XXXII. «Адалия, Мастер по всему».
Суворов довольно часто приезжал в Ленинград, и всякий раз спешил к Адалии Львовне, как к родной матушке. Тетушка радовалась успехам племянника, и с гордостью глядя на него, восклицала за рюмочкой доброго вина:
— Мы, Жорж, с тобой достойно несем по этой жизни наши фамилии — Бахметьевых и Суворовых. И мы должны, как две полноводные реки, достойно донести наши воды до моря, которое Соловьев назвал Историей. Ведь жизнь река, и не дай Бог, если она обмельчает в устье.
— Обмелеет, тетушка?
— Обмельчает, племянник.
Адалия Львовна не только выжила в горниле революции и последующих чисток, но даже преуспела в жизни, чем лишний раз подтвердила жизнестойкость своей фамилии. Осталась цела она, благодаря своей уникальной способности видеть человека насквозь.
— Человек от природы стекло, и он сам мутит себя. А все эти совэтские чиновники и их жены с любовницами, — говорила она, посмеиваясь, — независимо от своего жизненного помутнения, прозрачны только от страха. Сразу видать, что им всем надо. Того, чего у них нет. Воспитания, шарма, благородства. Не у всех, конечно, но у большинства. У девяноста девяти с половиной процентов. Как и положено в стране большинства. Я имею в виду не ту страну, что живет без света. Я имею в виду весь нынешний свет. Если б ты знал, скольким я гадаю и привораживаю! Обо мне и в Москве знают, на самом верху, под рубиновыми звездами. Жду вот, когда позовут. Вернее, повезут. Там сперва привозят, а уж потом приглашают. Так принято у них. Никогда бы не подумала, что революционному классу понадобится столько всякой чертовщины. Но это стра-ашная тайна!..
Свою карьеру при новой власти Адалия Львовна начала с того, что стала делать замечательные прически женам партийных бонз Ленинграда.
С первых же ее причесок, сопровождаемых всякими полезными советами, без которых женщина просто не женщина, стала стремительно расти ее, скрытая в узком кругу, слава.
Ее ценили за легкость и шарм. Она знала множество пикантных историй, до которых падко женское ушко, тем более не привыкшее к тонкостям. Она охотно делилась со своими клиентками профессиональными знаниями, как выжить среди сумасшедших мужчин и как подчинить их своим капризам и воле.
Те записывались к ней в очередь и подавали от своих щедрот, кто что мог, в том числе и неоценимую информацию о текущем моменте.
По переменам в составе клиенток Адалия Львовна судила о карьерных зигзагах их мужей.
Когда за год состав дам изменился чуть ли не полностью, она от греха подальше забросила свое ремесло, сменила квартиру и ушла гардеробщицей в библиотеку.
Она уже с трудом передвигалась, весь день было трудно выстаивать на ногах. Георгий Николаевич узнал о ее положении и стал ежемесячно присылать деньги, чтобы избавить тетушку от необходимости зарабатывать на кусок хлеба.
С годами у Адалии Львовны развилась до болезненного состояния страсть к хлебосольству. Отведав, хоть и в малой мере, на излете второго десятилетия голода, она панически боялась его примет, и ей казалось, что любой зашедший к ней человек должен быть обязательно досыта накормлен.
У нее были два неизменных фирменных блюда: яичница с колбасой (полная сковорода) и песочный торт «Адмиральский» со смородиновым вареньем, чрезвычайно вкусный и тающий во рту. Торт полагалось запивать бокалом густого какао. Это у тетушки называлось «перекусить». После такой трапезы гости забывали о тяготах жизни и ощущали только тяготы в своем желудке, чему Адалия Львовна была несказанно рада.
Суворов иногда подтрунивал над ней:
— Спроси кто меня, какое будет мое последнее желание, знаете, что скажу? Перекусить у тетушки Адалии.
Пора хлебосольства настала уже в конце тридцатых, а в двадцать четвертом был только взлет ее необычной карьеры. Ее называли «Адалия, Мастер по всему».
Как локон шпильками заколоть, как горячими щипцами не обжечь, как и из чего маску наложить, как и насколько компресс, как бровки выщипать, как сделать педикюр, как эпиляцию — все это она умела сделать быстро, безболезненно и блестяще. Адалия Львовна знала тысячу и один рецепт настоев и отваров, порошков и мазей, сотни заклинаний и заговоров, секретов и советов, сплетен и примет.
В трех бывших деревнях Адалии Львовны были (в свое время) и целитель-ведун и бабки-знахарки. От них достались ей и все ее знания, и несколько старинных травников и лечебников, с указанием всех лекарственных трав и способов их применения.
— Этот напиток, Варвара Егоровна, «Золотой Дракон», повышает функции мужских половых желёз и в связи с этим общий умственный потенциал мужчины. Рекомендую, — горячо говорила она супруге члена правительства. — Мужчина становится намного привлекательнее во всех своих обоих смыслах.
— Я, Адалия Львовна, о функциях мужских половых желёз сужу по их слюнным железам, — признавалась наблюдательная супруга члена правительства. — А если еще и глаза горят — значит, и по умственной части хоть в Политбюро.
— Усики срезать не надо, — продолжала Адалия Львовна. — Вырастут еще толще и гуще. Как у Юлии Абрамовны. С пьяным мужчиной не выходите сразу на мороз. Вмиг опьянеет, свалится без чувств. Будете на себе тащить.
— Да-да-да, я своего устала таскать, — поражалась Варвара Егоровна.
— Масочки вам надо поделать, Варвара Егоровна, чтобы сузить поры. Сделайте парижскую маску. Ее завезла в Париж в 1813 году маркитантка Гликерия, дочь графа Безухова. Квашеная капуста есть? Отлично! Наложила, подержала, смыла холодной водой, кожа, как у младенца. Ксения Петровна, обратили внимание, как побелела да похорошела.
— Это она в Кисловодск с Сиракузским съездила. А держать сколько?
— Вам лучше полчаса, у вас кожа жирная. С Сиракузским, говорите? У него же аденома. Я ему рекомендовала подорожник и пальму сереноа.
— Адалия Львовна, — заерзала жена члена правительства. — У меня не совсем обычная просьба к вам...
— И в чем же ее необычность, Варвара Егоровна? — шепотом произнесла, оглянувшись на дверь, Адалия Львовна.
— Дело в том, что я боюсь забеременеть. А он такой настырный! Отбиваться — сил нет.
Адалия Львовна наморщила лоб, пошептала, достала из шкафчика шкатулку с кроличьим калом (старинный рецепт города Мекки) и напутствовала словами:
— Пока будете носить ее на груди, будете бесплодной. Захотите ребенка — снимете.
— А как же при...
— Это уж исхитряйтесь.
— Может, помолитесь на меня? Я заплачу.
— Вам бы лучше самой помолиться.
— Я? Как? Я же не верю ни во что! Помолитесь за меня, я заплачу.
Адалия Львовна, вздохнув, соглашалась. «Прости меня, Господи!» — шептала она про себя и начинала молиться о душе и теле безбожницы Варвары.
— А вы уверены, что это поможет мне? — восклицала Варвара Егоровна.
— Поможет, обязательно поможет!
— Я не понимаю, как молитва поможет мне? Это же не лекарство?!
Суворов оказался невольным свидетелем этого сеанса. Он сидел у окна на кухоньке и вспоминал, что скоро сбудется то, что нагадала ему тетушка в двадцать четвертом году.
— Тетушка, погадайте мне, — попросил тогда Суворов.
— Я тебе разве никогда не гадала? Не боишься?
— А чего бояться, тетушка?
— Бояться-то нечего, но остерегаться стоит. Цыганки не гадали?
Несмотря на то, что был мороз, Адалия Львовна распахнула форточки, повернулась на запад, ловя взглядом погружающийся за крыши домов тусклый золотистый шар солнца, перекрестилась и с сильным чувством произнесла:
— Николай, угодник божий! Ты и в поле, ты и в доме, в пути и в дороге, на небесах и на земле — заступись и сохрани от всякого зла!.. Так, садись вот сюда, прикрой веки, руки на стол. Можешь спать или думать, о чем хочешь. Но лучше ни о чем. Очисти голову от мыслей.
Суворов сел на круглый стульчик, положил руки на круглый стол. Тетушка вложила ему в руки круглое же зеркало. Суворов представил себе поляну в пригороде Тифлиса, овраг под Перфиловкой, небо там и там. Оно оказалось одним и тем же. Странно, тоже круглым.
Интересно, что отражается сейчас в зеркале? И тут понял, что тетушка уже говорит ему о чем-то. Нет, это она читала то ли молитву, то ли заклинания... Потом стала приглядываться к одной ей видимой картине.
— Вижу... туман... железные решетки... над водой... железный короб... ты внутри...
Георгия так и подмывало спросить, уж не в тюрьму ли определила его тетушка?
— Воздух... решается твоя судьба... — Адалия Львовна не обратила внимания на порыв племянника, она была во власти видений. — Нет... решается судьба трех женщин... воздух... вода... металл... огонь... остановилось... что же остановилось?.. время?.. все.
— И что решилось? — через минуту молчания спросил Суворов. Уж не Парис ли я, подумал он, решаю, кому из трех богинь быть первой красавицей. В опасное дело ввязался.
— Ничего, — вяло ответила тетушка. — Я, кажется, потеряла с тобой много энергии. Какой ты, однако. Или тебе все-таки гадала цыганка? Редко видишь такое напряжение судеб. Видение перегорело, как лампочка. Вспыхнуло и перегорело. Не знаю, чем кончилось. Тебя, Жорж, ожидает лет через пятнадцать великое испытание духа. Может, и не тебя, а тех трех женщин. И ты словно не один, а еще кто-то вместе с тобой, такой властный! В моей практике такое впервые.
— Там, тетушка, не богини, случайно, были? — спросил племянник.
— Богини? Вряд ли. Впрочем, одна почти богиня. А что ты имеешь в виду? Женщины все богини. Не это главное, женщин везде полно, особенно вокруг порядочного мужчины. Вокруг тебя — вот что главное — сошлись разные стихии: воздух, вода, металл, огонь. И все в тумане...
Да, все туман, подумал Суворов, что же еще? Он вспомнил Софью.
— Ты когда окажешься в этом тумане, — сказала Адалия Львовна, — не паникуй. Все решится без тебя. Решится, как решится. Оно уже как-то решилось, раз привиделось мне. Делая свой выбор, не забудь, что ты уже выбран. Главное, в тот момент прислушайся к своему сердцу. И меня заодно вспомнишь, — улыбнулась тетушка.
Если оно выдержит, мое сердце, подумал тогда Георгий, а не разлетится на три части.
Не разлетелось пока, подумал Суворов спустя четырнадцать лет, но от этого не испытал никакого удовлетворения. Сейчас он пришел к тетушке не гадать о будущем, а совсем за другим. Им как будто заинтересовались в департаменте, сотрудники которого имеют интерес ко всему на свете. Неужели узнали про Глотова? Суворов долго не мог забыть его крик, когда тот сорвался с моста. Сам виноват, Алексей Демьяныч, кто же еще? Помощи ждать, кроме как от тетушки, неоткуда.
Варвара Егоровна, наконец, ушла. Со словами благодарности и кроличьим калом в шкатулке. Суворов поведал слегка уставшей тетушке свои опасения и спросил:
— Как мне лучше поступить, тетушка?
— Никак, — ответила та. — От тебя, может, только и ждут, как ты поступишь. А ты никак не поступай. Живи, как живешь. И не мучайся совестью. Ты не виноват. А я узнаю, есть каналы. Не тревожься, сейчас немного утихло. Но вообще-то вдали от столиц воздух почище. Подумай.
Когда племянник ушел в гостиницу, Адалия Львовна взяла в руки колоду потертых карт, назначила бубнового валета Жоржем, разложила «бахметьевский» пасьянс, и пасьянс сошелся!