Ни разу не была в пионерском лагере. Не случилось.
Встречаясь 1 сентября с одноклассниками, даже немного завидовала им, слушая увлекательные рассказы о летней пионерской жизни. Мне казалось, это так здорово - отдыхать в коллективе! Строиться на утреннюю линейку, выкрикивать речевки, в игры играть, соревноваться. И шептаться ночами с подружками, обсуждая лагерные шалости.
Только спустя годы осознала, насколько счастливым было мое детство в деревне, где жили бабушка с редким именем Афоня и дедушка Савелий. Они держали большое хозяйство с коровой, теленком, свиньями, гусями, курами. Всю эту ораву надо было кормить, обихаживать, а с осени до весны кормить надо было уже нас - городских членов семейства. Во времена застоя в магазинах было "шаром покати", как говорила моя бабушка, и хозяйство, конечно, спасало.
Если после первого и второго класса мама отвозила меня в деревню на отдых и "откорм", то после третьего, годам к десяти, я отправлялась туда уже не столько на отдых, сколько на подмогу старикам. Причем, самостоятельно. За двести километров от города.
Дорога по колдобинам на полуразвалившемся "пазике" занимала часа четыре. Не доезжая до деревни, где-то в поле, я выскакивала, а автобус шел дальше, в районный центр. Здесь, на развилке дорог, ловила попутку - грузовик, хлебовозку, трактор, мотоцикл с коляской - что подвернется, и мчалась с ветерком оставшиеся несколько километров.
Вот думаю: как не боялись родители ребенка одного отправлять?! Кругом леса, глушь...
И как потом бабушка сообщала маме о счастливом прибытии чада? Наверно, телеграфировала из сельсовета. Такие незначительные подробности меня в детстве не интересовали.
Не думаю, что в середине семидесятых не совершались преступления и не пропадали дети, но об этом не трубили на весь свет.
Может, поэтому люди были так беспечны?
В деревне начиналась воля-вольная, если не считать обязанностей по окучиванию картошки и пропалыванию грядок. Ну еще курам дать, поросятам, стадо деревенских коров на луга выгнать и проследить. Пастуха в деревне не было. Коров пасли по очереди. Дворов - чуть больше двадцати, и дежурство выпадало примерно раз в месяц. Моя задача заключалась в беготне по кустам за отбившимися от стада молодыми, дурными бычками.
В свободное от огородных дел время носилась босиком по деревне с местной и такой же как я, прибывшей на каникулы, детворой, купалась в речке, ходила по грибы, по ягоды.
В ближайший к огородам лес нередко отправлялась одна, захватив литровую стеклянную банку, обвязанную вокруг горлышка веревочкой. Банка висела на груди. Для удобства. И руки свободны, и меньше шансов, что вонючий лесной клоп в землянику заползет.
Бабушка наказывала вслед:
- Гляди, мила дочь, не ходи далеко-то! Сколь ягод наберешь - столь и ладно. Хлеба краюху возьми - естся в лесу-то уж больно хорошо...
Как же я любила эти прогулки! Пока до поляны земляничной шла, песни орала, жучков-паучков, муравейники разглядывала, валялась на траве, вдыхая упоительный запах луговых цветов.
И мечтала, глядя на плывущие по небу облака.
Кроме ягод, приносила в подоле старого ситцевого платьица грибов. Как раз на грибовницу хватало.
А в самый разгар земляничного сезона мы с бабушкой отправлялись по ягоды в дальний лес, на березовые вырубки, что километрах в пяти от деревни. Шли на целый день и брали, помимо банок, тару посерьезнее - бидон, ведро. Помню, что крышку от бидона бабушка привязывала к себе тряпичным пояском, чтобы не потерять.
На вырубках было красным-красно от спелых ягод, знай собирай. Обедали тут же, на поляне, земляникой с молоком и свежеиспеченным хлебом. В жизни не ела ничего вкуснее!
С середины июля наступала пора сенокоса. Но только после того как заканчивались заготовки для совхозного скота. Разрешение начать косить для личного хозяйства ждали с нетерпением и надеялись, что до Ильина дня дождей не будет, и сено просохнет.
Когда выходили на покос, мне казалось, что не справимся. Трава высоченная, площадь не маленькая, да на горке. Пенсионерам почему-то выделяли самые неудобные участки и приступить к сенокосу раньше работников совхоза не позволяли.
Бабушка, окинув хозяйским взглядом владения, говорила:
- Трава хорошая уродилась, сочная. Ничё...глаза боятся, а руки - делают. Накосим. Бог даст, вёдро постоит.
Обедали на покосе принесенными с собой кашей, хлебом, молоком. Кипятили воду в котелке на костре, заваривали чай из зверобоя и земляничного листа. После - укладывались возле стога в тенёк на часок. Подремать.
Пока старики отдыхали, я вспоминала вчерашние танцульки в клубе: кто на кого посмотрел, кто кого пригласил, кто кого до калитки провожать пошел...
Когда жара спадала, шли ворошить накошенное с утра.
К Ильину дню в домах ставили фляги с брагой, чтобы отметить успешное окончание сенокоса.
В праздник хмельной напиток разливали по чайникам, наряжались, выходили на улицу, угощали друг друга, пели частушки под гармонь, плясали.
Но иногда дедушка, не дожидаясь положенного срока, украдкой пробирался в клеть - кладовую постройку при избе, и прикладывался к бражке раньше времени, в разгар страды.
Понятное дело, наутро он болел, а бабушка ворчала:
- Терпёжу нет, охальник?! Сено не собрано, дожди пойдут, - сгниёт. Чем корову зимой кормить будем? А у тебя всё лясы да балясы! И пошто я только за тебя пошла! Знать бы тогда, что по женской части ты шибко пакостник оказался...теперь вот фляга эта тебе, старику, покою не дает, глаза мозолит...
В такие моменты бабушка непременно вспоминала какую-то Дуньку Рябую, с которой у дедушки случился по-молодости загул. Результатом интрижки стало появление на свет его внебрачной дочери.
По причине "бражкиной болезни" на стог дедуля взобраться не мог и закидывал туда меня.
Подавая на вилах охапки сена, проводил инструктаж о том как правильно соорудить макушечку, чтобы стог по осени не промочило "наскрозь".
Бабушка, собирая граблями сено вокруг стога, зорко следила за процессом, одергивая время от времени деда:
- Отец! Ты не шибко большие навильники-то кидай! Надорвешь ведь девку!
Дедуля кряхтел, метал на стог очередной навильник и, утирая рукавом похмельный пот, подмигивал мне:
- Ничё, мать, не сумлевайся. Неужто у меня понятия нет? Я помаленьку...а девка у нас ловкая, поди-ко лучше меня с сурьезной задачей справится.
- Справлюсь, не тяжело мне нисколечки, - поддерживала я деда и успокаивала бабушку.
Бабушкино лицо расцветало счастливой улыбкой. Мелкие морщинки вокруг глаз собирались веселыми лучиками. Она останавливалась, выпрямляла спину, поправляла выбившиеся из под платка серебристые прядки волос и замирала, глядя на нас с дедом. А в глазах - и любовь, и грусть...и не знаю, что еще было в ее глазах, наверно, тайна, ведомая лишь старикам...
Они прожили вместе полвека, отпраздновали "золотую" свадьбу и ушли в мир иной летом 1984 года. Савелий пережил свою Афоню всего на месяц.