Аксютин служил поваром. Так получилось, когда пришлось выбирать солдатскую специальность на три года службы, и он не ошибся – всегда в тепле, ел самое свежее, что и готовил, другим его еда нравилась. После дембеля можно было подаваться в торговый флот, визу давали сразу, все-таки пограничников уважали.
В выходной Аксютин собирался в увольнение, сходить в “ библиотеку”, а проще побродить со знакомой девушкой по сопке среди дубовых кустарников. Так делали многие сослуживцы и приходили очень “начитанные” и ещё слегка обгоревшие на пляже, куда ходить категорически запрещалось.
Была усиленная служба, и выходы в город были запрещены. Пролежать на полушубках на крыше каптерки не хотелось, и опытный работник кухни переговорил со связистами, те вышли в эфир, и через пять минут на одном из наблюдательных пунктов дежурный пограничник заявил об ускорившемся процессе разрядки аккумуляторов радиостанции. Дежурный офицер приказал кого-либо направить для обмена рации на НП, но все были заняты, и тут был замечен слонявшийся Аксютин, которого попросили отнести 14 кг радиодеталей в сборке на НП, чтобы заменить одну рацию другой. Оговорили время выполнения задачи, и Аксютин выторговал три часа, хотя путь был около двух километров в один конец, полтора часа на пляже были обеспечены. Примерно через полчаса на связь вышел пограничник с НП и сообщил, что принял сообщение от Аксютина. Содержание сообщения Аксютина было таким, что дежурный офицер выбежал без фуражки и стал метаться в поисках ротного старшины Вовка, который умел решать любую сложную задачу очень быстро, формируя ее на краснодарском наречии. Старшина Вовк вызвал машину, трех пограничников третьего годы службы подняли со сна, а они дежурили ночью на границе и им сказали, что Аксютин влип и его надо спасать. Были взяты длинные стальные щупы и машина рванула по улицам города Находки вниз в сторону торгового порта. Перед портом была масса железнодорожных путей, заполненных пустыми и гружеными составами, и там мы нашли Аксютина, нашли по толпе набежавшего из порта народа, стоявшего на высокой насыпи и молча глядящего куда-то вниз. Мы забежали на насыпь и тоже замолчали. С другой стороны насыпи была ложбинка c ровной, как стол, площадкой, покрытой светлым желтым песочком, принесенным ветром с пляжа.
Аксютин не подозревал, что здесь когда-то сбросили вагон гудрона, смолы для строительных работ, и она растопилась под солнышком. Он пошел напрямик по ровненькому песочку, и смола не выдержала его упитанного работой тела, он провалился сразу, смола охватила его сапоги почти наполовину, и дальше погружение замедлилось. Вырваться он не мог, но не паниковал и делал вид, что толпы рядом не существует.
Дальше Миша Горбунов, мой земляк, уехал в порт, и через десять минут с пути убрали состав, и появилась древняя паровая дрезина с краном c матерящимся техсоставом, нарушившим стихийное молчание толпы. Через три минуты Аксютин поднял с песка рацию и водрузил ее себе на спину. Ремень был сдвинут пряжкой набок, а крюком с крана он зацепил себя сзади за ремень. Все мы стали свидетелями виртуозной работы крановщика, он мог бы свои краном вырвать даже зуб у больного, так медленно и торжественно натягивался трос. Сначала посинело лицо Аксютина и глаза стали похожими на помидоры. Но все смотрели на его руки, вернее указательные пальцы, которыми он ухватился за ушки яловых сапог. Они стали черными.
Я боялся за живот Аксютина, а он боялся за свои сапоги и его намерения оправдались, трос на лопнул, Аксютина не разорвало, и он был вырван из смолы и, как в невесомости, поплыл над толпой с длинными черными лентами липкой массы, ложившимися на песочек.
Народ аплодировал без смеха, но с восторгом. Аплодировали крановщику и пограничнику, не нарушившему формы одежды и достойно вышедшему из ситуации. Два дня сапоги повар отскребал под горячим душем ножом, но безуспешно, пришлось их отдать в кочегарку для хозработ, а жаль. Добрые были сапоги.