Перед покойным Овчинниковым меня долго мучило угрызение совести. Повод был такой.
Раньше 2 января был рабочим днем, и некоторые военнослужащие приходили на службу с похмелья, дорабатывали кое-как день и уходили на отдых домой. Разными методами приводили они себя в боеготовное состояние. Некоторые умудрялись похмелиться на работе.
Один такой «герой» попался на глаза молодому командиру полка Овчинникову. Естественно, он не мог пройти мимо такого грубого нарушения. Тем более, что офицер-техник звена старший лейтенант Б. полностью опьянел. Его доставили в штаб, и командир приказал мне отправить его на городскую офицерскую гаутвахту.
Я уложил старшего лейтенанта Б. на кушетку у дежурного по полку, а сам принялся искать транспорт, на котором можно было отправить нарушителя. Мне, исполняющему обязанности начальника штаба, найти транспорт не удалось.
Пока я искал, офицер немного прозрел и протрезвел. Он был старше меня по возрасту на год, офицерского стажа у него было больше моего. Меня удивило его знание устава дисциплинарной службы. Это всегда вызывало у меня уважение к таким офицерам. Он понял мои бесплодные попытки поиска транспорта и сказал: «Товарищ майор, а ведь офицер на гауптвахту идет сам, так что вы меня отпустите, и я сам поеду на гауптвахту».
Я глянул на него — передо мной был офицер, типичный технарь, а это значит труженик. Их всегда уважали летчики. Я немного поколебался, ведь мне приказали лично отправить Б. Понятно, что приказ командира был не по уставу, но приказ есть приказ, и я обязан был его выполнить. Взвесив все за и против, я вручил старшему лейтенанту Б. записку об аресте и четко сказал, чтобы он явился на городскую гауптвахту и в 18.00 доложил мне по телефону.
На душе было как-то неспокойно. Я ждал телефонного звонка, чтобы отчитаться перед командиром. Этот командир полка не был первым в моей службе в штабе, и я уже убедился, что командиры всего не знают и большую часть своей деятельности перекладывают на штаб, который был зачастую грамотнее их. Я считал, что командовать полком мы научим и Овчинникова…
Телефонного звонка с гауптвахты я не дождался и уже часов в 19 позвонил сам. Дежурный офицер доложил, что Б. на гауптвахту не прибыл. На дворе была ночь, мороз под -30 градусов.
Мне вспомнилось, что старший лейтенант был в хромовых сапогах. Тут я, образно выражаясь, заметал икру…Пошел к его семье. Дома была жена и две дочери. Жена толком мне ничего не поведала и лишь добавила повод для переживаний. Она сказала, что Б. зашел домой, взял пять рублей (офицер питался на гауптвахте за свой счет) и куда-то убыл. Может быть, к брату, а может выполнять мой приказ — на гауптвахту.
Я дипломатично намекнул, что ее муж может замерзнуть, так как слабо одет, плюс он подвыпивши… Жена на это ответила, мол, туда ему и дорога. Я был поражен таким отношением ее к мужу. Но факт был налицо.
Пытаясь выяснить, где проживает брат старшего лейтенанта, я ничего конкретного не узнал. Так и ушел из этой семьи ни с чем.
Мысль сверлила голову, как я мог довериться этому технику звена, как мог нарушить приказ командира полка?! Позже я пошел к командиру авиаэскадрильи подполковнику Шаломеенко. Он был опытным комэском, старший лейтенант Б. являлся его подчиненным. Если потребуется, Шаломеенко должен будет принять меры по организации поисков пропавшего.
Мы с комэском еще раз пошли к семье Б. На этот раз жена костерила мужа при старшей дочери. Мы ушли от них почти в полночь и решили подождать до утра…
Утром Б. позвонил мне из комендатуры, что он на гауптвахте со вчерашнего дня. Я сказал, что он обманывает, что он прибыл туда только сегодня утром, но и за то спасибо, а за обман разберемся позже.
Об этом я доложил командиру полка. Он разноса мне не учинил, но обещал наказать меня за ослушание.
Но наказать он меня не успел из-за трагедии. Я переживал, что так сложилось, лучше бы он меня наказал — меня бы не мучило угрызение совести.
Потом, конечно, этот случай поблек, забылся, но я себе зарубил на носу: необходимо выполнять приказы командира, невзирая на его возраст и опыт. На то он и командир.