«Генералы» жили через дорогу от школы.
Каждое утро, подходя к школе можно было увидеть его стоящим скрестив руки на груди и, и надменно взирающим с высоты своего недюжинного роста на просыпающийся мир.
Он провожал безразличным, ленивым взглядом проезжавшую машину, и презрительно сплюнув в сторону, медленно расхаживал вдоль забора.
Прозвище «Генерал» он получил за свою забавную манеру ходить, неестественно выпятив вперёд грудь и гордо вскинув плешивую голову. Он был не разговорчив и дик. Частенько здорово пил.
В такие дни из окон их дома слышались нечеловеческие крики «Генеральши» и звон бьющейся посуды. Когда скандал утихал - он выходил на перекошенное крыльцо, и с видом победителя закуривал папиросу. Невидящим взглядом он смотрел поверх низких облупленных ворот на улицу, и смачно сплёвывал через плечё.
С улицы, в щель ворот раздавливая нос заглядывал Колька, пытаясь по выражению лица отца угадать будет ли продолжение дебоша или можно уже заходить домой.
Колька – пятнадцатилетний дебил с телячьим выражением светло-голубых глаз под белёсыми ресницами был любимец школы. Над ним можно было подтрунивать даже первоклассникам без боязни получить взбучку.
За булочку или пирожок с повидлом он с удовольствием устраивал представления за школьным туалетом. Простодушно улыбаясь, он мог есть птичий помёт и кору деревьев.
Первоклашки восторженно визжали и предлагали ему пожевать то ветку карагача, то кусок кирпича.
Но он, делая умное лицо, внимательно рассматривал предмет и решительно возвращал его
-Не-е-е-е...
Старшеклассники иногда ради спортивного интереса били его. Он не плакал. Только жалобно вопросительно смотрел на истязателей и смотрел в сторону своего дома.
Когда надавав тумаков ему говорили что он может идти домой – он радостно улыбался, и прихрамывая шёл через дорогу к своему дому.
Иногда в воротах его встречала мать. С давно не чёсанными, распущенными как у ведьмы длинными волосами она начинала что-то быстро и не внятно говорить ему.
Колька прилежно дослушивал до конца только им двоим понятной тирады, и исчезал во дворе хлопнув калиткой. А она с чувством выполненного материнского долга присаживалась на лежащее под окнами времянки бревно вместо скамейки, и, вытянув бледные голые ноги из-под вылинявшей, давно не стиранной ночной сорочки, начинала сосредоточенно плести косу.
Она не обращала внимания на проезжающие мимо редкие машины и вообще, казалось, не замечала никого вокруг себя. Подолгу она глухо бормотала что-то похожее на песню или, может быть стихотворение.
Когда кто-то из соседей, проходя мимо здоровался с нею - она не отвечала; делала вид что не слышала приветствия. И только увидев спину прошедшего человека, вдруг начинала громко, истерично хохотать, восторгаясь своей шуткой.
Соседи не обижались на неё. Кто-то даже иногда, подойдя к ней совал ей в руки кулёк, и дружески похлопав её по плечу улыбался:
-Иди, покорми Кольку, там вкусное...
Она, казалось, не слыша слов, сидела неподвижно но потом быстрым движением выхватив из рук кулёк, прижимала его к груди, и радостно улыбаясь исчезала за деревянными воротами.
В щель перекосившихся половинок ворот можно было видеть как она, усевшись на крыльце, копалась в кульке, разрывая его в нетерпении. Подходил Колька и жадным взглядом смотрел на кулёк.
Генеральша закончив ревизию и отобрав что то из кулька позволяла Кольке примоститься возле неё, и он положив голову ей на грудь начинал смачно грызть пряник время от времени поднимая на мать полный благодарности взгляд. А она, радостно обнажив два ряда кривых зубов, нежно гладила его жирные, засаленные волосы, закрывала блаженно глаза, и снова бормотала свою странную песню.
К двум часам дня она непременно выходила за ворота и, усевшись на бревно-скамейку, напряжённо вглядывалась в заполнявшийся второй сменой школьный двор.
Звенел звонок, и детвора шумной стайкой исчезала в проёме огромных дверей школы.
А Генеральша всё сидела и пристально ощупывала взглядом все уголки школьного двора, ища кого-то взглядом. Так проходили часы. Уже звенел последний звонок и пустел школьный двор.
Проходило ещё пол часа час, и из двери школы выходил Пётр Сергеевич - старший пионервожатый.
Он неизменно поправлял галстук и, посмотревшись как в зеркало в окно, делал решительный шаг.
Проходить ему следовало мимо школьных мастерских, и идти в сторону ремонтно-тракторной станции; он жил в общежитии станции. Иногда он уходил домой окольным путём, делая большой круг, но сегодня решительно пошёл в направлении мастерских.
Её сутулую фигуру на бревне он заметил издалека и тяжело вздохнул.
Она тоже заметила его и мгновенно оживилась - сейчас он будет проходить мимо её дома!
Она засуетилась, заёрзала на бревне. То и дело, поднимая и снова пряча взгляд, она лихорадочно перебирала пальцами и без того спутанные космы волос.
Пётр Сергеевич сдвинув брови, мужественно шагал к школьной ограде.
Вот и выход на дорогу. Поздороваться или пройти мимо отвернувшись?
Он решает не заговаривать с женщиной. Прибавив шаг, выходит на асфальт дороги и приближается к облупленным воротам неведомого цвета.
Генеральша, пряча радостную улыбку, растягивает до бела губы; пытается спрятать за ними выпирающие вперёд кривые зубы, опускает взгляд.
Пётр Сергеевич поравнявшись с облупленными воротами, вдруг не выдерживает и, бросает в её сторону глухое:
- Здравствуйте...
Торопясь скорее пройти мимо, он тут же отворачивается и ускоряет шаг.
Генеральша обнажив зубы беззвучно счастливо смеется, истерично теребя волосы.
Фигура Петра Сергеевича удаляется и Генеральша, словно боясь быть обнаруженной, прячется за куст сирени и уже из-за укрытия продолжает смотреть ему вслед.
И только когда фигура на дороге исчезает за поворотом - генеральша выходит из своего укрытия и, раскачиваясь, словно кобра перед прыжком, медленно идёт к воротам. Она танцует.
Зайдя во двор, она берёт в руки прислонённую к стене дома огромную метлу и, прижав её к груди, самозабвенно раскачивается, смешно двигая худыми бёдрами, и теперь уже громким утробным басом поёт свою песню.
Солнце обливает грязный двор за облупленными воротами медью заката. Огромный, чёрный пес, свернувшись калачиком, лежит в ногах Генеральши. Она по обыкновению сидит на крыльце и теперь смотрит полным невыразимой тоски взглядом в сторону заката. Молчит, не поёт.
Дворничиха Мария Ивановна размеренно метёт школьный двор, что-то бормоча себе под нос.
Завтра убранный двор снова встретит школьников, завтра будет новый день.