Когда плыла моя душа в сонме страданий и глубоких одиночеств, мое сознание породила мысль. Нотным текстом я разлил ее на серые холсты, и она обворожительная, сладкая, стала таять у меня во рту. Скрипела кость в ноге, но поступь все еще была тверда, я шел к камину каменному, тому, что сжигает грезы! Смотрел прямо в огонь, и слезы текли из обожженных глаз. Моя рука тянулась к пламени синему! А в руке клочок бумаги, а на нем мысли! Несбывшиеся мечты, с проблеском надежды, намерения, рухнувшие, как мачты кораблей, страдания, собравшиеся в одном протяжном звонком вое! Но! Рука остановилась. И вдруг! Глаза, что видели прах истории чужой, осознали истину.
Лицо, что смотрит правде в глаза, искорежилось под гнетом тяжести осознания. Но это не страшит, ведь мое рвение есть не заслуга моих духовных исканий, это нечто свыше, что голосом громогласным разрывает слух. Ответы на вопросы, что так страшимся мы себе задать! Вопросы? Стою ли я на краю пропасти перед скалами? Упаду ли я вниз, если оступлюсь немного, запнусь, отвлечься посмею? Опрокинусь ли я , как камень, и стану частью жизни русалок?
Ответ открылся, прикрыв наготу немного. Мои глаза, что так устали смотреть на лавы вулкана, закрылись. Душа возрадовалась и успокоилась, понеслась по облачным мирам танцем! И ответ был таков:
«Коль нет света в мире твоем, зажги лучину не наяву, а внутри себя! И будет она гореть ярче солнца. Но помнить стоит, как свое имя, что не должна лучина ослеплять других, но направлять и свет давать, обязана!»
И стала мысль расти виться как клубок из нитей золотых в моем сознании. И как мать, родившая дитя на грязной улице, заликовала так, что все сбежались и окружили ее, так и моя мысль закричала от радости и не могла так более существовать. Ей формы не под стать! Она в послания переросла, и так жила!
Камин горит огнем, пылает светом, согревает в зиму, но не летом. А я пишу, творю, и вижу то, что видеть возжелаю! Что сказать лучины не хватило, разжег камин! И в душе своей, и в твоей! Так пусть горит он и в комнате моей!