Мистерия фитнес

Татьяна Щеглова
                Мистерия (греч.) – тайна, символическая драма
               

Она сказала:
- Фитнес – это сексуально.
Я готова была её  разорвать. Да сколько же можно! Весь мир будто взбесился. И мы – я и моя подруга Дюка (Даша, но так все зовут её с детства) отправились в фитнес-клуб премиум-класса под броским названием «Мистерия фитнес», будь он неладен, вести здоровый образ жизни, бегать, качаться и плавать и бог знает что ещё.
- Ах, какое название, - увидев клуб впервые, Даша в умилении сложила руки, –  почти как у Скрябина!
- Да, прямая аналогия с твоим мужем-музыкантом и нашими неоконченными музыкальными школами, - едко добавила я.
Тут-то и понеслось.
Сначала она перестала есть салаты с майонезом и булочки, чем очень меня озадачила, ведь это были коронные блюда на наших девичниках. Потом заявила: «Утро надо начинать с  каш, а не раскуривать кофе на голодный желудок» (отдельно про сигареты смолчала, потому что курит давно и самозабвенно). Ну и заявочки!
- Ты влюбилась? - спросила я с подозрением, ведь это многое бы объяснило.
Она повернулась, раскрутившись будто на йоге (проходили мы эти штучки!), сложила «губки бантиком» (о, её чувственные гримаски, знакомые с детства) и попыталась отмолчаться.
- Дурная голова, ты хоть бы сначала развелась, всё Марку расскажу. А ведь он, дубина, ещё и турник по твоей просьбе в дверном проёме прибил, чтобы вы с дочкой спортом   занимались…
Марк - её муж. В браке они состоят уже десять лет, оба -  интеллигентны, как последние из филологов-могикан нашего факультета, и оба стыдились признаться, как надоели друг другу. Измен в их доме пока что не наблюдалось. Но, похоже, они назревали.
- Ну и какого ты присмотрела бизона, ведь наш общий тренер - супер-бизон, да? Вся фишка состоит в том, что вместо извилин – мышцы. И ты рвёшься к такому? Тебе нужен гладиатор?
- Немедленно замолчи! Обвисшее тело – ещё не показатель ума, это я про нас, между прочим.  «Вот женщина, она скорбит, что зеркало её полнит», - процитировала заблудшая. Марк, видите ли, ей надоел, и имя его – тоже. А когда Полинку от него рожала, наверное об этом не думала? Жалко ребёнка. И ведь я сама привела её в этот клуб, делать нам, видите ли,  было нечего, решили самосовершенствоваться. И что из этого вышло? «Фитнес – это сексуально».  На, получи. Дождалась.
- Ты хочешь сказать, что влюбилась в его мышцы, а он – в твою задницу, которую накачивает по программе «крепкий орешек»?
Сказала ей – и тут  же пожалела об этом. Слова вылетели некрасивые, злые. А ведь Даша многие годы  с высоко поднятой головой несла в себе красоту и нравственные устои  непоколебимо и упорно, как теперь делает ежедневно гимнастику.
…Марк, между прочим,  мой возлюбленный брат, вторая половинка, близнец. Если бы я родилась мальчишкой, нас можно было бы спутать. Всё одинаково: волосы, цвет глаз, пожимание плечами... Разное: его мягкий характер (в противовес ему я упряма как бык),  виноватая улыбка и извечное желание угодить всем и вся. Бедный  Марк, которого больше всего на свете заботит его музыка и нежное отношение к собственной жене! Он часами может рассуждать о том, что в полифонии Баха группы нот сами создают свой аккомпанемент, а в мелодике Моцарта особенно важны второстепенные партии,  доводя тем самым окружающих до полного изнеможения! Его музыкальное эстетство сопоставимо только с безгрешностью и трепетом по отношению к жене. 
Но их домашний парадиз, похоже закончился. Райские кущи, в которых говорят на языке музыки  и нежно целуют в макушку, неотвратимо отодвигаются в прошлое. Схлопотал Маркуша от любимой жены. Чувства, конечно, логике не подвластны, и тем не менее.
Я представила, как мой брат понуро сгорбатился в своей оркестровой яме (он ведёт партию второй скрипки в городском симфоническом, не так уж и плохо, учитывая зарубежные гастроли)  и не может выжать из инструмента ни звука. Дирижёр Птицын нервно стучит по пюпитру, а Марк в ответ ещё больше горбится и опускает смычок. Полная лажа, как говорят музыканты… 
- Нет, ты всё-таки скажи, кто этот  кавалер! -  я взвилась. – Ты, учительница литературы, пропагандист вечных ценностей, с кем ты думаешь изменить моему брату?  Поделись своею волной восторга!
- Между прочим, ты такой же филолог, как и я.  И прекрати, наконец,  вопить,  давай лучше выпьем коньячку (единственная здравая мысль).
Даша развернулась к буфету за крошечными рюмками и бутылкой, и я увидела её грациозные, но уныло- понурые плечи, трогательные и прекрасные как самостоятельный артефакт - в какой-то момент, казалось, они перестали быть плечами, а стали самой печалью, плавно проплывающей по кухне… Мне стало её мучительно жалко.            
                ***
Эдика, Эндрю, называли перспективным и подающим надежды.  20 лет, а уже выиграны  местные чемпионаты по бодибилдингу и армрестлингу, на счету звание «лучший торс»  и членство в столичной сборной по версии в НАББА. Его приглашали на работу несколько фитнес-клубов, но он выбрал самый гламурный и перспективный, как и  карьеру, к которой он так стремился, клуб «Мистерия фитнес». На новом месте приняли с распростёртыми объятиями. Лоск обеспеченных клиентов и возможности новой жизни ослепили, но Эдик твёрдо верил в свою звезду, важно было не упустить время и шанс,  схватить удачу за хвост. Мать, работавшая уборщицей  в школе и воспитавшая сына одна, резких восхождений и авантюрных поступков боялась.
- Сынуля, тот, кто высоко поднимается, тот больно и  падает, - говорила она. – Ты только с виду большой, а мозги-то - как у дитяти…
Эдик так не считал. Ему было жаль пригнутую от тяжёлой жизни мать, он по-своему любил и оберегал её, но при этом знал: тормозить свои честолюбивые планы  не позволит никому, даже ей.
… В принципе, возможных вариантов было несколько, и все неплохие.            
На   длинноногих, со школьной скамьи, девиц он не смотрел, жениться ему рановато. Пусть юные качальщицы подыщут себе пожилых и состоятельных, деньги не подвержены порче. Ему суждено другое. Эдик как никто прекрасно осознавал превосходство молодости и целенаправленно прохаживался в кругу женщин бальзаковского возраста, с которыми его связывали персональные тренировки, по-своему оценивал клиенток, присматривался. Катя? У неё свой небольшой бизнес, пара магазинов женского белья, взрослый сын и впридачу - полная сексуальная раскрепощённость. С такой будет легко и начать отношения и оставить их без особых потерь, даже, напротив, смакуя эротические трофеи в виде приобретённых воспоминаний и опыта. Претендентка Катя достаточно симпатична: белокурые волосы, фигуристая. В свои 40 лет – в отличной спортивной  форме. Надо сказать, Эдуарду в вопросе женщин с характером повезло: он искренне полагал, что женщин «без изюминки» не бывает.
И это редкое качество сейчас собирался использовать, на этом строилась вся игра, игра почти что искренняя, на чувствах.
- Я знал женщин наглых, дерзких и уродливых, и даже в них находил удовольствие, - любил повторять он в узком кругу. И в эти минуты  настолько упивался собой, красивым, юным и всемогущим, что на какое-то время действительно становился романтиком.
- Гм…Света? Тоже светленькая, работает управленцем в горадминистрации, многие вопросы может решить по части выездов на соревнования, поиска спонсоров – ей стоит за него только словечко замолвить, и, кстати, всегда ему улыбается. Шанс  реальный. Эдику хотелось прожить на земле долго и испытать многое. Причём понятие «многое» включало для него, прежде всего, отношения с женщинами, женщины давно уже стали для Эдика мерилом его состоятельности. Поэтому важно было не промахнуться. Лёгких путей Эдик не искал, лучше подождать, но взять весь банк, как в картах.
Самый выигрышный вариант, по его мнению, представляла Кира. Большая, русоволосая, чем-то напоминающая актрису Нонну Мордюкову в молодости, ярко выраженный русский психотип с крепким характером. Кира, как это неожиданно выяснилось,  была совладелицей клуба премиум-класса, в котором работал Эдик, основные акции оформлены на неё. Но демонстрировать свою причастность к делам не любила, ходила тренироваться как все. Кира часто меняла персональных инструкторов, у самого  Эдика занималась всего-то два раза, будто приглядывалась. И как ни старался Эдик заручиться её благосклонностью и рекомендациями, из этого ничего пока что не выходило.
Хозяйка-Кира появлялась в клубе вместе с подружкой Дарьей, Дюкой, как она её называла.  Её наперсница Дарья, такая живая, подвижная, черноглазая, была по комплекции как травести, женщина-подросток. Каждое слово Эдика, он это заметил, вызывало бурю эмоций на её  подвижном лице, а какие уморительные гримаски она строила удивляясь…Чудо, и только!  Хотя была в  маленькой Дюке-Даше некая недосказанность, незавершённость, что ли. Неведомым образом Дюка ускользала от воображения Эдика, сама же препятствовала цельности её восприятия. Быть может, это и будоражило?
Друзья за глаза называли Эдика «чистильщиком, который подбирает всё». Он это знал и не противился прозвищу. А что в том плохого? Времена трубадуров, когда завоевания женщин строились на воспевании краешка туфельки, давно прошли. Сейчас созревший плод сам падает в руки. А для того, чтобы быть чистильщиком, между прочим, тоже нужны и талант, и харизма.
Эдик остановился на Даше. С такой женщиной будет не скучно, отношения с ней обещают быть яркими и ослепительными, и можно будет  совместить полезное с приятным, так он решил. А денежная и властная  Кира? Ну что ж, он найдёт к ней пути через подругу. 
В принципе, Эдуарду нравилось опровергать общепринятые нормы морали и утверждать такую свою  жизненную позицию. Во внешней беспричинности своих поступков он находил особое чувство свободы.               
                ***
- Ничего же себе! – произнесла Даша, рассматривая своё лицо в зеркало. Она разглядывала чуть полноватые губы, брови-домиком, придававшие лицу выражение то удивлённости, то безмерного восторга, и дивилась сама себе. Больше всего Дашу смущал и поражал тот факт, что она, мать семейства, десять лет состоящая в браке, разглядывает себя  в зеркале будто гимназистка на выданье. Было бы что рассматривать! Странный симптом. Хотя…
- Какой смысл сопротивляться? – неожиданно для себя произнесла она вслух.
Сегодняшний урок у Эдика в клубе подводил итог их трёхмесячным занятиям. Разминка на беговой дорожке, немного упражнений на тренажёрах, а позже - «миофасциальное расслабление», основанное на приёмах тайского массажа. Она лежала на спортивном мате, а тренер массировал её при помощи теннисных мячиков.
Между ними проскользнула тень обещания.
К Дарье никогда не прикасались чужие мужчины, такое, после Марка, было впервые. Ещё совсем недавно она ни в коей мере не могла представить себя героиней фривольного приключения и слушала неправдоподобные рассказы подруг на эту тему с  чувством неловкости и старомодного огорчения. А вот теперь сама себя не узнавала. Ох уж, это «миофасциальное расслабление», новая строка  в жизни фитнеса!  Дарья медленно, кадр за кадром, пролистывала перед своим внутренним взором картинки той ленты, которая готовилась стать их с Эдиком любовным романом. Вспомнила, как уже в начальный урок  ощутила непонятную дрожь и волнение, выскочила после занятия подышать воздухом красная и растерянная и минут десять ещё потом ходила вокруг клуба, чтобы успокоиться, не садиться за руль в неожиданном состоянии сильного смятения. И уж тем более ни за какие коврижки не хотела являться домой, к семилетней дочери, пылающей и не осознающей себя. Что это было?
К последующим занятиям Даша заранее морально настраивалась, лицо не горело – в конце-то концов, взрослая женщина! - не подрагивали предательски пальцы. Но сердце ёкало в низу живота, и эти томительные минуты Даше хотелось растянуть на всю жизнь. Она ненавидела себя и свои ощущения, она одновременно обожала их, и, злясь и удивляясь, сразу же после каждого занятия отправлялась на рецепцию оплатить следующий урок. Она уже не могла без них, без этих тревожащих душу ощущений. И после нескольких внутренних диалогов смогла красиво объяснить себе, что, дескать,  волнуется душа, а не тело. Жизнь без эмоций – это не жизнь. 
Но где-то в подсознании прекрасно отдавала себе отчёт в том, что иллюзорные наслаждения готовятся стать реальными.               
               
                ***
Не было ещё никакой измены, не было. На мужа Марка ласки и забота жены посыпались как из рога изобилия. Куда-то исчезли её извечные неуверенность в себе и самокопания. На их место пришли удвоенная домовитость и некая интрига скольжения, с которой Даша упорно  блокировала семейные ласки, доводя тем самым мужа до взрывных волнений и желаний.
 Прибежав домой с работы, Даша успевала испечь пирог, перегладить мужнины рубашки, и встретить Марка, улыбаясь, «порхая».  Марк в ответ отзывчиво расцветал, как хорошо окучиваемое растение. Удивившись поначалу, он объяснил себе перемены в поведении жены, тем, что дочь подросла, Даша стала меньше бояться за неё и появилось больше свободного времени. Улыбался в ответ блаженно и тыкался в шею жены, неловко целуя при каждом удобном моменте.
Душа Дарьи металась. Перед мысленным взором открытое лицо Марка съезжало, будто растворяясь, его законное место занимал  Эдик.
- Нелепое зазеркалье! Чур меня, чур, - твердила она, пытаясь ущипнуть себя за руку, чтобы стряхнуть наваждение.
Зеркала фитнес-клуба, занимавшие пространство в три стены из четырёх, привычка видеть в них своё отражение и рядом – отражение Эдика – наступали. Квартира Даши с её домочадцами и обжитой семейной обстановкой разъезжалась и капитулировала перед зовущим натиском нового. Мистическая зеркальная табакерка фитнес-клуба застилала глаза. Мысли плавились. Сделаешь шаг вперёд – и растворишься в другом измерении навсегда. Но в глубине души Даша была готова к такому шагу.
Муж готовился к отъезду  в загранкомандировку и складывал в отдельные кучки бытовые и музыкальные мелочи:
- Канифоль, сменные струны,  несессер и любимая бритва, - бубнил он под нос.
Даша выполняла привычное - укладывала в чемодан носки, рубахи и смены белья. Рубахи не ложились как следует, фирменный фрак – святая святых – упрямо топорщился, мялся, сопротивлялся как мог. Вещи жили своей жизнью, руки не слушались.   
- Ой, что-то я устала, пойду перекурю, - Даша тяжело опустилась на стул. Хаос в душе переходил на хаос в реальности.
С треском вспыхнули и погасли две лампочки в люстре, две из шести, и это стало последней каплей, Даша чуть не расплакалась.
– Ну что же ты, милая, что ты так испугалась, - захлопотал Марк. – По-быстрому щас их вкручу. Лампы рвутся к новой жизни, родная, такая  примета.
Оттолкнув его, Даша ринулась на кухню и там всё-таки разрыдалась.
… Марка в аэропорт провожали вдвоём, вместе с Кирой, на её шикарном BMWX5. Подходя к последнему перед посадкой турникету, Марк неловко топтался  и уточнял у сестры, какие лекарства привезти матери и мелкие подарки – общим знакомым. 
- А тебе, моя маленькая Дюка, что привезти?
Развернулся к жене и надолго припал к её щеке в европейском бесполом поцелуе, сам почти что не плакал. 
- Да уж езжай ты, Маркуша, всё будет хорошо, - напутствовала сестра, грубовато отрывая его от жены, она не любила долгих прощаний.
- Уже, действительно, пора, счастливо тебе долететь, - выдохнула Дарья.
 Повторить слова Киры о том, что надо ждать лучшего, язык не повернулся.         
                ***            
В тот день дождик капал с утра.  Не лился, а как-то тихо моросил, будто плакал. Дюка, женщина поэтически настроенная, любила такую погоду. За утренним кофе и первой сигаретой, наблюдая «плачущие окна» на кухне,  она вспомнила строки Верлена: «Хандра ниоткуда на то и хандра, что не от худа и не от добра».
Хандры как таковой не было, но было  тихое светящееся ожидание чего-то важного, значимого. Будто огонёк в душе горел тихо и ровно. Даша потянулась неспешно, радуясь себе и всему миру, вспомнила, что сегодня день очень лёгкий – дочь после музыкальной школы отправится к бабушке, там и переночует (обе обожали друг друга, ночёвка раз в неделю стала сложившимся ритуалом); на работе уроки отменили – в школе карантин. Значит, можно пройтись по магазинам и даже заглянуть в парикмахерскую…   
Спустя час позвонила Кира.
- Алё, подруга, уже поднялась? А я так думала, что дрыхнешь, раз дома. В школу свою ещё не идёшь? А коли так, хватит нежиться, я среди своих забот специально для нас полчаса вырвала, приезжай, полялякаем. Возражения не принимаются. И  свою десятую  недопитую чашку кофе отставь, нам с тобой Таисия секретарша хороший кофе заварит, мне из Израиля привезли презент….
Даша быстро собралась и спустилась к машине. И надо же! – ей даже пробок по дороге не встретилось, такой выпал день. 
…Кира восседала в своём кабинете, облагороженном отделкой из редкого дерева, весомо и прочно, всем своим видом демонстрируя покой и надёжность. Тонкая сигаретка-папихетка, как сказали бы во времена декаданса,  тлела в  уверенных крупных пальцах. Расцеловались.  Кира нажала селектор и вызвала Таисию с кофе.
- Ну вот, а ты говоришь, сложности жизни… Всё-то у нас, подруга, складно выходит, всё так и  прёт! – Кира выбралась из-за стола и молодцевато зашагала по кабинету, пружиня шаги с пятки на носок.
Несмотря на крупную фигуру, в ней ощущались и нерв, и напористость, не зря преуспевающий бизнесмен, ди-рек-тор.
- Ну расскажи, сколько ты денег заработала, кого ещё сегодня обставила? – Даша поддержала боевой настрой подруги.
- Не хочу про дела, что ты в них понимаешь!   
И всё же не удержалась, поведала о том, как состоялся приезд таек (одной из структур Киры было кадровое агентство).
 - Ты представляешь, звоню в Таиланд. Спрашиваю, посадили ли в самолёт пять массажисток, перечисляю по именам. А мне по списку, вместо Тансинии какую-то Жанну Степановну называют. Я вся на дыбы, набираю телефоны наших московских партнёров, потом –   посольство. Да, говорят, вылетели пять человек, всё сходится. Снова звоню в Таиланд – и в разговоре опять некая Жанна Степановна всплывает… И только спустя два часа нервотрёпки, наконец,  выясняется, что Жанна Степановна – это и есть Тансиния, просто долго проработала в Москве,  к ней русское имя прилипло…
Хохотали до слёз, как в студенческие времена. Вспомнили о Марке, он им обеим звонил. Долетел хорошо; на днях состоится первый концерт, играют Бетховена; питается сносно, и дирижёр Птицын не особо донимает…
А ещё спустя полчаса к Даше неожиданно пришло чувство тревоги. Прислушиваясь к себе, она засобиралась домой.
Звонок на мобильник раздался, когда Даша разрывалась на перекрёстке без светофора. Автомобили толпились, поджимая  друг друга  и нервно сигналили, отвечать было неудобно. Незнакомые номера на мобильнике Даша не любила, обычно трубку не поднимала, но здесь почему-то сразу нажала кнопку соединения. Впрочем, не так. Положа руку на сердце, Даша заранее чувствовала и знала, чей голос услышит. Разряд молнии заранее, запрограммированно вошёл в тело. И как продолжение начатого, она услышала знакомый магнетический голос. Этот  был он, Эдуард. Резко обострились, стали ярче и выпуклее окружающие цвета. Обоняние ловило малейшие запахи,  время отчитывалось в голове с чёткостью до секунды. Даша  знала, чем закончится этот день, она это знала…             
                ***
- У нас с тобой  - всё по-настоящему, - гордо произнёс Эдик, отрываясь от Дюки. Даша лежала, откинувшись на подушках,  блаженно расслабленная. – Настоящий секс - это когда первая ступень начинается с глаз, глаза пожираются глазами… и будто кожа на тебе исчезает, ты сливаешься с миром. Я в тебя вошёл... - С тобой такое раньше бывало?
Обычно разговоры о сексе претили ей, как любая развязность. Но с Эдиком  всё было иначе,  она не переставала удивляться самой себе.
«Какой он ещё ребёнок! Наивный и мужественный ребёнок», - подумала Даша и счастливо рассмеялась, брови поползли вверх, усиливая выражение детскости на её лице. Ещё раз огляделась вокруг. Привычные вещи её обжитого с семьёй дома прочно стояли на своих местах. Даша по-новому ярко окинула взглядом пианино, на котором занималась с дочерью, скрипичный футляр  Марка (с собой он увёз концертный вариант,  дорогостоящий авторский инструмент), потёртое кресло, накрытое пледом… И удивилась тому, что стыда и раскаяния не было. Даже не оставалось времени на то, чтобы стыдиться – Эдик вновь притягивал её особым магнетическим взглядом. И  Дашино тело стремительно летело в зовущую пропасть, мир под ногами обваливался, душа парила…      
… Они виделись почти каждый день и часто звонили друг другу  -  за те две недели, что Марку оставались на фестивале в Германии. Они складывали свою, новую историю, почти не нуждавшуюся в словах. И далёкий  голос мужа прорывался в их сдвоенную, крепко слитую единую жизнь как случайность; всё, что бы он ни говорил, было для Даши незначительным, мелким, ни к месту.
- Первая скрипка не додержала фермату, - подавленно кричал Марк в трубку (в телефоне фонило), речь шла о сонате Бетховена. - Публика подготовленная, но какие-то все очень напыщенные. Будто слушая они расправляются с моей музыкой,  в этом есть акт насилия…
Обычная тонкокожесть Марка, которой некогда восхищалась Даша, на сей раз не трогала, обтекала её, даже раздражала.  Обычно самая преданная ценительница и критик мужа, Даша  удивлялась про себя, какое,  в общем-то  значение имеют  музыкальные секунды, неточные ноты, паузы. Биение собственного сердца, будто нетерпеливый метроном, ускоряло темп и отсчитывало минуты и мгновения до встречи с ним, её настоящей жизнью, Эдиком.  Только он был сейчас её художественно значимым объектом. И только их встречи имели значение, только они. В них была заключена красота – нынешняя и потенциальная.
Свекровь, приехавшая навестить  свою внучку, обнаружила разор и пустой холодильник у обычно хозяйственной невестки. От комментариев воздержалась, но губы поджала.
- Как ты живёшь! У тебя что, неприятности на работе?
А ещё спустя некоторое время, прозорливо оценив лихорадочный блеск Дашиных глаз, категорично заявила:
-  Пусть Полечка у меня побудет, а ты за это время постарайся прийти в себя. Разве так можно? Небось, весь подъезд обсуждает… Вернётся Марк, и всё ему выскажут. Хоть об этом ты думала?
Время неслось неудержимо. До возвращения Марка оставалась  неделя. В следующий телефонный звонок муж уже не говорил о сонатах.
- Родная моя девочка, - беспокойно кричал  в трубку (неведомые магнитные волны по-прежнему мешали разговору). – Я не могу без тебя! У меня полный крах! Мне всё здесь опостылело: чужая жизнь, языки. Нам обоим нужно вырваться из заколдованного круга! Хочешь, я сорвусь и приеду? И катись всё в тартарары: и наш оркестр, и эти командировочные оркестровые ямы, которые вечно нас разлучают!..
И только тогда, внимая его душераздирающим воплям, Даша впервые за время любовного угара  отчётливо ощутила укол в сердце.
«Какая же я дрянь, - подумала. – Просто дрянь. Дурю невинного человека».
- У меня всё нормально, родной, - ответила пришибленным голосом.
И чтобы муж не почувствовал неладное, мучительно стала перечислять, что надо привезти в подарок для дочери.
- Модные детские сумочки посмотри, ладно? Они сейчас носят маленькие, планшетом… Можешь нам ноты какие-нибудь привезти – что-то из Шумана, Брамса, под их редакцией. - И что-то для настроения, - перебил приободренный Марк. – Тонны шоколада, здесь есть хороший!
Дашу душили рыдания. Положив трубку на рычаг, она впервые в полной мере осознала всё то, что сделано и невозвратность к прошлому.
«Я уже не смогу, как раньше, безмятежно положить свою голову  на его плечо и болтать ни о чём, вспоминая, как прошёл день, - думалось.  - Не смогу уверенно и твёрдо наставлять свою дочь и открыто поглядеть в её огромные голубые, как у Маркуши, глаза». Прежний мир был перечёркнут огромной жирной чертой, заляпан, испорчен.
- Что же я наделала, что я на-де-ла-ла. 
Даша упала ничком на диван, разрыдалась, но тут же вскочила, вспомнив, что супружеское ложе стало ложем греха.   
Возврат к прежней жизни был для неё невозможен. До возвращения Марка оставалось три дня.   
 
                ***       
- Успокойся, - властно произнесла Кира, вломившаяся в её квартиру.  – Тоже мне, кающаяся Магдалина! Ну изменила, ну увлеклась, с кем не бывает?
Незначительные, три месяц назад сказанные фразы про фитнес-сексуальность, переросли в реальную катастрофу, Кира это понимала. Откровения и исповедь подруги были ей глубоко неприятны, ведь в роли рогоносца выступал родной брат-близнец (удержать бы эту историю в четырёх стенах!)
Но привыкшая встречать трудности с открытым забралом и жить по принципу «личность должна быть крупнее проблемы», Кира быстро взяла себя в руки. Приобняла трясущуюся Дюку, плеснула в стаканы коньяк, погладила её по руке:
- Успокойся,  и всё плохое забудь. И перестань, наконец,  преувеличивать свою пылкость. Ты отличная мать и жена, и Марк с тобой счастлив – это главное. У вас  крепкая семья,  дочь растёт, об этом  и думай. А того молодого стрекозла, что тебя с пути сбил, я по- своему накажу, у меня на то есть и свои рычаги, и методы… Тоже мне, фитнес-мистерия!
Кира недовольно фыркнула, смяла пустую сигаретную пачку и помимо воли отчётливо представила план своей мести. Воображение нарисовало, как сразу после Даши она отправится в фитнес-клуб (незачем завтрашнего дня ждать, злость копить), на время займёт кабинет управляющего – не любила этого делать, и повод плохой показать себя настоящей хозяйкой, да уж куда деваться), вызовет на ковёр молодого наглеца Эдуарда. «Ну что, сынок, - ласково скажет, - напортачил, теперь отвечай. Ты когда Дашку в койку заваливал, то, поди, замки воздушные себе рисовал? Ан вышло наоборот. Закончилась твоя фитнес-карьера, адьё!».  И насладиться, как у молодого качка глаза от неожиданности полезут на лоб. И показная его неотразимость  трансформируется в реальную убогость.
Да будет так. А сейчас пора ехать.
Кира вызвала по телефону водителя и спешно спустилась к машине.
- В контору, - бросила через плечо.
Дарья наблюдала сквозь занавеску, как она отъезжает.
 
                ***
Почти сразу после её отъезда, без предварительного звонка, нагрянул Эдуард. Встреча получилась скомканной,  Даша не могла совладать со своими чувствами. Рядом сидел мужчина, который ей нравился, он был молод и очень хорош собой, но разрушение, начатое её совестью во время последнего разговора с Марком, неслось неостановимо. Слова, сказанные в порыве откровения Кире, довершали начатое, свет превращался во мрак, то, что казалось пробуждением души и добром, теперь корчило отвратительные гримасы, искренние, казалось бы, чувства на глазах становились памятью, саднили и тяжело рубцевались. В её душе ещё  высился постамент идеального Эдика, но он уже был готов превратиться в памятник совершенно чужому, чуждому человеку. «Неужели я оказалась такая ветреная? – сама себя вопрошала Дюка. - Полюбила – разлюбила, и всё  без особых внешних причин, наедине с собою, а мальчик даже не может понять, в чём, собственно, дело?» И она вновь и вновь продолжала накручивать нервы, разжигая и одновременно попирая свою мораль, пружина самокопания сжималась всё туже. 
Ничего не понимающий Эдик попробовал смягчить её настроение и привычным жестом стал расстегивать на ней платье – Даша сопротивлялась.
- С какой это стати?
- А почему бы  и нет? – излишне игриво, как ей показалось, спросил  в ответ.
И эта минута для Даши тоже озарилась неожиданным мрачным цветом. Она попыталась улыбнуться, но происходящее уже как бы отстранилось от неё, наполовину было ей безразлично. Любимое и дорогое в этом человеке стремительно шло на угасание, будто было химерой.
Эдик откровенно недоумевал, и, пытаясь чем-то заняться, взял в руки мобильник, стал жать на кнопки. Дюку этот обычный, в общем-то, жест, разозлил, она подошла, вырвала телефон и стала просматривать его контакты.
- Покажи, кто там есть у тебя?
Сама себе удивляясь, стервозной своей беспардонности, читала телефоны и имена и дождалась-таки своего - увидела очень знакомые цифры. Это был номер Киры, которого у Эдика не могло быть по определению. Прямые контакты тренеров и владельцев клуба исключались Кодексом клуба.
- И с нею ты - тоже?
Мысли и слова уже невозможно было остановить, они неслись сами по себе, раскручиваясь в свою, независимо от всего существующую реальность.
-  Дашенька, ты говоришь вздор, она такая же клиентка, - Эдик растерялся и чуть не плакал.
- Какой ты убогий, и я с тобой тоже! И на кого я променяла бедного Марка!
Не сдерживая  себя, Даша перешла на крик. 
- Уходи, немедленно уходи, иди и не возвращайся!
- Умерьте свой пыл. Я до вас больше не дотронусь. 
Они уже оба говорили как незнакомые люди.
- Ты хуже, чем все! Ты просто ужасный! Немедленно уходи!
Даше всё ещё мучительно хотелось унизить, уничтожить его и себя. И пока Эдуард со злостью  захлопывал за собой дверь, мускулистая фигура бывшего любовника в её воображении  становилась всё меньше, и меньше, пока не превратилась в горошину, в точку.
На улице вечерело.    


                ***
Октябрьские плотные сумерки  надели на  небо тёмный чулок. В высотных соседних домах зажглись тёплые светлячки окон.
«Надо чем-то заняться, обязательно надо занять себя, - подумала Дюка, глядя на паркующиеся во дворе машины. Люди спешили домой, к своим семьям. – Надо везде свет зажечь, будет не так одиноко. Хоть бы Полинка дома была, плохая я мать…». Свет вспыхнул и погас во всей квартире - вырубили электричество. Даша, и прежде суеверная,  окончательно пала духом. «Одиноко, как же мне одиноко! Это тебе расплата за плотские удовольствия, - роились невесёлые мысли. -  Даже энергия мстит тебе. Твой мир – это мрак. Интересно, есть ли свет у соседей?». И Дюка отправилась на кухню, чтобы поискать свечи и спички.
За несколько минут, казалось, вся жизнь прошла перед её мысленным взором.
Для чего, зачем она преступила  в одночасье все свои правила? Ведь она совсем не юная женщина. В зрелом возрасте человек либо смиряется с обломками самого себя, либо молодится, создавая хотя бы иллюзию своего горения. Может, всё дело именно в этом? Подменила себя, настоящую,  постерным образом из модного фитнес-клуба: вечно молодые клиентки, вечно активные, готовые пуститься во все тяжкие. Будь в форме, будь лучшей, будь яркой, будь, будь, будь… 
Но мораль сыграла с ней злую шутку, и оказалась вовсе не предрассудком, как все вокруг утверждали. А главное, она, Даша, была не готова к ужимкам и лицемерию, через которые надо было пройти. Вытерпеть молву, обманывать мужа и дочь, знакомых, - и всё это время самой знать и понимать про себя всё. Знать истинное положение вещей и кто ты такая. Даша продолжала рвать своё сердце. Образ бесчестия всё больше сковывал её страхом.
Теперь уже ясно: комедия, которую она для себя разыграла, неожиданно обернулась трагедией. 
В  ящике, на обычном месте,  свечек не оказалась, зато была бельевая верёвка.
Даша бесконечно устала от плетения слов и своего монолога. Ей уже не хотелось никакой дружеской помощи, да это было и неважно. С неожиданной ясностью Даша поняла, что развитие ситуации предопределено. И когда пришло решение,  она успокоилась и постаралась сосредоточиться.
Всё оказалось так просто! При свете фонарей за окном она приладила найденную верёвку к турнику, который  надёжно укрепил для спортивных занятий Марк, секунду помедлила, и ни о чём больше не задумываясь,  оттолкнула ногой табуретку. Волной окатила тупая терзающая  боль, а потом пришло чувство лёгкости и всё вокруг вдруг стало воздушным...
 Когда спустя полчаса дали свет, уже не было Дюки, только её оболочка.
…Кира узнала о трагедии на следующий день. Сердце предвещало неладное, и она часа три подряд пыталась дозвониться на телефоны подруги. Не отвечал ни один из них.  Собралась и поехала. Дверь ломал слесарь из ЖЭКа в присутствии участкового. 
          
                ***
Марк метался со справкой в аэропорту, пытаясь достучаться до служащих своими отчаянными жестами, ломаным немецким со словарём и истерзанным сердцем.  С билетами не получалось, вылет задерживался. День поминовения оскорбительно наложился на людскую чёрствость и непонимание. К печали примешивалась безумная усталость и невозможность влиять на события, примерно в той же чудовищной степени,  ему так казалось, в которой он не смог повлиять на кончину жены. 
За тысячи километров его мать, глотая беззвучные слёзы, наблюдала, как её внучка Полина старательно выводит на ватмане цветными карандашами свой любимый сюжет. Большой кривоватый замок, чтобы все жили вместе, и на переднем плане, в одну шеренгу: мама с папой,  бабушка и она сама. Девочка высунула от усердия язычок, брови собрались домиком, точь-в-точь, как у её мамы-Даши, работа спорилась. Полина уже представляла, как обнародует эту картинку, когда вернётся отец, он уже скоро приедет. Тяготило только, что бабушка грустная. Но ведь взрослые часто бывают серьёзными.
В просторном кабинете Кира отсчитывала шаги взад-вперёд и ждала звонка. На столе было раскрыто личное дело, с фотографии  на первой странице улыбалось мужественное  лицо инструктора Эдика. Кира достала из ящика такое же фото, сравнила. Пепельница   была полна под завязку, но женщина продолжала курить.
Дождавшись звонка, отвечала немногословно:
- Да, всё поняла, через час, подробности меня не интересуют, главное – результат.
Не мешкая, спустилась к машине, сама села за руль и отправилась на вокал. Там положила в ячейку камеры хранения фото и пухлый конверт с деньгами. Брезгливо передёрнулась, пожимая плечами, и тут же поехала назад, на работу.   
Вернувшись, она, наконец,  позволила себе на время расслабиться и снять напряжение. Подошла к шкафу, достала бутылку виски, которую держала для посетителей, залпом глотнула, и обжигая горло, перекрестилась:
- Ну вот, Даша-Дашенька, пусть  твоя душа на небесах успокоится, не одна ты там   будешь… Буде мне, Боже, грешной, буде. 
Ещё несколько минут Кира посидела в молчании, встряхнула головой, чтобы очнуться от тягостных дум. Нажала на селекторе кнопку юридического отдела, и сказала уже иначе, с твёрдой рабочей интонацией:
- Это ты, Паша? Подготовь-ка документы нашего фитнес-клуба,  будем готовить к продаже. Да-да я в своём уме, но планы переменились. Будем работать над новым проектом, строить развлекательный центр.
Кстати, у тебя целы визитки той фирмы, что давно рвалась приобрести наши фитнес-площади? Да, по цене определимся, исходя из предлагаемых вариантов. Нет-нет, без
 без обсуждений, я это твёрдо решила, и на то есть свои резоны. Просто делай, как я говорю. Поигрались в фитнес-мистерию, и будет. Начнём работу в другом формате.