Инженер Шкваркин, был толстый, всегда гладко бритый и подхалим. Казалось он начал подхалимничать с того самого момента когда впервые вылез на свет божий из утробы матери. Черта эта была в нём совершенно доминирующей, а все остальные черты характера лишь произрастали из неё как ростки и потому были насквозь пропитаны этим слащавым соком – соком подхалимства. Он не только говорил всем приторно сладкие вещи, но и даже пах всегда каким-то чересчур сладким для мужчины одеколоном. В общем инженер Шкваркин был отвратительным субъектом и в высшей степени бесхарактерным.
Если бы кто-то учредил премию за раболепие, то Шкваркин всегда был бы её первым и несменяемым лауреатом. Хотя бы потому уже, что он непременно нашёл бы подход к судьям и, если позволено будет так сказать - эту премию бы себе нализал.
Между тем начальство очень любило инженера Шкваркина, потому что считало его человеком умным, открытым, и имеющим своё мнение. А ещё потому, что он всегда был полон энтузиазма, жизнерадостен и приветлив. Стоило, скажем директору предприятия Василию Васильевичу делающему утренний обход своих владений показаться в цеху, как Шкваркин, точно щенок после долгой разлуки с хозяином, тут же радостно мчался ему навстречу. И только что не вилял хвостом. Ввиду его, слава богу, отсутствия.
- Добренькое вам утречко, Василий Васильевич – говорил он подобострастно склоняя голову и глядя в глаза директору – Вы, очень чудесно выглядите, отдохнувши. Мы очень рады видеть вас. - при этом Шкваркин расплывался в такой улыбке, что рядом с ним чеширский кот должен был выглядеть угрюмым занудой.
- И вам доброе утро, Семён Яковлевич. Вы тоже как всегда бодры.
- О, да. Потому как нам унывать некогда, мы печёмся о производстве. Работа для нас – праздник. А вы, что же никак простыли чуть-чуть, голос-то с хрипотцой? Ай-я-яй. Вы уж поберегите себя.
Последнее инженер Шкваркин говорил совершенно серьёзно и дрожащим от тревоги голосом. Так что никто не сомневался в том что ещё мгновение и он заплачет. Заплачет и несомненно кинется на шею Василию Васильевичу причитая: ах, родненький, ах, благодетель, сердце надрывается глядя на вас – как не бережёте себя. Осиротеем же. Ох, осиротеем без вас.
И пока Шкваркин едва сдерживал слёзы, все остальные едва сдерживали смех. Все за исключением Василия Васильевича, который очень ценил этого искреннего человека и его заботу. Но главное его умение быть убедительным и отстаивать свою точку зрения.
Наверное, если бы кто-то сказал Шкваркину, что у него есть своя точка зрения, - он сильно бы удивился, потому что его жизненным кредо было: со всеми соглашаться и никогда ни с кем не спорить. Шкваркин очень не любил конфликты а ещё больше не любил расходиться с мнением начальства. И это приносило свои добрые плоды – начальство любило советоваться со Шкваркиным и можно сказать ни одно решение на предприятии не принималось без того что бы не посоветоваться с ним.
- Мы тут, Семён Яковлевич, хотели с вами вот что обсудить – говорил, к примеру, при встрече Василий Васильевич – мы полагаем, что у нас довольно низкая производительность и рабочие могли бы работать с большей отдачей. Что вы скажете?
- Скажу, что совершенно, совершенно с вами согласен. И это хорошо, что вы сами подняли этот вопрос, потому как после сегодняшней планёрки я намеревался зайти к вам и самолично поднять его. Но вы Василий Васильевич, как всегда в мудрости своей упредили меня. Эх, вот бы всем тут хоть толику-то вашего светлого ума. – отвечал Шкваркин преданно глядя в глаза начальника.
- И какие же нам лучше в этой связи принять меры?
- Меры… меры… то есть вы желаете, эту… производительность повысить, что бы отдача, так сказать была… и что бы значит больше выпускалось продукции… - растягивая слова, курлыкал Шкваркин.
- Именно, – перебивал его Василий Васильевич – и в этой связи мы думаем: а не сделать ли нам шестидневную рабочую неделю?
- Вот! Точно, это вы, опять-таки прямо с языка сняли! Вот это как раз я и хотел вам предложить. Но, вот уж воистину, вы Василий Васильевич – светлейшая голова, и наперёд все мои мысли опережаете. Это, да! С шестидневной неделей – это хорошо. Это правильная мера. Не сомневайтесь она найдёт понимание и нужный отклик у всех сотрудников. – влюблённо смотря на своего работодателя, рассыпался Шкваркин.
В общем, нравилось руководству с ним совещаться. Руководству это кроме полезных решений давало ещё и ощущение демократического подхода в управлении, а Шкваркину это давало ощущение своей важности. Ощущение, от которого он раздувался как рыба-шар. И естественно возносился, так что с простыми рабочими уже и не здоровался.
И может Шкваркин всю жизнь, так бы и пробыл в почёте и уважении, но всё испортило одно обстоятельство: у предприятия, на котором он работал было два равных по значимости владельца Василий Васильевич и его брат Иван Васильевич.
До некоторого времени Иван Васильевич вообще можно сказать на работе не появлялся. Пока всё шло хорошо. Но вдруг выяснилось, что всё шло хорошо, да шло не туда, куда бы хотелось.
В этот то момент и появился Иван Васильевич, который стал во всё вникать и всем интересоваться.
И теперь точно так же инженер Шкваркин мчался к нему едва лишь тот оказывался в поле его зрения.
- Иван Васильевич, здравствуйте, дорогой наш. Ой, вы не приболели ли часом. На вас прямо лица нет. Эх, вы нас так не пугайте. Со своим здоровьишком драгоценнейшим не шутите. Мы же как тута без вас. Беспокоимся же.
Ну и как обычно раболепская поза, тревога в голосе, и готовность совершенно натурально разрыдаться от горя, что на Иване Васильевиче нет лица.
Но надо сказать, что Иван Васильевич несколько отличался от своего брата и если любил лесть и подхалимство то не до головокружения. Поэтому он вполне разглядел характер инженера Шкваркина. И даже поделился своими наблюдениями с братом. Из-за чего они, правда, чуть не поссорились.
- Да, что ты такое говоришь Иван?! Шкваркин милейший и искреннейший человек. Он очень разбирается во многих вопросах. И я всегда нахожу много полезного в том что бы с ним посовещаться.
- Да уж оно и видно, братец, вон куда уже ваши совещания с такими субъектами привели наше предприятие. Он же только поддакивает и своего мнения решительно не имеет.
- Что вы? Я давно знаю Шкваркина и категорически возражаю такой характеристике относительно его личности. Это человек не только имеющий мнение, но и умеющий его высказать и отстоять. Что согласитесь в наши дни большая редкость. Да и в коллективе он авторитетом пользуется.
- Ну, как знаете, – махал рукой Иван Васильевич и менял предмет разговора.
Благо поговорить братьям было о чём, кроме инженера Шкваркина, потому как предприятие их и впрямь подтачивал какой-то недуг и оно почти перестало приносить прибыль.
На другой день Василий Васильевич пригласил к себе в кабинет Шкваркина и сказал:
- Вы, Семён Яковлевич, знаете, как я вас уважаю, как специалиста и просто как умного человека. И всегда совещаюсь с вами относительно проблем нашего предприятия. Ибо ценю ваше мнение. И полагаю, что оно является не только вашим личным, но и мнением всего коллектива.
- Ах, многоуважаемый Василий Васильевич, – расплываясь во всю ширину своих слащавых губ и задыхаясь от похвалы, отвечал инженер – ах, как вы это верно сказали на счёт коллектива. Тут даже и прибавить нечего. Вот у вас какая умная голова. Как вы всё верно видите и в людях разбираетесь получше этого… как его… Фрейда. И я конечно завсегда, если только в меру своего скромного ума могу быть полезен, то непременно скажу, что думаю, потому, что отнюдь не равнодушен к нашему… вашему предприятию…
- Это прекрасно… У нас, в общем, тут дело такое, что нужно как-то сокращать расходы, а иначе банкротство наступит. Вот.
- Банкротство… это да… это очень хорошо, в смысле это плохо… очень плохо! И конечно тут энные меры надо принимать решительно… Это же потому как, если денег нет… то тут уже, как говориться очень… и даже более того… поскольку… но тем не менее… да. Вы конечно главный и тут вам, как говориться конечно виднее, но… я право со своей стороны, хоть вы и интеллект, но тут конечно не согласиться с вами решительно, решительно невозможно.
- Вот и я, Семён Яковлевич об том же! И Ивану Васильевичу твержу, что надобно произвести сокращение штатов и половину рабочих уволить. Очень рад, что наши мнения в этом вопросе совпадают. Значит я не один так думаю и значит, вот, другие умные люди, положим в вашем лице, тоже так считают. Это хорошо.
- Абсолютно… абсолютно совпадают. Совершенно с вами согласен. Конечно… конечно сокращать. Ещё этот как его, бонза экономической науки Смит, писал, что бы в случае чего сокращать сразу. Ну, Василий Васильевич я прямо восхищаюсь вами, как это вы верно нашли решение… вот жаль только, что вы не министр. А то бы конечно давно уже страна в роскоши жила.
И в очередной раз рассыпавшись в самых возвышенных комплиментах касательно интеллекта Василия Васильевича, а так же его прозорливости и фантастического умения разбираться в людях, Шкваркин удалялся, напоследок низко кланяясь.
- Вот, – говорил появившемуся после его ухода брату, Василий Васильевич – знаю я что нужно делать, что бы дело спасти: надо сократить штат.
Иван Васильевич смотрит на брата расширенными глазами и говорил:
- Да в своём ли вы уме, братец? Да у нас итак рабочих не хватает, а вы сократить. Может лучше сократить какие-то расходы, например на ежемесячные корпоративы и на закупку материалов впрок и на строительств для них новых и новых складов?
- Да как же так, а если завтра этих поставщиков потеряем?
- Ничего, найдём других. Благо трубы много кто производит.
- Нет, нельзя на это надеяться, да и без корпоративов как? Рабочим ведь праздник нужен.
- Да. Только отчего на этих корпоративах кроме Вас, Шкваркина, да бухгалтерии – никого не бывает?
- И всё-таки братец ты не прав! Вот и этот даже, как его бишь, Смит, тоже говорил: если что сразу сокращать. И баста!
- Какой ещё Смит? – удивлялся Иван Васильевич.
- Ну… этот… бонза экономической науки…
- Кто?!
- Ну, бонза… - неуверенно повторял Василий Васильевич - Шкваркин его знает…
- Ах! Опять Шкваркин?! Да Шкваркин твой подхалим.
- Ах, вот это вы братец напрасно на человека клевещете. Вот давайте его позовём и пусть он вам скажет, своё мнение.
И уже через несколько минут инженер Шкваркин окрылённый повышенным вниманием к его персоне со стороны начальства, входит, нет подобно медовому ручейку втекает в кабинет.
- Здравствуйте ещё раз Василий Васильевич. И вам Иван Васильевич моё глубочайшее почтение. Очень, очень рад видеть вас в добром здравии и хорошем расположении духа.
- Семён Яковлевич, голубчик, – сразу обращается к нему Василий Васильевич – будьте добры, выскажите пожалуйста своё мнение касательно предмета, о котором мы с вами давеча говорили.
- Ах, это. Это всегда пожалуйста это с большим удовольствием. Потому как это крайне, крайне серьёзное и требующее так сказать, внимательного и очень, будем говорить пристального к себе взгляда… потому что…
- Да мы знаем почему… - по обыкновению перебивает Василий Васильевич – вы скажите, как вы считаете на счёт сокращения, ведь наши мнения в этом вопросе совпадают и вы, как я, считаете эту меру единственно возможной.
- О, да, о, да! – быстро отвечает Шкваркин – единственной! Конечно же, это же ведь как же ещё-то… и моё мнение решительно таково, что тут с вами ну совершенно не поспоришь – всё, всё верно и правильно.
- Хорошо инженер Шкваркин – вмешивается в беседу Иван Васильевич – а вот например я полагаю, что сокращение рабочих ошибочная мера и надо сокращать нерациональные производственные расходы.
- Ох, да – совершенно не тушуясь тут же отвечает Шкваркин – ох, вы Иван Васильевич и ум. Ум с большой буквы. Это же как верно заметили. И сказали прямо вот, что совершенно же невозможно вам возразить. Так всё грамотно и убедительно. Конечно ошибочная. Это же как же ж... конечно же так нельзя. Нет нельзя. Надо вот именно как вы сказали… нерациональные расходы…
Василий Васильевич сидит открывши рот, поражённый оппортунизмом Шкваркина и наконец произносит.
- Но, Семён Яковлевич, как же так, ведь мы же с вами обсуждали меру сокращения и сошлись во мнениях, что это верная мера.
- Абсолютно, абсолютно, сошлись, премного уважаемый Василий Васильевич! Наивернейшая мера! – без малейшего колебания и сомнения отвечает Шкваркин переводя преданный взгляд с Ивана Васильевича на Василия Васильевича. – Разве же против таких грамотных вещей, каковые вы озвучиваете можно возразить. Это же в высшей степени разумно.
Тогда снова встревает Иван Васильевич и говорит:
- Это хорошо, господин Шкваркин, что у нас есть такие работники, у которых есть своё твёрдое мнение.
Шкваркин от этих слов прямо тает как снеговик в лучах солнца. А Иван Васильевич продолжает.
- Как вы в таком случае полагаете относительно следующего комплекса мер: во-первых, мы уменьшим наши расходы.
- Да, совершенно точно – уже не дослушивая перебивает готовый со всем согласиться Шкваркин – точно! Это обязательно! Без этого ну решительно никак.
Иван Васильевич смотрит на удивлённое лицо брата и возвращая взгляд к продолжающему восхвалять эту меру Шкваркину, говорит:
А во-вторых, мы убеждены, что необходимо сделать, как учил, этот Смит, то есть сокращение.
- Верно! Абсолютно верно! Это есть мудрейшее решение. Ибо без науки никак не можно…
- Да, мудрейшее и сокращение, коснётся только одного человека - инженера Шкваркина!
- Ах, как это умно и правильно! Как это пра… - тут Шкваркин заминается и выпучив глаза удивлённо смотрит на обоих руководителей. - …вильно. – вырывается из его горла, точно последний вздох. И он буквально садиться задом в стоящий возле двери большой горшок с высоким кактусом. Но от растерянности даже не чувствует как бедное растение отчаянно защищается колючками.
- Как инженера Шкваркина? За что инженера Шкваркина? Почему инженера Шкваркина?... – выдавливает он севшим голосом, далёким от того полного бодрости и энтузиазма каким говорил несколько секунд назад.
- Нет, это конечно, в смысле, очень… мудро… ибо… всё что вы принимаете осенено этой самой мудростью… но… всё-таки, я решительно, решительно… так отношусь к этому вопросу, что вы знаете… я же завсегда… и опять-таки даже…
Ошараенный новостью инженер не находит нужное слово и Иван Васильевич ему помогает:
- …не возразить. Да?! Вот и не возражайте. Просто идите в отдел кадров. И до свидания.
Шкваркин смотрит полным преданной, собачьей любви и слёз взглядом на Василия Васильевича. Но тот лишь сурово хмуриться и молчит.
И бедный Шкваркин в самых униженных чувствах удаляется.
С тех пор инженер Шкваркин больше не работает на этом предприятии.
Но говорят он устроился в другое место. И будто бы даже находится в чести у начальства. Которое непременно любит советоваться с ним, по всяким важным вопросам. Ибо Шкваркин имеет хорошую репутацию независимого и имеющего своё мнение человека.