибудь поустойчивее, уж очень наши дочки любят на санках кататься, придется часик-другой их покатать, но пока троих, это вам не восемь! Ну, не прощаюсь, - улыбнулась уже абсолютно искренней улыбкой - и почти побежала к телефонному узлу.
Добежав до поворота оглянулась, якобы махнуть рукой, и увидела на скамейке застывшую ссутулившуюся фигуру.
Галина замедлила шаг, сердце колотилось обгоняя само себя, в горле пересохло до рези, мозг не справлялся с хаотичностью мыслей, рассекающими его, словно огненные кометы. Она не знала, как теперь быть с мужем, что делать, как себя вести... но одно знала точно, в четыре часа этой женщины перед кинотеатром не будет.
***
Всеволоду Федоровичу удалось вырваться из объятий любимой работы только в начале пятого. Из одних объятий, да в другие, - лукаво улыбался он своему каламбуру, направляясь в гостиницу. На вахте останавливаться не стал - незачем привлекать внимание, сразу отправился в 231-й. Еще от лифта заметил, что дверь номера распахнута. «Эх ты! Видимо в окно смотрела, дверь открыла, чтобы не стучал, ну и рассчетливая эта Наталья! И как это в ней все уживается?!» Вошел и замер - в номере убиралась горничная, повернула голову:
- Вам, чего, номером ошиблись?
- Да нет, я Наталью Николаевну навестить, она в этом номере остановилась.
- Уехала она.
- Как уехала, когда, она же только сегодня приехала?
- А я почем знаю, мне администратор полчаса назад сказала «номер освободился, гостья съехала, ступай уберись». А чего убираться-то, я здесь утром убиралась, вон - ни соринки и кровать не разобрана, разве что полотенцем разок руки отерла. Может срочное что, вот и уехала.
- А никакого письма или записки не оставила?
Горничная удивленно посмотрела на него, потом понимающе-саркастично покачала головой.
Всеволод Федорович в растерянности вышел из гостиницы. «Что такое могло случиться, что ни позвонила, ни записки не оставила? Странно как-то. Сначала свалилась как снег на голову с разными тайнами-недомолвками, теперь уехала... Не зря у него с утра предчувствие было дурное, завязывать надо с этой Натальей, ненадежная она какая-то, следующий раз пусть в Красноярск Машталлер едет, холостой, а то тут Галка опять на сносях, помочь надо будет с девчонками, да и сумки ей уж носить нельзя. Эх, глядишь, и правда сын родится, пир закачу - горой! Ящик коньяку ГИПам поставлю, пятизвездочного. И Василий Степаныч утрется, а то распыхтелся старый хрыч - "бракодел"! Мои девчонки-то - высший сорт, как куколки, любо-дорого по набережной прогуляться, не то что у других -сопли-диатезы-ноги колесом! А уж парень будет - настоящим мужиком выращу! Научу мастерить, чертежи читать, купим машину, будем вместе с ней возиться, в борьбу его отдам, чтобы за себя и за сестер постоять всегда смог, нет, лучше в лыжные гонки, сам всегда в лыжных гонках призы беру и у сына наследственное преимущество будет...
***
Дочки поужинали и отправились смотреть диафильмы, а Галина в задумчивости мыла посуду и все решала, как вести себя с мужем. Выяснять отношения? Сказать, что беседовала с его любовницей. И что? Слушать как он будет врать и отпираться или, того хуже, пустится в рассказы о своих похождениях? Этого она вовсе не желает слушать, хватило. Сказать ему, что он подлец? И как потом жить друг с другом? Признать, что живешь с подлецом, значит дать ему волю быть подлецом, он и в следующий раз будет подлецом. Сделать вид, что ничего не произошло? Но как же после всего этого доверять ему? Смеяться его шуткам? Принимать его поцелуи? Ложиться в супружескую постель? А если он и правда... Но эти мысли, Галина гнала от себя. Они - семья, и во что бы то ни стало, останутся семьей.
Вздрогнула от дверного звонка: один длинный и один короткий, так звонит Сева, взглянула на часы - полшестого, обычно муж приходит после семи. Так ничего и не решив, открыла дверь. Муж протянул ей запеленутый в газеты букет:
- Галчонок, хотел купить шампанского, отпраздновать известие, да тебе уж нельзя, а это твои любимые - розовые, - и чмокнул в щеку.
Галина в смятении приняла букет и молча направилась на кухню. Распеленала на столе припорошенную снегом газету и замерла, глядя на три хрупкие розовые гвоздики. Чудо-то какое! Среди зимы! Лепестки, как крылья у бабочки! Приложила руку к животу: «Ну, что ты, миленький, совсем тебя сегодня запугали, даже и не шелохнешься.»
Супруг подошел сзади, одной рукой обнял за плечи, другую положил ей на живот:
-Шевелится?
-Что-то затих, нанервничался.
-Это еще почему? Ты смотри, парня не нервируй, знаем мы эти ваши дамские охи да ахи на пустом месте! Какой у тебя повод для волнений? Нет никакого!
- Уж и нет?
-Нет! Ответственно тебе заявляю! А что это ты в тишине, без радио? Сейчас как раз концерт по заявкам на Маяке идет, - протянул руку, прибавил звук, и по кухне заструился глубокий голос Людмилы Зыкиной:
За око-о-ошком свету ма-а-ало,
Белый снег валит-валит.
А мне ма-а-ама, а мне ма-а-ама
Целоваться не велит...
Мелодия такт за тактом вплывала в душу Галины, освобождая сдерживаемую обиду, страх и тревоги и наполняя ее глаза слезами, но тут Сева негромко подхватил своим бархатным баритоном :
Говори-и-ит, не плачь, забу-у-удешь,
Хочет мама пригрозить,
Говори-и-ит, кататься лю-ю-юбишь -
Люби саночки возить.