часть 1 - http://www.proza.ru/2013/08/18/1683
часть 2 - http://www.proza.ru/2013/08/22/1613
Часть 3. Когда богов нет...
Протион с жалостью смотрел на умирающих неверующих людей. Куда уходят они? Если богов нет, то смерть – это путь в небытие. Что придумал Аргир для них, думающих, что богов нет? Видит ли он то же, что и Протион? Видит ли он насквозь души и знает ли досконально все обстоятельства жизни человека, отчего он так «неверен»?
Я читал мысли Протиона, как раскрытую книгу. Каковы боги-творцы, что создали прошлый мир? Думают ли они о себе: «Я хорош, я гений»? Самовлюбленные ли они личности? Хвастуны? Они требуют почитания к себе, но что они сделали для своего мира, за что следовало бы их любить? Человек – ужасное творение, но вина ли в том самого человека? А если человек – то же, что и бог по своему характеру, то не боги ли виноваты в том, что он плох? И не боги ли виноваты в том, что есть люди, которые в них не верят?
Нет, Протион решительно отметал такие речи. Люди могут стать лучше, люди могут доказать богам, что те не ошиблись, создав их такими, какие они есть сейчас. Что не было просчета, и не было никакого перевеса зла в душах.
«Я бескорыстен!» - думал Протион. – «Я дам людям тепло, пищу, воду, крышу над головой. Я опрокину вражеские рати, я смету... Постойте! Не воюйте!.. Как же вы глупы! Кто виноват в начавшейся кровопролитной войне? Кто виноват, что его держава мобилизовала солдат и ринулась в атаку, атаку, скорее похожую на защиту?
Наказать тех, кто совершил поступок! Сложно разобраться в сетях, интригах людских. Кто-то кого-то подтолкнул словами, наплел чуши, не своею рукою, но с его руки и началась война. Казнить? За подстрекательство? За покушение как за само совершение? Организатора как и исполнителя?
Бог должен быть специалистом в уголовном праве. В праве ли? Действует ли право людей для бога? Или только то, что сам написал, то и выполняет, тому и подчиняется? Написав законы для себя, неужели не придумал путей отступления, обхода? Зачем?»
Протион в задумчивости сидел на крыше небоскреба. «Что ты, бог, хочешь для себя?» Спрашивал он меня? Нет, не меня, а самого себя спрашивал Протион. «Ничего не хочешь? Не хочешь ли ты насладиться своим творением? Как? Снизойти до... них? Стать человеком и насладиться жизнью? Может, истинное наслаждение в поучении, обучении людей законам бога? Показать, рассказать им свои законы? Но кто поверит, что они исходят от бога? Как доказать?»
Всё это мы уже проходили. Логичные вопросы, логичные действия. Что ты хочешь, Протион? Стать Героем? Подарить людям то, чего они достойны? Власть опьяняет, манит несбыточностью мечтаний. Ты хочешь перевернуть весь мир, подчинить его своим идеалам. Кто прав из тех, кто сейчас под тобою? Тот, кто действительно разделит твои идеалы? Вспомни, люди не приемлют новых постулатов, люди боятся всего нового в духовной сфере. Старые так любят вспоминать былые времена. Тебе нужны ученики, тебе нужны доказательства. Ты хочешь спуститься на землю и поведать им о себе и о законах, которые я уже дал им. Силой ли ты будешь вынуждать их принять веру? Насилием ли боги принуждают людей верить в них?
А иначе помнят ли они обо мне, как о боге? Твое служение во благо людское. И благо людей не в создании им золотых клеток. Подумай, как бы ты жил, если б у тебя всё было, что ни пожелаешь? К чему стремиться, какие ставить цели, задачи? Людям не нужны пусть и золотые, но оковы. Им нужна лишь помощь. Помощь в отдельных делах. Они тянут руки к богу в надежде, что он их спасет из беды. Человек – существо наивное. Он считает, что если проблема не решена одним махом, то всё, нужна помощь. И вспомни, что люди обращаются к богу, к настоящему богу, богу-творцу их мира, как они просят и молят его (то есть меня), ибо без него они не могут творить ничего. И я рад тому, что они обращаются ко мне, и я единственный могу помочь им во все времена.
Счастье, Протион, – это не когда всё в избытке, а когда чего-то не хватает. Чуть-чуть. Денег немного не хватает на то, времени – на другое, всей жизни – на третье. Если жить постепенно, если жить, наслаждаясь не избытком, а даже некоторой недостаточностью, то это и будет счастьем. Ты всегда будешь знать и помнить о том, что что-то остается недостижимое; есть что-то, что ты еще не видел, что ты еще не пробовал, что ты еще не осязал. Счастье – когда есть денег ровно столько, сколько нужно, есть время (чуть-чуть меньше, чем хочется), есть семья вокруг, есть рост ума и качества жизни. Чуть-чуть, понемногу, вовремя. Но никогда не всё сразу и не больше необходимого; никогда не захлебывайся счастьем. Пробуй его, словно ты гурман, а оно – деликатес.
Протион подумал о том, как несправедлива смерть. Да, ты прав: когда гибнет младенец, это несправедливо по-земному, как кажется. Когда невинно страдают люди, это несправедливо. Но рассудишь ли ты по-божественному? Поймешь ли ты промысел, поймешь ли ты, что это не случайность, что это и не судьба даже, но что это сделано отчасти мною, отчасти самой природой этой земли, которую я «запустил» в свободное плавание, ведь ей тоже дана свобода?
Если зона отравлена радиацией, то может ли выжить в ней младенец? Если генетика работает с начала времен так, как установлено мною, но мир – самостоятелен, мир – не часть меня, мир – творение, то значит в нем могут быть сбои, как в природном механизме (природа эксплуатируется человеком, бог ли виноват в том, что запущенный им механизм выдает мутации?), в нем может быть ошибка и в силу того, что он – несовершенен.
Хотел ли бы я создать совершенный мир? Если б я был Абсолютом – я бы создал такой мир. Но кто я есть? И каков этот мир? Он просто повторение ранее несовершенного. Однако я надеюсь, что люди смогут опровергнуть мои опасения об их природе и возможностях…
Пойми, Протион, люди не хотят смириться с гибелью родных... Никто никогда не бывает всем доволен... Нельзя удовлетворить всех. Нельзя дать всем то, что все хотят. Хотя я и пытаюсь это сделать. Что там поделывает Аргир?
Смерть… Смерть. Протион взлетел над землей и полетел над всем миром. Есть места, где кажется, что мертвые живы. Туда и летит Протион. Атмосфера пропитана духом прошлого. И будущее не смеет коснуться своей «прогрессивной» рукой нетленных останков былых эпох.
Человек рубит леса, загрязняет реки и озера, убивает животных. Хорошо ли было без него – в эпоху, когда человек был частью природы? Кто хочет сегодня вернуться туда, кто хочет отказаться от благ современной цивилизации? Люди привыкли к тому, что есть сейчас. Но бога ли нужно винить в том, что они загрязнили, отравили жизнь на земле? И эта отрава, эта грязь, несомненно, сказываются и на здоровье самих людей. Так бога ли винить в росте технического прогресса и его отходах? Бога ли винить в растущем разврате и материалистических теориях? Бога ли винить в человеческом веровании в силу разума? И бога ли винить в том, что несовершенство имеет конец?
Смерть заставляет людей отказываться ото всего. Никто не станцует, не споет, не прочтет и не напишет книгу. Люди не хотят думать о смерти, каждый день отворачиваются от неё. Каждый день в их мозги сыплют тонны информации. Мозг переваривает её, бывают несварения – и он закипает. Ему, наверно, хочется назад, к пещерным людям, - невесело усмехнулся Протион. Когда не было ни компьютеров, ни сигарет, ни наркотиков, ни огнестрельного оружия, ни бюрократии, ни электричества... Что тогда было? Тьма. Приземленное существование. Люди добились развития науки и техники, литературы и искусства (в том, умершем мире, и в этом – моими личными усилиями). Кто пользуется их плодами? Раньше племя ело кабана, медведя, убитого охотниками, и слушало рассказы шамана. Сегодня же люди не в состоянии съесть всю пищу, которая растравляет тело своим разнообразием, «съесть» все произведения литературы и искусства. Да, никто не в состоянии насладиться всем разнообразием литературной «пищи». И хотят ли они «пожрать» всё? Хотят ли они взять именно то, что когда-то пригодится и пригодится ли? Что они читают? Как к этому относятся? Зачем им это? Что извлекут они, а чем просто насладятся и положат на полку?
Протион шел тенью на кладбище. Кто-то из них не верил в богов, кто-то – верил. Однако они лежат теперь рядом, а где их души? Аргир знает. И я, глядя на скорбь Протиона, подумал: не решить ли мне так, чтобы никто, ничья душа не умирала? Чтобы ни одна душа не исчезала, даже если она сама этого хочет. Пусть те, кто желал при жизни исчезновения, не исчезают по смерти, но существуют… в аду. Несправедливо, возопиют матери, потерявшие детей, что убийцы их просто исчезнут, но не будут гореть в аду… Где справедливость, когда маньяк, прожив долгую жизнь, полную убийств, насилия и жестокости, умирает, и праведник, постнически, аскетически подвизавшийся в пустыне, умирает – и оба получают равную «награду»: вечное небытие?
Я не хочу ничего доказывать каждому из людей на земле. Я открыт для всех. И каждый приходит ко мне, моей церкви или... проходит мимо... Но ведь это не значит, что меня нет, если ты прошел мимо, не слыша; если ты так и не открыл на мой стук дверь своего сердца!
Вот, например, один лежащий в этой могиле человек. Не веривший в бога, но веривший беззаветно в науку. А что говорит наука, с его материалистической точки зрения? Как говорил он сам?
Если богов нет, то жизнь появилась случайным образом, человек рождается в силу случайности, и жизнь его – это скопление случаев, отчасти лишь являющихся производными от действий других субъектов, от их воли и намерений. Жизнь имеет начало и имеет конец. Это отрезок времени пребывания сознания (осознавания материального тела самого себя как человека) от момента рождения (до момента первого крика, судя по всему. Всё остальное время, 9 месяцев, – это не более чем биомасса, которая не представляет собой ценности до своего рождения, «вочеловечивания». Да и после своего рождения существо не может называться человеком, пока оно не социализируется) до момента распада (включая и распад личности до физической смерти, поскольку душевнобольной человек не является человеком, потому что человеком он делается не в силу рождения, а в силу становления и пребывания в «ранге» человека).
Итак, жизнь – если брать ее в целом – это «отбывание» времени сознанием. Вокруг – бесчувственная, бессмысленная и слепая Вселенная, мир – полный убийств, насилия, обмана и случайностей. А человек – не имеет цели в нем, потому что его жизнь – это временное пребывание на земле, которое закончится полным исчезновением. Какую цель может поставить себе человек? Родить детей? Зачем? Чтобы и они тоже умерли навсегда? Построить дом? Зачем? Чтобы он достался кому-то другому или был разрушен в конце концов? Посадить дерево? Зачем? Чтобы его срубили, или оно пережило всех людей на земле?
Я коснулся сознания Протиона. Он тоже думал о чем-то схожем, ведь ему была открыта жизнь этого человека.
Да и что собой представляет человек, когда богов нет? Несвободное существо, хилое (в силу природных способностей тела), немощное, требующее сна, пищи, имеющее кучу инстинктов, которые необходимо удовлетворять. Еще и живущее в обществе себе подобных, с которыми приходится мириться, налаживать отношения, вести себя так, как это принято. Свободы нет не только в обществе, но и в самом человеческом теле. Все действия человека заранее предопределены. Его мозг заранее знает, что человек сделает. Биохимические реакции диктуют человеку его поведение. И Я, как личность, полностью подчиняется своим внутренним движениям крови, нейронов и прочего. Я – игрушка «в руках» самого себя как телесного существа. Не я, как свободная, самоосознаваемая личность, принимаю решения, а внутреннее Я во мне, слепое и подчиненное всецело движению крови в моем хилом организме.
Мышление человека – материально и обусловлено природой. Человека нельзя судить за его поступки, потому что в нем нет свободы – его действиями управляет природа, и все его действия можно объяснить эволюционно.
Я посмеялся над эволюцией еще во времена прошлого мира. Хорошо бы ее соединить с божественным происхождением человека, тогда она была бы еще на что-то годна. А так… что есть человек? Царь природы? А не одно из ее порождений? Может быть, человек следующего, более продвинутого поколения переступит через нынешнего и пойдет дальше?
Если человек не может справиться со своими эмоциями, инстинктами и желаниями – царь ли он самого себя? Кто-то умеет справляться, подавлять в себе желания, но зачем? Зачем, если так заложено природой, если так решила эволюция, зачем ему себя ограничивать? Почему он не может убить другого человека? Мораль запрещает? А что такое мораль? Где ориентир? Где эталон? Не каждый ли человек – сам себе моральный кодекс? Итак, если один хочет убить другого, то убьет, и никто ему не будет указ. А если убийцу судить, то за что? Разве он хочет убийства другого, как свободная личность? Разве его «свобода» не обусловлена природой, инстинктами, разве воля – нематериальна, что она полностью свободна от материи?
Свобода – это иллюзия, говорил ныне покойный. В мире нет ничего нематериального. Всё можно объяснить природой и эволюционными процессами. Разве нет? Если наука чего-то не может объяснить, то объяснит позже. Не будьте так нетерпеливы. Я усмехнулся бы его речам и добавил: рожайте «смертников», и может быть, они что-то откроют.
И он же говорил: любите эту жизнь. За что? - спросил бы я его. - И почему? За то, что я, пожив ею, исчезну? Цени вещь, пока она в твоей собственности? Люби женщину, пока она с тобой? Но потом же – всё исчезнет и испарится. Но потом же – стирание сознания и распад тела. И что мне от этой жизни? Что мне от этой любви? Да и как это – любить? Значит радоваться, что живешь? Я вижу смерть, насилие, страдания, болезни и обман, но я буду уверять себя, что это не со мной, что это меня не коснется. Я буду радоваться и искать наслаждения, только чтобы затмить эти образы. Или я буду говорить: этот мир плох, этот мир гадок, но я вижу красоту?.. Как я могу спокойно жить, есть, пить, спать, улыбаться, когда кто-то другой страдает? Это не со мной, да? Но чьей жизни я радуюсь тогда? Вообще жизни, или только своей? А если на месте этого несчастного – я сам, что, мне тоже радоваться прикажешь, великий ученый? Я тоже должен возрадоваться под пытками и возвеселиться, когда дробят мои кости? Если эта жизнь пуста, если она – конечная и тупиковая, то чему радоваться мне, бездвижному, слабому, изуродованному, когда другие – красивы, здоровы и богаты?
Мимо Протиона прошагала красивая женщина в черном. Он посмотрел ей вслед.
Женская красота временна. Если не успеть зафиксировать ее на картинах, на фотографиях, на видеозаписях, то она, будучи доступной для восприятия лишь на короткий срок, исчезнет без следа. Однако что даст фиксация? Разве это – та самая красота? Разве это – не копия ее, не подобие ее? Разве на картинах – не идеализированный образ?
Что может красота женщины? Ради нее убивают как себя, так и других, ради нее живут. Задумывается ли мужчина, когда видит красоту женщины, что она – временна, изменчива? Что сама носительница внешней красоты может быть уродлива внутри. Что за этой красотой могут идти другие мужчины, готовые убить соперника. Если победил один, кто знает, надолго ли?
Не хрупка ли красота? Не подвержена ли она не только временным изменениям, но и механическим изменениям? Достаточно одной аварии, одной травмы, чтобы обезобразить лицо. Достаточно одной капли, одного лезвия или пули... И где же будет красота? И где будет тот человек, что восхищался ею? Не бросит ли он женщину, ставшую вмиг некрасивой, безобразной? Не скажет ли он: «Я выбрал тебя только ради твоей красоты. Ты лишилась красоты, и я бросаю тебя»?.. Не стремятся ли сами женщины поддерживать красоту? Косметологи, диетологи, тренеры, хирурги – все выстраиваются в очередь, чтобы сохранить чужую красоту... Надолго ли? Нельзя сохранить ее без ущерба, нельзя не проронить крупицу красоты, нельзя не потерять часть ее.
Кто ищет духовной красоты? Кто готов не смотреть на внешний вид, лицо, но любоваться внутренним миром человека? Мало кто. Разве что ищут сочетания внешнего и внутреннего, разве что ищут удобства жизни, когда женщина покладиста характером и послушна – тогда можно и пренебречь ее красотой. Верно ли это?
А с точки зрения того человека, кто хотел исчезнуть навсегда после смерти, что такое красота? Сочетание атомов, определенным образом сложенный материальный объект. Красота женщины – это «игра» кожи, костей и мышц. Небо над головой вечером – это космос, вакуум, газ и прочие элементы. Что такое человек, чтобы воспринимать красоту? Разве он идеалист, видящий руку Творца за всем этим? Нет. Это случайности. И женщины, которые колют себя, дают резать свое тело ради красоты – подтверждают это мнение. Они не ценят себя такими, какими их создала природа, они хотят улучшить себя, они хотят добавить что-то к природе. Ведь если бы был бог, все были бы красивыми, говорил ученый. Когда богов нет, то всё – случайность, совпадение, и нечего наслаждаться им, потому что самой по себе красоты нет. У богов был бы замысел о красоте, у богов было бы желание сделать этот мир красивым, а у случайности разве может быть красота? Спросил бы я его: если же человек говорит, что это красиво, то откуда у него такое чувство? От случайности? Как случайностью объяснить видение человеком красоты? Эволюция постаралась? Разве смотреть на звездное небо лучше, чем охотиться на кабана, а потом и есть его? Зачем эволюции видение красоты, восприятие случайной комбинации атомов красивым? Что это дает? Или пища должна быть красиво подана? Или самка должна уметь расположить к себе самца?
Я наблюдал за Протионом. Он, наконец, решил, что он будет делать. Я не препятствовал ему. Этот мир – оставлен на время богом, в нем пока пусть действует тот, кому дана власть. В этом мире пока богов нет.
Он вел себя как супермен, дорвавшийся до власти. Вначале он вмешался во все вооруженные конфликты – пригрозил воюющим сторонам, что если они не помирятся, то он уничтожит их оружие, и они будут драться голыми руками. Затем он полез в частности: сдал полициям государств всех крупных мафиозных лидеров и главарей преступных группировок, прервал все поставки наркотиков, освободил находящихся фактически в рабском положении людей. После занялся расследованием массовых, позднее единичных, убийств и других преступлений.
Надо отдать ему должное: он старался всех нарушителей сдавать правоохранительным органам. Тюрьмы были переполнены, взяточники сами сажались за решетку. Некоторые заключенные кончали жизнь самоубийством.
Я смотрел на Протиона и замечал за ним – он становился все более жестким. Видимо, власть все-таки помутила его рассудок. Люди, по его разумению, не могли сами ни в чем разобраться. Им нужна нянька, которая бы направляла их, стимулировала их на работу, охраняла от предосудительных поступков. Люди так и норовили совершить какое-нибудь правонарушение. Протион злился.
Мир давно уже выяснил, что существует Воин (так назвал себя Протион). Кто-то жил в страхе от того, что в любую минуту может появиться этот герой и упечь его за решетку. Кто-то призывал к свободе: «Нам не нужны супергерои! Почему они решают, как нам жить? Почему они вмешиваются в нашу жизнь? Они следят за нами, подглядывают? Они успевают почти везде, но кое-что пропускают, и возникает вопрос – почему они пропустили?» Кто-то обвинял Воина в сексуальном преследовании и даже сексуальном насилии, кто-то видел Воина на месте преступления, кто-то, переодевшись Воином, грабил банки, пока Протион его не разоблачил...
Образ Воина старательно дискредитировался. Уголовные элементы, поняв, что силой Протиона не взять, перешли в наступление на него в Интернете, газетах, телевидении. Говорили в одних странах, будто он шпион других стран; каждая религия утверждала, что Воин – это их адепт; люди стали молиться ему, ожидая помощи от него в самых мельчайших делах, и если он не помогал – сердились и проклинали.
Я вызвал его в духовный мир, где времени нет, и спросил прямо и в лоб: «Что ты хочешь от этого мира? Ты фактически правишь им, не позволяя людям действовать так, как они хотят. Ты искореняешь преступность и войны, несчастные случаи и катастрофы… Однако ты успеваешь не везде. Хочешь ли ты стать богом? Хочешь, чтобы я передал полностью этот мир тебе и закрыл его от самого себя?»
- Нет, - покачал он головой. Это потребовало от него усилия. - Я просто хочу, чтобы люди жили счастливо. Для этого, я убежден, необходимо искоренить всё зло в мире, все несправедливости, аварии, чрезвычайные происшествия. Тогда люди, наконец, смогут обратиться внутрь себя и найти там… тебя.
- Однако они много негодуют и недовольны твоими действиями. Кто-то, потеряв в авиакатастрофе своих детей, ругает тебя, что ты не помог им, зато помог другим. Кто-то, чьи родители были убиты, корит тебя за то, что ты не уследил. Ты хочешь успевать везде и всюду?
- Да, я хотел бы этого, - наконец, признался он.
- Хорошо, - я не стал спрашивать его о том, чем бы это отличалось от провозглашения его богом. Если бы я открыл для него вечный мир, мир, в котором не действует время, то он успел бы везде и всюду и, с учетом того, что я почти снял контроль с мира, был бы фактически богом. - Что было бы в мире, если б не было катастроф, убийств, насилия…?
- Люди бы жили в мире и братстве…
- А не нашли бы они способ иначе конфликтовать? Не искали бы они причины занять чужую землю, взять чужую жену? Не стали бы веровать в иных богов и устраивать из-за этого войны? А если б не было катастроф, то было бы лихачество, были бы невообразимые сумасшествия при вождении и полете, были бы пьяные пилоты и водители… Ведь ты все равно убережешь, так? Ведь ты все равно не дашь совершиться катастрофе? Что было бы с людскими душами?
- Они не были бы так беспечны!
- Уверен? Они бы расслабились и пустились во все тяжкие. Если нет болезней, значит можно брать женщин беспрепятственно, а то и мужчин, колоть себя любыми наркотиками и объедаться любыми вещами… Ты же их спасешь, ты же их излечишь? Что, бог превратится в бюро услуг? Или врачом «излечи всех, даже тех, кто не просит»?
- Я не могу пройти мимо чужого горя… Мир должен жить в мире.
- Не свободны ли люди? Мы ли должны заставлять их действовать по указке? Если не будет горя, будет охлаждение сердца. Не будет страданий, не будет и радости. Только в раю ты можешь быть уверен в ином, однако на земле, где страсти в душах не искоренены, кто поручится за мир? Кто избавит человека от зависти? Кто избавит от гордости? Если у другого машина и жена лучше, то что проще, как взять их силой? Кто охраняет их? Ты? А почему именно их ты охраняешь? Смотри, как плохо человеку – у его товарища жена и машина лучше! Помоги ему – дай ему то, что он просит: именно ту женщину и именно ту машину. Но тогда ты отнимешь их у другого человека. Как решить ситуацию?
- Для первого будет лучше любить другую женщину…
- С чего ты так решил? А он хочет именно эту! Разве ты не бог? Разве тебе жалко? А второму – ну создай такую же женщину, такую же машину. И все будут довольны. Или нет?
- Первый хочет отнять… - вздохнул Протион. - Он хочет, чтобы у его товарища ничего не было, а у него самого было всё это.
- Верно! И он будет недоволен, создай ты тому такую же жену и машину.
- Я не должен подчиняться каждой прихоти человека. Это ему неполезно.
- Да ну? Это ты решил, а он считает иначе. Он убежден, что без той женщины ему будет плохо. Ты же бог? Бог или нет? Тебе жалко? Нет? Трудно? Нет?
- Но второму будет плохо.
- Зато первому хорошо! И заметь – так будет при разных раскладах, не только с женщинами, будут более сложные и запутанные ситуации. Чтобы исправить человека, нужно изменить его изнутри. Может ли он сам, без помощи богов, это сделать, а? А ты хочешь, поменяв обстановку, сделать вид, будто всё изменилось. Не всё. Начни бороться с преступностью – и преступники исчезнут? Нет, они будут искать варианты, они будут искать лазейки, потому что природа человека такова.
- Ты его таким создал…
- Я послушался вас. Я создал такой же мир, тех же людей.
- Но если б ты создавал другого человека, каким бы ты его создал сам, без нашего ходатайства?
Я задумался. И вмиг пронеслась предо мной картина: совершенный человек в совершенстве всех своих качеств. К чему ему стремиться? К познанию божественных вещей… Я создаю его для себя, чтобы он тоже, как и я, любил, жил, осознавал себя. Чтобы он, будучи все же ограниченным, чем я, ибо я не могу создать себе полностью равного бога, познавал божественные истины. Но не сразу, не торопясь. Я отдаю ему земной мир – для царствования в нем, для преобразования его, для жизни в нем. Этот мир совершенен так, как совершенен человек. В нем нет изъянов, в нем нет ущербности и слабости. В нем нет зла.
И я говорю человеку: «Вот, это твой мир, правь в нем, размножайся в нем, цари в нем!..» Я даю ему жену, помощницу в его царствовании, в его делах и в познании божественных истин. Я даю им этот мир и радуюсь, что я подарил им бытие. А они радуются тому, что осознают себя, что живы, что совершенны. Им нечего стыдиться, им не за что упрекать себя...
Почему же мир должен быть извращен, почему он должен пасть? Не некая ли иная сила, противоборствующая, противящаяся мне, моему замыслу о человеке, вдруг появляется в этом мире и возбуждает человека против меня? Не гордое ли зло проникает в совершенный мир?.. Как оно могло вообще появиться? Не порок ли это самой свободы, которую я, как совершенный бог, использую только во благо, но для иных живых существ, для тех, кто не Абсолют, кто приводится в бытие мною, сохраняется вероятность обращения к иному пути – противному мне, отвращающего от меня? И когда огромная власть в руках, когда возвышение так велико, как не допустить мысль, что властвующий и есть сам бог, что возможен самовластный путь, что можно править, не слушаясь бога? Не так ли возникает зло – из желания действовать вопреки воле бога? Не эта ли мысль сквозит нынче в умах людей мира: почему я должен слушать бога, почему я не могу поступать, как я хочу? Именно так. Именно можешь поступать, это и есть свобода. Но кто знает лучший путь для тебя, человек: Абсолют, или ты сам, не могущий заглянуть даже на час вперед, не знающий самого себя досконально, не знающий других людей и всех обстоятельств? Человек решает, что он лучше знает, что ему нужно и как этого достичь. Так и первое зло решило, что оно лучше творца знает, как следует поступать… Почему я не противлюсь ему? Почему я не пресекаю его?
Не потому ли, что я дал свободу человеку? Не потому ли, что быв испытан, он еще больше возрастет в своем развитии? Не потому ли, что я позволяю быть свободными разным существам, в том числе и захотевшим избрать зло? Нет, я не не уследил. Нет, я знал, но допустил случиться этому. Потому что, запретив, предугадав, я бы предопределил. Я бы заказал путь злу в мир, я бы носился над своим миром, как птица над гнездом, не позволяя ничему злому проникать туда. Но я допустил свободу, я дал этому миру саморазвитие, я дал человеку возможность выбора пути жизни...
И зло искусило человека. Оно может принять любой образ, оно может быть кем или чем угодно. Оно сказало человеку: «Ты видишь, как бог всё устроил для тебя... Однако он ограничил тебя в одном: ты не можешь преступить его запрет, ты не можешь взять сразу знание обо всем на свете... Почему бог сразу не дал его тебе? Почему он не дал тебе сразу всё возможное знание о мире? Почему ты должен постепенно учиться и познавать? Не проще ли взять всё сразу? Не проще ли сорвать плод знания без подготовки и научения? Ведь знание так приятно на вкус и так вожделенно для тебя. Почему же не воспользоваться и не стать, как бог? Да, он боится, что взяв всё сразу, ты станешь равным ему. Он оградил тебя, запретив тебе. Он ограничил тебя из опасения, что ты свергнешь его... Постепенное знание! Как бы не так!.. Кто гарантирует тебе, что ты познаешь всё? Бог говорит: тебе не познать меня никогда, ты никогда не сможешь охватить всю мою сущность... Врет он!.. Ты должен знать, что преступив запрет, ты получишь доступ ко всем ключам этого мира. Ты сможешь перемещаться в любую точку в пространстве, ты сможешь переставлять горы, ты будешь знать будущее, ты сможешь сделать камни пищей, ты сможешь летать!.. И как это делать – ты узнаешь, вкусив плоды знания обо всем на свете!»
Зло искусило человека, подав ему бога, как завистника и труса. Бога, который создал самого человека, зло представило как слабака, дрожащего от того, что когда-то творение превзойдет творца. И человек забыл о всемогуществе бога, он забыл, что богу-то виднее, как поступать с ним, что бог знает, как должно жить... Человек захотел сам быть, как бог. Он стал сродни этому злу, впустив его в свое сердце. Человек подумал: «Что плохого в том, что я раньше узнаю обо всем? Ведь бог на время запретил мне... Ведь бог когда-нибудь бы разрешил мне...» И он решил, что готов...
Когда знание, которое превышает человеческое разумение, входит в его мозг и сердце, оно не может усвоиться. Оно пытается втиснуться в узкие рамки человеческого разума и в узкие врата сердца... И не может, потому что сердце не расширено для этого, потому что разум не просвещен для этого. Знание оставляет какие-то куски и отравляет все составы человеческого тела. Оно искажает его природу, потому что человек, силясь «переварить» это знание, впадает в сумасшедшее состояние. Он становится безумным...
И когда я спрашиваю его: «Где ты, человек? Во что ты превратился? Кем ты стал?», он говорит мне, что боится меня. Меня, своего создателя, воспитателя, меня – с кем он общался до этого так просто и непринужденно. Меня – своего бога...
В совершенном мире не место несовершенству. В бессмертном мире нельзя жить бессмертному злу. Куда мне деть человека, пришедшего в самое жалкое состояние? Для него везде ад, хотя всюду рай. Для него невыносим вид совершенного мира, потому что он осознает свою ущербность. Он видит, что он обнажен умом и сердцем, что ему ничего не скрыть, хотя он пытается скрыться, безумец!..
Что мне делать с ним?.. И я говорю миру, что отныне и он будет несовершенным. Я ввожу энтропию, я даю зубы зверям и хищнический инстинкт. Я даю им убивать себя и жрать друг друга. Я понижаю этот мир до уровня состояния человека. Я делаю мир безумным ради человека...
И ввожу человека в новый мир – мир несовершенства, мир ущербности, мир борьбы, мир зла, добро в котором всегда будет гонимо... Будет ли у человека шанс на спасение? Для этого нужно, чтобы то знание, которое не было усвоено его неподготовленной природой, было все же усвоено человеческой подготовленной природой... Но для этого, видимо, нужно, чтобы сам бог стал человеком и обновил человеческое естество самим собой, потому что человек падший уже не сможет самостоятельно встать. Чтобы это знание, разорвавшее человека, было соединено, усвоено, а оно может быть усвоено только божественным существом, богочеловеком, чтобы человек – новый человек – смог и летать, и исцелять, и прочие чудеса творить. Знание – божественно, знание может окрылить и обессмертить... Однако всему свое время. Человек же, преждевременно схватив его, получил повреждение своей природы... О, если бы он не спешил!..
- В другом мире, - сказал я Протиону, - может быть, и есть безгрешные люди. Может быть, и есть мир, где нет зла, где оно и не может прилепиться к человеку... Это мир сильных духом людей, людей, настолько верящих, доверчивых богу, что они и мысли не допускают о зле, о противлении богу, они добровольно пришли к нему, захотели быть с ним, и он защищает их от всякого зла... Но я дал вам другой мир. Мир несовершенных людей... И ты говоришь мне, что его невозможно исправить? Люди все время ищут лазейку в добре?
- Если зло будет искоренено...
- Нужно, видимо, чтобы все люди договорились об этом и исполняли свои обязательства? Возможно ли такое?.. Вот ситуация – не пожелай чужой жены. Думаешь, если все договорятся об этом, то исполнят? Не будет ли лукавства в их сердцах? Уверен ли ты в том, что говоря одно, они не имеют в виду другое и не держат про запас иной план действий?
- А что если... - он задумался на миг и резко выдал: Изменить интеллект человека? Запустить мозг на полную катушку, дать ему полноценно, всем существом его внимать миру, анализировать его? Что если нам вложить в человека новый ум, новое осознание себя? Это был бы воистину новый мир, мир, где люди иначе мыслят, иначе воспринимают действительность...
Я улыбнулся про себя. Он заботится о человечестве – это похвально, однако всему свое время.
- Я мог бы так сделать, - ответил я ему. - Я мог бы расширить человеческие возможности, установив в них предельные значения, какие возможно для материи...
- Но ты сам, бог, устанавливаешь пределы материи! - тут же воскликнул он. - Что мешает сделать материю...
- Обожествленной? - перехватил его мысль я. - Сделать материю одухотворенной? Не так ли? Но это уже сделано для избранных мною и преуспевших в духовном делании людей. И я сделаю это – соединю материю с духом в раю! И там, там воистину будет новый мир, настоящий расцвет способностей тела и души. Рай – это и есть новый мир... В мире, приспособленном для двойственной природы человека, для его падшести, для его греховности... нельзя, нет, невозможно сделать для всех неограниченный ум и в связи с этим неограниченные возможности тела. Если дать грешному существу неограниченные возможности, то не употребит ли он их во зло? Поэтому и нельзя грешного человека держать в раю: он и других начнет портить, и сам не сможет улучшиться… К чему приведет гордый и завистливый ум свое преображенное тело? Не к изысканию ли путей для гибели тех, кому он завидует?
- Будет ли зависть? - попробовал возразить он.
- А почему нет? Человек, даже обладающий недюжинными способностями, всегда мыслит, что у другого больше, лучше, чем у него, что другой более способен или бог ему больше дал... Когда начнется борьба интеллектов, боюсь я, что мир не устоит... Поэтому и нужно давать человеку такие возможности только в раю... Когда человек уже приобрел качества, благодаря которым он стал устойчивым к зависти, ненависти, злобе... Когда человек не сможет употребить во зло приобретенные знания и умения... В мире же падшем... сколько зла сотворится...
- Значит ты не можешь дать человеку новое тело, новый ум и новое сознание?
- Если он сам достигнет этого – препятствовать не стану. В мире достаточно ученых, достаточно знаний, чтобы попробовать раскрыть весь потенциал мозга... Пусть дерзают. И посмотришь, во что это выльется... Я не могу дать тебе больше, чем уже дал... Я вижу, что этот мир превращается в правление Воина. Проще тогда провозгласить себя царем над всем миром и силой своего авторитета навязать людям договор о запрещении зла...
- Это мысль, - кивнул он. Кажется, ему понравилось. Он забыл наш разговор до его «отлета» в мир. Он забыл, что я предупреждал его о подобном развитии событий.
Обрадованный, он уже готов был лететь в мир – реализовывать замысел.
- Это не мысль... - я отпустил его и добавил про себя уже не при нем: Это пророчество.
Предоставив живым быть под пятой Протиона, я обратил свой взор к Аргиру.
Мир, в котором пребывал Аргир, помещался на небольшом острове. Теплое море вокруг него занимало бескрайнее пространство. На острове возвышался замок, одновременно служащий местом жительства и местом «работы» Аргира. Неподалеку рос лес, обновлявший свои деревья по желанию владельца острова. Пляж также менял свои размеры и состав песка: он мог быть широким и галечным, мог быть узким, покрытым белым песком. Могло быть и так, что лес вплотную подступал к морю, и какая-нибудь сосна росла прямо в соленой воде.
В замке число комнат, их размеры и меблировка варьировались. Неизменным оставался лишь Зал Суда – белое помещение, наполненное светом. Из слуг Аргиру помогали только пара роботов, да и в тех не было особой нужды. Замок сам по себе был слугой и помощником Судии.
Аргир мог наполнить его красивыми девушками, устраивать вечеринки и дискотеки, заполнить его людьми – пусть и не настоящими, но как будто живыми, мог воздвигнуть дворцы и замки на острове, разбросать по миру города, поля, реки... Но он предпочел замкнуться в замке...
Я шел по коридорам замка. Человеческое сознание, разумеется, тут же спросит: а как это бог ходит по земле?.. Я говорю это для человеческого восприятия, я хочу, чтобы люди понимали, о чем я говорю. Поэтому и образы бога для человека всегда будут искаженными, приземленными, очеловеченными. Ибо как иначе говорить о боге? Как донести слово до людей, чтобы оно было услышано?
Я явился в момент суда над одной душой. Человек – точнее, его душа, но я для удобства буду называть ее человеком – стоял в белом, полном света, зале, Аргир, торжественный и грозный, смотрел, как перед человеком возник экран, и вся его жизнь мелькала на нем.
Человек не был праздным зрителем. Он заново переживал свою жизнь – не все ее этапы, только значимые и важные для его духа. Где-то он грубил, где-то лгал, где-то вел себя по-идиотски. Где-то помогал, где-то поддерживал словом... Человек не просто смотрел на экран. Его душа будто снова переживала эти моменты. Он был весь в самом себе прежнем. Но не мог помешать совершающемуся. Зато он – уже умерший – мог, благодаря Аргиру, точнее мне – богу, мог видеть, чувствовать, знать все свои тайные помыслы, все движения сердца и ума в тот момент. И он твердо знал теперь, что так, как сделал он, не нужно было делать. Он точно знал теперь, что тот его поступок ничем не был оправдан. А другой поступок – проистекал из иных побуждений, чем он воображал тогда. Он видел истоки, видел причины, истинные, а не эфемерные, не придуманные им самим и не ложно воспринятые.
Конечно, он мог не доверять богу. Он мог думать, что какой-то злой дух схватил его и мучает, заставляя проноситься в его мозгу воспоминаниям и навязывая свою трактовку тех событий. Человек мог возразить, сказав, что он не верит богу или Аргиру, что на самом деле всё было так, как воспринял он в тот момент, что на самом деле он стремился ко благу (своему, прежде всего), что его действия надо понимать иначе...
Что можно было ответить ему? Все события явны перед ним. Все движения сердца открыты (оспорит ли человек их, ссылаясь на слабую память, на подделку его воспоминаний, на подложность происходящего?)... О чем же говорить, если человек всюду видит руку бога, так явно желающего «засадить» его в ад? О чем говорить с параноиком, и в боге видящем преследователя и тирана? О чем говорить с человеком, обвиняющем бога в подделке его воспоминаний, в извращенном толковании событий, в перевирании его действий на выгодный богу лад?
Смешно?.. Но таковым оказался этот человек. Он нагло заявлял, что это всё – выдумка. Что бог (под которым он разумел Аргира, так как видел его) хочет подставить его, представив подлым и мерзким. Что он не верит показанному на экране, так как это внушено ему богом... Наконец, он дошел до того, что обвинил бога в намеренном влиянии на его жизнь, в умышленных действиях против него, в искажении его жизни, в желании упрятать в ад вполне здравомыслящего человека, невиновного человека.
Я дивился его высокомерию. Я удивлялся его надменному тону и бойкой речи. Аргир выслушал его в полной тишине и, не подав виду, что раздражен, сказал:
- Ты умер... Твое тело уже хоронят. Бог поручил мне вершить суд над душами...
- А, так ты еще и не бог! - презрительно бросил человек. - За какую такую честь становятся судьями?
- Так было определено от основания мира, - ответил Аргир. - Ты видел свою жизнь, ты понял, как ты жил... Тебе было наплевать на бога...
- Я жил, как мог. Как умел, как получалось...
- Ты не думал, что все дары, все таланты твои, вся удача твоя – они от бога?
- Я надеялся только на себя и верил в себя. Я сам всего добился, своими силами. И никакой бог мне не помогал, никакие так называемые духовные силы меня не поддерживали. Знаю я, как люди надеются на бога. Видел я, как кто-то просит бога исцелить себя вместо того, чтобы бежать к врачам. Видел я, как глупы и невежественны так называемые верующие. Видел я, как обманывают и дрожат над монетой священнослужители...
- Ты обвиняешь других в своем неверии?
- А разве не от воспитания и обстановки зависит вся жизнь человека? Как воспитали, как образовали, что увидел – вот то и сформировало меня, то и дало мне мировоззрение. Бог ли в этом участвовал? Не видел я бога в своей жизни. Нет никаких богов! Я всего достиг сам. Я видел, как ловчат люди, как зло расползается по миру, как безнаказанно воруют и убивают...
- Бог виноват в том, что ты не верил в него?
- Из всего происходящего в мире я не мог поверить в бога...
- Другие поверили. Как в более простых, так и в куда более запутанных и сложных ситуациях. Неужели твоя жизнь уникальна в том смысле, что только ты из-за обстоятельств и неявления пред тобой самого бога не поверил в него?
- Другие тоже не верят. Мало что ль неверующих на свете? Я верил в науку, верил в прогресс. Бог и не нужен в мире. Мир устроен так, что не нуждается в боге.
Я хотел было усмехнуться, но не стал выдавать себя. Если б я общался с этим человеком, то он, наверное, стал бы уверять меня, что меня нет. Это был того же типа эволюционист, что и тот, о котором я размышлял на кладбище. Возможно, их упреки и были справедливы – в том, что я не поддерживал их, что я не влиял на них. Однако и сквозь духовный мир я слышу молитвы, и я помогаю верующим людям. Что же до них… Если они не просили меня, то должен ли я был вмешиваться? Если они не хотели меня видеть, то зачем я буду навязываться? Я всегда стучу, но кто откроет?
- Однако теперь, когда ты убедился, что он есть...
- Я в этом не убедился! - заявил человек. - Ты не бог, а где бог... неизвестно.
- Что нужно, чтобы ты поверил, что бог есть? - шепнул я ему на ухо. Аргир молча отошел в сторону и сделался невидимым.
- Явись предо мной! - тут же среагировал человек.
- Как? В каком образе? Если я явлюсь в том виде, в той сущности, что есть я, то ты не выдержишь и попросту исчезнешь. Видеть бога во всей его славе людям невозможно. Если же я приму образ, то чем образ будет отличен от того судии, которого ты видел? Он обладает той же силой и властью, что я, в этом мире. Он тоже может принимать любой образ и вид. Однако его ты не признал богом. Только ли потому, что он сам признался? Если б он не сказал, что он не бог, ты бы ведь верил в него, как в бога. Или ты думал бы, что это призрак? Наваждение?
Человек молчал.
- Подумай, что отличает того человека от меня. И буду ли я истинным богом, если, например, уничтожу этого человека? Может быть, все же есть кто-то выше и больше меня? Так что мне сделать, чтобы ты поверил, что я есть бог, единственный творец этого мира?
- Верни меня на землю, - вдруг ответил человек. - Воскреси меня. И это чудо воскресения докажет, что ты властен над жизнью и смертью...
Я сомневался, что это его убедит. Когда человек перестает доверять всему, это плохой признак. Значит, что он мало того что не доверяет своему сознанию (самому себе), но он еще не доверяет и тем, кто говорит ему истину. Он не доверяет никому, включая и себя, но не может предложить и критерии, по которым бы он поверил в то или иное явление. Если всё вокруг – иллюзия, то не иллюзорно ли будет всё, в том числе и рай, и ад, и любое иное состояние для этого человека? Если для него иллюзия – то состояние, в котором он пребывает сейчас, то как доказать ему, что оно истинно? Не всякое ли состояние он назовет ложным, не всякую ли мысль – внушенною, а всякий образ – навязанным?
- Я не верил в богов, - продолжал говорить человек. - Не верю и сейчас. Я уверен, что мозг может порождать какие угодно галлюцинации, и быть может, та ситуация, в которой я нахожусь сейчас, есть фантазия моего ума. Бесконечно долгая, но укладывающаяся в минуту-две земного времени...
Одновременно я обратился к Аргиру (ох, уж эти временные ограничения: я в миг разговаривал с человеком и общался с Аргиром. Не последовательно, не поочередно, но воспринимая и то, что говорил человек, и то, что отвечал мне Аргир):
- Что ты думаешь с ним делать?
- Я думаю направить его в ад, - Аргир был спокоен. - Не для таких ли ты его создал? Отрицающих твое бытие даже по смерти. Дерзящих и обвиняющих бога и других людей в своих несчастьях, комплексах и обидах. Ищущих виноватых вокруг, но не внутри себя. Он надеялся на аннигиляцию, говорил, что думал: даже если есть бог, то он попросит бога уничтожить его… Я разочаровал его, кажется, своим ответом, что ему не светит подобное… Возможно, я превысил свои полномочия, но я отчего-то решил, что раз ты дал бытие всякой душе, то это навечно. Что раз так установлено, то так тому и быть всегда. Не для уничтожения, не для смерти рождается душа, но для вечного бытия… Хотя бы и в аду…
- Какое место ты уготовал ему в аду?
Аргир показал.
Человек всю свою жизнь посвятил науке. Он обоготворил ее и жил ею. Научные результаты стали для него идолами, а научные авторитеты – святыми. Опираясь на науку, он с удовольствием отрицал богов. Доказывая их небытие, он упивался своими достижениями. Он не боялся умереть, потому что был уверен, что исчезнет. И сейчас он хотел исчезнуть, чтобы доказать, прежде всего самому себе, что он был прав.
Его место в аду было незамысловато. Бесконечный ряд книг, телескоп, бескрайний мир вокруг. И ни одной души. Аргир указал на бесчисленные возможности для научных открытий, на блестящие догадки и строго выверенные теории, которые человек, конечно, совершит, обоснует... Но это будет самоцелью. Игрой. Теорией ради теории, наукой ради науки. Зачем пустому миру горы исписанных листов, зачем безлюдному пространству строгость систематического знания?.. Человек сам оградил себя от людей. Человек сам обоготворил науку. И Аргир позволяет ему быть вместе со своим богом и только с ним. Вот твой бог – бесконечный и бескрайний. Вот средства для его познания. Не нужны пища, питье и сон, чтобы отвлекаться на них. Не требуются перерывы на кофе и перекур с коллегами. Нет плотского инстинкта, о котором, впрочем, ты забыл и в миру. Все условия для тебя, человек. Твори, пиши, открывай – вечно.
- Посетишь ли ты этот ад? - спросил меня Аргир. - Одобряешь ли мое решение?
- Я могу быть везде, где пожелаю, - ответил я. - Или ты думаешь, что ад – это отсутствие бога? Тогда какими энергиями поддерживается он? Не я ли своей силой содержу его и даю ему бытие? Если б меня не было там, то и самого ада не существовало бы... Другое дело, что мое присутствие здесь будет чувствоваться как мучение. Я буду словно немой упрек: вот я, если бы ты верил в меня, то был бы со мной, в другом, лучшем месте, но ты не захотел...
Человек будет мучиться и от того, что никто не признает его открытий. Не перед кем представить свои достижения, некого критиковать и некого уверять... Однако человек сам избрал такой путь для себя: без бога, но с наукой, без добродетелей, но зато с непомерной гордыней. Без любви, но зато с беспощадной ненавистью к критикам и другим теоретикам... Я бы сказал, что та обстановка, в которую ты намереваешься его поместить, скорее напоминает... некое место покоя и уединения, нежели адское пекло... Кроме того, ты даешь ему орудия познания, тем самым как бы говоря: твори, действуй, проявляй активность.
- Ад – это одиночество, - возразил Аргир. - Ад – это отсутствие общения, самозамкнутость, бесцельность существования. Если человек может видеть даже чудовищ, то это уже ему будет отраднее, нежели пребывать в одиночестве. Да и как его мучать? Батогами бить что ли? Крючьями таскать по полям и пустыне? Поджаривать на сковородках?.. В конце концов ад – индивидуален, я подстраиваю его под каждую душу. Этот человек, например, всегда с язвительными речами выступал на конференциях, считал себя величайшим деятелем науки, практически лучшим умом в истории человечества... Каково ему будет замкнуться в четырех стенах, пусть и с возможностью прогулки? Это не курорт... От него злые духи будут требовать отчетов – каждый оборот его планеты вокруг эфемерного солнца. И эти отчеты, эти результаты будут пропадать втуне. Он не будет знать об итогах, о своих разработках, или нет, пусть лучше знает, что они попадают тут же в бумагоуничтожитель, но это не освобождает его от новых отчетов... Это будет бесплодный труд. Он не сможет убить себя, он не сможет исчезнуть, он не сможет не делать ничего, потому что его заставят злые духи... Это его мучение: вырабатывать теории, формулы, решения, открытия, описывать их, фиксировать их и отдавать в пустоту, о которой он так мечтал...
- Ты слышал, чтобы кто-нибудь просил за него? – на всякий случай поинтересовался я. Родственники или друзья обычно просят (чаще всего в день похорон, а дальше – как пойдет) помиловать душу.
- Нет, - коротко ответил он. - Не слышал.
И я не слышал, чтобы кто-то просил умилосердиться над ним. Тяжело для души, когда никто не помнит и не хочет вспоминать о ней. Еще хуже, когда никто не вспоминает добрым словом. Я установил так, чтобы в посмертном существовании души чувствовали обращения к ним. Если их вспоминают добрым словом, это отзывается на них, на их настроении, состоянии. Если корят или злословят – это тоже отражается на них. Хорошо оставить после себя добрую память, но никто не завидует тем, о ком ничего доброго нельзя сказать.
- Значит ты думаешь, что жив? - уточнил я в то мгновение у человека.
- Если б я был мертв, то не говорил бы ни с кем, - насмешливо отозвался он. - Когда я умру, я перестану осознавать себя. А раз я мыслю, значит я живу.
- Почему же ты отрицаешь жизнь без тела?
- Мозг может порождать различные фантазии. Одной из них является придумка о «свете в конце тоннеля» и прочие рассказы «очевидцев» о посмертной жизни. Кто мне докажет, что я мертв? Даже если я увижу сейчас свое мертвое, разлагающееся тело, то и это, смею уверить, не убедит меня. Мало ли что кажется моему мозгу, пока я нахожусь в коме...
- Если тебя не убеждает голос бога, если тебя не убедит вид разлагающегося тела, если ты не веришь в посмертную жизнь, хотя уже находишься в ней, то что же тебя убедит? Каким должно быть доказательство, если всё одинаково отвергается тобой? Может быть, если я воскрешу тебя, то и в земном мире ты тоже станешь отрицать всё и вся, потому что сочтешь, что весь земной мир – это выдумка твоего тела, пребывающего в коме?..
Я заставил его задуматься. Тем временем, я говорил с Аргиром:
- Знаю, что ты верно служишь мне, и знаю твою преданность мне... Готов ли ты продолжать служить мне вечно?
Аргир склонил голову.
- Что ты еще хотел бы получить от меня?
- Мне ничего не нужно, - быстро ответил он. - Всё, что я хотел, я получил... Единственное, что я хотел бы знать: когда закончится приток душ, когда и этот мир, подобно нашему, будет закрыт, и все возрадуются в раю или восплачут в аду?
Я еще не решил, когда и как это будет.
- Всему свое время, - уклонился я от прямого ответа. - В вечности нет времен и сроков, поэтому суди всех в одно время и в одно время жди суда. Всё случится здесь и сейчас, сегодня и всегда...
Оставив его и задумавшегося, казалось бы, навек человека, я вышел в духовный мир.
- Хоргальд!.. – я не помнил этого бога. Странный субъект, радующийся моему возвращению в духовный мир. Он словно ждал меня и, изобразив на лице улыбку, тепло приветствовал меня. - Как твой мир?
Мне почудилось, или в его голосе послышалась зависть? Кто он такой?
- Неплохо, - я внимательно разглядывал его. - Кто ты?
- Я Жарур. Не помнишь? Бог соловья, что когда-то…
Да, да, пел на моих ветках. Странный бог. Что ему потребовалось от меня? И почему он так запросто влез ко мне, в мои покои? Что он вынюхивает?
- Ты как будто из печи вылез. Что случилось?..
- Да... - он махнул рукой. - В моем мире люди взбесились... Началась война. Кто-то применил атомное оружие. Я было влез, пришлось вмешаться... И надо же Аврарий – мы с ним мир создавали – открыл одному... герою глаза, и тот, увидев меня, сразу же перенаправил орудия... Я едва спасся. Хоть и бессмертный, а урон потерпел...
- Будешь мстить? - я не стал удивляться тому, что материальное оружие могло ранить бога. В конце концов они могли создать такой мир – на грани духовного и материального, где люди могут видеть богов, могут причинять богам вред (разве что убить не могут), и боги могут сходить на землю, развлекаться, давать через женщин потомство, в общем, вести себя как суперлюди... Почти так же, как я поступил с Аргиром и Протионом.
- Успею, - он усмехнулся. И правда, успеет: в духовном мире времени нет, хоть через миллиард «лет» можно вернуться в свой мир, и там едва ли пройдет секунда. А можно и перенастроить время так, чтобы «секунда» духовного мира равнялась миллиарду тамошних лет. - Послушай, - тут же доверительно склонился он, - позволь мне на время заглянуть в твой мир... Я ничего там трогать не буду, просто понаблюдаю...
Как ребенок! «Дай мне игрушку. Я поиграю и верну». Свой мир упустил, а на мой уже зарится.
- Не могу, - покачал я головой. - Я создал там двух богов, и они там сами управляются. Появишься ты – они возмутятся.
- Так я одним глазком, незаметно...
- Они заметят, - уверенно сказал я. - Я сам там наблюдатель, и меня они едва терпят...
- Зачем же ты создал такой мир? - удивился Жарур.
- Хотел поэкспериментировать, - соврал я. - Создам, думал, богов равных себе, а то и круче – ну и посмотрю, можно ли из таких людей что-то путное сделать... А они меня видишь как... Не вырвались бы сюда... Стали совсем как мы, супербоги!
Я, очевидно, перегнул палку. Жарур шарахнулся от меня и куда-то исчез. Посмеявшись, я решил прогуляться по духовному миру и поразмышлять о своем. Не прошло и «секунды», как предо мною выросли трое – Жарур, Руб и Слан. Вид у последних, в отличие от «погорельца», не был испуганным, а скорее суровым и настороженным.
- Это ты создал богов сильнее себя? - спросил меня Слан.
- Разве так можно сделать? - я постарался перевести всё в шутку. - Как я могу дать больше божественной энергии, чем имею сам?
- А может, ты слаб, и тот, кого ты создал, получив эту энергию, развил ее, стал сильнее тебя? - Слан был непреклонен.
Они что, боятся? Думают, что я тут хочу устроить завоевательные войны? Впрочем, от их параноидального сознания всего можно ожидать.
- Разве так можно? – усомнился я. – Но если хотите, пойдите и посмотрите сами.
- Ну уж нет! - шарахнулись они все. Я понял: боятся, что я завлекаю их в ловушку. - Мы запрем твой мир и уничтожим его извне...
- А ничего, что я имею на него права?
- Позже поговорим... - грубо отпихнув меня, они пробрались ко входу в мой мир.
- Нет там никаких богов! - в последний раз выкрикнул я им вслед. - Нет там богов... Я пошутил... Не уничтожайте мир!
Однако они не послушались. И в тот момент, когда они, хлопнув по рукам, закрывали мой мир, из яркой вспышки вдруг появились в нашем мире Протион и Аргир. Казалось, они были изумлены не меньше нас. Первым пришел в себя Слан: он образовал вокруг людей сферу, за пределами которой меркли все образы. Впрочем, я успел узреть, что ни Протион, ни Аргир ничего не увидели (ни нас, ни кого бы то ни было; их изумление было от того, что они вдруг вырвались из своих миров) – их самих ослепил свет, и я – по благосклонному кивку Слана – восстановил им внутри сферы выжженные глаза. Их тела едва не превратились в пыль вместе с душами: все-таки в нашем мире материя, как и тонкие духовные тела душ, нежизнеспособна.
- Почему они не погибли? – вскричал Жарур. - Как они смогли к нам попасть?
- Думаю, это можно объяснить тем, - ответил за меня Слан, - что этих людей Хоргальд взял из первого мира. Первый мир закрыт, и им путь туда заказан. Мир, в который он их перенес, – не их мир. Им – их телам и душам – некуда было деваться, кроме как выходить в наш мир, даже под угрозой уничтожения... Это не их воля, это скорее... реакция организма, души на свертывание мира. Их тела и души нельзя так просто стереть...
- Что же с ними делать? - Жарур с опаской рассматривал их сквозь сферу: внутри люди находились в анабиозе. Я исцелил их раны, но они были без сознания. - Куда их девать?
- Можно восстановить мой мир, - предложил я. - Я же говорил, что зря вы его уничтожаете... Ничего плохого там не совершалось, ваше вмешательство было излишним. Или вы теперь так все миры проверяете?
Судя по тому, как они переглянулись, я угадал.
- Отправим их души в рай их мира, первого мира, - решил Руб. - Это будет справедливо – они должны были умереть...
- Не ты ли сам хотел одного из них забрать? - я осмелел и начал дерзить. - Харрар претендовал на другого. Вы, кажется, забыли о дележе во время Судного дня...
Они снова обменялись взглядами.
- Ладно, - Слан положил руку на плечо Рубу. - Надо ему всё объяснить... У Верхарта и у Флоппа было еще круче...
- А что у них было? - насторожился я.
- Верхарт связался в своем новом мире с одной богиней – бывшей властительницей ромашек... Создали они вместе мир, сына родили. Расслабился Верхарт, власти жене своей много дал в мире, стал материальным (видите ли, ему материя ближе, чем дух). А та возьми и схвати самого бога, окрути его и свяжи... Как тебе известно, отказаться от своей природы нельзя – так установил хаос. Зато можно истощить себя в материальном мире, заключить себя в материю и не выйти из нее... И вот эта женщина вместе со своим сыном растащили, раздробили бога – на мелкие частицы, на атомы, нейтрино и прочую мелочь... И разбросали всё это по обновленному таким образом миру. И теперь Верхарт – везде и нигде. Страдает ужасно, ведь каждая частица мира теперь – это часть его самого... Он теперь разлит, точнее раскидан, во всем мире, и нам его... не извлечь... Ужасно... Вроде и вечен, - Слан вздохнул, - а вроде и не хочешь уже быть вечным...
- Второй, - продолжил Руб, - дурак Флопп захотел исполнять все желания... (ох уж эти женщины!) одной неглупой особы. Та и попроси его: сделай меня вместо себя богиней этого мира. Куда деваться, надо исполнять, раз подрядился. Он ее всей властью облек, а она ему: не вся власть у меня, я не равна тебе... Ну он возьми и сделай ее полноправной богиней мира, она его и вышвырнула. Он ко мне прибежал, чуть не плачет. А что я могу сделать? Только вот... - он кивнул на то место, где некогда был вход в мой мир. - Захлопнуть этот мир. Так он не хочет! Говорит: вы ее убьете. А как, спрашиваю, иначе? Как ты попадешь в свой мир? Он отвечает: мне власть не нужна, и мир не нужен, я хочу ее! Извлекли мы ее кое-как из мира, чуть не угробили, хорошо, Слан сообразил и придумал эту особую сферу... Поэтому мы и знаем, что так случается... Мир-то Флоппа загнулся без нее, она тот мир питала собой...
- Зато теперь, наверно, отрывается на ней за всё, - ухмыльнулся как-то недобро Жарур.
- Что ж вы ее сразу не выволокли? - спросил я. - И с моими людьми бы поступили так же.
- А зачем? - почти хором ответили Слан и Руб. - Проще закрыть мир, чем вытаскивать отдельных членов из него...
- Значит вы теперь как аварийная команда? Спасатели богов из их миров?
- Не только мы, - Слан снова вздохнул. – Все, кто создавал рай, пытаются по мере сил сейчас помочь другим богам. Ситуаций не счесть, глупцов море. Кто ж знал, что какие-то мелкие божки... духи всяких песчинок и крошек тоже возомнят себя великими творцами и захотят свои миры, а некоторые еще влюбятся в материальных женщин... Бр-р!
Я не стал говорить, что свой мир я отдал в полное владение людям. Разумеется, я не оставил мир своим вниманием – без меня он бы угас. Я был соединен с ним: мои энергии пронзали его, поддерживая его функциональность. Я слышал мысли и видел жизни тысяч людей, я отвечал на молитвы и предоставлял людям возможность действовать по их воле.
Что было там, когда меня в нем не было? Протион правил там жесткой рукой, сидя на троне мира и провозгласив себя императором всея земли. Потому что, как иначе обуздать человека, в котором заложена бомба зла? - рассуждал Протион. - Сам ли он справится с собою? Нет. Гораздо легче и проще выпустить зло, отдаться на волю зла, отпустить контроль над собой, действовать по велению плоти. И тогда мир превратится в арену схваток и войн, ненависти и борьбы за существование. Но я, говорил себе Протион, буду править в нем справедливо, прекращу междоусобицы и установлю мир на всей земле под моим руководством… А Аргир… Я как раз собирался посмотреть статистику и походить по обителям моего рая и отделениям ада…
- Я хотел мирной жизни людей, - попытался я объяснить свои действия, - но Протион, один из них, - я указал на сферу, - доказал мне, что люди, созданные нами в первом мире, несовершенны... Мы должны улучшить человека. Почему бы нам не взять на вооружение блаженство спасенных в раю?
- Это уже сделано, Хоргальд, - спокойно ответил мне Слан. - Мы экспериментировали с материей. Та материя, что была в первом мире, была несовершенна, и мы это признавали всегда... Из несовершенной материи может ли появиться совершенный человек? Позже мы усовершенствовали материю, создав рай... Соединение духа и материи в раю – это настоящее, истинное совершенство. Мы вынуждены были продлить жизнь первого мира до определенного времени, пока энтропия не «забила» через край... Сейчас в раю блаженствуют миллиарды новых людей... А остальные боги продолжают создавать такие же, подобные первому, миры, думая, что тем самым они улучшают человеческую природу... Не изменив материи, не обуздав ее, не изменить и человека. Изменить же материю сам человек не в состоянии, нужна божественная энергия. Когда богов нет, то нет и совершенства.
- Значит совершенство...
- Уже есть, - вставил Руб. - Только отчего-то не до всех богов это дошло...
- Почему же вы не объявите всем?
- Мы уважаем свободу других богов... Кроме того, Харрар во время судного дня распространил новость, будто боги разбирают по своим мирам людей... И все, поверившие ему, кинулись плодить свои миры... Кроме нас, - Руб взглянул на Слана.
Тот добавил:
- Нас двоих и еще нескольких... А сейчас мы пожинаем плоды этой лжи... Души растащены по вторичным мирам, люди в которых несовершенны...
- А вы уверены, что этот мир, созданный вами рай, и есть само совершенство? - уточнил я.
- Мы добились в нем невиданного единения... И человек там не испытывает болезней, не страдает, не умирает. Он понимает замысел нас о нем, он живет с нами... Только вместе мы могли создать такое. В одиночку ни один бог не способен создать совершенство. Объединившись, мы смогли совершить человека – сделать его по-настоящему совершенным.
- Каков же он в раю? - не удержался я. - Человек продолжает быть творцом, продолжает развиваться, познавать?
- Да, конечно, - подтвердил Слан. - Если он стремился к жизни с нами, он и получил ее. Если он ставил целью своей жизни постижение нас, раскрытие своих талантов, духовное совершенствование, то это он находит в раю в избытке...
- Значит вы хотите туда поместить... моих людей?
- Они не могут вот так запросто туда войти, - улыбнулся Руб. - Они должны умереть. Все живые должны умереть и только потом получить преображенные тела. Мы отключим их жизнедеятельность и отправим их души в рай...
- Или в ад, - вставил Жарур, всё это время молча стоявший неподалеку.
- Их уже рассудил Хоргальд, - повернулся к нему Слан. - И нашел их достойными рая...
- Будь по-вашему, - я смирился с потерей мира. Аргиру и Протиону, думаю, придется по душе обещанный рай. - Возьмете ли вы меня с собой... гулять по мирам и просвещать богов? Покажете для начала рай?
Они кивнули.
- Иногда я думаю, не сами ли мы живем в некоем подобии рая, и есть кто-то высший, видящий и судящий нас... Единый и Абсолютный... - я с некоторым сожалением смотрел, как прерывается дыхание людей, как их души, заключенные в маленькие сферы, улетают прочь из тел в «старый новый рай», а большая сфера растворяется вместе с телами... - И может быть, мы сами когда-то были... кем-то вроде этих людей, сейчас же наши души правят в этом «раю», в духовном мире... Но до самого последнего суда, до самого последнего обнаружения и явления всего всему еще есть какое-то время...
Боги ничего не ответили мне. Да я и не ждал ответа. Они отправились вслед за душами в рай, и я поспешил за ними.
В вечности времени нет, и всё рассказанное мной было здесь и сейчас, в один непрекращающийся миг. Так было и будет всегда.