Странник в ночи

Григорий Азовский
Я смертельно устал. Вот уже почти два часа ночи, а я все сижу и сижу за столом. Больше по инерции. Толку от сидения никакого. Понимаю, что пора на боковую. Решаюсь прервать тягомотину и падаю на диван. Баста! Через минут десять отключаюсь.
Никаких снов. В башке полная опустошенность, перемежаемая волнами научной подсознательной дури.    
И вдруг из тумана выплывает резкий звук. Вздрагиваю и просыпаюсь.
Это неистувствует дверной звонок. Кого черт несет? В такую темную ночь? Спишь в кроватке и никого не ждешь. Полный атас. Натуральный бандитизм.
Напевая «только пули свистят по степи», приближаюсь к входной двери и вопрошаю сонно: «Ответь, таинственный странник, кто есть ты?».
Странник отвечает: «Это я, Гена».
Как мило. Друзья гуляют.
Открываю дверь. Гена стоит в проеме, покачиваясь. Торжественно держит бутылку и протягивает ее мне. Мол, смотри, какой я благодетель.
Отбираю бутылку и впускаю дорогого, незваного гостя. Тот по-хозяйски направляется к серванту и достает две рюмки.   
- Закусочки сообразил бы, - говорит. – Чтой-то я забурел.
Ползу на кухню и тащу шмат колбасы и соленый огурец.
- А хлебушка понюхать, – ворчит Генка.
Несу и хлебушка.
- Может, тебе еще и картошечки, чтобы с сольцой ее намять?
- Ладно, ладно, старик, не иронизируй. Выпей немного - по-нашему и расслабься.
Чокаемся и пьем.
- И какого черта тебя носит по ночам? В такси, небось, катался? И водку у таксиста взял?
- Вариантов нет. Опять же охота к перемене мест. В рюмочной стоишь как дурак. Как рыцарь на часах. А здесь с ветерком. Динамика. И лица новые. Правда, в основном сонные и злые. Но я им прощаю. Не понимают широкой русской души. Вот ты, другое дело. Светлый взгляд. Дружелюбен. Коммуникативен. Опять же выпить с тобой можно, хоть ты и большой ученый. И зачем тебе эта наука. Плотничал бы. У тебя ведь руки золотые.
- Будет тебе. Успокойся, странник. Ты меня не очаруешь. Лучше разливай.
Пьем. Но что это? Взор Генки помутнел, он покачнулся, схватился за стул и в обнимку с ним упал на пол. Дошел, значит, до точки. Последней рюмкой усугубил.
Что делать? Волоку его на диван, но он сопротивляется и вырывается из объятий.
- Давай музыку! - вопит он. – Давай мне Фрэнка.
Петляет к проигрывателю, достает пластинку Синатры, но никак не может попасть иглой на начало. Поблуждав, бросает звукосниматель куда попало. Пластинка трещит, дорожка шипит, но лицо Генки расплывается в сладкой улыбке. Это же, «Strangers in the night». Его любимая песня. Он снова падает на любезно подставленный мною стул. Неужели он будет пить до рассвета?
- Налей, - говорит, - еще.
Наливаю с надеждой, что он отключится. Не тут-то было. Высокое искусство подействовало на него возбуждающе. Взгляд просветлел, и он яростно набросился на колбаску с хлебушком.
Но случилось непредвиденное. После очередной рюмки я размяк и сполз на диван.
Очнулся я от острого солнечного лучика, гулявшего по щеке. Гремели колонки: «Слышу звон бубенцов издалека. Это тройки знакомый разбег». Генка сидел, положив голову на стол. Перед ним стояла недопитая рюмка. Он сладко посапывал.