На портрете- Зильберштейн И.С.
Военные годы- драма не только для всего человечества, но и для русской эмиграции в частности.
Периодом расцвета были двадцатые и тридцатые годы. Это была жизнь, которую нельзя назвать бедствием. Многочисленные выставки, дискуссии, встречи,балы, доклады.
1940 год-рубеж и испытание для эмиграции. Это год вступления Франции в мировую войну. Франция оказалась жертвой Германии, союзником которой после 28-го сентября стала советская Россия. В этот день был заключён договор о дружбе между Гитлером и Сталиным, договор, скреплённый разделом Польши, поглощением Бессарабии, Прибалтики.
Нападение фашистов на Советский Союз вообще внесло определённый раскол в среду эмиграции.
Речь шла о том, что может германская агрессия принести России: свободу или новое порабощение? Свою главную цель эмигранты видели в освобождении России от большевизма. Вставал вопрос о цене: нужно ли низвержение большевизма в России ценой потери независимости, рабства,оккупации? Для большинства ответ был однозначен: родина, её независимость превыше всего. Для большинства, но не для всех
«Вот, скажем, Шмелёв*, никогда не был за нацистов, но мог ли он забыть гибель единственного сына от рук палачей Бела Куна и Землячки? «В связи с этими переживаниями, писатель пишет эпопею «Солнце мёртвых» (1924), где раскрывает свои личные впечатления о революции и Гражданской войне. В результате, после выхода этой эпопеи, Шмелёв получает европейскую известность. Шмелёв ненавидел большевиков, но это вовсе не значит автоматически, что он был за немцев. Просто надеялся, что те помогут покончить с большевизмом. Ему ставят в вину, что он заказал панихиду в кафедральном соборе по убиенному сыну. Но ведь панихида по сыну не есть здравица в честь оккупантов! Если бы было так, вряд ли новая российская власть стала ему воздавать посмертные почести, перенесла его прах в Москву, издавала бы огромными тиражами, а он долгое время числился чуть ли не коллаборантом.С этими ярлыками надо быть поосторежнее».(Р. Г.)
В этом вопросе есть разночтения- от обвинительных (Бунин) до благостных (Н.Михалков). «Как и любого значительного человека, Шмелёва надо принимать таким, каким он был, со всеми его противоречиями, страданиями и метаниями. Для меня этот молебн…- обращение к церкви, а не к властям» (Р.Г.)
Есть и другие персоналии, чьё поведение во время оккупации вызывало серьёзные нарекания. Нина Берберова* и Зинаида Серебрякова* не были нацистами. Но не скрывали своих надежд на известный немецкий «Орднунг» (порядок), который может послужить лишённой порядка России. Берберова прямо пишет об этом Бунину, поражённому такими настроениями и высказываниями писательницы. Он очень хорошо к ней относился, а она считала себя ученицей Бунина. «Не исключено, что какое-то влияние на её тяготение к «орднунгу» и «сильной руке» оказало её лесбиянство. Одоевцева рассказывала мне со слов второго мужа Берберовой, Н.В. Макеева, о том, что она ушла от него к его же секретарше, которая и стала то ли «мужем», то ли «женой» Нины Николаевны. Как раз в этот,военный период её лесбиянство стало проявляться весьма активно…» ( Р. Г.)
Но об отношении Берберовой к оккупантам есть два прямо противоположных свидетельства.
Первое принадлежит Роману Гулю. В рецензии на английское издание книги Берберовой «Курсив мой» он пишет:
«Бунин не любил её как человека из-за свойственной ей злобности. Бунину принадлежит двустишие, написанное им в 1947 году, когда Берберова сотрудничала в газете «Русская мысль»:
«В «Русской мысли» стервы вой.
Сохрани меня Бог от Берберовой».
Во время оккупации Франции Гитлером… Берберова осталась в Париже… звала уехавших в свободную зону писателей Бунина, Адамовича и других вернуться под немцев, потому что «наконец-то свободно дышится» и т.д. Жившее тогда у Бунина лицо-видимо, имеется в виду Бахрах-пишет: «Помню, это письмо Берберовой прочёл вслух за обедом». Кроме того, Берберова знает,что у одного писателя есть письмо Бунина, в котором он, говоря о лицах, настроенных во время войны прогитлеровски, пишет: «А разве Берберова не была его, Гитлера, поклонницей?»
В ответ на это высказывание, А.Ваксберг приводит запись Берберовой в дневнике, не рассчитанную на публику. В ноябре 1942 года, а это пик успехов вермахта на Восточном фронте, она записала:
«Достаточно прочесть два номера берлинской газеты «Новое слово» (это русская профашистская газета), чтобы понять всю ничтожность, лакейство, продажность, всю подлость русской души, когда ей хочется выслужиться» «Тот,кто готов был прислуживать немцам, так написать в дневнике не мог» ( А. В.)
Есть ещё одно не менее авторитетное суждение. Зайцев писал Бунину 14 января 1945 года: «Яков Борисович (Полонский) занимается травлей Нины Берберовой. Эта уж нигде у немцев не писала,ни с какими немцами не водилась, на собраниях никаких не выступала…Тем не менее он написал в объединении писателей, что она «работала на немецкую пропаганду». Ты понимаешь, чем это пахнет по нынешним временам? Очень противно. Мы жизнь Нины знаем близко. Решительно никаким «сотрудничеством», даже в косвенной форме, она не занималась, а по горячности характера высказывала иногда «еретические» мнения (нравилась сила,дисциплина, мужество), предпочитала русских евреям и русские интересы ставила выше еврейских. Когда же евреев стали так гнустно мочить, сама же им помогала, как и мы все, как умела. Одно сделала глупо: написала что-то неосторожное Адамовичу. Этот, очевидно за неимением лучшего дела, стал раззванивать всюду, и чепуха эта добралась даже до Америки».
Вот какие разные суждения.
В экстремальных ситуациях люди не всегда совершают безупречно правильные поступки.
Схожие настроения были у Зинаиды Серебряковой*
Можно назвать ещё известные имена. Отрицать коллаборационизм С. М. Лифаря* не может никто. Он принимал Геринга, давал спектакли для оккупантов.
Блистательный художник Александр Бенуа* активно сотрудничал с оккупантами, печатался в нацистской газете «Парижский вестник». Никто в России не вспоминает об этом. Зильберштейн* не мог не знать о поведении Бенуа во время войны. Это не помешало ему очень дружески общаться с ним в Париже.
Здесь, пожалуй, я остановлюсь на своих воспоминаниях.
С Зильберштейном я встречалась, работая в ЦДРИ. После его триумфального возвращения из Парижа, где ему удалось собрать ценные материалы, состоялся в Большом зале вечер, на котором Илья Зиновьевич делился своими впечатлениями от поездки. Для меня в то время жизнь и творчество Первой волны эмиграции было неизвестным пятном. Впрочем, и сейчас я не могу похвастаться своими знаниями этого предмета. Я была даже озадачена, когда увидела переполненный зрительный зал. Я не нашла свободного места. Это при том, что реклам не было, входные билеты не продавали. Деятели искусств получали ежемесячные книжечки-планы мероприятий. Это значит, люди знали и ждали рассказов о парижских эмигрантах. Более 3-х часов слушала я рассказ о «Парижских находках». Сам Илья Самойлович, с которым повезло ещё не раз встречаться, потряс меня своей эрудицией. Он и выглядел в уже немолодые годы элегантным аристократом. Я раньше таких людей просто не встречала. Ну, если только в кино.
В книге «Семь дней в Марте» есть воспоминания Аркадия Ваксберга о встрече с Софьей Прегель.*Эта встреча вносит некоторые уточнения.
«Парижские находки» Зильберштейна здесь, конечно, все читали,- но почему «находки»? Находки – это когда ведут розыск…Ему ничего не пришлось искать: в любом доме, наугад, куда бы он не обращался, а его передавали по цепочке от одного к другому, эмигранты не то что с охотой - с восторгом вытаскивали всё, что у них было, и отдавали даром, благодаря за то, что взял.» В интонации, с какой было это сказано, Ваксбергу почудился упрёк. Почему даром? Но в ту пору никто не знал, что Зильберштейна пустили в Париж после многолетних проволочек без денег, по частному приглашению и расплачиваться он мог лишь в пределах той жалкой суммы, которую меняли в Москве таким счастливчикам как он.
«Здесь ведь только пушкинских реликвий было великое множество - продолжала Софья Юльевна- К столетней годовщине его гибели собрали столько всего, что хватило бы на целый музей. Илья Самойлович совершенно обоял наших старушек, и они отдавали ему всё, что имели со слезами радости на глазах. Наконец кто-то из России о них вспомнил, наконец -то они стали кому-то нужны на своей родине! И отрадно и грустно».
Приезд Зильберштейна настолько взволновал Париж, что Вакбсбергу рассказывали о нём всякие небылицы- о вагонах реликвий, вывозимых из Франции. Говорилось это беззлобно,даже с гордостью: вот, мол какие у нас богатства и как мы их сохранили, чтобы снова оказались на родине. На самом деле всё полученное Зильберштейн относил в посольство, а потом бесценные раритеты, полученные даром, переправлялось дипломатическим багажом. Иначе он бы не мог поступить.
О том, что немало полученного в Париже он сохранил за собой, стало известно много позже, когда часть его собрания перешла в созданный по его же инициативе Музей личных коллекций.Советую тем, кто живет или будет проездом в Москве, посетить этот музей, расположенный на Волхонке, рядом с Музеем изобразительных искусств им. Пушкина.
Можно добавить к сказанному: РГАЛИ (Российский Государственный Архив Литературы и Искусства) купил у вдовы Зильберштейна Н.Б. Волковой ( много лет возглавлявшей РГАЛИ) за очень большие деньги часть собрания Ильи Самойловича Зильберштейна.
Примечания:
БЕНУА АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ
( 1870, Санкт-Петербург —1960, Париж) — русский художник, историк искусства, художественный критик, основатель и главный идеолог объединения «Мир искусства». Из семьи известных архитекторов Бенуа: сын Н. Л. Бенуа, брат Л. Н. Бенуа и А. Н. Бенуа и двоюродный брат Ю. Ю. Бенуа.
Работы:
Картины по русской истории — иллюстрирование
Сочинения
История русской живописи в XIX веке. 1902.
Русская школа живописи, СПБ, 1904;
Художественные письма, газета «Речь», ноябрь 1908 — февраль 1917;
Царское село в царствование императрицы Елизаветы Петровны, СПБ, 1910;
История живописи всех времён и народов, т. 1-4, СПБ, 1912-17 (не окончена);
Возникновение «Мира искусства», Л., 1928;
Жизнь художника. Воспоминания, т. 1-2, Нью-Йорк, 1955;
Александр Бенуа размышляет… (статьи и письма 1917—1960 г.), М., 1968;
Memoirs, v. 1-2, L., 1960-64. (англ.)
Мои воспоминания. В пяти книгах. т. 1 и т. 2. Изд. второе, доп. М., Изд. «Наука» 1990.
o Бенуа А.Н. Мои воспоминания (в двух томах). — М.: Захаров, 2005. — 912+640 с. — ISBN 5-8159-0506-2
Бенуа А.Н. Дневник 1916-1918 годов. — М.: Захаров, 2010. — 768 с. — ISBN 978-5-8159-1032-4
Бенуа А.Н. Дневник 1918-1924 годов. — М.: Захаров, 2010. — 816 с. — ISBN 978-5-8159-1031-7
Литература
Бенуа // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Бурлюк Д. Д. Галдящие «бенуа» и Новое Русское Национальное Искусство (Разговор г. Бурлюка, г. Бенуа и г. Репина об искусстве); Н. Д. Б. [Бурлюк Н. Д.] О пародии и о подражании. СПб.: Книгопечатня Шмидт, 1913. 22 с.
Эрнст С. А. Бенуа. П., 1921;
Эткинд М. А. Н. Бену. Л. — М., 1965.
Завьялова А. Е. Александр Бенуа и Константин Сомов. Художники среди книг. М.: Театралис, 2012. — 208 с., ил., 300 экз., ISBN 978-5-902492-25-2
Примечания
Бенуа Александр Николаевич (1870—1960)
Биография А. Н. Бенуа
Ссылки
Александр Николаевич Бенуа. Сайт художника
Сайт «Наследие Александра Бенуа» — биография, переписка, статьи, воспоминания
«Бенуа — Лансере — Серебряковы. Художественная династия. Из частных собраний»
Бенуа Александр Николаевич. Биография и творчество художника
А. Н. Бенуа «Азбука», 1904, pdf
К. Чуковский. Репин и Бенуа на сайте «Отдав искусству жизнь без сдачи»
Бенуа, Александр Николаевич в библиотеке «Старатель»
Записи Александра Николаевича Бенуа в дневнике 1921 года
Записи Александра Николаевича. Дневник 1906 года (Версаль. Париж)
Записи Александра Николаевича. Дневник 1905 года
«История искусства», А. Н. Бенуа, 1912—1917 гг., электронная версия старого дореволюционного издания
А. Н. Бенуа. «История русской живописи в XIX веке»
Биография, подборка работ и книг о Бенуа
Зильберштейн Илья Самойлович
(1905 Одесса —1988, Москва) — российский литературный критик, литературовед, искусствовед, коллекционер, доктор искусствоведения.
Один из основателей и редактор сборников «Литературное наследство» (98 томов, 1931—1988). Более двадцати тысяч исторических документов по истории русской культуры И. С. Зильберштейном были возвращены из-за границы и частных собраний в государственные фонды и архивы СССР.
Основатель Музея личных коллекций в Москве (был открыт 24 января 1994 года).
Научные труды
Из бумаг Пушкина: (Новые материалы). — М., 1926
История одной вражды. — Л.: Академия, 1928.
Репин и Горький. — М., 1944
Репин и Тургенев. — М., 1945
Арест пропагандиста: картина И. Е. Репина. — М., 1951. — (Массовая библиотека)
Николай Бестужев и его живописное наследие: история создания портретной галереи декабристов. — М., 1956
Разыскания о Тургеневе. — М., 1970
Художник-декабрист Николай Бестужев (1791—1855 гг.). — М., 1977
См. также
Лобанов-Ростовский, Никита Дмитриевич
Примечания
И. С. Зильберштейн — Краткая автобиография.
И. С. Зильберштейн.
Государственный музей изобразительных искусств им. A. C. Пушкина — Музей личных коллекций.
Искатель неведомого.
СЕРЖ ЛИФАРЬ
(фр. Serge Lifar; настоящее имя Сергей Михайлович Лифарь; официально (1904 -1986) — балетный танцовщик, хореограф и балетмейстер, большую часть жизни работавший во Франции. Основатель Парижского университета хореографии и Университета танца.
ПРЕГЕЛЬ СОФИЯ ЮЛЬЕВНА
[1897, Одесса — 1972, Париж] — поэтесса, мемуаристка.
Заняв с самого начала не без помощи брата-физика в Нью-Йорке обеспеченное положение в эмиграции и со временем утвердившись в нем, Прегель часто объединяла и мирила противоборствующие литературной стороны. В.Яновский вспоминает: «Софья Прегель была добрым человеком, помогла многим поэтам, и очень скоро если не ее литература, то общественная деятельность была принята парижанами без оговорок» (Яновский В. Поля Елисейские. СПб., 1993. С.240).
СЕРЕБРЯКОВА ЗИНАИДА ЕВГЕНЬЕВНА
(девичья фамилия Лансере( 1884, имение Нескучное Курской губернии1967- Париж,) — русская художница, участница объединения «Мир Искусства», одна из первых русских женщин, вошедших в историю живописи. Ученица известного живописца О. Э. Браза.
Зинаида родилась в одной из наиболее прославленных искусством семей Бенуа-Лансере. Её дед Николай Бенуа был знаменитым архитектором, отец, Евгений Лансере — известным скульптором, а мать — Екатерина Николаевна (1850—1933), сестра Александра Бенуа, в молодости была художником-графиком. Один из её братьев, Николай, — талантливый архитектор, другой, Евгений, сыграл важную роль в истории российского и советского искусства монументальной живописи и графики. Русско-английский актёр и писатель Питер Устинов — тоже родственник Зинаиды Серебряковой. Муж — Борис Анатольевич Серебряков. Дети — Евгений Борисович Серебряков (1906—1991), Александр Борисович Серебряков (1907—1995), Татьяна Борисовна Серебрякова (1912—1989), Екатерина Борисовна Серебрякова (1913).
В 1914—1917 творчество Зинаиды Серебряковой переживало период расцвета. В эти годы она пишет серию картин на темы народной жизни, крестьянской работы и русской деревни, которая была так близка её сердцу: «Крестьяне» (1914—1915, Русский музей).
Зинаида встретила Октябрьскую революцию в родном имении Нескучное. Её жизнь внезапно переменилась. В 1919 умирает от тифа её муж, Борис. Она остается с четырьмя детьми и больной матерью без средств к существованию. Голод. Запасы Нескучного разграблены. Нет масляных красок — приходится перейти на уголь и карандаш. В это время она рисует свое самое трагическое произведение — Карточный Домик, показывающее всех четверых осиротевших детей.
Она отказывается перейти на популярный у Советов футуристический стиль или рисовать портреты комиссаров, однако находит работу в Харьковском археологическом музее, где выполняет карандашные наброски экспонатов.
В декабре 1920 Зинаида переезжает в Петроград на квартиру деда. Ей повезло — в эту квартиру поселили «на уплотнение» не «новых хозяев жизни», а артистов театра МХАТ. В этот период она рисует на темы из театральной жизни.
Осенью 1924 Серебрякова выезжает в Париж, получив заказ на большое декоративное панно. Она собиралась вернуться в Россию, где остались её мать и дети. Однако вернуться ей не удалось, и она оказывается оторванной от Родины и детей (двух младших детей, однако, ей удалось вскоре вернуть). Все те небольшие деньги, которые ей удается заработать, она отправляет обратно в Россию. Проживает она в это время по Нансеновскому паспорту и лишь в 1947 получает французское гражданство.
Зинаида много путешествует. В 1928 и 1930 едет в Африку, посещает Марокко. Природа Африки поражает её, она рисует Атласские горы, арабских женщин, африканцев в ярких тюрбанах. Она также рисует цикл картин, посвящённый рыбакам Бретани.
Библиография
Лапшин В. Зинаида Серебрякова // Искусство. 1965, № 11. С.61—67.
Князева В. П. Зинаида Евгеньевна Серебрякова. М., 1979.
Зинаида Серебрякова. Письма. Современники о художнице. Автор-составитель Князева В. П. М, 1987.
Ссылки
Зинаида Серебрякова (пример работ) 1, 2
Выставка Перекрёстки: Украинский модернизм, Чикаго (2006), Нью-Йорк (2006—2007), Америка, Киев (2007)
Дмитрий Горбачев, Украинское авангардное искусство 1910—1930 годов, Мыстэцтво, Киев, Украина, 1996.
Выставка Авангард и Украина. Вилла Штук, Мюнхен, Германия, 1993
Выставка Искусство Украины, Тулуза, Франция, 1993.
Выставка Украинский авангард 1910—1930. Загреб, Хорватия, 1991.
Зинаида Серебрякова — биография
Зинаида Серебрякова — галерея
Зинаида Серебрякова — выставка «Обнажённые» в Русском музее
Зинаида Серебрякова — каталог «Обнажённые», Издательство Русского музея
Наследница знаменитой фамилии
Зинаида Серебрякова — биография (англ.)
О Серебряковых. Борис Рыбаков
Девушка со свечой. Дмитрий Шеваров
Серебрякова, Зинаида Евгеньевна в библиотеке «Старатель»
ШМЕЛЁВ ИВАН СЕРГЕЕВИЧ
( 1873, Москва —1950, Бюсси-ан-От близ Парижа) — русский писатель, публицист, православный мыслитель. Яркий представитель консервативно-христианского направления русской словесности.
Февральскую революцию изначально Шмелёв принимает восторженно и с энтузиазмом, как и многие его современники. Он едет в Сибирь, чтобы встретить политкаторжан, выступает на собраниях и митингах, рассуждает о «чудесной идее социализма». Но в скором времени Шмелёву приходится разочароваться в революции, он открывает для себя её чёрную сторону, видит во всем этом насилие над судьбой России. Октябрьский переворот он сразу не принимает и последующие её события повлекли за собой мировоззренческий перелом в душе писателя.
Во время революции Шмелёв уезжает с семьёй в Алушту, где покупает дом с участком земли. Осенью 1920 года Крым был занят красными частями. Трагичной оказалась судьба Сергея — единственного сына Шмелёва. Двадцатипятилетний офицер Русской армии, находясь в госпитале, был арестован. Несмотря на все усилия отца освободить Сергея, он был приговорён к смерти. Это событие, а также пережитый его семьёй страшный голод в оккупированном городе, ужасы массовой резни, устроенной большевиками в Крыму в 1920—1921, привели Шмелёва к тяжёлой душевной депрессии. Все эти военные действия Шмелёв не может понять, когда гибнет всё живое вокруг, происходит повсеместный красный террор, зло, голод, озверение людей. В связи с этими переживаниями, писатель пишет трагическую эпопею "Солнце мертвых". Он всерьёз задумывается над эмиграцией. В принятии этого решения активно участвовал И.А. Бунин, который звал Шмелёва за границу, обещая всячески помочь его семье. В январе 1923 года Шмелёв окончательно уехал из России в Париж, где прожил 27 лет.
Годы, проведённые в эмиграции, отличаются активной плодотворной творческой деятельностью. Шмелёв публикуется во многих эмигрантских изданиях: «Последние новости», «Возрождение», «Иллюстрированная Россия», «Сегодня», «Современные записки», «Русская мысль» и др.
В Париже Шмелёв начинает тесно общаться с русским философом И.А. Ильиным. На протяжении долгого времени между ними велась переписка (233 письма Ильина и 385 писем Шмелёва). Она является важным свидетельством политического и литературного процесса времён русской эмиграции первой волны. И. С. Шмелёв прожил очень сложную жизнь. Он страдал тяжёлой болезнью, которая порой чуть было не приводила писателя к смерти, переживал материальные кризисы, которые доходили даже до нищенского состояния. Вторая Мировая война, пережитая им в оккупированном Париже, клевета в печати и попытка оклеветать Шмелёва ещё больше усугубляли его душевные и физические страдания.
«По воспоминаниям современников, Шмелёв был человеком исключительной душевной чистоты, не способным ни на какой дурной поступок. Ему были присущи глубокое благородство натуры, доброта и сердечность. О пережитых страданиях говорил облик Шмелёва — худого человека с лицом аскета, изборождённым глубокими морщинами, с большими серыми глазами, полными ласки и грусти».
Единственный сын Шмелёвых, Сергей, в 1915 году был призван на службу в Туркестан подпоручиком артиллерии. Вскоре сын заболел желтухой и после отравления газом с поражёнными легкими был уволен с военной службы. Больным он возвратился в Крым к родителям, и, признанный негодным к службе, работал в штабной канцелярии.
За годы гражданской войны власть в Крыму переходила из рук в руки шесть раз. В 1920 году, после разгрома армии Врангеля, большая часть ее офицеров оказалась на чужбине. Те же, кто поверил обещаниям красных и добровольно пришёл для регистрации, были расстреляны. Среди них был и сын Ивана Шмелёва - Сергей.
В январе 1921 года он был расстрелян в Феодосии без суда и следствия. Иван Сергеевич долго об этом не знал, искал сына, ходил по кабинетам чиновников, посылал запросы, в письмах молил о помощи Луначарского: «Без сына, единственного, я погибну. Я не могу, не хочу жить... У меня взяли сердце. Я могу только плакать бессильно. Помогите, или я погибну. Прошу Вас, криком своим кричу - помогите вернуть сына. Он чистый, прямой, он мой единственный, не повинен ни в чём».
Ответа на это письмо от декабря 1920 года, когда сын Сергей был ещё жив, не последовало, хотя Луначарский велел «разобраться на месте». Шмелев пишет ему вновь: «У меня остаётся только крик в груди, слёзы немые и горькое сознание неправды».
Несколько писем дошли до Горького, Вересаева, Серафимовича, но никто не в силах был помочь горю отца... «Покровительство к горю моему пришло поздно. Моего единственного, невинного, больного сына расстреляли... И повторю - безвинно погиб. И – безсудно…Сын не был ни активным, ни врагом. Он был только безвинным человеком, тихим, больным, страдающим. В больнице, одинокий, он два месяца провёл в подвале-заключении. Заеденный вшами, голодный, месяц ожидавший смерти. За какое преступление? Только за то, что назывался подпоручиком!...Я не ищу вины. Я хочу знать - за что? Я хочу знать день смерти, чтобы закрепить в сердце…Я хочу знать, где останки моего сына, чтобы предать их земле. Это мое право. Помогите».
Убитые морально, Шмелёвы мёрзнут и голодают: «Мне нечего продать, Вы знаете. Я приехал на 2-3 месяца, а живу 4-й год. Я хожу в лохмотьях».
Иван Сергеевич Шмелёв никогда не собирался уезжать из страны, он любил свою Родину и русский народ, и ещё в 1917 году так писал сыну: «Думаю, что много хорошего и даже чудесного сумеешь ты увидеть в русском человеке и полюбить его, видавшего так мало счастливой доли». Горе круто изменило жизнь писателя. Поняв, что больше ничего нельзя узнать о смерти сына, Шмелёвы ищут возможности выехать из Крыма в Москву. Такая возможность была упущена осенью 1921 года, когда Шмелёв узнал, что в Москву «везут вагон писателей из Коктебели».
А затем уехать было уже практически невозможно: «А пешком не дойти. Эх, пошёл бы я с котомкой по Руси, от деревни к деревне. Но сто раз умрёшь с голоду и снимут с тебя все, до рубахи (у меня, положим, лоскутья)».
У Шмелёвых совсем не было денег: «Помогите...мы в страшной нужде. Нам перестали давать и хлеб. Мы лишены заработка: ни вольных издательств, ни журналов. В невольных я не могу писать. Говорю - я предпочту околеть. Раз нам не дадут возможности уехать из России - стало быть мы арестанты. Но и арестанты имеют право на хлеб». Желание быть свободным вредило Шмелёву, - и уже позже, за границей, когда он не хотел печататься в некоторых эмигрантских изданиях.
Приехав в Москву, Шмелёвы стали хлопотать о выезде из страны: «Мне нужно отойти подальше от России, чтобы увидеть её всё лицо, а не ямины, не оспины, не пятна, не царапины, не гримасы на её прекрасном лице. Я верю, что лицо её всё же прекрасно. Я должен вспомнить его. Как влюблённый в отлучке вдруг вспоминает непонятно-прекрасное что-то, чего и не примечал в постоянном общении. Надо отойти».
По приглашению Бунина в 1922 году Шмелёвы выехали сначала в Берлин, затем в Париж. «Где ни быть - всё одно. Могли бы и в Персию, и в Японию, и в Патагонию. Когда душа мертва, а жизнь только известное состояние тел наших, тогда всё равно. Могли бы уехать обратно хоть завтра. Мёртвому всё равно - колом или поленом»,- это строки из писем Шмелёва к Тренёву и Бунину.
После всего пережитого Шмелев похудел и постарел до неузнаваемости. Из прямого, всегда живого и бодрого человека превратился в согнутого, седого старика. Его голос стал глухим и тихим. От дум, от внутреннего созерцания на лице появились глубокие морщины, грустные серые глаза потухли и глубоко запали. «Я всё потерял. Всё. Я Бога потерял и какой я теперь писатель, если я потерял даже и Бога. С большой ли, с малой буквы - бог (Бог) - он нужен писателю, необходимо нужен.
В Париже Шмелёв прожил 27 лет.
Произведения
На скалах Валаама [Na skalach Valaama] 1897
По спешному делу [Po speshnomu delu], 1906
Вахмистр [Vahmistr], 1906
Распад [Raspad], 1906
Иван Кузьмич [Ivan Kuzmich], 1907
Гражданин Уклейкин [Grazhdanin Ukleykin], 1907
В норе [V nore], 1909
Под небом [Pod nebom], 1910
Патока [Patoka], 1911
Человек из ресторана [Chelovek iz restorana], 1911
Волчий перекат, 1913
Неупиваемая чаша [Neupivaemaja chasha], 1918
Карусель [Karusel], 1916
Суровые дни [Surovye dni], 1916
Лик скрытый [Lik skrytyj], 1917
Степное чудо, сказки [Stepnoe chudo, skazki], 1921
Солнце мёртвых [Solnce mertvyh], 1923
Как мы летали[Kak my letali], 1923
Каменный век [Kamennyj vek], 1924
На пеньках [Na pen’kah], 1925
Про одну старуху [Pro odnu staruhu], 1925
Въезд в Париж [Vyezd v Parizh], 1925
Свет разума [Svet razuma], 1926
Русская песня [Russkaya pesnya], 1926
История любовная [Istoriya Lyubovnaya], 1927
Наполеон. Рассказ моего приятеля [Napoleon], 1928
Солдаты [Soldaty], 1930
Богомолье (Bogomol’e), 1931
Лето Господне [Leto Gospodne], 1933—1948
Старый Валаам [Staryj Valaam], 1935
Родное [Rodnoe], 1935
Няня из Москвы [Njanja iz Moskvy], 1936
Рождество в Москве, Рассказ делового человека [Rozhdestvo v Moskve], 1942—1945
Пути небесные [Puti Nebesnye], 1948
Иностранец, 1938
Переписка
Мой Марс
Постановки и экранизации
Немой советский фильм Якова Протазанова «Человек из ресторана» (1927).
«Человек из ресторана» поставлен в 2000 году режиссером Мариной Глуховской в Омском государственном камерном театре «Пятый театр».
См. также
Лето Господне
Богомолье
Ссылки
Художественное, публицистическое и эпистолярное наследие И. С. Шмелёва в авторской орфографии и пунктуации на филологическом портале philolog.ru
Шмелёв, Иван Сергеевич в библиотеке Максима Мошкова
Последний путь Ивана Шмелёва. Биография. Творчество. Как возвращали прах писателя в Москву из Сент-Женевьев-де-Буа.
Ко дню памяти Ивана Сергеевича Шмелёва
Прах Ивана Шмелёва перезахоронен на кладбище Донского монастыря
«Тропой „Богомолья“» — проект почитателей творчества И. С. Шмелёва. Ежегодное пешее паломничество из Москвы в Сергиев Посад
Сочинения Шмелева на сайте Lib.ru: Классика
Музей И. С. Шмелева в Алуште
Ivan Shmelev Ресурс о Шмелёвых и писателе И. С. Шмелёве на Фейсбуке
Продолжение- http://www.proza.ru/2013/08/27/1118