V. Разве это больно?
— Больно? — спросила Софья. Ей самой было больно смотреть на Лавра.
— Разве это больно? — короче, чем обычно, хохотнул Лавр. Правой рукой он зажимал рану на левом плече. Кровь текла по руке, заливала бок.
Софья попыталась оторвать рукав своего платья, но у нее не хватало сил. Лавр зубами надорвал ткань. Софья оторвала рукав и приложила его, морщась, к ране Лавра. В лунном свете он был похож на скульптуру мифического героя. Держась теневой стороны улицы, они тронулись дальше.
— Разве это больно? — повторил, озираясь по сторонам, Лавр. — Вот когда у лошади Александра Васильевича Суворова оторвало ядром морду… И он пеший со шпагой в руке кинулся на янычар. Когда он был сражен картечью в бок чуть ниже сердца — знаешь, что такое картечь?.. Упал без чувств, и его засыпало песком... Когда его отнесли в сторону, и он пришел в себя...
— Как ты можешь говорить так, когда у тебя такое? — в ужасе воскликнула Софья. Светлый рукав, которым она обмотала плечо Лавра, стал темным.
— Потому и говорю так, — улыбнулся Лавр, скрипнув зубами. — Едва он пришел в себя, тут же собрал остатки войска и увлек их за собой. Пуля пробила ему предплечье, слева. Как у меня. Он стал истекать кровью, благо дело было на море... Вон река...
Они стали спускаться к реке. Лавр шагал вниз размашистым шагом. Верно, ему совсем дурно, подумала Софья, раз не подает мне руки.
— Ему промыли рану, — продолжал говорить Лавр, — перевязали платком. Он тут же сел на лошадь... и поскакал на турок. К концу девятичасового сражения... Александр Васильевич был на грани обморока. Где он брал силы, чтобы... не просто усидеть в седле, а победить... победить силу турок... победить слабость своих войск... победить собственную боль?
Он почти вбежал в воду.
— Не заходи, — не пустил он Софью в реку. — Вода ледяная, простынешь.
Софья зашла, однако, в воду и стала промывать ему ледяной водой рану.
— Как бы не застыла, — озабоченно произнесла она. — Надо чем-то укутать, — она резким движением оторвала второй рукав от платья.
— Ничего, заразы меньше пристанет, — застучал зубами Лавр. — Нет, ты посмотри, задрожал! — хохотнул он. — Это я, Сонечка, наверное, испугался... Шкатулка где?
— Там же, под диваном.
— Под диваном не найдут. Не догадаются. Водки бы где раздобыть, — Суворов стучал зубами. Софья обеспокоенно посмотрела на него, пощупала ему лоб. Лоб его горел.
— Пойдем к моему брату.
Лавр удивленно взглянул на нее:
— Не боишься?
— С тобой, нет.
В доме света не было, все спали. Пришлось долго стучать в дверь. Дверь открылась, появился с лампой Джания. Провел лампой перед собой. Он был в одних кальсонах, которые контрастно белели на его медвежьем теле.
— Заходите, — произнес он по-русски, передал лампу Софье и закричал кому-то вглубь дома.
Лавр зашел первым и без сил опустился на стул. Ему казалось, что пол поехал под ногами, как корабельная палуба. Софья застыла рядом с ним. Вахтанг в дверях, скрестив волосатые руки на волосатой груди, молча смотрел на нее. Со сна в свете лампы он напоминал косматое лесное чудовище. Какие у него мохнатые брови, подумала Софья.
Появилась жена Вахтанга с кувшином теплой воды и тазиком. Она принялась хлопотать возле Лавра. В сравнении с мужем она была сущей козочкой. Вахтанг так и называл Веру: «Моя серна». Она приказала мужу (почему-то по-русски) принести йод, ножницы, вату и бинт. Вахтанг тут же принес это, снова выскочил и через минуту зашел с бутылкой водки. Лавр сглотнул слюну. Джания налил полный стакан и протянул Суворову. Лавр в несколько глотков выпил водку, как простую воду. Вера сделала ему перевязку, улыбнулась.
— Теперь приляг вот там, — Вахтанг провел Суворова в соседнюю комнатку с маленьким окном, в котором синела ночь.
— Вахтанг, — попросил Лавр. — Пожалуйста, будь с Соней...
Джания перебил:
— Не переживай. Кто старое помянет, тому глаза долой.
— Глаз.
— По-грузински один глаз, что по-русски два глаза.
Лавр пожал здоровой рукой руку Вахтангу. Тот удивился крепости пожатия.
— Набирайся сил, — сказал Джания и вышел, оставив дверь приоткрытой.
Суворов с тревогой прислушивался к обрывкам грузинских и русских слов, звучащих в соседней комнате, но они звучали однотонно и мирно, вязли в шуме и боли, наполнявших его тело и голову. Тревога оставила его, и он вскоре забылся.
Софья с братом, наконец-то, выяснили отношения. В прошлую встречу Вахтанг только пучил глаза и шипел: «Не приходи больше в наш дом! Прошу тебя, женщина, не приходи!»
— Вахтанг, — спросила Софья. — Мне есть место в нашем доме?
Вахтанг подумал и, к ее удивлению, сказал:
— Есть, сестра. Оно там же, где и было всегда. Добро пожаловать в наш дом, — и он поклонился ей, что было совсем уже странно.
— Вахтанг, — сказала Софья. — Я такая же, какой ты меня знал много лет. Не говори больше о том, что я другая. Иллариона нет, но я по-прежнему хозяйка того дома. И на мне лежат кое-какие обязанности, о которых ты совершенно не должен думать.
— Как не думать, женщина? Ты женщина, и этим все сказано. Сама сказала — на тебе дом, вот и хозяйничай! А кто думать будет? Думать мужчина должен, а у тебя нет мужчины.
— Есть. Лавр его имя.
— Э, сегодня, наверное, день согласия. Посмотри, как он там, твой Лавр?
— Спит. Вахтанг, — обратилась Софья к брату, — мне в том доме кое-что взять надо, но я одна боюсь идти туда. Там такое было.
— Идем, — поднялся Джания. — Вера, поглядывай за Лавром. Если станет бредить, смочи повязку и на лоб, и дай попить, но водки не давай.
— Э, а то я не знаю, — ворчливо отозвалась жена. — Ступай. Там канаву Зураб прокопал, чтоб не ездил никто. Не свалитесь.
Ночь была тихая. Луна спряталась в тучах, потемнело, но ветер пока не поднялся. Каждый шаг их, казалось, слышен был во всей округе. Вахтанг шагал молча, уверенно выбирая путь.
Подошли к дому Иллариона. Дом непривычно темнел на фоне темного же неба. Вообще казался абсолютно черным и неправдоподобно огромным. Софье он напомнил брата. Когда в нем бывал свет, и раздавались музыка и смех, он не был так пугающе огромен.
— Странно, даже собак не слышно, — обронила Софья.
— Спят, — успокоил ее брат, подумав: совсем плохо тут.
— Давай не в парадный, а сзади, — предложила Софья.
Они обогнули дом. Дверь была не заперта. Постояли с минуту, прислушиваясь к ночным звукам. Было все спокойно. Они зашли в дом, прокрались на второй этаж, зашли в комнату, где Лавр под диваном хранил шкатулку. Комната была пуста. Вахтанг остался у двери, Софья встала на колени и стала шарить под диваном рукой. Ей казалось, что кто-то дышит над ее головой.
Шкатулки не было!
На рассвете Лавр проснулся. Огляделся. В комнате был полумрак. За столом кто-то спал, склонив голову на руки. Лавр, стараясь не шуметь, встал с кровати и, поддерживая правой рукой левую, вышел в соседнюю комнату. Его поташнивало, и кружилась голова.
— Ты куда? — послышалось сзади.
Лавр, качнувшись, обернулся. Вахтанг, позевывая, шел к нему.
— Привет, — бросил Лавр. — Мне надо выйти.
— Ты слаб. Софья! — позвал Вахтанг сестру. — Софья!
Зашла Софья. Похоже, она спала, не раздеваясь.
— Что случилось? Лавр, почему не в постели?
— Я скоро вернусь.
— Лавр, не ходи туда. Там ее нет.
Лавр опустился на стул, на который вчера сел, как только вошел в дом.
— Это он. Он! Где Георгий?
— Не знаю. Я его там не видела. Мне кажется, там вообще никого уже нет. Пустой дом.
— Да, — кивнул головой Вахтанг. — Даже собак нет.