– Немного солнца в ночи закрытых окон… и в черной речке твоих волос, очей и губ…
– Ты мастер очаровывать, хотя и не поэт.
– Мне кажется, ты с б'ольшим удовольствием произнесла б – мерзавец.
– Ты почитаешь удовольствием – признать тебя мерзавцем?
– Зачем – признать? Человек, по-твоему, не склонен ошибаться?
– Еще ты мастер выходить сухим и невредимым из воды.
– Одни нападки. Быть может, повод был иль слух? Что вдруг ко мне ты охладела?
– Охладела?
И помолчав, добавила:
– Боюсь произнести – возненавидела (ну, скажем) ненароком…
– Вот просто так? Проснулась в свете солнца и поняла, что ненавидишь?
– Наверно так.
– С тобой опасно.
– Даже?
– Само собой. Я не могу предугадать, что ты подумаешь, когда проснешься завтра.
– Ты словно уж на сковородке.
– И вновь какие-то туманные намеки, обвиненья.
– Все думаю, расскажешь или нет? о ритуале, который всем известен – нанизывать на шелковую нить костяшки – своеобразный список жертв.
– О нет! Что слышу я? Враги. Враги повсюду. Кому-то выгодно такие сплетни распускать, чтоб очернить меня в глазах прекрасных дев, не знающих меня настолько, чтоб с легкостью вестись на клевету…
– Но вам не привыкать? Не так ли?
– Мы перешли на "вы"?
Молчанье.
– Порою репутацию нам создает по своему уразуменью окруженье…
Адель в сторону:
– Врет.
Недолгое молчанье.
– Могу ли я исправить положенье и доказать вам искреннее расположенье, симпатию и братскую любовь?
– И братскую любовь? С чего вдруг?
– Надеяться на большее не смею. Или нет?
– Не в ваших правилах справляться у девицы – на что вы смеете надеяться. Смешно.
– Сегодня вы не в духе. Я, право же, расстроен. Позвольте проводить вас. Но если вы останетесь в гостях, позвольте удалиться. Дорогой мне о многом придется размышлять.
– Как вам угодно. И спокойной ночи.
– Боюсь, спокойно спать мне вряд ли уж придется...
– Месье Арно, простите… но мне нет дела, что неспокойной выдастся вам ночь.
– Действительно. Поклон, мадемуазель, и извиненья. Еще раз доброй ночи.
– Доброй.
Месье Арно в своих покоях.
– Какой-то мерзкий тип перебежал дорогу. Кусочек лакомый с тарелки снял грязными и жирными (уверен я) пальц'ами.
Запустив руки в волосы, расставив ноги и опустив голову, месье сидит на кровати в нижнем белье, не сняв чулки и туфли.
– А я ведь был уже у входа… У входа в райский девственный цветок. Благоухающий бутон, как голубое утро нераскрытый, не знающий оттенков цвета страсти от нежно-розового до кричащего багрянца. И чем девица дверь прикроет крепче, тем похотливое желанье ворваться вихрем внутрь сродни азарту схожему с игрой в рулетку. Что ж… Сегодня на ночь вызову кокотку. А завтра буду штурмом брать то, что принадлежит по праву. Но уж когда добьюсь строптивую Адель (сотрясая указательным пальцем в воздухе), свою победу разнесу по всем домам. Никто ее не примет, не взглянет без усмешки, а замуж (ахаха!) подавно не возьмет! О, как мысль о мести согревает душу! Бальзамом разливается по чреслам. И клонит, наконец-то, в сон. Я засыпаю в предвкушенье пурпура в рассветном небе, как алых поцелуев россыпь на белых простынях. Аллегро! Крещендо! Брависсимо! Ах!
Обращается к слуге:
– И пусть музыканты играют до утра под дверью, понял?
– О да, месье. Не беспокойтесь. Понял. Распоряжусь.
Мадемуазель Адель в покоях.
– Благодарю Тебя Господь, что Ты послал мне праведного мужа. Не став очередной постыдной жертвой, меня Ты защитил от зла, которому противостоять мне было б трудно… До бракосочетанья по совету матушки и графини тети, затворюсь в монастыре. Хвала Тебе, Господь, на небе. Клянусь, что до скончанья дней я буду верною супругой и (если дашь) – и матерью примерной. А в день, когда решишь, что время истекло и… овдовею, я в монастырь уйду, чтоб петь Тебе хвалу. Благослови на сон грядущий, Боже.
25-26 августа 2013
____________________
На странице – фото Ксении Титовой "Автопортрет" (2010).
Работы фотографа можно посмотреть здесь http://www.flickr.com/photos/ta_ksu