Что читатели должны думать об администрации сайта, которая удаляет вот такие мои стихотворения.
Резолюция о борьбе с героизацией нацизма была одобрена на заседании 69-й сессии Генеральной ассамблеи ООН 21 ноября 2014 года. «За» проголосовали 115 стран из 193. Среди противников документа оказались США, Канада и Украина, а страны Евросоюза вошли в число 55 воздержавшихся от голосования. Отныне для меня США, Канада, Украина и и эти 55 воздержавшихся, среди которых почти все европейские страны — наследники нацизма. И неважно, что это сделали политики. Но они уполномочены совершить это преступление своими народами. В конце концов, и Гитлер был всенародно избранным рейхсканцлером.
Неонацизм: Политики и народы
Я перечислю поимённо
Членистоногих блох и вшей,
Так зародившихся законно
На демократии своей.
Вот впереди ползёт Обама,
Беспозвоночных кукловод.
Как он витийствует упрямо
И миру лжёт всё наперёд.
Ещё один, чьё имя стёрто,
Канадой клёново рулит
(Нет, вспомнил-таки: Харпер Стёпа),
Обаме в рот, скуля, глядит.
Об Украине умолкаю,
На каждом там стоит печать
«Бандера, хайль!» — и точно знаю,
Кому-то с ними воевать.
Для них, что лях, москаль иль Jude,
Что грек, что немец иль француз:
«Украйна выше всех пребудет!» —
У них лишь с Гитлером союз.
А из Британии педрастой
(Прости, Оскар Уайльд, поэт!)
Бежит и бойко и брыкасто
Без скотланд-шерсти — гол и гнед,
Их Кэмерон, болтун превратный:
За гонор, выданный в аванс,
Он исполняет аккуратно
Команды «пиль», «ату» и «фас».
В каком колене от нацизма
Проснулась в Меркель эта муть?
От бошей взятая харизма
Играет злую шутку... Жуть!
С остекленевшими мозгами
Шуршит бульварами Олланд,
Играет, как мячом, словами,
А нос — по ветру... Коммерсант!
А скандинавы... вас так много,
И королев и королей:
Когда забыли вы про Бога,
Воруя педикам детей?
Где времена, как все датчане
Вшивали в сердце жёлтых звёзд,
А ныне же: в каком дурмане
Вы замолчали Холокост?
А вот с забытыми грехами
Антисемиты чередой
Своими тощими задами
К нам повернулися, как в стой-
ле: Польша, чехи и прибалты,
(Орущие в парадах «Хайль!»)
Румыны, венгры и болгары...
И ох как павших наших жаль!
Не немцы — ваши батальоны
Евреев били наповал,
Не немцы, а вполне «законно»
Ваш обыватель их сдавал.
Кто жил под властью оккупантов,
Тот помнит: злее нет румын,
В мундирах чёрных, в белых кантах,
Убийц людей на свой аршин.
Я не забыл, как под сурдину
Бомбили «братья» т о т Белград,
Теперь — Донбасс: наполовину
И х бомбы на детей летят.
Нацизм шагает по Европе,
Под ним распластанный Брюссель,
И превращаясь в мизантропа,
Мозгами движет еле-ель.
За океаном же — народом
Создали рейх на тыщи лет,
Сбылась мечта былых уродов:
О н и — цари, для н и х — весь свет.
11-12.01.2015
Закат Европы
Под улюлюканье чертей
И аплодирующих бесов
Европа мчится всё быстрей
Дорогой дел и интересов,
Мостя последние км
Пред преисподними вратами,
Блюдя свой шик и реномэ
Под человечьими правами.
Закон от Бога позабыт.
Над всеми — лишь закон брюссельский.
Христос? Избит, распят, убит,
Как неудачник иудейский.
Вот нынешние — о-го-го!
Язык усопший возродили,
На нём в своей Синаго-го
Христову жертву отменили.
Европа им кричит «Ура!»
И каяться Европе не в чем:
Пришла прекрасная пора,
Жить стало веселей и легче.
И можно всё: грабёж, обман,
Убийства именем Брюсселя,
И содомит от счастья пьян,
И сатанисты осмелели.
Как двух гарантов след простыл:
Ну, вероломство, но — законно!
И чернозём в «немецкий тыл»
Везут лихие эшелоны...
Бомбить Белград, Донбасс — распять,
Вживую Косово оттяпать...
И убивать, и убивать
В себе же совесть, честь и память.
25-26.02.2018
Англосаксы
«Умом» бодрея и гордясь,
От радости в зобу немея,
Живут заботой, не стыдясь,
Как сделать мир вокруг подлее.
Канадец, англичанин — в раж,
Американосы — туда же:
Забыта совесть, как багаж,
И с каждым днём все люди гаже.
Все. Кроме них. Они — причём?
Их подлость списана в архивы.
Узнают? — Это всё потом.
Пока же — англосаксы живы,
Чтоб каждый день наполнить злом
По наглому или втихую:
Клянутся «богом» как козлом,
Столбя дорогу в ад лихую.
А в арьергарде — Евро-сад,
И клоуны, и кукловоды, —
Христа распяли на парад,
Грехом содомским хороводя.
25.02.2018
Народная история (Кому на Руси жить хорошо)
I
Разбудите меня послезавтра,
Разбудите, вперёд забежав,
Когда будете знать, кто же автор,
Что готовил нам новый устав.
Разбудите меня, разбудите,
Чтобы снова не спать по ночам,
Когда вспять неизвестный кондитер
Сладкой пудрою бьёт по мозгам.
Сколько было их! Лысый, с прищуром,
Всё отняв, поделил на своих,
Кто страну покорёжили сдуру,
Чтоб народ наконец-то притих.
Чтоб шагали, вождям в глаза глядя,
Прикрываясь от них кумачом,
А усатый грузин на параде
На трибуне стоял с палачом.
Поделили на чистых-нечистых
Слишком умный советский народ:
Коммунисты казнят коммунистов,
Ну, и прочих, как щепок — в расход.
А другие — те, что уцелели,
Положили себя за страну,
Чтобы дальше идти мимо цели,
Но с Победой, одной на кону.
Но не понял Победы усатый,
И народ ему — пыль и песок,
Сам не жил, и других виноватил,
Власть тащил, как их лагерный срок.
Чтоб её подхватил оттепельный
С бородавкою лысый дурак,
Всех наук корифей беспредельный,
Кукурузно-ракетный мастак.
Обещал языком, как метлою
(Что у всех болтунов — без костей):
Мы за партией — как за спиною,
Будем жить веселей и бодрей.
Не успел. Только всё перепортил
И заставил народ голодать —
Бровеносец уже телепортил:
Сам живу, и другим дам пожрать.
Нефтяные доходы затычкой
Прикрывают партийных хапуг,
И летит под откос электричка
В коммунизм, как железный утюг.
Перестройкой отмеченный бредит,
Где бы вожжи ещё отпустить,
Вот беда: с ним никто же не едет,
И времён обрывается нить.
Впереди уже Ельцин маячит,
Горизонты собой заслоня...
Братцы, братцы, да что ж это значит:
Всех провёл, и тебя и меня.
Продал всё. И народ без работы
На обочинах жизни лежит,
Чтобы кучка воров без заботы
Упражнялась с трибуны во лжи.
А ведь клялся Аника, как воин:
Потерпите, мол, годик иль два,
И о завтрашнем дне, будь спокоен,
Да не будет болеть голова.
Обещают, кругом обещают,
А чиновник, как был, так он — есть,
Власти делают вид, что не знают:
Он — один, а народу — не счесть.
Ну, не выпасть никак из обоймы,
А колонна его — номер пять,
И ему, наконец-то, на кой мы:
Не мешайте работать, как спать.
Вот опять: обновили кабмины
Наверху, в голове, на местах,
А чиновник расставит в них мины:
Только сунься, народ — тарарах!
Разбудите меня послезавтра,
Разбудите, вперёд забежав,
Когда будете знать, кто же автор,
Что готовил нам новый устав.
Разбудите меня, разбудите,
Чтобы снова не спать по ночам,
Когда вспять неизвестный кондитер
Сладкой пудрой забьёт по мозгам.
II
И настал наконец день позора
И чиновничьего торжества,
Президенту задуматься впору,
Кто в команде его голова.
Президент наш хорош... Ну так что же,
Когда рядом маячит другой,
Сытый, наглый, с лоснящейся рожей,
По всем пунктам — и вор и герой.
Он любую идею подпортит
Нужной ссылкой на тот же закон,
Схлопотать без боязни по морде:
Сам себе — генерал без погон.
Н у, н е в ы п а с т ь н и к а к и з о б о й м ы,
А к о л о н н а е г о — н о м е р п я т ь,
И е м у, н а к о н е ц - т о, н а к о й м ы:
Н е м е ш а й т е р а б о т а т ь, к а к с п а т ь.
Он живёт без боязни быть сбитым,
Как наш новый ракетный Сармат:
Что хочу, то творю, у корыта
Своей власти — и чёрт ему брат.
И вопросы, что за год копились —
Наш народ терпелив до поры —
В ожиданьи ответа прокисли,
Как в рожках молоко от жары.
Наша Дума никак не созреет
До признанья: в стране — саботаж,
И что нужен закон, чтоб умерить
Через меру чиновничий раж.
По другому назвать, что творится,
Не могу: ведь который уж год,
Невзирая на ранги и лица,
Все они презирают народ.
Не освоят никак миллиарды:
Это сколько же лишних забот! —
И живут старики как бастарды
В аварийных халупах в расход.
Половине страны не добраться
До обещанных свыше доплат,
Ну, а кто вдруг захочет ругаться...
Нахамят и уволят под зад.
Мне плевать, что везде ещё хуже,
Пусть грызутся, и Бог им судья,
Но валяться в чиновничьей луже:
Это — жизнь и твоя и моя.
И прошёл он, раз в год день позора
И чиновничьего торжества,
Президенту задуматься впору,
Кто в команде его голова.
Прозвучали вопросы, похоже,
Но не те, что волнуют народ:
Он и здесь постарался, тот, с рожей,
Отобрал. И так каждый «раз в год».
23.01.2020, 17.12.2020
Плач по Украине
Я молился ночами, и Бог мне судья
И всем людям последний заступник на свете,
И светлела на небо мольбами стезя,
И что я ещё здесь — в ожиданьи Ответа.
Я молитвой страдал, не хватало мне слов,
О любимой земле, где родился и вырос,
О солдатах живых и за будущих вдов,
И в душе возводил свой амвон и свой клирос.
Как случилось, что рядом взошёл сатана
В ореоле, как факел, языческих свастик:
Разделилась когда-то единая наша страна
Под хапок либерало-нацистов во власти.
И росли поколенья вроссЫпь и поврозь,
Только тех, кто пожиже, приманивал Запад,
Да и нам донесло его приторный запах
(Для украинцев русский стал в горле как кость).
Как забыли Христа? Да и был ли он там,
В провонявшей вовсю католической луже?
И кресты на их флагах — НЕ от Христа.
Протестанты? По мне, так они ещё хуже.
Да — увы! — там давно сатана правит бал,
Его шёпот народам так сладостно манок,
Вслед за ними украинец тоже пропал
Под нацистские гимны с утра спозаранок.
И пошла Украина детей убивать
По указке по западной, подлой и низкой,
Бабий Яр позабыв, и где Родина-мать,
Душу высмердив за поцелуй сатанинский.
И балдеют хохлы от бесовской игры,
Направляя орудия в нашу Россию,
И без Бога живут у заветной дыры
Прямо в ад, где их ждут — ох, как ждут! — черти злые.
Боже, Боже! — молился я вновь, —
Окропи Украину святою водою,
Ведь в их жилах и наших течёт одна кровь,
И сильны мы лишь вместе, и всюду — с Тобою.
12.11-25.12.2022
Вероятность того, что нацистская и пятоколонная администрация сайта удалит мои материалы, велика, поэтому заранее приглашаю читателей на мою страницу на фабула точка ру, где размещены все мои произведения и материалы проекта «Москва и москвичи Александра Тимофеичева (Александрова)».
О течении времени в фотографии
Выскажу одну крамольную мысль. Многое (а по фотосайтам мне кажется, что и всё), как в выборе сюжетов, так и в найденных подписях под снимками, определяется заблуждением, чрезвычайно широко распространённым в среде как любителей, так и профессионалов. Это убеждённость, что отличительной особенностью фотографии является запечатление мгновения в тот момент, когда оно готово стать (и становится) прошлым. Популярность взглядов Анри Картье-Брессона и его теория о «решающем мгновении» сыграла здесь с фотографией злую шутку.
Но время в произведениях искусства течёт ИНАЧЕ! Оно то ускоряет свой бег, то идёт не торопясь, то замирает как будто навечно. Если бы время в любых визуальных искусствах текло так же, как в жизни — а было ли бы вообще возможно искусство? А фотография — один из видов искусства, с этим давно уже не спорят.
Я понимаю, что поднимаю тему, которая ещё не затрагивалась в работах теоретиков искусства (хронотопы Ухтомского-Бахтина — это что-то другое, хотя и родственное). Всё-таки фотография, как и изобразительное искусство — это не музыка, это не кинематограф, не драматургия, где время — один из активных участников воздействия произведения на зрителя и слушателя. Моё понимание времени в произведении визуального искусства основано на анализе работ классиков фотоискусства. Вглядываясь в работы Анри Картье-Брессона, Марка Рибу, Ансела Адамса, Юрия Ерёмина, Йозефа Судека, Альфреда Стиглица, я обратил внимание, что существует два полюса, на которых время на фотографии течёт совершенно по-разному. Я не рассматриваю всех известных фотографов, для подтверждения моих выводов достаточно и нескольких имён. Так вот, на этих полюсах для меня находятся два фотографа: Картье-Брессон и Рибу.
С первым всё ясно: он сам не раз говорил об определяющем в его работах «решающего мгновения жизни» (возможны другие переводы его определения). Собственно, и метод его работы сводился к поиску такого мгновения, когда установив камеру на штатив (или с рук — если повезёт), Мастер ждал ТОГО мгновения, когда всё сойдётся в пространстве видоискателя для его замысла (как мы знаем, он принципиально не кадрировал свои негативы). В течении этих минут и часов только подсознание может подсказать, что следует нажать на кнопку затвора. Но как и все фотографы, он знал, что окончательный выбор — за столом по контрольным отпечаткам. И он нажимал на кнопку. Десяток плёнок на один выбранный потом кадр для Картье-Брессона было обычной практикой. Поэтому и появлялись затем публикации вариантов этого кадра — думаю, с согласия Мастера, чтобы все убедились, что ТОТ, выбранный — лучший. При этом его не заботила даже недостаточная резкость на выбранном «решающем мгновении». Рассматривая эти варианты, убеждаешься, что это действительно решающее мгновение жизни. Долей секунды раньше или позже — и уже пропадает ощущение жизни, чувствуешь некоторый дискомфорт при разглядывании варианта. И это касается не только жанровых работ и street-фотографии, но и портретов и пейзажа, который редко обходился без человеческих фигурок.
И вот все, у кого оказывался в руках этот коробок со стёклышками, начали «ловить моменты». Собственно говоря, произошло опошление идеи Картье-Брессона, изначально пытавшегося не «поймать момент», а рассказать о жизни, мире и людях, остановив на плёнке то мгновение, которое определяло судьбу запечатлённого человека, города или рельефа через вдруг возникшие в поле кадра невидимые другим связи между людьми, предметами и окружающим миром. Дискретность течения времени в «полюсе Картье-Брессона» идентична дискретности кинематографического времени, только там оно разложено на 24 кадра в секунду, и упомянутые связи доводятся до своего логического конца (кто-то разворачивается и уходит, кто-то падает замертво, или город накрывает волна цунами, или каменный ангел вдруг начинает петь католический гимн, и так далее), а у фотографа — спонтанна и стимулирована подсознанием профессионала. Но из всех этих дискретных состояний искусством становится лишь одно — то самое «решающее мгновение жизни».
В результате же опошления идеи АКБ подавляющая масса фотографий на фотосайтах превратилась в гигантский семейный альбом. Да, там есть удачные снимки, они многим нравятся, они лидируют в количестве оценок — но имеют ли они отношение к искусству? Одна на тысячи подобных, мне кажется. За многими этими «удачными моментами» не стоит НИЧЕГО — интересен только сам момент, а что там дальше, или что было до момента съёмки — и неинтересно, и скучно, и ничего не добавляет зрителю в осмыслении им своего места в этом «лучшем из миров». Может быть, именно опошление идеи «решающего мгновения жизни» и привело некоторых горе-теоретиков и завсегдатаев форумов к утверждению, что «Картье-Брессон устарел» (см. недавнюю полемику вокруг статей Валерия Стигнеева).
Чтобы меня не упрекнули в незнании всего Картье-Брессона, сразу оговорюсь: он снимал и по-другому. Часть его работ, особенно ранних, намеренно постановочна, а в так называемых жанровых снимках персонажи откровенно позируют. Я не считаю эти работы удачными, но мне интересен в них поиск другого течения времени в пространстве кадра, который был найден его коллегой по Магнуму Марком Рибу. Впрочем, и тот и другой умели снимать, находясь как бы не в своём полюсе. И всё же их работы в своём большинстве были противоположны по ощущению течения времени в фотографии.
Хотя я выбрал для двух полюсов эти два имени, я готов признать, что их выбор довольно-таки случаен. Были и другие мастера, по именам которых можно было бы назвать эти полюса. Наиболее соответствующим второму полюсу был бы Юрий Ерёмин. Но: почти все его работы находятся в частных коллекциях, нет ни сайта его имени, ни каталогов работ. А Марк Рибу более известен, и работы доступны и на его сайте, и на сайте Магнума.
Итак, «полюс Марка Рибу». Ещё раз оговорюсь, что он был фотожурналистом Магнума, даже некоторое время возглавлял его, и, значит, репортёрская жилка в нём была достаточно сильна, чтобы делать снимки в «полюсе Картье-Брессона». Но его склонность, пристрастие к странам Востока (Китай, Япония, Индокитай) была неслучайной. Его влёк к себе Восток именно тем, что там по-другому ощущается течение времени (в силу склада мышления, отличного от европейского). Поэтому именно альбомы и репортажи, сделанные Марком Рибу в 50-60-х годах, и заставляют меня назвать мастера как бы антиподом АКБ. Справедливости ради, следует отметить, что со временем в творчестве Рибу стала преобладать философия «решающего момента жизни» с трендом в сторону репортажности. Профессия фотожурналиста обязывает! Для меня эти работы слабее его снимков, сделанных «в своём полюсе», они уступают и работам Картье-Брессона. Но его честность как художника никогда не вызывала сомнений.
Чтобы не было путаницы в понятиях, скажу, что передача движения в фотографии не имеет ничего общего с течением времени в кадре. Первое — это профессиональный приём, второе — это для фотографа философия, стиль, образ мышления — назовите как хотите.
Так в чём же отличительные особенности работ «в полюсе Марка Рибу» (так как его работы менее известны у нас, их можно посмотреть на сайте Мастера, при этом особо обратите внимание на работы в ARCHIVE в меню сайта)?
Это отсутствие дискретности, кинематографичности кадра: мне не нужно знать, да я часто и не могу сказать, чтО же предшествовало моменту спуска затвора и чтО происходило дальше. Вот идут три китайчонка по пыльной улице, и время их пути — условно бесконечно. Сними автор эту троицу минутой раньше, часом позже — они также будут идти обнявши друг друга. Ничто в снимке не говорит, чтО будет дальше. Обнаруженные в видоискателе связи замкнуты в самих себе, у них нет начала и конца.
Или маляр на Эйфелевой башне напевает песенку о Париже, артистично опираясь на малярную кисть. И он никогда не бросит своей работы, не перестанет петь — это песня о Париже без конца и начала. И в каких бы позах не снял бы его фотограф (а Рибу так и сделал) — смысл остаётся тот же.
Рибу работал в тех же видах фотографии, что и Картье-Брессон (жанр, street, пейзаж, портрет). И как кардинально различаются их портреты (у АКБ – с включением окружающих предметов, у Рибу (особенно раннего) — зачастую лаконизм антуража и «неговорящесть» лица модели), пейзажи (у АКБ – включение в пейзаж людей, я бы сказал, расстановка их фигурок в снятом рельефе, и отстранённость, вечность происходящего, вплоть до имитации китайской средневековой живописи — у Рибу).
Я не говорю подробно об отдельных фотографиях. Непрерывность и неторопливость течения времени на многих работах 50-60-х годов бросается в глаза. Даже встроенность в пейзаж людей намеренно говорит о том, что их жизнь была такой и сотни лет назад, и вряд ли изменится в будущем. Это касается не только азиатских снимков, но и европейских (например, «Прага утром», где музыканты несут на плечах контрабас; один мой знакомый говорил, что в предутренние часы, прогуливаясь по берегу Влтавы, он так и ждал, что из утреннего тумана появится эта группа музыкантов, идущих с работы домой).
И попытка солдата закрыть ладонью объектив в снимке, сделанном в Москве 60-х годов — интуицией Мастера угадана как вечная примета, присущая нашей российской действительности (сравните с аналогичной street-работой АКБ, где в кадр точно попадают именно типичные горожане тогдашней Москвы, не обращающие внимания на давно стоящего с фотокамерой пожилого фотографа, и невольно продолжаешь вместе с Картье-Брессоном следить за тем, а какая следующая группа москвичей попадёт в кадр).
Кто-то может возразить, что у каждого фотографа есть работы, сделанные «в разных полюсах» и между ними. Странно было бы это отрицать. В китайских снимках Картье-Брессона, например, есть работы, сделанные «в полюсе Марка Рибу». Но вот что интересно: как с идеей Картье-Брессона произошло опошление, сводящее разговор о судьбе людей и рельефов к «ловле моментов», так и идея непрерывного времени и замкнутых связей свелась в современной фотографии к поиску в пейзажной фотографии крррасивого вида, в котором НИЧЕГО не происходит и в лучшем случае присутствует разве что «настроение». Да и разные виды фотографии, не упомянутые ранее, тяготеют к разным полюсам, то есть в соответствующих фотографиях в силу специфики вида время течёт по-разному (натюрморт, макро — и спортивная или репортажная).
Хотя, например, пейзаж имеет в фотографии некоторых мастеров, для которых время превращается в неизменяемую вечность, и вечность скорее НАС разглядывает и как бы вопрошает, а достойны ли мы, люди, её нетленной красоты (Ансел Адамс). Нельзя назвать это третьим полюсом в фотографии, тем более что в живописи к такому течению времени близка древнерусская иконопись. Для меня это явления культуры одного порядка.
Вообще в живописи развитие и обогащение разных видов течения времени происходило с давних времён: от бесконечности и неизменности времени в иконописи и духовной живописи до фотографического взгляда «в полюсе Картье-Брессона» наших Ивана Крамского и Ильи Репина. А между ними — и вовлечённость в переживания художника «в полюсе Марка Рибу» у Исаака Левитана, «окаменелость» времени у Михаила Врубеля и разнообразие течения времени в работах Василия Сурикова. Но о живописи, как и о фотографии, можно говорить и говорить.