Я все никак не пойму, когда же станет легче.
Я, наверное, не имею на это никакого права, поступаю неверно… Но.
Я каждый день спрашиваю у господа, почему он решил так. Я виню его в том, что он не прав. Тут произошла чудовищная ошибка!
Если ты – единственный глоток моей жизни, тот самый кусочек любви, который мне отведен, то почему так? Почему он не познакомил нас раньше? Почему так мало?
Я столько ждала тебя. Я так долго тебя ждала.
Там, где уже не было надежды, где мысли мои покинули давно все романтические мечты, именно там. И я впивалась в тебя жадно, отчаянно. С горечью осознавая, что двадцать лет без тебя – потерянные двадцать лет.
Там, где был ты, жизнь была.
Твои руки, твоя спина, непослушные волосы, губы…
Черт возьми, я просто не знала до тебя, что это… так важно. Так нужно.
Полгода.
Помнишь, я читала тебе сказку про народ, который вел блокнотики каждого счастливого мгновения и указывал на своих могилах только этот срок? Если мы живем только тогда, когда мы счастливы, то я жива была полгода.
Помнишь, про то, что я – твоя жизнь, а ты – моя? Я сейчас это особенно хорошо чувствую: твоя жизнь продолжается, а вот моя закончилась. Год назад.
Прошел целый год.
Я каждый день надеюсь, что станет легче.
Засыпаю, надеясь, что вот завтра, завтра точно станет лучше. А с утра снова откладываю на завтра. С того самого момента. С того самого звонка, милый, я не понимаю, что мне делать дальше. Я просто не знаю.
Знаешь, словно всю жизнь я шла по безлюдному шоссе, куда-то к своей цели, и точно знала, что однажды приедет машина. Попутчик. Приедет, посадит меня к себе и поможет добраться до своей цели. Потому что ему по пути. И вот только вот там, в этой машине, с попутчиком – это правильно. А у меня ее вышибли из под ног. И она пропала. Мираж? Нет, это совершенно точно было. Что это было? Жизнь. Настоящая, полная, которую жадными глотками хочется пить, впитывать, ощущать. Просыпаться каждое утро, смотреть по сторонам, ставить цели, идти к тебе. А что мне делать теперь? Ведь это была единственная машина на этой трассе и никакого другого попутчика я не найду совершенно верно. И теперь я иду пешком. Точно знаю, что на своих двоих жизни не хватит дойти до цели. Но я иду. Потому что… а что еще делать? Не понятно, зачем и куда. Все равно ведь не дойду. Кругом пустыня. Дорога. И я – одна.
Одна. Я даже не знала до тебя, что одна – это плохо. Я же раньше думала, что одна – это самостоятельная. Оказалось, одна – это одна. Это пустая, ненужная, бессмысленная.
Это самое тяжелое. Смириться вот с этой пустотой жизни. С тем, что я не дойду и мой попутчик… его нет больше.
Я знаю, если ты смотришь, если ты есть, если тот, кого я во всем виню, существует, я лишь мучаю тебя своими слезами, но, пойми, я… я кидала в могилу последнюю горсть своей души. Не осталось больше ничего. Было бы хотя бы больше времени… Почему мне не дали возможности родить тебе ребенка? Я бы сейчас знала, что делать. Я была бы там, где могла бы жить. С тобой. Маленьким тобой.
Но нет, всего полгода. Почему нельзя было познакомить нас раньше?
Я смотрю на горсть успокоительного в своей аптечке и думаю: а не смогут ли они принести вечный покой? Я откидываю эти мысли, вышвыриваю из головы с позором. Но все же. Зачем я дальше? Снежная королева, с рассыпанными по огромному залу осколками сердца? Я не смогу его собрать, я не сумею! Частицы, мельчайшие его частицы уже впитала в себя пыль. Нет никакой возможности, нет сил, нет смысла.
Я корю его лишь за то, что дал мне так мало времени с тобой… Ни в единой своей молитве я не корю его за то, что свел нас. Нет, это были полгода моей жизни. Я ни за что бы от них не отказалась, как бы они не закончились. Просто нужно было свести нас раньше гораздо. Дать мне больше времени побыть с тобой. Чувствовать твой запах, видеть твою улыбку, чувствовать твое дыхание, твои руки, твой взгляд… жизнь. Твое сердцебиение.
Я никак не пойму, когда же мне станет легче.
Глупо, наверное, - расселась на кладбище, у изголовья, говорю вслух, почти не плачу. Это море горя внутри – оно имеет дно. Однажды вся соль его просто выходит куда-то и не остается слез для того, чтобы плакать. И словно рыба, которая осталась на суше этого моря – только задыхаться, жадно хватать воздух, пытаясь научиться дышать им. Все сжимается все внутри, душит, и думаю – я сейчас умру. Но не умираю. Тело мое остается здесь. Душа лишь моя давно похоронена. Здесь – с тобой.
Я же всегда находила это глупым! Вот эти бесконечные походы на кладбише, слезы, переживания. Я всегда думала, что мы, живые, должны быть сильными, чтобы вы там, на небесах, не расстраивались и спокойно топали в рай. Но. Я же не живая. Я – это то, что у меня внутри. А все это было выпотрошено, вывернуто, и осталось тут, с твоим телом, под землей.
Самое ужасное, что я испытала в жизни – кладбище – когда все собираются вокруг и пытаются тебя убедить, что вот это бледное, безжизненное тело – это твоя любовь. Это он, он самый, просыпавшийся с тобой по утрам, целовавший в шею, державший за руку и тот же, кто смотрел искоса, сердито, когда я говорила глупости, кто всерьез хмурил брови, когда я переживала из-за глупостей, кто давал мне веру в то, что все получится. И я просто ходила среди этих людей, не понимая, почему все собрались, почему одна я здесь понимаю, что этого не может быть, почему, черт возьми, они все верят, что ты умер, если это не так… А потом… потом я стояла над ямой, и должна была кинуть горсть. И вдруг все как-то понялось, прояснилось в голове. Огромная пропасть между мной и тобой. Я тут, ты – там. И вся моя жизнь там. Как мне хотелось прыгнуть вслед за горстью земли в моей руке. Она летела к тебе, я стояла на месте. Я стояла тут, душа моя летела к тебе. Горсть за горстью. Поэтому я здесь сижу. Я точно помню, как на этом самом месте простилась со своей жизнью.
И я все никак не пойму, когда же станет легче.