Сколько всё-таки пошлости! Во всём. В этих салфеточках мещанских под каждым блюдечком, тон в тон к вазе с фруктами. И скатерть эта накрахмаленная в мелкую синюю птичью лапку. Хочет, небось, чтобы мы поверили, что они каждый день на скатертях едят. Знаем уж! Клеёнка клетчатая в комоде лежит, ждёт, когда гости разойдутся. А сама Марьянка-то расфуфырена, как отфотошопенная матрёшка. «Я, извините, по-домашнему, свои люди всё ж!» А укладку в парикмахерской делала, вон от башки каким-то парфюмом другим разит, не «Пуассон» её завсегдашний. И косметики пуд.
-О, ma chere! Ты сегодня выглядишь изумительно. Naturele! Как цветок весенний!
В этой юбке она, как баба на чайник. Нельзя с такой попой такой фасон со складками.
-Марьянчик, жюльен с курицей у тебя высший класс! Дашь рецептик? Дома приготовим, да, мой котик?
А мой-то, и впрямь уплетает за обе щеки. Ну, конечно, дома ему то недосолено, то недоперчёно, а в гостях всё вкусно. Ну, и ладно, пусть трескает. К ужину не готовила ничего, в гости ж идём. А сами-то хозяева ложечкой специальной по кокотнице скребут, вдумчиво, растягивают удовольствие. Типа культурные. А мы так одним махом всё съели. Ну, и ладно. Пусть знают, что гости голодные. Марьянка всё миску с наструганной зеленью моему под рыльце двигает, кушай, мол, наедайся. Ага! Мужику в сто кэгэ веса траву под нос. Он мясоед, а тут сено ему, как козлу.
-Ma chere, салат из рукколы просто фантастика!
Кивает. Надо моему хоть булки побольше дать, а то дома первым делом в холодильник полезет.
А вот и чай. Чашки, и правда, красивые. Свекруха бы сдохла от зависти. Надо бы такие в дом купить. Пусть сдохнет.
-Дорогая, а чайный сервиз откуда? Не видела у тебя раньше? Как? Виллерой и кто? Надо запомнить. Очень, очень шарман!
Ну, ничего ж себе! К чаю наш рулетик кремовый подала, который мы по пути у метро купили. Интересно, сама десерт не готовила, не покупала, получается? Или решила не подавать, раз уж рулетик принесли. А если бы не принесли, что, пустой бы чай хлебали? Наверное, нет, это ж неприкрытый позор должен быть хозяевам, что бы к чаю ничегошеньки. Наверное, всё-таки затаили в буфете где-нибудь.
А мой-то этот рулетик пожирает, аж уши шевелятся! Ребёнку ещё положу. Не хочет, уже наелся, отвалился на спинку стула, мася моя. Стулья у них неудобные.
-Сядь прямо!
Последний кусок рулета на тарелочке. Я уже пас, не могу, всё это в бёдра, конечно, пойдёт. Надо моему этот кусок положить. Очень уж любопытно, есть ли у хозяев свой десерт.
-Золотце, съешь ещё кусочек, очень уж вкусно.
Неудобно как-то свой рулетик хвалить. Ну, что поделаешь! А мой-то болван головой мотает, наелся, мол.
-Ну, съешь, котик!
И правда, болван! За кем я замужем! Чёрт с ней, с фигурой, придётся самой доесть. Уж больно на хозяйский конфуз посмотреть интересно. С кремом, зараза. На четыре рубля дешевле был, чем с джемом. С джемом-то как-то удобоваримей было бы.
-Марьянчик, чай у тебя, ну, слов нет! Ароматный такой. С мятой? Ах, ну, по чашечке ещё, на дорожку разве. Но мой любит вприкуску с чем-нибудь. О, какая прелесть! Сама пекла? М-м-м!
Достала-таки. Ватрушка, кажется. Ну, ведь права ж: припрятали. И рукколу недоеденную - я ещё тогда заметила - быстренько в холодильник сунули. А, может, мой бы ещё добавки попросил травы этой, жвачное животное. Голову даю на отсечение, назавтра ещё кого-то в гости ожидают. Эх, прощай фигура! Но половину ватрушки я уж постараюсь умять!
-Марьянчик, прелесть моя, ты такая кулинарка! Когда всё успеваешь? И готовит, и печёт, и за собой следит!
А что ей делать ещё? Не работает, дома сидит, окукливается. «Муж, мол, настоял, что бы я дома была, снял с работы». Подумайте, с работы её снял, как гадящую в детской песочнице кошку. А она, поди, упиралась всеми лапками.
-Да, Марьянчик, да, женщина должна оставаться женщиной!
Я, может, тоже непрочь из своей поликлиники уйти. Только свекруха тогда совсем на шею сядет, сделает из меня персональную медсестру. Так хоть отмазаться можно: устаю на работе, всё свободное время уходит на мужа и ребёнка.
А ватрушка вкусная. Интересно, сама пекла, или заказала в «Штолле», а потом в духовку засунула. Я б так и сделала.
Собака у неё придурошная. Как можно пса со стола кормить? То один кусок даст ему, то другой. А мне, может, неприятно.
-Не-е, ma chere, клюквенной больше не наливай. Осовела я. Да и моему хватит.
Скалится. Вся такая, прям, сю-сю-сю. А ребёнку моему замечания делает. Уже два раза. Своих детей нет, вот к чужим и цепляется. Спаниэлине её всё позволено, а сыночка нашего повоспитывать охота.
-Ну, Марьяночка, мы, наверное, пойдём. Поздно уже.
Руками машет, уговаривает посидеть ещё. Смело так уговаривает, знает, что мы к сериалу хотим успеть. А вот возьмём и задержимся. А серию завтра с утра повторяют, завтра и посмотрю, мне ж в вечер выходить.
-Ну, если ты считаешь, что обидим вас... тогда... ладно, ещё по-чашечке. Редко видимся, да и дом у вас гостеприимный, уходить не хочется.
Заулыбалась, засуетилась с чайником, повернулась тылом. Чтобы оскал свой недовольный скрыть и тайком с мужем переглянуться. Нет, сегодня так просто не избавишься от нас. Это тебе за ребёнка и за чашки. Потому что красивее наших. А муж-то у неё похорошел! Тощий был, как скелет, откормила его, так, вроде, и на мужика стал похож. Но всё такой же идиот, цитатами из советских фильмов брызжет и сам же над ними похихикивает, плечиками трясёт, как Кощей над златом. В обстановке мещанской пошлости их квартиры смотрится органично. Интересно, он ещё сохнет по мне? Ведь на танцах тогда он на меня первую запал. А я по-королевски тогда Марьянке: на, мол, мне мужики с цыплячьей шеей даром не нужны, дарю! Если б не этот пудель, Марьянка, может, замуж-то и не вышла б! Кому она нужна? А повезло ей. Не работает, как сыр в масле катается. И мужик стал симпатичный, когда отъелся у неё. Эх, дура я дура, надо было оставить его про запас, погубит меня моя доброта!
-Ma chere, всё на семью вашу любуюсь. Такие вы славные, так друг другу подходите! В доме, где царит любовь... И дом, где пахнет пирогами... А моё чудо в садике как раз стишок разучивал, их к Восьмому Марта готовили. Зая, встань на табуреточку, прочти нам. Ну, зая! Тётя Марьяна тебя очень просит!
Виталька-то не жалеет, что на Марьянке женился? На меня ведь пялился. Жалеет, небось. Но виду не подаст. Моряк. А Марьянку-то иногда по-домашнему Машей зовёт, как меня. Надо его осторожно ногой под столом потрогать, пока мой не видит. Ой, а чего это мы так вылупились? Испугался, соколик? Ногой брыкнул, на жену оглянулся. А она-то хороша, корова! Чай заваривает, а сама попой перед носом у моего крутит. И так повернёт, и эдак.
-Котик, посмотри на меня. Сюда, сказала, глянь! Что-то вид у тебя усталый. Марьяш, пойдём мы, наверное. Прости, чай уже никак. А то в дороге хи-хи приключится.
Лапками всплеснула, порозовела. Уговаривает посидеть ещё. Но как-то неубедительно уговаривает. Опасается, что опять возьмём и согласимся. Надо действительно выдвигаться, а то домашнее видео начнут опять показывать, это будет изысканная пытка. По второму разу я этого не выдержу!
-Котик, зая, одеваться!
Сейчас целоваться на прощание полезет. Муа, муа. Чуть касаясь щеки щекой, чтобы косметику не размазать.
-Теперь вы с Валериком к нам. И никаких отговорок слышать не хочу! Я по этому поводу что-нибудь эдакое приготовлю. Всё, бай-бай! До встречи, уже скучаю!
* * *
Всё жрут и жрут. На стол метаю, самой не присесть, а они уже тарелки опустошили. Витальке-то моему осталось хоть? А то Генка умнёт за милую душу. Откормила Машка борова. Не меньше ста тридцати кэгэ. Как они в кровати там кувыркаются, он же раздавить её может? Наверное, уже никак, ушёл их последний поезд.
-Дорогунчик, салат с рукколой бери, очень, очень полезный. В нём козий сыр есть, не видно сверху, я перемешала, но точно есть. Правда, изысканное сочетание? Геночка, ещё салатику?
Жюльена наготовила про запас, надеялась: назавтра хватит, когда валеркины родственники придут. Какое там хватит!
-Пупсичек, а что ты сидишь, как не родной? Развлекай гостей, расскажи, как мы на Тенерифе съездили. Сейчас видео поставим. Боже, как мы отдыхали! Это было нечто!
Кому я рассказываю? Мечу бисер перед свиньями. Они ж кроме шести соток своих да Турции голимой ничего в жизни не знают! Жалко Машку, конечно. Одета безобразно. С её фигурой юбку в складках нельзя. И кофточка обтягивает телеса, складочку за складочкой, гусеница ты моя! Корни волос краски просят. Нет, и правда жалко Машку! Работает в своей поликлинике, никакого просвету. Домой придёт - там это жирное существо и толстый ребёнок. Фу, зачем так откармливать.
-Малыш твой, Маняш, чудесный. И такой умненький!
А умненькая у меня Жулька. На, мой сладкий, сухарик! Глазки бусинки, чудо, а не собака! А Славик их туповат для пятилетки. И абсолютно невоспитан, Машка ребёнком не занимается совсем. И потом, не понимаю, зачем они каждый раз к нам в дом тащат своего толстого дитятю? Что, со свекровью нельзя оставить? Он бегает везде, сердце сжимается за сервиз, за статуэтки. Назло мне, что ли, Машка, таскает его с собой? Ладно, мы подруги давние, а в других приличных домах их бы давно принимать перестали. Сейчас ещё на табуретку поставит стишки читать. Ужас!
-Чудесное стихотворение, Славочка просто ангел, такой талантливый у вас растёт! Чайку, мои дорогие?
Рулетик копеечный принесли. Постыдились бы! Вот пусть сами и едят его. Там крем, калорий до дури, на ночь-то глядя! Кстати, уже поздновато. Когда они уходить собираются? Если ватрушку подам, так ещё минимум на час у нас зависнут. А у моего программа «Время». Он злой становится, если ему посмотреть не дадут. А какое посмотреть, когда ребёнок ненормальный вякает и по квартире носится! Вот у семёновских близняшек аллергия на Жульку обнаружилась, слава-те, Семёновы теперь в гости без детей ходят. А этого спиногрыза ничего, небось, не берёт.
-Как у Славочки с садиком? Не болеет ли? Сейчас детки все такие аллергенные.
Оживилась. Хлебом не корми, дай о Славочке поговорить. Уже всё, кажется, рассказала, сейчас по второму кругу начнёт. Кому это вообще интересно?
-Надо же, как интересно! Это их в садике приучают?
Половину ватрушки уже съела. Скоро раздует дурёху, как мужа. Генка-то хотя бы меру знает, ватрушку не ест. Хорошо я придумала с духовкой: сунуть покупную ватрушку на две минуты на сто восемьдесят, чтобы аромат свежей выпечки по дому пополз. Пускай думают, что сама пекла.
А Генка-то весь вечер на меня пялится. Ещё бы, завидует моему благоверному, небось: жена красавица, готовит, печёт сама. Надо попой перед ним покрутить. Он ведь ценитель, не пропустит. Всегда ж ко мне неровно дышал, на Машке женился по залёту. Иначе ей не светило бы. Ладно, полюбуйся уж, дома-то тебя твоя гусеница в старом халате и бигудях привечает. Думаешь, не знаю, что в моём доме душой отдыхаешь?
-Правда, уходите? Какая жалость!
Неужели? Наконец-то! Я уж думала, заночуют у нас!
-Жалость-то какая, дорогунчик! Видимся редко, а ведь почти родные люди. Непременно-непременно, придём-придём. Вижу, рулетик вам по душе пришёлся, сладкоежки мои! Знаю теперь, что вам принести. Чмок-чмок, муа-муа. Ты помаду немного смазала.