Я не умею писать о радости. Лучшим вдохновением для великих всегда служили кровь,пот, и слезы, так чем же я хуже? Перо оттачивается тогда, когда долго водишь им по бумаге,так вот и води, води,родная.
Все началось где-то осенью, чудесной золотой осенью, я бегала по привычным маршрутикам учеба-работа-дом, куталась в старый плащ на голубой подкладке, много курила и много плакала. Когда открылась дверь, и ворвался ураган золотых мертвых листьев, я сидела сгорбившись за столом-работы было до чертей. Что-то там ответила, назначила встречу на завтра, и поползла до кровати. Серьезно,ничто не предвещало беды-все казалось чересчур прозаичным и деловым, разве ж я могла подумать, что так обернется?
Тогда я проснулась под утреннюю истерику, окунулась в кофе по грудь, не смогла совладать со своими багряными глазами, нацепила теплую-теплую юбку и героически выползла на улицу. Я очень хорошо помню тот день-до самого вечера шел совершенно отвратительный мелкий дождик, который застревал в волосах и забивался под шарф. Я отвратительно продрогла, выматерилась во все стороны, но в семь вечера стояла в центре зала, ждала, и мечтала только о чашке кофе.
Он явился как-то чуть-чуть смущенно, говорил потом, что выглядела я тогда устрашающе, да и не мудрено. Я там какую-то ерунду несла, убалтывала, и думала только о кофе. Он говорил, что бросил курить, но после первого же глотка кофе начал стрелять у меня «лаки страйк». Работу обсудили, договорились, а у меня ведь привычка тогда была, перед тем, как окончательно утвердить кандидата, я с ними просто болтала. Познакомиться, мне так гораздо лучше работалось. И куда-то так тема завернула, что просто не представлялось возможным бальше играть в начальницу. Я и сама не заметила, как пропорола себе грудь, рассказала все-все. О покинувшем меня друге, о том, как погано приходить в четыре стены, о том, как вроде как влюбилась, а меня-подумать только,меня!-впервые в жизни отвернули. Он из этого всего сплел какие-то волшебные шелка, набросил мне на плечи, и стало почти легко. В четыре стены я возвращалась на легких крылах из того самого шелка и тепла.
Почему же все начинается с «пойдем в кино», а заканчивается «я не желаю тебя видеть»?
В кино мы так и не пошли, зато стали вечерами пить кофе, и в один из таких вечеров шелка стали плотнее, что-то заветное внезапно пришло, и появились внезапно «мы». Я очень долго не могла довериться, о чем теперь думаю-не зря. Первое время меня частенько грызла чуйка, что что-то тут не так. А сколько раз мне мама говорила, что чуйке надо доверять…! Ужасная моя черта. Никогда не поверю, пока не потрогаю.
Шелка рвались по чуть-чуть. Наконец-то безоговорочно доверившись, я латала их, да даже ты латал, но под швами они не срастались. Все казалось неправильным, и не таким, как нужно. Даже не так. Это не объяснить-представьте, как страдает любитель креветок от аллергии на эти самые креветки, представьте рыбу, которую посадили в клетку, представьте на ваших ногах перчатки. Улавливаете? Все это необычно и волнующе, но не покидает чувство какой-то неправильности. Так мы и жили. За его спиной я часто слышала шепотки, что она, мол, не та, как нужно. Смеялась-я и сама это хорошо понимала. А мне часто тихонечко в рукава шептали о том, что как странно, дорогая, все думали, что рядом с тобой должен быть двухметровый татуированный мужик. Я удивлялась-почему, собственно, дорогие мои?
А потом разглядела. Мне больше года на это понадобилось, но главное-разглядела. Он был похож на болото. Знаете, такое болото, похожее на лужайку, зелень, кувшинки, а ногой ступишь – и тонешь. Я всегда больше всего боялась утонуть и утихнуть. А тут два в одном получилось! Плакала много,бесилась, старалась осушить, но ландшафтный дизайнер из меня все-таки никакущий. И еще одна маленькая проблемка была. Он никогда не ценил добро, которое ему давалось щедрой рукой. А я всегда презирала неблагодарность.
Шелк совсем истерся, превратился в пыльные тряпки. Теперь я носила его домой намокшим от слез, тяжелым комком, от которого потом болели плечи, а кожа на руках превращалась в лоскуты. Решение о том, чтоб выкинуть его пришло постепенно, больно, и очень страшно. Я была права-потом оказалась пустота.