На часах без четверти четыре, карманный брегет выставлен точно и обмануть своего владельца никак не может, в мастерской уже достаточно тускло, при этом очень свежо, в воздухе витает аромат пряных яблок, их я полюбил делать еще школьником, приходя домой и забрасывая в дальний угол ранец с книгами, я спешил на кухню, где на столике возле окна всегда стояла чашка со спелыми красными яблоками, я брал одно из них – самое красивое в моем понимании, делил на две части и вырезал середину, в получившееся углубление вливал каштановый мед и посыпал корицей, а после всего разогревал духовку и томил там плод еще минут пять. Сейчас мастерская была пропитана именно этим ароматом, буквально десять минут назад я закончил трапезу и съел целых три таких плода.
Уютное помещение, выполненное в строгом минимализме насчитывало не более трех основных предметов интерьера – массивный мольберт, способный удержать полотно самых внушительных размеров, столик с красками и большой круглый подиум на вращающейся платформе, устеленный плотным материалом волшебного бирюзового цвета.
Когда влюбляется драматург – он начинает страдать, страдать безудержным количеством листов своего творения, когда влюбляется сатирик, он на мгновение становится лириком. Художник может существовать, как художник, только оставаясь влюбленным всегда. Ведь для драмы лучше потерять любовь, а центральной проблемой сделать именно тему утраты, для сатиры нужно большое разочарование, умноженное на жизненную стойкость, художник должен любить всегда, иначе он рискует превратиться в ремесленника.
Счастье моего таланта в том, что я сегодня безутешно влюблен, проблема моей души состоит в том – же. Так уж вышло, что любить достижимое я за свои двадцать пять лет я так и не научился, объектами моих душевных мук зачастую становились женщины, которые либо тяжелы характером настолько, что с ранних лет прибывают замужем, либо легкомысленны до предела и снимаются в кино, либо вовсе смотрят на меня через радиоприемник и главной зацепкой из образа становится их сладкий голосок.
Сегодня все еще сложнее, я жду ту, которую ждать вообще не имею права, она настолько сильно замужем, что смысла рушить этот пазл хоть на мгновение уже само по себе преступление. Она жена моего друга, так уж вышло, что полюбил я ее гораздо раньше, чем она вышла замуж, а она меня гораздо позже, чем стала женой.
Мы с Вадимом друзья со школьных лет, только вот он в дружбу не верит давно, потому, наверное, и на любовь полагаться не стал, когда женился. Так вышло, что он, однажды, посетил меня поздно вечером в моей мастерской и на глаза ему попался карандашный эскиз одной моей хорошей знакомой, которой двумя часами ранее было суждено стать моей возлюбленной на долгое время. Вадим тогда замер в восхищении на некоторое время, анализируя каждую черточку ее лица, а после поинтересовался у меня всем, чем я только мог располагать на ее счет, я охотно рассказал ему о ней, не упустив так – же легкого упоминания о возникшей к натурщице симпатии. Девушку звали Ульяна Корниевская, ей тогда было двадцать два и она только окончила университет, занималась живописью и обожала заниматься черно – белой фотографией. Мне, своему ровеснику она согласилась позировать из большой любви к моим работам, я тогда работал над картиной «Легкость бытия» и она должна была стать центральной фигурой моей работы. Ей было приятно мое внимание, но ни о каких романтических подтекстах и речи быть не могло, я вообще не припомню ее с кем – то за те годы, что мы учились вместе.
Свою внешность она ценила, но считала, отнюдь, не главным оружием, гораздо больше ее прельщал интеллект, интеллект в себе и в собеседнике, человеком, поразившим все ее естество оказался мой старший друг, который на тот момент являл собой образец респектабельного джентльмена и успешного делового человека, о нем любили писать газеты, снимать репортажи, печатать книги, он откупил себе огромные гектары заповедных мест в одном курортном городке и построил настоящий замок, куда позже пригласил замуж и Ульяну. Она любила Вадима и он это знал, большего ему не требовалось, залог идеальных отношений он видел именно в односторонней любви и взаимном уважении…
В пятнадцать минут шестого, дверь моей мастерской распахнулась и на пороге появилась она, ее изящный силуэт обрамлял солнечный закат, подчеркивая изящную талию и переливаясь в золотистых локонах, падающих на грудь, на ней было цветочное платье из льна, кожа была по – английски бледной, в руках был зонт на трости, очевидно спасавший от солнца, на ногах греческие сандалии.
- знаю, что поступаю не правильно, но не прийти к тебе, я не могла, кажется, я тоже нарисовала тебя в своей жизни и деться от этого факта, я, увы, не могу
- я ждал тебя, слишком давно ждал и столько всего лишнего было создано мной на бумаге с целью забыть, но я отдаю себе отчет, что моя жизнь, моя душа, мой талант и моя кисть и краски ничего другого, кроме тебя видеть не могут.
Ульяна закрывает лицо золотистыми локонами и подходит к окну, я смотрю на нее и мы слушаем тишину, такую легкую и проникновенную, она поворачивает лицо и смотрит на меня, мы радуемся друг – другу и время перестает существовать и каждый жест навстречу друг – другу становится подобен танцу…
- Мне хочется, чтоб ты рисовал меня, только меня одну и этот вечер и был только нашим
Я подхожу к мольберту и беру в руки маленький карандаш, с заостренным лезвием концом, она уходит в другой конец комнаты , собирает копну волос в пучок и крепит деревянной заколкой, затем повернувшись ко мне, направляется в строну меня, платье из льна медленно скользит по плечам, набирает скорость в области талии и остается неподвижно лежать на теплом деревянном полу. Я подхожу к ней и вынимаю заколку из волос, мне хочется больше солнца, больше лучей, золотистые пряди падают ей на внушительных размеров грудь и вот теперь все кажется идеальным, правая чуть касается левой груди, левая отведена за спину, опора на левую ногу. Я начинаю писать, карандаш сам скользит по листу, остается только подчиниться его выбору приоритетных линий…
Проходит больше трех часов, работа окончена, на листе только она и вся для меня я подхожу к ней, в руках у меня тонкий и мягкий плед, апельсинового цвета, набросив его ей на плечи, я обнимаю ее и ловко подхватив ее на руки несу к подиуму. Обнимать мечту всегда приятно.
- Больше всего хочется остаться именно здесь, крыться этим апельсиновым пледом и остаться с тобой, но быть твоей сейчас я не могу, я либо стану твоей женщиной до конца, либо не начну вовсе.
- Мне хочется, чтобы ты была только моей и только всегда…
- На твоем рисунке это уже так, остается только притворить в жизнь задуманное, я уйду от Вадима, как только он проведет банкет в честь своего дня рождения, не смогу бросить его в этот день, для него все и так сейчас слишком сложно, я объясню ему все, а потом приду сюда. Настоящая женщина никогда не позволит себе измену, если по – настоящему хочет быть любимой.
- Мне хочется, чтоб ты понимала, все эти годы я ждал тебя, в этой комнате я оставил еще много свободного места, которое хочется заполнить нашими с тобой мечтами и идеями.
- Сейчас я уйду, но я обязательно вернусь и буду жить для тебя, мне очень хочется…
Я ждал ее девятого числа неизвестного месяца призрачного года, но дверь моей мастерской лишь изредка шевелилась от легкого ветра, доносившегося с веранды. Два следующих дня я толком ничего не съел, только яблоко, одно единственное яблоко, которое снова напоминало мне о детстве. Все обстоятельства были за то, что она не придет, но душа искала другую причину…
Для нее это было душевной слабость, она распрощалась с нею, отдав все свои чувства листу с рисунком, говорил мне разум. Береги этот рисунок, он положит начало чету – то важному для вас двоих, шептало сердце…
…Одинокая фигура мужчины в синей рубашке с портретом златовласой нимфы неподвижно встретила еще один закат без нее…