Конфуз или переписка у лифта

               
   ироническая проза               

  Татьяна Ивановна Пирогова  возвращалась домой в приподнятом настроении. Как председатель Совета  дома, она должна была лично проверить ход благоустройства в шести  подъездах. Всё было “на уровне” - новые окна сияли пластиковой белизной, лампы дневного освещения, наконец-то, заменили на обычные светильники, создающие  атмосферу домашнего уюта,  а отделка стен светло-кофейной плиткой вот-вот завершится.
   “Не то что раньше” … отметила она.  - Свастики, какие-то непонятные английские слова, дурацкие лозунги красовались на стенах, а то и неприличные рисунки… “Ужас! И главное – невозможно понять, кто всё это малюет… Конспираторы, блин… Поймала, лично уши надрала бы балбесам… ”- воинственно размышляла она, подходя к лифту.
   Внезапно в поле её зрения попала   свежая надпись фломастером: “А твой муж ходит к  А!”
   Щеки серьёзной дамы вспыхнули алыми маками. “Это к Анюте, что ли?” – пронеслось в голове. -  “Кто же это такой  информированный?”

   Почему она так сразу и безоговорочно приняла надпись на свой счёт?  Да потому что в последнее время что-то странное происходило с её Степаном Владимировичем, и это не ускользнуло от внимания председателя Совета Дома.  Слишком  любезно он здоровался с этой Анютой из 28-й квартиры и всегда говорил:  “Какая приятная женщина! Сколько позитива от неё исходит.  И эти шляпки ей так к лицу!  А ты вечно, как мужик, ругаешься с  дворниками…”
   “Ну,  так я же  за порядком в доме слежу, - убеждала сама себя   Татьяна Ивановна, - а ей-то чего не улыбаться? Забот никаких -  ни мужа, ни детей, один кот её дома ждёт…”
   И достав фломастер, который теперь всегда был при ней, чтобы помечать  оплошности ремонта в доме,  неожиданно для себя она написала: “К какой ещё А.? К Аньке из 28-й, что ли?” – и стыдливо скользнула в лифт.

   Вечером, когда муж после ужина капитально расположился перед телевизором, она, спустилась на первый этаж и нашла взглядом свою надпись. Как она и предполагала,  под ней красовалось новое сообщение: “К какой надо, к такой и ходит!”
   Чтобы успокоиться, Пирогова с подчеркнутой деловитостью полезла в почтовый ящик, тем более что в подъезд вошли  супруги Веревкины с третьего этажа. Подошли к лифту и, конечно, тут же прокомментировали надписи:
   - И кого только такая ерунда беспокоит? – скривив тонкие, но густо накрашенные губки, нарочито громко сказала  мадам Веревкина. – Глянь, Вась,  люди дурью маются – чей муж к кому ходит?  Нас, например, такие пошлые проблемы не волнуют, правда же?” -  и, нажимая кнопку лифта, она выразительно посмотрела в сторону Татьяны Ивановны.
   “Да уж вас только запеченный в духовке гусь волнует.  Ходить надо  больше! – мысленно возмутилась вслед Веревкиным Пирогова, - Раздобрели оба до неприличия, на третий этаж  пешком не могут  подняться!.. ”
   Она быстро достала фломастер и решительно сделала новую подпись: “Сколько же дураков у нас в подъезде!”-  и с чувством выполненного долга поплыла в лифте на свой десятый этаж.
 
 На следующее утро на стене красовались сразу две новые надписи: “Вот ты и есть первая дура в подъезде!”  А рядом, угрожающе, красным маркером: “Еще одно оскорбление – и ты покойник!”
   Однако, страсти накалялись… Порадовало председателя одно -  похоже, кто-то еще из дома принял  сказанное на свой счёт. Закралось подозрение, что, быть может, она зря подумала плохо о своем благоверном? Но, с другой стороны, что означают  его постоянные задержки на работе?  А эта  романтическая грусть в глазах? А  его ночёвки на кушетке в последнее время рядом с компьютером? Объяснение её не устраивало – видите ли, засиживается за компом далеко за полночь, не хочет никому мешать …
    Надо было немедленно внести ясность во всё происходящее. Она решила, что вечером всё выяснит, тем более что муж опять сообщил про какую-то конференцию и своё позднее возвращение, что выглядело весьма подозрительно.

    День выдался непростой.  Пока она ездила в Управление, ходила по разным кабинетам,  посещала строительный рынок, переписка у лифта весьма расширилась:
   “Пжалыста, ни пешити на стине. Буду жаловацца Дэзу. Дворыник”
   “ Чурка, жалуйся у себя дома! Понаехали, блин!”
   “Как неинтеллигентно… Где ваша толерантность?”
   “Толераст, закрой пасть, а то придём к тебе на пятый этаж…”
   “Господа, успокойтесь, будьте людьми!”
   “ А у нас на пятом  никаких таких толерастов и нету. Вы ошибаетесь”
    “Воронков – ворюга!”
   “А Лев Борисович вымогает деньги с пациентов…”
   “В нашем подъезде –  взяточники и мошенники живут, факт!”
   “Господи, это же дурдом какой-то!”
   "Широка страна моя родная..." – с оптимизмом заявлял неизвестный и даже развевающийся красный флаг пририсовал рядом.
   Пирогова растерялась – у лифта стояло несколько человек, громко обсуждая “наскальную живопись.” Тем более,  что на стене возмутительно крупно красовалось и кое- что неприличное. Из трех букв.
   - Не волнуйтесь, - сказала она внушительно. -  Скоро это безобразие прекратится. Сейчас плитку кладут уже в четвертом подъезде… Ещё день-другой  и будет у нас идеально чисто.
   - А почему с шестого подъезда  начали? – возмутилась щуплая,  в метр пятьдесят, тётка с седьмого этажа, - везде начинают с первого подъезда, а у нас, как всегда, с последнего!
   -  Авдотья Романовна, неужели Вы думаете, что я бы для своего подъезда не постаралась?   - ироничным взглядом припечатала председатель эту вредную бабку, везде сующую свой нос.      - Значит, не было  возможности…

     Входная дверь хлопнула,  и в подъезде появилась собственной персоной Анюта из 28-й квартиры. Пирогова так и прилипла к ней взглядом.  Да, было от чего загрустить – выглядела Анюта отменно. Румяная, с сияющими глазами, в какой-то кокетливой шляпке с букетом незабудок сбоку, которые невероятно оттеняли её голубые глаза…
   - По какому поводу собрание? – весело спросила она
   - Да вот переписку обсуждаем, - ответила Пирогова, поедая красотку взглядом.
   Анюта пробежала глазами столбик из разноцветных фраз  и засмеялась.
   -  Надо же… и какой у нас в подъезде неравнодушный народ живёт…всем интересуется…
   Она скрылась в лифте. “Народ” переглянулся.
    - Так ведь это же про неё и написано ! – ткнула корявым пальцем в первую надпись Авдотья Романовна.- У нас больше и нет никого, чтоб на А и чтоб чей-то муж ходил... Да и не один .кстати,  ходит...
  - Позвольте, Авдотья Романовна –  с сарказмом  заметил  её непосредственный сосед c седьмого этажа.  -  А почему вы себя  в расчет не принимаете? Вы у нас тоже одинокая дама на выданье, да ещё в большой двухкомнатной квартире…
   Старушка в метр пятьдесят зарделась, как молодая:
    - Что это  вы такое говорите! Следите лучше за своей женой, хоть она и Варвара…
     - Да вы мне в этом сто очков форы дадите, у вас это получается  лучше любого детектива! Вот только зачем вам это? – занервничал сосед.
   Нет, это безобразие надо было заканчивать. Пирогова на правах председателя Совета дома решительно  сказала:
    - Всё, дорогие мои, давайте эту дискуссию заканчивать… Никто не хочет ничего добавить?  Прояснить ситуацию?  - обвела она всех  строгим взглядом. – В таком случае, давайте расходиться по домам.  Скоро, кстати,  сериал начнётся …- и она решительно шагнула в лифт. 

 
   Дома было тихо.   Она заглянула в комнату сына – тот сидел в наушниках и, не снимая их, помахал ей рукой.  Мужа, конечно же, не было.
   Татьяна Ивановна поужинала в одиночестве и  уселась в любимое кресло перед телевизором. Полчаса она пыталась сосредоточиться, но ничего у неё не получалось. “Где же этот гад гуляет?”  Набрала номер мужа  по сотовому – недоступен…
    Вышла на лоджию и выкурила сигаретку, что делала только в исключительных случаях.  Волнение накатывало волнами, щеки её горели,  мысли путались…
   А вдруг он и вправду у этой… Говорят же -  седина в бороду, бес в ребро.. Возьмёт да и вильнёт хвостом, как модно сейчас, поменяет старую жену на молодую … Нынче это всё легко происходит, ничего не боятся… Стыдоба-то какая-то… А как сын это воспримет? А соседи? – одна мысль цеплялась за другую, не менее ужасную… - Наверное,  квартиру менять придется… и всё и кончен бал… никто её  в Cовет дома уже не изберёт – с подмоченным авторитетом … Если ты мужем собственным управлять не смогла, как же тебе люди доверять будут?
   От всех этих горьких мыслей, в которых вырисовывалась простая, как картошка, судьба брошенной жены, она даже всплакнула.

    “Пойду-ка,  прогуляюсь на улице”… – решила она –  c надеждой вообразив себе, как в дверях встречает Степана Владимировича, который торопится к ней с букетом её любимых алых роз…
   Но на улице  было так же невесело, как у неё на душе – стемнело, уныло  моросил мелкий дождичек, было пусто,  и деревья шелестели листвой уже совсем по-осеннему.  В задумчивости бедная женщина обошла вокруг дома несколько раз и вдруг взгляд её, затуманенный слезой,  случайно попал  на окно шестого этажа, где жила голубоглазая разлучница.  Ей показалось, что мокрый асфальт под её ногами поехал, как лента эскалатора в метро:  у окна стоял её Степан Владимирович! Но это длилось всего  одно мгновение - он бросил в створку окна недокуренную  сигарету и исчез из поля  зрeния.
  “Какая же он дрянь… а ведь всегда возмущался:  “Никакой  культуры у людей!  Как можно бросать окурки в окна?   Под окном   прямо натюрморт из чинариков и бутылок…”   
    Так что ж делать? Что делать?! – зашагала она к подъезду в яростном бессилии. Но когда распахнувший дверь незнакомый мужик едва не сбил её с ног, ярость её достигла апогея.
   “А вот пойду сейчас…   и устрою им веселую жизнь! Почему я, законная жена, должна терпеть такое?” – созрело решение – злое и неотвратимое. Теперь уже  ничто  не могло остановить оскорблённую женщину.

  Оказавшись у  двери 28-й,  Татьяна Ивановна изо всех стала жать на кнопку звонка.  Другой рукой она прикрыла глазок, чтобы Анька  не поняла, кто к ней ломится.  За дверью было тихо, потом по полу зашуршали  тапочки.
  “Ага, так  они  уже в спальне” – смекнула  Пирогова.
   И едва дверь  приоткрылась, как, отпихнув в сторону, тихо охнувшую хозяйку квартиры, обманутая жена галопом пронеслась  через освещенную гостиную в смежную с ней спальню.   Подскочив в тёмной комнате к белеющему ложу, она,  не помня себя,   вцепилась обеими руками в лежащего мужчину.  За лямки  майки она буквально  вытряхнула его  из теплого уюта постели.  Но в этот ответственный момент, вбежавшая следом Анюта, зажгла маленький ночник на тумбочке и бросилась спасать своего любовника.
   -  Вы что себе позволяете,  Татьяна Ивановна? –  возмущенно завопила она -  Какое вам дело до моей личной жизни?  Это не входит в ваши обязанности!
   Пирогова открыла рот,  чтобы достойно отбрить разлучницу, но так и осталась с открытым ртом,  потому что… При слабом свете ночника она всё же не могла не заметить,  что из её рук только что вырвался  какой-то мужик кавказской наружности.  То есть,  по всем внешним приметам  явно не её Степан…
   Что за чёрт? Что за наваждение? -  Она растерялась… 
    Анюта в это время подала  махровый халат джигиту,  который изумленно таращился  то на одну,  то на другую женщину.
     - Дэвочки, нэ нада ругацца… Вай-вай, такой свиданий у мэне ещё нэ был! – восхищённо произнёс он, наконец .
     - Да это наша председатель Совета  дома,  – пояснила Анюта – не знаю,  что она у меня ищет?   Может террористов?  Извини, Георгий,  я даже не успела ее остановить у двери…
   - Дык я тово.. я нэ против… - вглядываясь в пышные формы Пироговой, кавказец попытался направить в нужное русло неожиданную ситуацию. - Дэвочки, может,  вмэсте выпьем, пагаворим?..- засиял он золотыми зубами.
   - Ну уж нет! – непреклонным голосом отрубила Анюта. -  Вас я попрошу на выход , – поджала она губы и указала  председателю рукой в направлении выхода.
   Но Пирогова уже сама была не рада случившемуся.
   - Это недоразумение… - пробормотала она,  –  я ошиблась… прости, Анюта.  Не держи зла…  Я для тебя всё сделаю, только никому не рассказывай про это.  Ты хотела перепланировку делать? – я тебе все документы подпишу в управляющей компании  и хороших мастеров тебе пришлю... Завтра же  обо всём и договоримся, ладно?
  Анюта смягчилась: – Ну, хорошо… Бывает… Кто-то, видать, вас напустил на меня… Кругом завистники… Не дают жить спокойно одинокой женщине. Со всех сторон подглядывают да подслушивают…
   Татьяна Ивановна покинула  злополучную квартиру, чувствуя,  как пылает её лицо. Какой конфуз! Как же она так опозорилась?! А ведь разболтает Анька всё соседям, как пить дать,  разболтает… Что будет с её авторитетом в доме, страшно себе представить…

   Она поднялась на свой этаж и вошла в квартиру.  С кухни навстречу ей выскочил муж.
   _ - Ага …явилась… Интересно, где это ты ходишь в такое время? А разрумянилась-то, как красная девица. Подозрительно это всё,  – скрипуче и недовольно выговаривал Степан Владимирович,  пристально вглядываясь в лицо жены.
  - Между прочим я тебе несколько раз звонила. Сам-то где шляешься? – перешла она в контрнаступление .
   - Да телефон у меня разрядился, я его только что на зарядку поставил… -  сменил муженёк  тон.  – А задержался я на работе… у нас там новое оборудование привезли, так начальник- козёл говорит, никто не уйдёт,  пока не …
   Но она уже не вникала в смысл произносимых слов, хотя чувствовала нутром, что муж нагло врёт. Слова его звучали уже, подобно музыке,   ведь опасность оказаться брошенной женой растаяла, яко дым…
   “А я то навыдумывала себе, испереживалась вся… вот глупая баба” ругала она себя мысленно  и в избытке чувств  подарила мужу нежный поцелуй в губы.
   Его глаза опять зажглись подозрением и ревностью:
   - Что это с тобой?    Какая-то ты странная… И этот румянец… Нет всё-таки,  где ты была?
   - Да к Аньке я заходила с шестого этажа.  Кое-что уточняла… Соседи на неё жалуются, говорят,  всё разные мужчины приходят…
   - Да что ты! – изумился её Стёпа. – А с виду такая приличная женщина, никогда бы не подумал…Мне она даже нрави… -  осёкся он на полуслове, поняв,  что говорит лишнее.
    Но Татьяну Ивановну  это уже не волновало.  В мыслях у нее было другое.
    Она поспешила на кухню  и, налив  горячей воды в ковшик, с  порошком “Комет” и хозяйственной щёткой,  направилась к дверям.
   - Я на минуточку на первый этаж спущусь,  – улыбнулась она мужу.

      У лифта  Пирогова энергично стала  смывать  порошком колонку слов, которые под напором жесткой щетки  растворялись и исчезали в небытие.  Вот её рука опустилась до конца вереницы  фраз и поднялась  вверх, где красовалась  самая последняя подпись: “Скучно на этом свете, господа! Н.В.Г.”
   “Оказывается и философы есть в нашем подъезде,  – подумала председатель Совета дома и с удовольствием налегла щёткой  на глубокомысленную фразу.  - Кто же это у нас в подъезде НВГ ?  Вроде слышала она уже эту фразу. Вот только  где и когда,  вспомнить Пирогова не могла. 
    Домой она возвращалась,  успокоенная и  счастливая.