Философский. С толикой юмора и мистики. Но, при эт

Денис Шапаренко
    Философский. С толикой юмора и мистики. Но, при этом не без глубокой мысли.

   Полы в этой квартире не скрипели. В прежних, съемных очень скрипели. А в этой, купленной не так давно в ипотеку были устланы ломинатом и не воспроизводили решительно никаких звуков. Эти бесшумные настилы и стали одним из факторов, повлиявших на выбор Порфирия Афанасьевича Окунева и Евдокии Лукьяновны при поиске квартиры. Имея двухгодовалую дочь, и наученные горьким опытом съемных квартир, они понимали, что залогом здорового и крепкого сна их чада будут как раз такие, не скрипящие полы.

   Около трех часов ночи Порфирий поднял свое тело с кровати и поволок его в клозет, дабы опорожнить мочевой пузырь. Темень стояла беспробудная. В доме напротив подъездные фонари в этот раз были выключены. Луна скрылась за тучами. Путь Окуневу подсказывала рука, шарящая по стене.

   Добравшись, таким образом, до столь желанного туалета, Порфирий нащупал выключатель. Щелчок клавиши включателя пробудил шестидесяти ватную лампу, которая, в свою очередь озарила светло-бежевые стены уборной неистовым, слепящим светом. После беспросветной мглы эта вспышка произвела на глаза Окунева шокирующее впечатление. Он на мгновение как будто ослеп. Прищурившись, Порфирий нацелил струю в центр белоснежного унитаза и продолжил процесс с закрытыми глазами.

   То ли внезапная вспышка света, то ли неземное блаженство, сменившее томительное, невыносимое терпение, то ли обрывок сна… в общем, что то возбудило в голове Окунева стройный мыслительный процесс, вся суть которого сводилась к пониманию тайны бытия.

   Все – таки человек живет на свете для того, чтобы оставить и правильно воспитать потомство – думал Порфирий. Это, по всему самое главное его предназначение. Человек должен предоставить своим отпрыскам хорошие стартовые возможности в жизни. Помочь с приобретением самого недостающего в современной России элемента материального – недвижимого имущества. Помочь получить достойное образование. Сориентировать в выборе профессии. Но самое важное,  должен научить своих детей жить по совести. Уважать своих родителей. Братьев и сестер. Любить свою семью. Любить свою страну. Любить свою планету.
 
    Должен сам служить примером. Быть добрым, но в меру – без мягкотелости. Быть жестким, но не жестоким. Быть упорным, но не упрямым. Жить в гармонии с природой и брать от неё только то, что действительно необходимо. Не брать лишнего. Так и от жизни – брать свое, но без хапужничества. И щедрым быть в меру – свое ни кому не отдавать.

   И, главное, прожить нужно так, чтобы оставить небольшую лепту в истории. В истории своей семьи, своего города, своей страны,  своей планеты. И, непременно, положительную лепту. Вообще, сделать мир хоть на капельку лучше. Повлиять на как можно большее число людей и показать им, что помимо живота, похоти и жажды наживы в мире есть прекрасные вещи:  моря, океаны, реки и озера, бескрайние степи, зеленые луга, непроходимые леса, неприступные горы, беспредельное небо, солнце, звезды, бесконечная и непознанная вселенная, в конце концов. И, самое главное, чудные, ни чем еще не испорченные, ни в чем не повинные дети. И, чтобы они могли наслаждаться тем же, чем наслаждаемся мы, нужно сохранить наш общий дом – Землю.

   Начать нужно со своей страны. Стать чуточку добрее. Начать уважать друг друга. Перестать разбазаривать и вывозить за рубеж наше общее достояние – углеводородные ресурсы. То, чем наградила нас наша необъятная Родина, за все страдания, пережитые нашими дедами и пра пра пра дедами. И больно сейчас смотреть, как все богатство, по сути принадлежащее нам, обменивается недобропорядочными гражданами на зеленую, ни чем не обеспеченную продукцию американского целлюлозно – бумажного комбината. И, возможно, эта бумага производится из нашей же сибирской древесины. А то и на территории нашей же страны, чтобы не загрязнять природу США. А мы спиваемся, скалываемся, скуриваемся, болеем СПИДом, рожаем больных детей. Вымираем. Когда же мы опомнимся уже?!

   Получается, смысл моей, в частности жизни на данном этапе – подумал Порфирий – в том, чтобы донести свои мысли детям и близким. Чтобы они, в свою очередь донесли их своим детям и своим близким – и так - по нарастающей.

   На этом мозговая активность Окунева сошла на нет, вслед за струёй, приведшей его в туалет среди ночи.

   Выйдя из уборной, Порфирий захлопнул за собой дверь, открыл глаза и увидел перед собой, освещенное остатками световых фотонов и показавшееся лишь на мгновение тело ни то женщины, ни то девочки, облаченное в белую ночную рубашку. Голова девочки была низко опущена и из-за черных волос, свисавших на лицо, самого лица рассмотреть было нельзя. Кожа была не то белой не то серой.

   Сердце Окунева сжалось. Кожа покрылась пупырышками. Откуда то повеяло холодом.
За тысячные доли секунды в голове Порфирия пронесся целый терабайт мыслей. Кто это? Что это? Откуда? Как здесь оказалось? Приведение? Все - таки дом шестьдесят седьмого года постройки – мало ли кто здесь жил и умирал.  А может… Нет… Туда забирает старуха с косой. Но кто знает? Кто видел? Очевидцы все там. И ни кто рассказать не может, кто на самом деле приходит сопроводить туда. Но, я то молодой, мне всего тридцать. И здоровьем не обижен. Хотя, при чем здесь здоровье. Сейчас еще раз покажется и сердечко встанет – вот и вся песня. Тогда за что? Почему? Вроде не особо грешил. А может быть сейчас, в туалете я подобрался к разгадке смысла жизни, к тайне мироздания? И мне пора?… Хотя постойте, постойте… Ну приблизился, ну разгадал… И что из этого? Ведь практически ничего из того о чем я сейчас думал я еще не успел сделать. Дочь еще нужно воспитать – она еще совсем маленькая. Ни мыслей своих предать, не стартовую площадку ей подготовить я еще не успел. Что я им с женою оставлю – квартиру, за которую еще 25 лет рассчитываться… И светлую память? Этого очень мало. Единственное, что я сделал для этого мира – это научил всех своих родственников и друзей не гадить на природе, и мусор, образовавшийся в процессе отдыха увозить с собой до ближайшего контейнера. Вот и все.

   Но, что поделать. С толикой фатализма, присущего всем русским, Окунев сделал шаг навстречу увиденному силуэту.  Он отставил правую руку в сторону, туда, где находилось нечто, чтобы прочувствовать из какой субстанции оно состоит.

   Каково же было его удивление и радость, когда тело призрака оказалось теплым, как будто только, что с постели, и заговорило знакомым и родным голосом Евдокии Лукьяновны.
- Ну куда прешь? Не видишь меня что ли? Пробурчала жена.
Видимо, глаза Порфирия, ослепленные вспышкой лампы, не смогли полноценно идентифицировать в увиденном силуэте жену, а разыгравшееся воображение внесло свои штрихи в недопонятую картину.

   - Слава те господи! Обнял жену Окунев.
   - Ну тише ты, ребенка разбудишь! Ворчливым шепотом произнесла Евдокия. И, высвободившись из объятий мужа, пошла в туалет.

   Вот тебе и пол, который не скрипит. Пока Порфирий был погружен в свои мысли, высвобождая мочевой пузырь, Евдокия по бесшумному полу подошла к дверям туалета и терпеливо ждала своей очереди.

   Окунев не стал ей рассказывать, за кого он ее принял. Он просто обнял теплое тело жены и, прислушиваясь к сопению дочки, уснул с улыбкой на лице.


Август 2013.