- А ты все с газеткой, - осуждающе сказал Федор Владимирович, - что? Привык? Привычка – большое дело. Я ведь тоже раньше с этим делом был связан. С чем? С газетами. Зять приучил. Покойничек. Приучил-то, когда еще не покойничек был, это он потом уже... Зачем уточняю? Привередливый ты потому что. Начнешь цепляться к словам, а я нервничать буду. Мы с зятем поженились почти одновременно, месяц разницы был. Не говори, ровесники. Ну, и жили почти год у них на квартире. Своего-то жилья не было еще. Я калымил на заводе, возвращался поздно. А он на молоковозе работал. Тоже, знаешь, не сахар. Уходил в четыре утра, приходил к двенадцати ночи. Не дай Бог. Но – грамотей.
Я сам люблю почитать, когда книжка интересная, Джек Лондон, например. Я приду часов в восемь вечера, пока то-се, жена молодая, да мало ли, какие дела дома. А зять газеты читал, рос над собой. Причем, хоть бы кто его заставлял! Так ведь нет. Беспартийный большевик. Но человек приличный при этом. Придет, поест, берет газеты все, что дома есть – «Советский спорт», «Комсомолку», «Труд» и пошел в сортир, новости узнавать, что и с кем на планете происходит. К этому времени остальные-то жильцы уже в постелях, он никому не помеха. Сидит, совмещает приятное с бесполезным. Потом дернет, сидя, цепочку, и порядок.
А тут такое дело: унитаз плохо сливает. Верхний бачок, труба идет к унитазу, напор должен быть хорошим. Спускаем воду, а она – псссс, как будто у бачка, не про нас будь сказано, аденома в простате. Думаю, помогу зятю. Он парень хороший, устает, некогда ему сантехникой баловаться. Тянуть не стал. Взял проволоку, отсоединил трубу от унитаза, пошуровал там – мешает что-то. Оказывается строители плюхнули раствора лишку, и эта лишка там застыла. Перекрывает сечение. Проволока тонкая, плюху эту цементную не отковырнет. Взял тогда отвертку, потыкал, отлетело что-то. В самый унитаз. Я не побрезговал, вытащил. Мама моя! Я же рассекатель отломил. Маленькая дрянь, которая поток воды направляет по всему… этому… ну, ты понимаешь. Ладно, думаю. Посмотрим, что будет. В смысле, как сработает. Подцепил все назад,все, кроме рассекателя этого, жду. И вот, как назло, никому не хочется. Ни его жене, ни моей. И мне как-то тоже без интересу. А все ж бережливые: просто так не догадались воду спустить, типа – испытать. Да я никому и не говорил.
Приходит зять заполночь, похлебал чего-то, прессу под мышку и шасть к себе. В сортир, то есть. Я на балкон вышел покурить. Волнуюсь чего-то. Королева вспомнил, с Гагариным. Думаю, это кто ж я-то сейчас? Прошло минут двадцать. Я докурил давно, он сидит. Как Наполеон в Кремле. А я – типа Кутузов. Выжидаю. Решил еще выкурить одну, только спичкой чиркнул, «ААААА!!!!» - на всю квартиру. И этот вылетает. Трусы мокрые, глаза дикие. Я от неожиданности сигарету уронил. «Опал», между прочим. С четвертого этажа. «Федька!!! Гад!! Ты зачем это сделал?!»
Он, как обычно, цепочку дернул, а ему струя ледяной воды по всему хозяйству. Мы тогда не знали – за бугром это «биде» называется. Ну, может, там напор чуток послабее, и вода потеплее. Но принцип тот же. А зять не был готов жить по-европейски. Ему чуть будущих детей не оторвало. И холодная, опять же, вода-то. Он и политграмоту всю свою забыл на полу в сортире.
Зять хороший парень был, мы потом помирились быстро. А к газетам приучил он меня. Потом еще партия эта. Обязаловка же была – вступил, изволь «Правду» выписать. Я не выписывал, так вызвали в райком, шею мыли. Пришел, выписал шесть комплектов – чтоб в каждой комнате было, в кухне, на лоджии и в туалете. Чтоб везде мог новости узнать. Меня опять в райком. Так и поставили вопрос: мол, коммунист такой-то издевается над партией. Короче, поругался я с ними, кинул билет и ушел. И, что характерно, газеты разлюбил вообще. Вот, Джек Лондон – это человек. Тем более, Елена Ивановна прочитала, цинк вреден для здоровья. Какой цинк? Который в буквах. Так что, кроме вреда ничего в твоей любимой прессе нет. Ни для чего не годится.