Помните ли вы тот день, когда впервые выпили стакан воды или увидели солнце? Скорее всего – нет, если только это событие не сопровождалось чем-то удивительным, каким-то потрясением. Так вот и я: впервые луну «увидел», т.е. обратил внимание на ее существование в исключительных обстоятельствах...
Я жил в деревне под Ясной Поляной, куда, убегая от войны, привезла меня к своим родителям мама и где мы с ней на три с половиной месяца оказались под немецкой оккупацией (настоящей!). Поэтому по возвращении в Москву маме было отказано в праве на прописку и ей каким-то чудом удалось заключить неравный гражданский брак с человеком на тридцать пять лет старшее ее.
И вот, «устроив» свою жизнь, она приехала в деревню и за мной. Была поздняя осень 1944 года. Мне было три года с небольшим, но я очень хорошо запомнил то черное раннее утро, как я, мама, две тети и дедушка вышли на большак. Я был на руках у одной из тёть. Чернота была настолько всепоглощающей, то я не знаю, как мы прошли бы семь верст по развезенной вдрызг дороге, если б не луна.
До того луна представлялась мне ликом упитанной девушки. И я не обратил бы на нее никакого внимания, если бы не одно загадочное обсоятельство: оказалось, что она ДВИЖЕТСЯ, причем с точно такой же скоростю, с которой мы шли по дороге. Мы останавливались – и луна останавливалась, мы продолжали хотьбу – и луна тут же следовала за нами! И был бы я занят этим феноменом весь путь, если мама, заметив, что я поглощен луной, не сказала бы: «А когда я была маленькая, то мы видели на луне всадника на лошади! И действительно: если постараться, то в верхней правой четверти диска можно было вообразить вставшего на дыбы коня и на нем – человека!
С бегущей луной я часто встречался и на новом месте – когда на воскресенье мама привозила меня из московского садика к отчиму в Пушкино. И во что поражало: пока луна бежала вместе с электричкой, вся земля за окном... медленно и грандиозно вращалась! Точка вращения была где-то на горизонте. Особенно впечатлял опустошенный участок между Лосиноостровской и Мытищами. Тогда, закрыв голову руками (чтобы свет в вагоне не мешал созерцанию), я цеплялся взглядом за какой-нибудь одинокий фонарь в дали, между которым и поездом черные тени и редкие окна с керосиновыми лампами в них проносились мимо...
В 1947 году, ожидая рождение брата, мама снова отвезла меня в деревню, где через год я пошел в первый класс чУдной Малынской семилетки, в которой проучился всего год, но какой! Радостями того года я питаюсь и сегодня. И одна из них связана, между прочим, с луной. Впрочем, возможно, что на всей земле радость эта была лишь для меня одного...
Много ли надо, чтобы осчастливить ребенка в абслютно нищей, разоренной войной и сталинской эксплуатацией деревне? Для меня такой радостью была крошечная, меньше спичечного коробка, черно-белая иллюстрация в «Родной речи» к строкам Пушкина: «Сквозь волнистые туманы Пробирается луна, На печальные поляны Льет печально свет она». В верхней части иллюстрации был изображен просвет в облаках, из которого светила луна. И ВСЕГО-ТО!!! Впечатление оказалось настолько сильным, что оно сопровождает меня вот уже 65 лет!..
Как ни странно, но за всю последующую жизнь ситуаций, связанных с луной, было всего три.
В шестом классе меня с воспалением легких положили в больницу в пустующую четырехместную палату. Состояне мое было не тяжелым, потому в первую ночь долго не засыпал. А к середине ночи увидел чудо: на крашеном деревянном полу лежала оконная рама с лунным светом вместо стекол! Соседние с моей палаты были пусты. Дети и персонал находились по другую сторону коридора, и потому в моей палате стояла ослепительная тишина. И вот в этой тишине лунный свет на полу, протянувший свои струны за многие и многие тысячи километров! Ко мне! И лишь редкий товарняк напоминал о реальности...
Еще раз я обалдел от луны уже через много лет, когда самолет навсегда увез меня с Родины – с трехмесячной остановкой в Вене. Не знаю, как сейчас, но в 1982 году даже ребенок мог совершенно безбоязненно гулять по ночному городу. Благотворительная организация IRC поселила нас в гостинице, и ночью мы пошли гулять по городу, который по советским сказкам находился на дне нищеты и нравственного разложения. Однако ни нищеты, ни ночных бабочек мы не увидели, зато увидели НЕЧТО: над Веной висела ЛУНА! Причем точно такая же, как и в Москве! Невероятно! Оказывается, Бог дал каждому равные права и возможности! И луна это доказала!..
И началась жизнь в новой – третьей – цивилизации. В третьей – потому что западное общество оказалось далеким от нашего (весьма привередливого) идеала. К счастью, в одном западному обществу не откажешь: в нем достоинство человека никто не топчет...
И пошли мелькать дни и годы в трудном, но не голодном изгнании...
Сначала жизнь в семье наших друзей Егидесов в пригороде Парижа Кретее. Потом в четырехкомнатной квартире, снятой для нас – как для ценных работников – нашим начальником. Потому купили в полный кредит фантастическую двухкомнатную квартиру – с балконом 81 кв.м, в 50 метрах от скоростного метро и в плотном окружении старинного парка. А вскоре продали квартиру и купили двухквартирный дом – для себя и наших друзей. Друзья оказались нечистыми на руку, и пришлось нам долго «загнивать» в роскошном доме в русском стиле в Сюси-ан-Бри (пригороде Парижа, после чего окончательно осели на Атлантическом побережье...)
И вот произошло в нашем житье-бытье в Сюси-ан-Бри странная лунная история. А дело было так.
Однажды в местной комиссионке мы купили всего за 15 франков (2 евро) остекленную картину размером с открытку. На картине гуашью изящно была нарисована тихая приморская лунная ночь. Но самым потрясающим было то, что самой луны в просвете облаков не было! Луна была, но, как-то скромно спрятавшись, где-то за облаками. И здесь со мной произошел феноменальный психологический эффект: на этот облачный пробел подсознание наложило ТОТ пробел, из «Родной речи»: «Сквозь волнистые туманы Пробирается луна, На печальные поляны Льет печально свет она»! Таким образом, прошлое и настоящее не только встретились, но и слились воедино!..
Последнюю точку в моей лунной эпопее я поставил такой случай. Для сканирования «Лунной ночи» я вытащил картину из застекленного конверта и... Это было просто невероятно: картина принадлежала перу РУССКОГО художника-эмигранта (из Петербурга) – скорее всего из Белой волны! И если бы я был мистификатором, то в переплетении двух лун, двух картин, двух эмиграций заподозрил бы наличие таинственного Провидения...