августовское

Марина Гареева
*

Я дышу этой пылью, как будто я запертый бог,
в слеповатых подвалах, измученных чёрною топью,
разбивается эхо, подточено топотом ног,
и срываются капли, бегущие рыхлою плотью.

Обветшали замки, но злопамятна ржавая цепь,
и навес, как петля, держит небо за пристальным глазом.
Хитрой скважине ключ обещает всё песню напеть,
но застрял в горле ком, только кашель терзает, зараза.

Дряхлой памяти грудь, обнищалая, падает ниц –
я дышу невпопад и блуждаю по сонному кругу.
А пушинка летит, как беспечный привет, на карниз,
и в ладонях дрожат неподвластные слову подпруги.

И мне кажется что, где-то там, далеко-далеко,
ходит призрачный конь с тёплым брюхом, большими глазами…
И слезинки бегут, омывая копыта рекой,
а он смотрит в меня и губами шершавыми за мир…

Только яблоко хрум – и уже ни греха черенка.
Перевёрнутый мир обронил золотую подкову.
Подобрать её мне? и на счастье твоё переко…?
Но привычен запрет, и не трёт уже проклятый хомут.


**


Прохладное на сердце (канитель
смолкает, оставляя стол для Спаса,
отбеленный до крестиков потерь)
губами приложи и выпей квасу. –
И я забуду, сколько было зим
и что мы снова держимся за осень,
а лето, наш беспечный пилигрим,
уходит без тебя – не довелось нам
увидеть постаревшие глаза
друг друга, как же смертные не ценят
возможности дотронуться… нельзя.
прислушиваясь к шороху без цели,
как падает и катится тот плод,
что утро целовало и хранило.
в густой траве забвение плетёт
венок. он мне к лицу. ведь правда, милый?


*
желанье


Я загадала странное желанье
(прохладной песней дышат соловьи),
и свечку погасила мирозданья –
и все чужие стали вмиг свои.

А я, отдав слова кому придутся,
держалась в этой дымке ни за что –
и это ни за что сбегало в блюдце,
лучистым воском таяло, и шло

оставшееся время как по нотам,
играя удивительную песнь,
в которой не хватало мне кого-то,
но было так тепло, что кто-то есть.

И всё что так настойчиво звучало
во мне смолкало, плавилась струна –
и я училась быть как до начала
(Его ли? вдоха? выдоха? меня?)

И всё во мне росло, как будто птицу
упавшую вдруг ветер подхватил –
и вера начинала колоситься
под милостью раскрытых Богом крыл.

И было так легко и невесомо,
перо летело в зыбкой тишине.
Желание моё звенело стоном
в бутоне, соловье или во мне.


август 2013