– Санька, Санька вставай!
Через минуту:
– Санька, вставай уже, пора, проспишь всё!
Ну как же не хочется вылезать из-под одеяла! Прошло ещё немного времени он услышал, как бабушка шаркая тапочками по скрипучим половицам подошла к нему, присела на постель, и, положив на голову тёплую ладонь, сказала, совсем тихо:
– Са-ань, просыпайся голубеюшко, надоть идти. Вода падёт, не поспеешь.
Санька с трудом продрал свои ресницы, посмотрел в бабушкины весёлые глаза, и, проснувшись уже окончательно, буркнул:
– Да иду я. Иду.
Полежал ещё чуть, глядя рассеяно на бежевый, крашенный масляной краской потолок, на старинное железное кольцо колыбели на потолке, на занавески клеточкой на окошке и зудящего тоненько на стекле комара. Резко поднялся, сел на кровать. Пахло пирогами.
Вышел в кухню. Бабушка уже сидела на табуреточке сложив руки на цветастый ситцевый передник. На столе ждал стакан молока, горка нарядных с брусникой ватрушек в старой фаянсовой тарелочке, с царским ещё, потускневшим от времени гербом на донышке. Отдельно на блюде плавились плюшки румяные, осыпанные сахарным песочком. А с ними рядом,– золотистые сметанные шанёжки, с улыбчивыми пузырьками по чуть подгоревшей корочке поверху. Отдыхают. Благодать.
– Пей молоко, бери корзинку и беги Сань, не поспеешь.
– Успею, ба.
Санька выпил залпом тёплое, только из-под коровы молоко. Схватил шанежку. Жуя её на ходу направился в дровенник, где прихватил с дедова верстака новую почти корзинку из лучины. Натянул сапоги-бродни и вышел из сеней вон. Мимо церкви по старой пыльной дороге направился к морю.
Дорога на рюжу – можно по-разному: по морю и через лес. Через лес по тропинке Санька не любил. Ну разве что на велосипеде, так быстрее. А когда не спеша, не торопясь и время было – лучше с убылой водой, по куйвате, по широким свободным от воды сухим песчаным кошкам. Комаров меньше, опять же. Море в отлив уходит далеко-далеко, до самого горизонта. Обнажая каменистые корги в пупырчатых водорослях туры и длинные ряды деревенских рюж стоящих вдоль побережья. Саньке надо успеть до прилива добраться до места и найти свою.
Рыба забредает тут всякая: камбалка, наважка, корешок, а иногда и кумжина проворачивается. Но это редко. Не сказать чтоб рыбы было много. От сезона это зависит, от направления ветра и луны. Но на жизнь хватало, что там говорить. Когда в избе он да бабушка, много ль надо? Если отлив ранний, то по морю лучше идти в сапогах. По утреннему прохладному песку так ноги не стынут. А босиком да, оно не очень. Идти переступая жидкую няшу и ручейки холодной солёной воды, бегущие вдогонку за отступившим морем – приятного мало. Вечером другое дело, песок успеет нагреться. Но не в этот раз, не сегодня, утро же.
Из-за горы, с востока, поверх сосен выкатилось солнце, оставляя длинные полосы тени от деревьев навстречу и слепя глаза. Но зато идти теперь, с солнцем, гораздо веселей. Корзинка в руках лёгкая, воздушная и не оттягивает руку. Её звали здесь «лучинка». Мужики за зиму, когда время было, заготавливали корзинки и для себя и на продажу, из сосновых, широких, тонких высушенных лучин. Делали их аккуратно и с изяществом даже: для ягод, для хозяйства. Носить на озеро стирать бельё, к примеру, ну и для рыбы, само собой. На дне той, что для рыбы, меж отщепов, оставлялись зазоры, чтоб вода могла свободно гулять и внутрь, и наружу. Так легче рыбу промывать от песка: окунул корзинку, крутанул её в воде, морской песок и выпал в осадок, а дальше, сквозь дырки, обратно в море. Не сложно, да?
Пойманную рыбу считали не на вес, а теми же лучинками.
– Сколько с воды поймал нынче, Николаич?
– А... лучинку всего.
– Да врёшь опять. Покажи!
– Ну ей бо, не вру! На, смотри!
Лучинка – это не много. Если принимать во внимание, что в нормальной корзине лучинок таких целых четыре. Бывало, рыбы попадало и больше чем могло поместиться в неё. Тогда приходилось лишнее оставлять морю, не унести потому что. С рыбой всяко делали: варили, солили, сушили.
Три километра – путь не дальний для мужика. Санька шел быстро, разглядывая давно знакомые места, где проходило его ещё не законченное детство. Корабли-сухогрузы-иностранцы на рейде, в семи милях, ждущие очереди на погрузку северного леса. Маяк далеко, коим смущали заезжих бестолковых отдыхающих. Втирая им на полном серьёзе, что это и не маяк вовсе, а подводная лодка, только севшая на мель. Что, впрочем, внешне вполне походило на правду. Силуэтом дальний островок с маяком на своём горбу действительно напоминал подлодку. Отдыхающие искренне верили, народ деревенский довольно посмеивался.
По пути, на глаза попался здоровенный валун, метров шесть в обхват если не больше, и лет так немало. За миллион лет, пожалуй, никак не меньше. Он лежал в стороне на берегу сколько Сашка себя помнил. Как-то, в августе, а темнеет в августе рано, Санька с другом Андрюхой возвращался с охоты на уток домой. В сумерках уже. Тут, из-за этого камня, перепугав их основательно, вылезло непонятно что и ломая ветви ольхи бросилось от них в гору. Что за чудо там было в темноте не разберёшь, но они не придумали ничего умнее, чем с перепугу залепить из двух стволов в том направлении. Ну не дурачки ли, а? А если б там был медведь? Они вечерами, бывает, выходят к морю по тюленью душу.
Рюжу свою опознать не сложно. Напротив неё плоский камень, ростом с Сашку. Он тут один такой, не перепутаешь. На камушке том проживали мелкие, бледные, рассыпанные по неровной поверхности ракушки, как пуговки. Когда было время и желание поковыряться ногтем в их россыпях – ну очень интересное занятие. Тут же, у основания, в водорослях спряталась колония мидий. Сашка, бывало, варил эти черные, крепко запертые раковины в консервной банке на костре. Вкуса своего варева ну совершенно не распробовал. Полная ерунда, как резина. Мидии...Сашка даже сплюнул на ходу – с бабушкиными плюшками никакого сравнения. Из-за камня этого Сашка однажды чуть было заикаться не начал. Проверяя, как обычно сеть, вдруг, боковым зрением, он уловил движение на камне. Что такое? Когда подходил, там точно ничего не было. Да и кто мог на нём быть посреди отлива? Саньку чуть кондратий не хватил от такой неожиданности. Обернувшись, он увидел на камне тюленя, лежащего на боку под солнышком. Одно целое с валуном по цвету, не отличишь, от того и неприметного. Тюлень смотрел на него своими глубокими глазами без зрачков.
Между тем, незаметно, Сашка добрался до места. Вот и камень, и рюжа. Осталось только взять то, что море послало, сказать ему спасибо и обратно. Это недолго. Когда рыба хорошо попадает, Сашка, следуя лунному календарю, ходит за ней два раза в день. Иногда даже и в ночь, если вода подходит. А когда попадает плохо, можно ходить и один раз. Не пропадёт рыба, она же в воде. Дома бабушка начистит её, сготовит в медном старинном котелке золотистую наваристую уху. Поставит, не забудет конечно, чугунную сковородочку с камбалкой в настоящую русскую печь. Камбалка под молочком на углях притомится, покроется тёплой загорелой пеночкой и будет вся из себя. То, что надо. А что ещё в жизни надо?
Санька ещё и не думал об этом. Море двинулось на прилив, надо было спешить.