тому, кого никто никогда не любил...
Если отставить то расхожее философское утверждение, что любой имеющий несчастье родиться, попадает в лапы смерти, едва высунув нос из материнской утробы, а так же умирает медленно и незаметно практически всю жизнь, отец окончательно умер только после постановления государства о его смерти, удостоверенной одним торопящимся молодым и не очень чуствительным врачем и тремя очень подозрительными миллиционерами, в глазах которых будто застыло слово "обыскать".
Смерть молодых уводит из-под нежной опеки власти налогоплательщика, смерть старого приносит великое облегчение бюджету, так что было бы логично, провожать человека в путь последний с еще большими почестями, чем встреча нового синюшного и вопящего великомученика в роддоме, ведь неясно же оправдает ли этот во всех смыслах сомнительный субъект затраченные на него добрыми духами бюджета родительские деньги.
Но сотрудники роддома на всякий случай все же радуются, или делают вид, что радуются, потому, что это пришло в мир будущее или они просто так воспитаны, старой закалки люди.
То что сейчас мир таков, что лучше б это будущее, из него логически выводящееся(яблочко от яблоньки, как известно)не наступало вовсе очевидно, в первую очередь, учителям.
Эх, - недавно сказала мне одна приятельница, - когда я проверяю тетради, начинаю мечтать о скорейшем конце свете, уж поверь мне, если нас будут учить и лечить мои ученики, лучше умереть уже сейчас, чем от ножа этих тупоголовых пустоглазых злодеев.
Я ее успокоила, раз количество милиции неуклонно растет, то и процент ее среди других профессий тоже вырастет, так что по теории вероятности..эээ, ну наверное я опять парю в облаках.
Умереть, конечно же, лучше сейчас и эту счастливую лотерею, практически Джекпот вытащил мой папа.
Не с первого раза.
До этого он вытаскивал билетик еще несколько раз, но попытки были неудачны, ему не везло лет десять, так по крайней мере мне запомнилось, с учетом даже нежной и склонной все преувеличивать мужской психологии.
Хотя...хотя нет, умирать он начал...может быть, когда заболел гепатитом в пять лет, валяясь в бедном и практически пустом бараке для эвакуированных, сохранившимся и много лет после войны лучше всякого музея в первозданном виде как важнейший артефакт заботы товарища Сталина о народе, мог бы ведь и бросить в чистом поле на съедение волкам и немцам, но не бросил, перевез и поселил, а в войну у людей одно на уме "не до жиру нам, братья, лишь бы крыша над головой и бомбы не падали"
Это временно.
Странно, до чего люди, веруют в подобные заверения.
Ведь здравый смысл то ли народа, то ли злоязычных интеллектуалов давно подметил, что ничего более постоянного, чем "временное" нет.
"Временное" живуче как тысячеголовая гидра, особенно когда его переделка требует государственных средств.
Хрущевки тоже были "временными", как шалашы, построенные в разливе, чтоб как - то пережить дождь.
Предполагалось, что кухни, донельзя склонному ко всему общественному, советскому человеку не нужны, он с ненавистью выкорчевал из души и тела заразу индивидуализма и дружно вместе предается всем потребностям личности, вместе ест борщ в столовой, вместе практически по команде кушает второе - котлету с кашей, в едином порыве запивает компотом из сухофруктов и как завершение ритуала думает на закуску о бедном загнивающем западе, где во время этого почти луккулова пира, товарищи западные пролетарии и негры дохнут с голоду как мухи.
Честному советскому человеку кусок в горло не лез, стоило вспомнить издыхающих рабочих, но где то в глубине ликовала и пела соловьиные песни великая гордость - мы лучшие, мы - впереди планеты всей и то ли еще будет.
Отец и этому верил, всю жизнь мечтая о том времени, когда бесплатными станут талончики на трамвай - главное достижение социализма. Нигде в мире такого нет!
По моему убеждению это все же было не главное, но лучше отсидеть два года от звонка до звонка, чем что - то объяснять пенсионеру.
Вот все итак ездили бесплатно, платили, по слухам, только трусливые или совестливые, да и можно было ведь по - честному до пенсии дожить и предявлять кондуктору пенсионное удостоверение гордо и с достоинством, ибо заслужил, потом заработал, вези меня теперь страна бесплатно в свой парк с аттракционами.
Но он был идеалист, он хотел - для всех.
Я вижу в этом его нелепом желании тень смерти, ведь можно же было мечтать о бесплатных машинах для всех или хотя бы о божеских ценах на бензин, при нашем - то богатстве, но мысль - мечта засела крепко, для всех, бесплатные талончики.
Родился он, видимо в насмешку, во дворце, в день принятия сталинской конституии и , поэтому, у страны были более важные дела, чем регистрировать его пришествие в мир, он еще две недели болтался между бытием и небытием под гулкими сводами бывшего дворца, превращенного в туберкулезный санаторий для членов правительства.
Вот лежит он, кроха несчастная в серых пеленках среди руин былого великолепия и вечное море бьет волнами о берег, а два льва стерегут неспящими очами Россию, смотрят глазами сфинксов в сторону Турции и кажется гневно бьют их гипсовые хвосты.
Не пройдешь!
Но и не выйдешь!
Его отец, мой дед, смог, умер в 37 лет от туберкулеза мозга в той же палате, где лечил своих больных, как святой, помогал какому - то бедному ребенку и заразился.
У членов правительства не было запущенных форм, это были весьма откормленные особи.
Так образовался новый сирота, мать всосало в работу, она почти сплавилась с проектируемыми ею самолетами и в ответ за эти труды, иногда перепадало ливерки по талонам.
Отец ходил отоваривать и нес за пазухой, будто колбасу могли отнять даже голодные стены и тротуары, голодные камни голодной страны.
Приносил ее домой, клал на стол и смотрел, потирая тощий, вечно впалый живот, не в силах отвести взгляда, но нельзя, надо, чтоб всем!
А в специальном социалистическом аду, радостные оттого, что избежали еще более худшей участи, хохотали на огромных сковородах его дед с братьями, купцы первой гильдии и монополисты всей мясной торговли хлебосольного южного края.А еще ниже на самом дне ада, просто корчился от смеха сам черт, давно выкупивший "все сущее" у вхлам проигравшегося бога.
Жить стало лучше, жить стало веселее, любил поговаривать Хозяин.
Паралельно отцу шагали строевым шагом вдоль проспекта дома сталинской постройки, как сошедшие с пъедесталов Командоры.
Сытые, надменные дома с высокими потолками и кухнями.
Его сводная сестра, веснушчатая рыжая Люба, спала в корыте, пока не выросла.
Люба свое имя оправдывала, она была любима. а он, Валерий, должен быть крепким.
А крепость от любви не зависит, почти камень, почти Петр и на нем как на Петре вся семья.
На улице дерутся насмерть, ходят с ножом.
Летом река и рыба, зимой - лыжи.
На окончание школы семья покойного отца расщедрилась и выделила сироте настоящее зимнее пальто, с меховым воротником или может и не меховым, но на фотографии вокруг шеи нечто шерстяное несколько ниже тревожно смотрящих глаз.
Что в этом взгляде?
То же, что и у всех - страх, приниженность, скованность, будто душа его как ледовая скульптура, веселая живая вода в какой - то момент замерзла в эту безобразную форму и больше не оттаяла никогда.
Святой отец моего святого отца при жизни снабдил родню квартирами, все же должность. его позволяла что - то все время получать.
В благодарность пришло сильно поношенное пальто и приглашение изредко навещать родню.
Уже когда он лежал без сознания мы пытались вспомнить его эмоции и понять, что он любил.
Но память зависала, никто никогда так и не узнал его чувств, их будто не было вовсе.
Оживлялся он редко. только когда рассказывал смешные случаи, к примеру все о той же ливерной колбасе.
Глаза его сияли настоящим восторгом, когда он повествовал о точном попадании кота в дымоход.
Наверное так радовались хоккейные болельшики великой русской команды "шаааааайбу!!!!"
Гооооооооооолллллл!!!
Из печи истошные крики, соседские дед с бабкой, крестясь, несутся со всех ног из дому.
Там черт, чеееертттт!!!Помогите!
Кот сожрал килограмм ливерки и лежал, нагло развалясь, на месте преступления.
Отец в катарсисе схватил его за хвост как Гитлера и, раскрутив, бросил в воздух.
Кот - вертолет будто завис в тишине августовского яркого дня, раздумывая, а затем рухнул в дымоход, нарушив естественное движение черного дыма к небесам.
Наверное исход войны был решен в этот исторический момент, зло сгорело не сразу, она испускало ужасные вопли и превратилось в пепел.
Внимание - внимание, говорит Германия, сегодня под мостом схватили Гитлера с хвостом.
Урааа, товарищи, смерть паразитам!
Он всю жизнь ненавидел паразитов, мешающих великому принципу "чтоб всем".
Но особенно он ненавидел котов.
Каждый кусок колбасы, отданный за его спиной моему коту васанте, убивал прицельно несколько сот его нервных клеток.
Кот это чувствовал и начал жиреть только после его смерти, через два месяца он раздался примерное раза в два и выражение лица отца перешло к коту.
Оно начало выражать тупую, тревожную скуку.
Кот даже спать начал рядом с холодильником на изгнанном из моей комнаты офисном стуле.
Бдил.
Точнее рыбачил.
Охотился.Следил за перемещением еды.
Мать до сих пор верит, что отец его тайно кастрировал, лишив яиц из мести.
Но я то знаю, что у него их и не было, он, видимо, сначала не смог определиться с полом, а затем вообще забил на эту ерунду, зачем такая морока, если и так хорошо устроился.
Кот оставался врагом отца до последнего вздоха.
Перед пушистой красой сердце не смягчилось и кот в его устах именовался не иначе как "он" с таким нескрываемым оттенком отвращения, что никаких сомнений не было о ком это.
Главная все же беда кота была в том, что он был красивый паразит.
Отец всегда принципиально заводил дворняг, уверяя, что они самые умные.
Хотя в том было не что иное как его задавленное самоощущение перед "буржуями" праздными и красивыми, чьей принадлежностью были так же и породистые гордые самовлюбленные псы.
Отец ругал их всех тупыми ничтожествами, ни на что не годными, поглаживая за ухом свою скандальную маленькую белую шавку Джульку или сменившего ее Бимчика, такого же белого, наглого и скандального.
Одно время я угрожала им своим бультерьером, но тут они как никогда солидарно встали стеной - ни за что, лучше домой не приходи!!!Не хватало нам в доме убийц.
Но в их голосе было и что - то еще, кроме страха перед ее зубами и пастью от уха до уха.
Их пугала цена, все - таки полторы тысячи проклятых долларов, если б она не приведи господь сдохла, они б легли рядом как тот чеховский крестьянин "убытки, одни убытки"
Да и просто идти по городу с такой дорогой собакой на поводке было как наступить на горло своей песне, можно было машину купить!
Или столько всего съесть, ветчины, мяса!
Самое смешное, что сам отец напрямую происходил из тех самых буржуев, отделяясь от богатства одинм поколением.
Больная гордость - отец и мать ничтожества.
Как сказал, скривившись, мой не важно кто "такие утопят из лучших побуждений".
Я тогда обиделась, но быстро оттаяла, все же это была правда.
Защищать отца, значило защищать его комплексы и тонуть вместе с ним, боясь оскорбить его ранимую натуру, устремившись к берегу мощным тренированным брассом.
Мой брат, первый их ребенок тоже родился с поджатыми губками осорбленной гордости, он и сейчас - лох.
Это видно по тому почтению, с каким он подходит к своему бюджетному Форду, в его воспаленном воображении все гаишники ему чуть не в пояс кланяются и почти салютуют - Барин!
Кто сказал, что бедность и нищета временны. это те же вечные бараки, передаваемые генетическим путем из души в душу.
В мою бедную душу каким - то странным образом проник дворец и глумливо высветился в выражении лица "полюбоваться, конечно можно. но войти..."
Так что генетика порой дает сбои.
Но не часто.
Учился на врача отец легко, жил он на окраине и в любую погоду приносил моей матери в общежитие рыбу.
В любую погоду, снег ли, дождь, он на пороге как и обещал, пешком придет через пол - города, но слово держит.
Другие парни погоды боялись и сидели по домам.
Отец боялся людей, банков, телефонов и меня.
Когда его каким - то чудом удалось отучить бояться сверкающих офисов, он их горячо полюбил и нес в банк деньги как на праздник, это было целое событие.
Он тщательно одевался, брился, много раз пересчитывал деньги и даже ни разу не вышел из дома в разных ботинках.
Для сравнения на работу, которую принимал как равную себе или собаку Джульку, он часто топал обутый одной ногой в сандалию, другой в растоптанный мокасин.
Любили его одни санитарки и его медсестра, безмужняя полулатышка Лена, мать весьма приятного малыша, жившая на одну зарплату.
Врачей он смущал своей простотой и практически детской безгрешностью, что не мешало ему всех изводить дотошностью в мелочах, люди уж и забыли о предмете спора, а наутро он тут как тут с энциклопедией и еще при всех носом ткнет несчастного врача, как моську в лужу.
Один из хирургов, с орлиным носом, сухопарый жесткий человек его уважал, в шахматы играли только они двое.
Прилуненный, - нежно говорил об отце, - хороший человек, но прилуненный, не поймешь, что у него на уме, что на сердце, вечно рассеянный..и я нутром чуяла, что он недоговаривает "хороший человек, но какой - то жалкий.."
Отец никогда денег за операции не брал и я не сразу поняла почему.
Бедных от жалел и понимал, что нужен, любил быть нужным.
Этому научила работа в тайге, когда ты один врач на сто километров во все стороны, ты нужен как бог и перед тобой все село на колени падает - спаси!
А люди это чуют и даже когда нет нужды в бесплатном боге, давят на эту педаль, а он и рад, в этот момент он бог со скалпелем.
Богу платят даже не любовью, поклонами, а народу поклон отбить, как с горы катиться.
Орлоносый врач поклоны не любил , брал деньгами, за что его несказанно уважали, крут.
К концу жизни он уже не оперировал, был травматологом.
Однажды к нему в слезах вломилась дочь его старого приятеля по рыбалке: "Спасите, отцу в институте ногу хотят отрезать, уже пять тысяч за лечение отдали, он не дает резать, кричит позвоните, мол, Федоровичу, только ему верю.."
Отец сказал коротко "везите" и всю ночь складывал ногу, кроил и перекраивал осколочный перелом, практически пазл.
Нога зажила и срослась.
Дочка пришла благодарить, в норковой шубе, как водится, в пол.
Сколько вы хотите? - это звучало не просто грубо, это было как в плохом кино.
Мне даже кажется, что в этот момент мой отец до боли напоминал Сонечку Мармеладову, впервые переспавшую с клиентом, ведь до момента непосредственной передачи денег, она как бы оставалась честной девушкой, невзирая на факт секса с первым встречным.
Какая связь между работой и сексом непонятно, но ассоцияция была настолько мощной и яркой, видимо потому, что в обоих случаях присутствовал невыносимый стыд, как некий водораздел, после которого ты теряешь невинность.Денег отец к тому времени уже хотел, но с невинностью расстаться было больно.
Ведь начиная с этого случая он как публичная женщина больше не мог рассчитывать на любовь и смотреть в глаза людям с честной душой благодетеля, он низвергался с божественного пъедестала на панель взаимной выгоды и подписывался под незримой декларацией о собственном грехопадении, становился меньше ростом в позиции ненавистного ему "как все".
Да и мать народа, божественная кормилица навеки отлучала его от теплой груди и каменела лицом.Предал!
Пока он смущался и сжимался внутри до точки, почти разрыва аорты, дама в шубе бросила на стол бумажку в 50 долларов и величественная, удалилась.
Я начинаю подозревать, что бесплатная работа на государство была фактом непрерывного секса с ним, причем исключительно по любви, ради общих детей - будущего, обещавшего быть как любой плод любви и бескорыстия чистым гением.
Только самка оказалась бесплодной и из ее государственной утробы по прежнему лились моря крови и никакого будущего, даже в форме показывшегося фрагмента головы младенца.
Прости ее Федорыч, - только и сказал воскресший Лазарь, другой убогий подкаблучник.
Узнав об этом от матери, я готова была прилететь и порвать эту суку вместе с ее шубой на куски, прихватив еще одну жаждущую справедливости пасть, мою верную булю, но душевно тупое существо в мехах отбыло на учебу в Лондон, а мне оставалось только представлять как ее поймали "зеленые" и медленно жгут на костре, прижигая то пяточки, то носочки, а затем тщательо сдирают шкурку, как с препарированной лягушки.
Это называется на кафедре физиологии "снять колготки".
Пятидесятидолларовая шлюха Инна все десять лет школы с проникновенным лицом читала стихи о партии и войне, вроде рождественского "черный камень, что молчишь ты.." и далее какое- то тематическое бла - бла, брат тоже что - то читал, но я была мелкая и все тонет в тумане бессмысленности.
Какой еще камень?
Я помню только каменные тоскливые лица на сцене в виньетке красных бархатных занавесей под устрашающим серпом, спрятанным в колосьях.
"Серпом по яйцам" мнилось мне тогда, как символ кастрации мужчин всеми теми людьми в минипрезидиуме жюри конкурса.
Они улыбались сытыми чеширскими котами под звуки этой идеологической дребедени.
Черный камень, что молчишь ты...
Какой нахрен камень, Кааба что ли.
Чтица подросла и шагнула в жизнь венерой в мехах, прямо со сцены конкурса, неся в кармане небесполезный в жизни серп.
Жрицы астарты и кибелы.
Я никого не кастрирую, я в некотором смысле даже наращиваю яйца, нутром чуя этот кочующий серп в руке раздающего бесплатные талончики в пыльные трамваи.
Да и зачем мне кастрат, я не папа римский, чтоб мне петь дэ соооле миоо, если мужик зверь, то пусть уж рычит.
Мой отец никогда не рычал, я даже не видела его в гневе, когда мужчина - властелин смотрит на женщину как черная грозовая туча готовая разразиться громом и молнией.
Он только весь уходил в себя, надувался и жалобно попискивал.
Обида давила на бычье спортивное сердце и к пятидесяти задавила его до первого инфаркта.
А ведь когда-то он выиграл лыжные гонки и был весьма мускулист.
иллюстрация последняя картина фриды кало. написанная за пять часов до смерти, уже с ампутированной ногой...
продолжение следует...зеленыезеленые