Жизнь прекрасна

Владимир Баев
Утром  запищал мобильник. Номер не определился. Я на всякий случай хрюкнул в трубку на португальском.
 Трубка засопела.  Вздохнула два раза.  И спросила голосом моего друга Николая:
- У вас в Португалии золото моют?
Коля  говорит так,  будто мы расстались два часа тому назад.  И живем на одной лестничной площадке  в его Самаре.
               Я утром спросонок,  если кто попросит жениться,  то пообещаю….
– Ты чего это?  - Говорю.
 – Есть информация, что в Португалии будет скоро  чемпионат мира по поиску золота.
- Погоди, я сейчас на балкон выйду – слышу плохо. 
На самом деле  связь хорошая, но  пока в тапочки влезу и до балкона дойду – проснусь.
  - Давай, про золото.  – Падаю в шезлонг и прижимаю телефон  к уху. Утренний воздух бодрит.  Клочки тумана прячутся от солнечных лучей в складках лиссабонских холмов.
- Ты где? – Устраиваюсь удобнее.   

Коля кочует в кибитке о двенадцати колесах - грузовик «Мерседес»,  с надписью «Don Pedro» на шершавом брезентовом боку -  по всей Европе,  доставляя нужные грузы в разные места.  Возвращаясь к себе в Испанию,  спит в автомобиле .  Из экономии. 
 
В моей моторолле натужно ревет дизель.
- Хозяин, сука, третий раз на Лион гоняет…

Мы знакомы уже шесть лет.  С той поры,  когда я с недельным французским «шенгеном» в паспорте,  ступил на португальскую землю. А Николай был моим «устройщиком».
                «Устройщики" – это иммигранты,  торговцы рабочими местами.  По степени уважения  «устройщик»  может потягаться с сутенером.  Любить их не принято,  но и без них никак.
Не знаю, встречаются ли в природе сутенеры не материалисты…
 А, вот. устройщик-идеалист сочетание слов столь же нелепое как, например октябренок-людоед, хотя последнее мне кажется человечнее...
                Коля оказался  кристальной горной воды  идеалистом.
Это я понял  потом.  А тогда,  повстречавшись на площади De Espania в центре Лиссабона,  даже и не подозревал,  что он станет мне другом.

Он похож на Ульянова-Ленина времен революции семнадцатого года - бурятские глаза,  приятные округлости головы и живота,  спокойный,  с хитрецой взгляд,  как  у Иванушки-дурачка ленивого Бэтмена русских сказок.

 Всякая вещь, одетая  на Николая, волшебным образом реанкарнируется:самая стильная рубаха  кажется красной косовороткой, джинсы «Левис»  уверенно выглядят кальсонами,  а туфлям от Гуччи органично не хватает лыж.


 
                - Так,  - сказал Николай, в ту нашу первую встречу,  спрятав мобилку в пространство  между поясом и четко обозначившимся брюшком,  -  на фабрике,  где я работаю - сварщика заказали...  По алюминию.
                - А второй, -  он осмотрел на моего спутника  Олега скептически, - пойдет прицепом.  Сварщик очень нужен.   
             Я  искренне согласился быть прицепом.  Роль «сварщика по алюминию» - досталось сыграть Олегу.  Как человеку,  имеющему опыт создания 4-х клеток для кроликов,  при помощи сварочного аппарата.  В те недалекие времена,  когда он отбывал свой шестилетний срок в колонии строгого режима под Черчиком.   


На том и порешили. Сели в автобус-аквариум и,  откинув спинки просторных (Европа все-таки) кресел,  понеслись по ночному шоссе. Через два часа аквариум остановился возле ярко освещенного, блистающего витринами здания с надписью по фасаду -  «Banco Espirito Santo».  Что,  как  впоследствии я узнал,  означало - «Банк Святого Духа»,  и для  русского человека звучало несколько странно.
И уже совершенной нелепостью выглядела аббревиатура  «BES»  на карточке банка,  которой я обзавелся месяц спустя.
Но если задуматься,  то что-то в этом есть…  Единство и борьба противоположностей в борьбе за прибыль.
А как отголосок этой мировой схватки - здание банка «BES» посреди  городка-деревни с названием Алмерим. 



  Мы сидели в маленьком, полном синего дыма кафе,  потягивая странно пахнущую желтую жидкость, которую Николай называл «Масейра».
По вкусу она напоминала  заправленную секретными снадобьями домашнюю самогонку.
 В воздухе висел  привычный домашний гул вечернего пивбара. На экране телевизора,  прилипшего к потолку кафе,  сновали фигурки футболистов.
Приятно  грело в желудке от выпитого.

                - Ребята,  можете спать под забором и гадить вместе с собаками на тротуар. Или на дорогу. Или на собак. Не важно. Но только морды никому не бейте.
   Последнюю фразу  Коля  повторил несколько раз,  начиная со слова «можете»…
  Оказалось, что можно еще справлять малую нужду в церкви,  насиловать птичек и спать на могилах.  Но драться нельзя – иначе сразу упекут в каталажку.  Подержат там немного,  и отправят на родину. Коля это называл «де порт».
 Похоже на «апорт» подумал я.  И увидел себя летящим среди кудрявых облаков в сторону дома.
 На родину не хотелось.  И мы внимательно слушали Николая.
                Еще категорически запрещалось на территории Португалии называть негров  -  неграми.  За это,  конечно,  не отправят   баланду кушать, но взаимопонимания и теплоты в общении с чернокожими  не добавится.
  Беседуя с африканцами их следует называть благопристойным словом «прету».  Мне,  почему то стало жаль евреев… 
Негров (днем) по цвету кожи за километр видно. А дома,  в компании, ляпнешь  «жиды»...   Потом неделю мучаешься. 
 
                После  второй бутылки – начали прощаться с Николаем.  Его резиденция находилась, как он не без успеха, пытался пропеть: «там в дали за рекой». И хотя здесь мосты не разводят, как в Питере, но все приятное, как это ни печально, когда-нибудь заканчивается. Поэтому  после третьей бутыли,  наконец,  распрощавшись с  устройщиком,  направились в нашу келью, предоставленную нам добрым хозяином, по цене среднего люкса.
 В дальнем углу кафе,  лестница,  закручиваясь вверх спиралью,  вела в крошку-комнату,  находившуюся на чердаке. Половина площади комнаты принадлежала просторной  кровати с  пятнышками ржавчины на потускневших металлических спинках.  Черепичный потолок,  косо падал  почти до плинтуса. 
                Из всех конструкций созданных человечеством для отдыха – неизменно предпочитал одноместные.  Но здесь выбирать не приходилось. Мы плюхнулись,  не раздеваясь, на пахнущий йодом матрац и отключились.

На чердаке, кроме нас,  обитали еще и  негры.  Их следовало,  по технике безопасности,  называть «прету».  Новоиспеченный сварщик,  оказался человеком забывчивым. В этом я убедился утром,  когда бежал в туалет, спеша оттереть  щеткой  утреннюю мерзость, которая привычно забирается в рот после вечерних посиделок .  Олег,  размахивая  зажатым в кулаке полотенцем,  беседовал с «претами».  Слово «негр»,  звучащее на чердаке,  в  мягком южном исполнении Олега было отталкивающе неприлично.
На фоне белого кафеля негры выглядели небольшой компанией памятников Пушкину времен застоя.
 
                - Нехры - хорошие.
 Негры скорбно молчали.
                - Нехры  - сильные. Как русские… 
И согнул руку,  демонстрируя бицепс. Негры по очереди осторожно трогали пальцами бицепс Олега.
                - Нехритянки – красивые, - Вот,  думаю,  скотина.
                - Нехры – братья.  Люблю нехров.  - Раскинув широко руки Олег пытался обнять негров.
 Негры вяло уворачивались.   

               
         

               


Африканцы оказались из мирной страны или же,  что более вероятно,  ленивыми,  не знаю...
 Но, к счастью,  все обошлось,  и  ближе к обеду,  уже на фабрике,  Олег показывал свое искусство сварщика,  пытаясь соединить при помощи сварочного аппарата,  две железные хреновины,  предоставленные для теста комиссией. 
        Железяки -  срослись, что само по себе было большой удачей.   Сварочный шов по уродливости превосходил  бессмертного «Сеятеля» Остапа Бендера.  Но нас с позором не выгнали.  Как я сейчас понимаю,  из жалости и европейского гуманизма.
          Комиссия, посовещавшись,  пригласила в офис,  и мы подмахнули какие-то бумажки, которые впоследствии оказались полноценными годовыми контрактами.
   Еще под впечатлением от пережитого мы  вышли из здания администрации и уселись втроем на скамейке,  поджидая автобус. 
Жарило не по весеннему. Николай начал рассказ о правилах и традициях  фабрики.

 Первый и самый страшный грех,  сродни вступлению в противоестественные отношения с дьяволом - присесть во время работы.  Хозяин платит четыре евро в час за удовольствие не видеть на экране своего монитора ваш усталый зад восседающий на какой-нибудь железяке.  Поэтому лучший способ активного отдыха - это повернуться к ближайшей из камер спиной и заняться любой не энергоемкой работой.  Например,  поочередно застегивать и расстегивать «зиппер»  на ширинке  штанов.  На экране хозяйского монитора полный порядок.  Крупным планом - опущенный в усердии ваш затылок и энергично движущиеся плечи... 
                Трепаться на работе можно.  При этом совсем необязательно изображать из себя чревовещателя.  Но вот руками размахивать – ни-ни. Так как два этих действия в сознании латинского человека,  неразрывно связаны между собой.  Даже прижав к уху мобилку,  португалец тычет пальцем во все стороны света,  пытаясь выколоть глаза себе и окружающим.  Хоть и слывет самым спокойным  представителем латинской национальности. 
             И последнее правило из этого краткого устного руководства звучало довольно для нас тогда странно:
                - И никаких баб, - Николай предостерегающе пошевелил в воздухе указательным пальцем.
                - Вот когда купите машину…, -  щелки-глаза Николая потеплели, - тогда…
           Он  почесал  свою овальную лысину.  И вид у него был как у давно женатого человека,  вспомнившего  что-то хорошее, но давно забытое…
           Какое отношение имеет машина к сексу,  он не объяснил, ограничившись фразой: « Сами узнаете».
 Мы,  как лица несколько заинтересованные,  долго обсуждали  его слова, высказывая самые феерические предположения в отношении обязательного обладания машиной, для дел,  как бы напрямую с машиной не связанных.
Впоследствии оказалось, что наличие автомобиля  - обязательное условие полноценной сексуальной жизни.
Только имея машину можно тайно встретиться со своей дульцинеей, где нибудь вдали от деревни.    

      
Португалия  -  это страна,  где за невинный поцелуй своей невесты в общественном  месте, еще тридцать лет тому назад при правлении доктора Салазара, полиция  хватала нетерпеливого синьора и предварительно всадив в зад десяток прививок, отправляла в Африку,  вручив карабин и  достаточное количество патронов для отстрела активистов национально освободительной борьбы негритянского народа,  нарушающих мирный быт колониальных владений Португалии    

Нам же предстояло работать на провинциальной фабрике. Среди разбросанных, наверное, самим господом богом, там и сям деревушек. Время в таких местах подчиняется другим законам и тридцать лет не срок. И хотя за аморальное поведение уже никого не отправляют в Африку -  некуда. Местный народ поменял белых колонизаторов на черных. Но с работы погнать могут запросто.  И предостережения Николая казались не лишними. Так как кроме меня, Олега, Николая, трех представителей холодного Питера, и пятерых местных мужичков с кумачовыми лицами -  остальные работники фабрики,  производящей лестницы,  были женщины в количестве достаточном, чтобы вызвать робость у неподготовленного человека. Что-то около ста особей женского пола. Но все это мы увидели позже.



А в тот, благополучно закончившийся для нас день,  мы втроем ужинали в кафе, обильно запивая еще непривычную «Масейру» холодным пивом.
Из наполненных национальным блюдом Sopa de pedra (суп - ухо, горло,  нос) тарелок, наверное, украденных у Гаргантюа – приветливо улыбались свинячьи пятачки.
     Олег разговаривал с облезлым зеленым  какаду, сидящим в железной клетке.
     А я, похоже, вдруг стал понимать футбольного комментатора.
     Николай пил молча.
Силы быстро покидали нас.  С трудом оторвавшись от столика - вместе поднялись по винтовой лестнице в нашу маленькую комнатку-коробочку. И, плюхнувшись  поперек  кровати, сунули в рот по сигарете.
 От мерцающего света атлантических звезд нас отделяла только тонкая черепичная крыша.
 Сквозь  щели врывались струйки влажного солоноватого воздуха,   переплетая замысловатыми узорами,  сигаретный дым,  поднимающийся над нашими головами.
Жизнь была прекрасна.