Ева стояла перед застекленными полками и разглядывала огромное количество безделушек, которые Антон Григорьевич привозил из каждой поездки. Скоро он и мама разменяют свои квартиры на одну большую, и эти милые вещицы будут всегда рядом. А сейчас Ева в гостях у будущего отчима и, хотя взрослые ушли до вечера, ей совсем не скучно. Здесь много интересного.
Особой привлекательностью отличался письменный стол. Массивный, темный, с множеством таинственных отделений. На столе стоит прибор из гладкого серого мрамора, пресс-папье, авторучка с золотым пером, а рядом – стопка писчей бумаги. Разве можно спокойно смотреть на это великолепие?
Надо же, вот перед тобой чистый и гладкий лист, шикарная авторучка - кстати, заправленная не какими-нибудь школьными фиолетовыми, а черными чернилами, - руки твои так и чешутся что-нибудь написать, но ты не знаешь что. Придется выдумывать...
«Жила на свете девочка и звали ее Ыка, – вывела Ева круглым каллиграфическим почерком. – Однажды у этой девочки умерла любимая бабушка, и Ыка поселилась в ее комнате...»
Ева так увлеклась, что даже забыла поискать очередной том сочинений Джека Лондона. И уже по дороге домой с досадой вспомнила, что забыла забрать и свое собственное произведение.
В тот вечер Антон Григорьевич засиделся допоздна перед телевизором и лишь на сон грядущий заметил на столе аккуратно исписанный листок бумаги. Что бы это могло быть?
«...Ыка проснулась в самое глухое время ночи от странных звуков. Кто-то тихо дышал в темноте. Ыка включила свет. Никого. Но стоило выключить лампу, и в комнате опять слышалось чье-то дыхание. Не может же пустая комната дышать? Ыка и не знала, как это страшно, когда рядом с тобой дышит кто-то, кого не должно быть. А вдруг это мертвая бабушка?.. В страшных сказках покойники приходят за живыми и забирают их с собой».
Сенитиментальный и чувствительный Антон Григорьевич невольно прислушался к тишине ночного дома и ему стало не по себе.
«Но ведь в школе учили, что на свете нет ни чертей, ни ведьм, и даже бога нет. Значит, надо просто не обращать внимания. Ыка закрыла одеялом ухо и решила уснуть».
Г-м.., отважная девочка эта Ыка. А вот если бы у него в комнате кто-то невидимый дышал? Антон Григорьевич поежился. Действительно жуть. Все-таки Ева странный ребенок. И откуда такое воображение?
«Но спать было невозможно. Ыка поневоле вглядывалась в темноту и вскоре заметила, что темнота тоже смотрит на нее. Темнота смотрела на Ыку глазами мертвой бабушки, и глаза у нее были красными! Бабушка чавкала беззубым ртом и пускала хищную слюну...»
Тут Антон Григорьевич почувствовал, как волосы на голове будто задвигались от легкого дуновения. Ну и жуть! Фу ты, глупость какая! Вот чертова девчонка, может, ее врачу показать?
«...Ыку похоронили рядом с бабушкой, хоть соседи и шептались, что ведь это бабушка загрызла внучку, чтобы забрать ее с собой. Не надо ИХ звать, все равно придут не они, а их голодные тени и утащат с собой».
К концу чтения волосы на голове Антона Григорьевича уже вовсю стояли дыбом, вдобавок он с испугом отшатнулся от собственного отражения в окне. Спать расхотелось. Вздохнув, отправился на кухню хлебнуть воды, и по дороге на всякий случай внимательно вглядывался во все темные углы. Бред какой-то!
– Ева, что это такое ты там написала? – спросил Антон Григорьевич на следующий день.
– А, да это рассказик такой.
– Хорошенький рассказик на сон грядущий! Да меня от ужаса мороз по коже продрал! И часто ты такие пишешь?
Ева смутилась.
– Да ну, первый раз. Просто попробовала что-нибудь написать.
– Проба пера, значит. Х-м-м... Эдгар По бы обзавидовался.
– Ну да, у вас такие хорошие чернила и авторучка с шикарным золотым пером, вот я его и попробовала...