Словоблудие понятие не этническое, а скорее – гастрономическое
…. от поэта Ивана Амур-Эроу в Понедельник ушла жена.
… в меру молодой и талантливый поэт Эдуард Смурнов-Вяземский вторую Среду не принимает на грудь из-за неразделенной любви.
… еще сохранившийся прозаик которую Субботу ищет…
Серега закрыл ежеквартальник «Пегасово горе», отложил в сторону и внимательно посмотрел на друга:
- Слышь, Петрович, отчего ваше жеребячье сословие так несчастливо в любви?
Петрович перестал крутить коту яйца, отложил в сторону и внимательно посмотрел на друга:
- Во-первых, душа моя, не путайте нас с клерикалами. Да, мы тоже в меру сил стараемся направить вас, плотоядных, на путь истинный, но делаем это до обидного бескорыстно. Н-да, до очень обидного. До чудовищно обидного. До...
- Понял, понял. Ишь, заело. А во-вторых?
Петрович долго не мог прийти в себя. Любое мало-мальски значимое воспоминание или - не дай господь! - напоминание о материальных благах приводило его истосковавшуюся по сыру и новым носкам душу в клинический трепет. Прибавьте к этому не отягощенную моральными обязательствами творческую фантазию, и вы легко поймете, какие масштабы издержек общества потребления выгрызали мозг потомственного неудачника.
Дзинь, дзинь – Серега постучал щербатой вилкой по бутылочке дешевого портвейна.
Нередко - и заметьте, весьма успешно - Серега прибегал к народному средству реанимации безнадежно больных.
Врачи давно махнули рукой на его друга детства: «… медицина бессильна перед человеческими пороками… я умываю руки… с Вас сто баксов за консультацию» и ушли от ответственности за возможные последствия социальных взрывов и творческих срывов.
- Видимо поэтому они так часто и тщательно моют руки, - морщился Серега, отдавая кровные, - чистоплюи.
- А во-вторых?
Петрович многозначительно посмотрел в сторону портвейна.
- Горе ты мое, Пегасово. Хлебни.
Свидание с родиной? Нет. Свидание с любимой? Опят же нет. Свидание с адвокатом? Всё не то. Свидание с самим собой! Вот с чем должно сравнивать такой, казалось бы, непритязательный пустячок, как глоток внебрачного сына прославленного fidalgo*.
- Во- вторых, душа моя, ты затронул архи щепетильную тему. Десятки, а возможно и тысячи околокультурных мужей - и даже несколько культурных дам – бились над этим вопросом и вот к какому выводу они пришли. Н-да, пришли…
Взор Петровича, как бы ненароком, скользнул по невыразительной этикетке – 777: «Счастливое число, однако».
- Частишь. Эдак мы до сути и не доберемся.
- Ну, хорошо, хорошо. О чем это я?
- Уговорил. Еще одну и перерыв.
Такое название напитку зря не дадут...
- …пришли к выводу, что женщины для долгосрочных отношений предпочитают мужчин прогнозируемых, надежных, уравновешенных, терпимых, дружелюбных, самоуверенных, расчетливых, целеустремленных, ответственных, спортивных,
- Тормози! Опять заело. Петрович, мы так далеко не уедем. Еще одну и давай ближе к телу. Не превращай философский диспут в гаражные постоялки..
«Три семерки» были немилосердно разжалованы до номера «пятнадцать», а затем и до «тринадцать» включительно прежде чем Петрович вернулся к тому благостному расположению духа, кое он испытывал во времена прежние, когда обитал в московской квартире «с ключом под ковриком».
- Видишь ли, душа моя, престижность нашего труда упала до уровня моря. Соответственно и денежное вознаграждение стремится к величине статистической погрешности. Это во времена ограниченной грамотности и безграничной нравственности пииты ходили в чести. Да и то сказать – немногие. Публике требуется один «пушкин». Остальные, пусть и весьма достойные, в расчет не принимаются. Идолопоклонство испокон веков было свойственно народам малограмотным и ленивым. Нынче же законы рыночных отношений, пребывая в зачаточном состоянии, лишь усугубляют эту проблему. Не стану вдаваться в макро и микро экономические детали, а верну тебя, душа моя, к твоему бестактному вопросу.
Ответ на него банально прост – деньги. Да, да, Серега. И не надо смущаться и прятать голову в песок. Тем более что сию позу Светило может истолковать как вызов, и самое малое, чем ты рискуешь, это еще долго испытывать трудности сопряженные с сидячим образом жизни. Вспомни рассказ О.Гери The Handbook of Hymen. Кого предпочла героиня? Вызволение из горящего дома лишь укрепило ее в решении отвергнуть амурные притязания любителя стихов. Не читал? И правильно – там ничего не сказано о перспективах трансфера Кержакова в «Анжи».
Кстати, вот ты же увлекаешься физкультурой? Правильно! Нинке твоей как приятно лицезреть «мужнину» крепкую фигуру на балконе в трусах и майке с пудовой гирей между ног.
- Это ты на чё намекаешь?
- Не намекаю. Сам видел.
- В бане что ли?
- Дурак, ты, ей-богу. Говорю же: на бал ко не.
Серега задумался. Он давно знал тягу Петровича к обобщениям и - как это еще – метафорам. Серега любил друга и поэтому не обиделся. А скорее, даже, наоборот:
- Ну, это я еще могу понять. А что, стихи и физкультура несовместимы?
Петрович закурил.
- Видишь ли, душа моя, пытались многие, но, как правило, безуспешно.
- Почему?
- От однопроцентного кефира, mon ami, рождаются лишь стихи обезжиренные.
Исключительно для диетического потребления. Пища для душ стерильных. Нецелованных. Только в глубинах «оливье» можно почувствовать запах подлинных физиологических ценностей социума. Дабы воспарить над мирской суетой и мелочностью, надобно, для начала, прогуляться, накинув на плечо селедочную шубу, по кривоулкам потаенных желаний, не боясь оступиться о порог прокисшей нравственности и прогорклой морали.
В природе, душа моя, все продуманно, сбалансировано: лошадь спит стоя, как ее и сотворили. А человек, Серега, зачинается лежа. Лежа и должен существовать. Иные позы от лукавого.
- Выходит, я никогда «не воспарю»?
- Отчего же?
- Ну, я, это, люблю… и еще бегать. Правда, трусцой.
Петрович почесал облезлый затылок, зачем-то сложил в уме цифры на бутылках, быстренько разделил, извлек корень и оценил ситуацию:
- Трусцой можно. Ежели до магазина и обратно.
*Fidalgo n. The lowest title of nobility in Portugal, corresponding to that of Hidalgo in Spain.
[1913 Webster]
21.08.13
Комментарий автора
не люблю голую правду - от нее пахнет Domestosом