Посвящаю моему доктору и любимому человеку, уральскому солнышку, Антону Хохрякову.
Екатеринбург – вторая любовь.
Давным-давно, когда всё ещё казалось простым, липа напротив продуктового магазина – огромной, травы умели разговаривать, а бабушка была живой, здоровой, улыбающейся, Урал вошёл в мою жизнь сказаниями о самоцветных камнях, огромных горах, дремучих лесах и мистической расположенности между Европой и Азией.
Екатеринбург появился в моей жизни исподволь, но проник в душу вместе с именем человека, спасшего мне жизнь, бывшего оттуда родом.
Интернет – великая помойка, но иногда и на помойке попадаются драгоценности. Я читала о том, что пишут о Екатеринбурге, и день ото дня проникалась и историей, и культурой, и каждодневной жизнью уральской столицы. Потом собралась с духом и – решилась отправиться в путь, который даже близкие друзья сочли безумием и неосмотрительной блажью. Я купила билеты на поезд, заказала небольшую, довольно дешёвую гостиницу, чтоб никого не стеснять, составила план того, что хочу посетить, и отправилась на Восток, от Балтики к Азии.
Первоначально ощущение было странным – я не могла представить, что я куда-то еду, не было ощущения пространства и передвижения в нём, хотя я пересекла на поезде Ленинградскую, Вологодскую, Нижегородскую, Кировскую область, Удмуртию и половину Свердловской. На моём пути попались кроме Кирова и Перми, ещё и Вологда, и Буй, и Кунгур, и Шарья, Котельнич, Балезино… Я видела Россию, которой не видят те, кто ходит только по клубам или шатается по Майоркам. Мой поезд проезжал глухие леса, где пропадала на полчаса всякая мобильная связь, поля, пролетал по мостам над реками – Вяткой, Камой, - кругом виднелись церквушки, дряхлые домики, обветшалые станции с гипсовыми скульптурами Ильичей – Россия, бедная и богатая, заброшенная собственным народом страна.
Когда в два ночи по Москве я шагнула на перрон Екатеринбургского вокзала и услышала голос в динамиках: «На вторую платформу прибыл скорый поезд Санкт-Петербург – Тюмень…», то подумала – «Это же меня объявляют…» Огромные красные буквы «Екатеринбург» над вокзалом светились и приветственно, и тревожно. Я шла по этим переходам, смотрела на людей, как заворожённая – неужели я тут, за, Бог знает, сколько километров от Петербурга, почти у подножия Уральских гор, на родине Бажова, Мамина-Сибиряка, Бутусова и Моего Спасителя.
Шикарный вокзал, на котором я чувствовала себя даже как-то уютней, чем в Хельсинки, и вполне себе такие спокойные люди. Подруга пугала криминогенностью города, да и сами екатеринбуржцы изредка в Интернете любили «хвастануть» некоторыми особенностями подобного рода, но увидев мирный, полупроснувшийся город, я расслабилась.
До открытия метро оставалось полтора часа, планшет с удовольствием включил вокзальный вай-фай, на сидении сзади кто-то ну так упоительно храпел, что дрожь брала, а в углу зала вповалку на рюкзаках спали путешественники в горы, возможно, новые «дятловцы».
Трудно описать, что я чувствовала, когда вышла из вокзала и пошла к метро. Я не чувствовала себя так даже тогда, когда увидела сопки Рованиеми. Там было полное осознание – да, я за Полярным кругом, чёрт знает где, вокруг меня олени и саамы, а где-то рядом – Санта-Клаус. Тут – нет. Вне времени, вне ощущений. Первое, что мне бросилось в глаза, вернее – в уши, это произношение местными жителями слов. Тот самый говорок, над которым любят издеваться расфуфыренные доценты столичных вузов. Я не филолог, и не могу объяснить структуру этого говора, но сначала он меня удивил, потом я к нему привыкла, а потом вообще едва ли не заговорила с таким же.
Говор показался мне милым и добрым, а когда женщина в метро сказала «Не торопитеСЯ», я вообще улыбнулась. К слову, говора я не встретила у музейных работников, но не в этом суть – я увидела, какова на самом деле истинная Россия, а не та картонно-фанерная штука, которой машут перед иностранцами.
Она другая.
Екатеринбург – это Россия.
Москва и Петербург – извините.
Метро оказалось неглубоким, но ужас каким холодным. Такого холода и сырости я не встречала нигде! И странный запах, словно у полежалой картошки. Вероятно, это особенность заложения в грунтах, которую моим гуманитарным мозгам не постичь никогда. Почти всё не так – долгие интервалы между электричками, обилие рекламы, и даже голос, объявляющий станции, совсем другой. Бодрый, какой-то, оптимистичный. Тем не менее, станции оформлены красиво и стильно, особенно покорил «Уралмаш», да и «Динамо» тоже показалась оригинальной.
Задумалась и над жетонами – на всех написано «Московский метрополитен». Вероятно, когда москвичи перешли с жетонов на карточки, они скинули оставшееся железо провинции. Ну не пропадать же добру? Периодически в руки попадался питерский жетон, но я его засовывала обратно – дома пригодишься. Кстати, проезд в наземном транспорте и метро в Екатеринбурге непозволительно дешёв – всего 23 рубля, когда у нас уже скоро стукнет 30!
Худо-бедно, я добралась до Уралмаша и моей гостиницы.
Вообще, я в первый раз жила в российской гостинице, но во второй раз – в частной. До этого только краковский пансион пани Гражины был для меня напоминанием о том, что бывает ещё и мелкий гостиничный бизнес. Отчего-то именно этот домашний, конфиденциальный уют окутал меня ещё большим теплом и радостью от пребывания в Екатеринбурге.
Наверно, когда говоришь о городе, логично упоминать какие-то архитектурные шедевры, планировку улиц, манипулировать именами архитекторов, известных жителей и прочим. Собственно, когда я изучала материалы по Екатеринбургу, то обращала на это внимание. Думала – вот выйду на улицу Вайнера и начну купеческие домики фотографировать. Русская старина! Уральский Арбат!
Но нет. Первое, что бросилось в глаза, это люди. Люди почти совсем не такие, как в столицах. Я долго всматривалась в их лица, вслушивалась в речь, разглядывала общий облик. Но не смогла понять, что именно – не так. По-моему, такое впечатление оставила на меня Белоруссия. Тот же неясный свет – искренности, добра, простоты, отсутствия выпендрёжа и гламурности.
Тут нет девиц на каблуках-копытах! Практически нет! Тут одеваются проще и практичней. Хотя на той же улице Вайнера увидела всё тех же индейцев с Анд в перьях, что в великом множестве разбежались по Петербургу. А потом какого-то парня с синими волосами, отчаянно рвущего струны гитары. Кстати, когда я выходила из перехода, то услышала, как на скрипке играет песню Haleluja какой-то мужчина. Играл трогательно, нежно, печально.
Ну так вот. Люди. Они другие! Они проще и умиротворённей, тише, улыбчивей. Вот это, по словам москвичей, - провинция. Ну и что за оскорбление – провинция? Чем они хуже? Тем, что не так правильно говорят, не так стильно одеваются? Но в душе у них больше добра и тепла, чем в столичных снобах! Уж сколько издевались над жителями Урала – вроде как, ты что, с Урала, или Саша с Уралмаша, а ведь смешного-то ничего нет!
Урал – вовсе не глухое какое-то место, где бродят мишки непуганые. Екатеринбург – современный город, здесь строят небоскрёбы, правда, в последнее время знаменитый Екатеринбург-Сити с памятником Ельцину выглядит как-то заброшенно, но об этом отдельный разговор. Здесь просто жизнь тише и ровнее, поэтому люди спокойней, миролюбивей, доброжелательней. Забудем про ленинградскую культуру! Ленинградская культура умерла вместе с Ленинградом. Тут теперь отлично могут нахамить. А в Екатеринбурге женщина, торопящаяся на работу, бегала и показывала мне, как пройти к Геологическому музею, мило и доброжелательно. Также вели себя и другие, при этом спокойно улыбаясь. Даже финны вспомнились.
В метро никто не ломится к свободным местам! Никто по улицам не мчится на сверхзвуковой скорости! У нас же и по Невскому только и толкаются. В магазинах продавцы хоть и усталые, но вежливые, жизнь какая-то ясная и простая. Даже на знаменитом Уралмаше не встретила никакой так называемой гопоты, хоть Интернет и пугал.
Уралмаш – вполне сонный, бесшумный район, только очень бедный, запущенный, даже на главном проспекте Бакинских Комиссаров стоят какие-то хибары, которые, по словам людей, были построены ещё в 30-е годы прошлого века для рабочих новопостроенного завода. Улица Уральских Рабочих – Бог мой, тропа лесная, я там чуть к заболоченному Шувакишу не убрела. Знаменитость – Белая Башня, бывшая водонапорная башня, всё так же стоит, трамвайчики бегут, - да спокойно всё, мирно, люди спокойные.
Когда говоришь о городе, наверно, надо сказать что-то об архитектуре. Скажу честно, я не углублялась в подробности архитектурных и исторических будней, хотя и читала некоторые монографии. Екатеринбург – это уникальное сочетание старины, новизны и суперновизны. Тут намного больше старинных домиков и по исполнению они интересней, чем те же московские, только вот по состоянию хуже. Главная магистраль – проспект Ленина украшена огромной вышкой в стиле московских высоток, с умильными рабочими, вооружёнными молотами, напротив же стоит какое-то абсолютно купеческое здание, резное и милое.
Самое культовое место Екатеринбурга – Плотинка, а по-нормальному, Плотина железоделательного завода. Тоннель – собрат питерских переходов метро – украшен портретами Цоя к его прошлогоднего юбилею. Самое уникальное – никто его до сих пор не извазюкал. Стоит там рядом и знаменательная глыба родонита – Камень Любви, с него надписи старательно стёрли. Что касается расхитованного памятника Татищеву и Де Геннину, поселившегося на каждой сувенирной тарелочке, то он высится гордо и властно, хоть и сработан по нынешней моде как-то очень необычно.
Когда я приезжаю в любой город, главное для меня – это музеи. Куда бы я ни приехала, даже в маленький городок Турку, я иду в художественный музей и смотрю живопись. Пошла я и в Изобразительный Музей Екатеринбурга. Сначала сунулась в филиал на Вайнера, но там оказалась выставка фотографий «Лучшие фото России». Не пожалела, кстати. Потом двинулась в главный филиал, который как говорят екатеринбуржцы, стоит на побережье, по-нашему, на набережной, а именно – на берегу славной реки Исети.
Так трогательно работники провинциальных музеев относятся к своим коллекциям! Да, неизвестные широкому кругу имена художников в основном, но картины достойные, сюжеты интересные. Особенно поразил зал русской живописи. Мало того, что там есть авторские копии Княжны Таракановой и Витязя на Распутье, так ещё и вполне неплохая коллекция Шишкина, весьма запоминающийся Нестеров, Коровин и качественная подборка портретов героев начала 19-го века, в том числе князя Васильчикова.
Там же представлены и камнерезные работы, и минералы, а ещё – богатая, едва ли не превосходящая по качеству коллекцию Русского Музея подборка русских икон. Смотреть на пылающие золотом иконы в полутьме вдвойне заворживающе!
Ну и куда уж Урал без его славных минералов! У Горного Института и его музея эти камни лежат рядком. Кто-то мимо пройдёт, а меня охватило чувство дичайшего восторга, когда я увидела глыбу азурита величиной с овцу. Наверно, такой восторг испытывает гламурная девица, завидев сумочку со стразами. То, что ждало внутри, вообще повергло меня в состояние священного трепета. Я бродила меж минералов, явственно ощущая их вибрацию, ну уж о их красоте я вообще не говорю – только один турмалин или огромный уваровит может вызвать восторга больше, чем у роженицы, наблюдающей рождение собственного дитя.
Неподалёку от Горного Института располагается недавно восстановленный Ново-Тихвинский монастырь, - уютное местечко в Зелёной Роще. На Ивановском кладбище, где я посмотрела могилу Бажова, стоит ещё один храм, Иоанна Предтечи. Как сказала служительница, он не закрывался даже во время войны, значит, не был перестроен.
Само кладбище считается историческим, но, к сожалению, большевики всё прибрали к рукам – исторических захоронений с древними надгробиями мало, остались лишь у церкви, в основном кладбище заросло лесом и полубезымянными могилами красноармейцев и большевиков, - столбики со звёздочками, заржавевшими и покосившимися.
Задумываешься о судьбе людей – они за что-то боролись, они погибли, а сейчас к ним даже никто не ходит? Ведь многие погибли очень молодыми.
Исключительное впечатление произвела трапезная храма. И вовсе не из-за блюд. И не из-за того, что чай там стоит всего 10 рублей. Дух там… искренний! Вошедший священник, в возрасте такой мужчина в рясе, искренне и попросту пожелал мне ангелов за трапезой. Как захотелось с ним поговорить! Вот такому вот простому, но искреннему провинциальному батюшке я бы всю душу исповедала.
Но нет… надо идти…
Храмов в Екатеринбурге много. Огромная церковь на улице 8-го Марта высится, как какая-то колокольня Московского Кремля. Золото блещет, восстанавливая справедливость, - много храмов в советское время было разрушено. В отличие от Петербурга, тут ничего нового не строят. Лишь в девяностые на Уралмаше местные криминальные товарищи возвели церковь Рождества, где отмаливали свои грехи за убийства, сейчас же главной гордостью и церковным новоделом считается Храм-на-Крови, построенный на фундаменте дома Ипатьевых, где была расстреляна царская семья.
Ничего плохого про храм не скажу – внешне он идеален и едва ли не превосходит величием и благолепием знаменитый храм Христа-Спасителя в Москве. Но внутри он как-то неуютен и к уединению в молитве не располагает. Рядом с храмом стоит огромный и немного пафосный памятник царской семье, разбит шикарный цветник, построен музей Дома Ипатьевых… Но потянуло больше в Харитоновский сад, а именно – в сад, где на холме располагается усадьба Харитоновых-Расторгуевых.
С Питерскими парками не надо ничего сравнивать. Тут тихое уединение прудов и знаменитой ротонды на островочке. Люди тихо отдыхают, кормят голубей, уток, воробьёв. Усадьба высится огромной классицистической глыбой, чем-то напоминая наш Таврический дворец.
Местечко вокруг станции метро «Динамо», где и располагаются эти достопримечательности, какое-то тихое и мирное, и отдалённо напомнило мне наш Крестовский остров. Ну есть метро, ну нет метро. Ну где-то на природе, и в городе одновременно.
Исеть, закованная в жёлоб и усмирённая плотиной, наверно, совсем не так река, что Кама или Волга, но в ней есть какой-то дух. Горожане называют всё, что прилегает к Исети побережьем. Это потому, что набережных у них нет. Это у нас, невских гордецов, набережные. Ещё у екатеринбуржцев есть озеро. Когда спрашиваешь – какое? – удивляются. Ну озеро!
Озеро – это Шарташ. Не очень оно чистое, вероятно, как и все водоёмы, находящиеся в шаговой доступности от городов, но очень красивое. Горожане его любят, и в тёплую погоду летом отправляются туда отдыхать. Шарташский лесопарк – особенное слово. Там располагаются Каменные Палатки – огромный мегалит, похожий на наваленные великаном лепёшки. Горожане опять-таки называют его просто «камни». На камнях можно сидеть и смотреть на город, можно перекусывать, белочек кормить.
Белочку-то я и увидела, нагловатую, видимо, закормленную. А ещё – дятла, непуганого и очень красивого. Палатки производят такое впечатление, что хочется сидеть у них вечно. конечно, кое-где на них уже написаны имена современных неандертальцев и окурки разбросаны, но это же Россия.
Оперный театр Екатеринбурга по размаху ничем не хуже Мариинки, а внешне даже симпатичней. Я уж не говорю, что его труппы не раз увозили из Москвы «Золотые Маски». Почти напротив – чудо-терем, дом Севастьянова, сказочный домик, похожий на сновидение.
Вообще, екатеринбуржцы гордятся своими небоскрёбами, считают, что они покруче московских будут. Высоцкий, например, считается крупнейшим высотным зданием России вне Москвы. А рядом, у его собрата Антея, стоит крёстный папа небоскрёба, бронзовый Владимир Семёнович его красавица Марина, играет он ей на гитаре, и лиричней памятника я не видела вообще, даже датская русалочка не в счёт.
В Екатеринбурге на редкость много вот таких уютных, камерных памятников и памятничков, и, в отличие от Петербурга, там никто не кричит истошным голосом о том, что подобные «низкопробные» произведения портят имидж города.
На улице Вайнера стоят «Друзья», «Велосипедист», ещё какой-то классный банкир на бронзовой машине, на которой все любят фотографироваться. Не добрела я до памятников Майклу Джексону и Битлз, но они тоже есть.
Здесь никто не суетится и не поторапливает. Здесь люди радуются искренне и добродушно. Ну и что, что гора бутылок после праздников? Я видала такое в Хельсинки, у культурных финнов. Но у них же, у финнов, я видела точно такое же добродушие и свет в глазах.
Им хорошо, понимаете? Жителям Екатеринбурга хорошо, хоть, как и у всех россиян, у них есть свои проблемы и тяготы. Я не заметила в них злобы и язвительности. Именно их та самая провинциальная простота спасает их от наглого цинизма питерцев и москвичей.
Да, Екатеринбург не столь шикарен, как погрязший в реках и каналах Петербург, и не торжественен, как Москва. Екатеринбург был основан при железоделательном заводе, и пока имперский Петербург красовался и строил свои ансамбли, он работал. Когда начала красоваться Москва при СССР, новоявленный Свердловск тоже работал – был основан Уралмаш – отец заводов и фабрик, как говорил Горький, производящий буровые и камнедробильные установки для нужд Союза.
Здесь бы ещё пару линий метро достроить, кое-что отреставрировать, да нет – деньги текут в две столицы. А я была в ту пору, когда город выбирал мэра. Как сказала одна женщина, раздающая агитационные газеты – все много обещают, да ничего не будет.
Екатеринбург оставил ощущение первозданной чистоты, простоты и едва ли не святости. Здесь цивилизованно и одновременно тихо и размеренно. Рядом – вечный Урал. Когда я уезжала, долго и пристально смотрела в вечерние огни. Больно до слёз, до спазмов. Казалось, что не домой возвращаешься, а покидаешь родной дом.
Но я точно знаю, что вернусь. Мне есть, зачем возвращаться. До встречи!