Привет, Свет 10

Александр Белка
                19
         Окончил я курс опять неплохо. Количество пятёрок значительно превышало  число троек, а промежуток между ними, то есть четверки, занимали львиную долю. Экзамены тоже сдал успешно. Ни одной тройки. Правда, и пятёрок было всего три: по английскому, математике и русскому. Так что стипендию на следующий семестр я себе снова заработал.
Светка же окончила школу на одни пятерки. Экзамены сдала на отлично и получила золотую медаль и красный аттестат.
         Мне удалось её выхватить из этой суматохи только через день после выпускного бала, когда у неё выпало несколько свободных дней перед отъездом в область, где она собиралась подавать документы в университет.
         Естественно, сначала мы навестили кинотеатр «Россия» и взяли билет на шестичасовой сеанс. А затем отправились гулять. Когда перешли перекрёсток, делящий центр города на четыре части, Светка по обыкновению хотела пойти прямо к магазину «Рекордсмен», но я её удержал и повёл налево в столовую.  Я-то знал, а вот она – нет, что эта столовая после двенадцати работала как ресторан, и там можно было купить и распивать спиртные напитки. А это я как раз и задумал, чтобы сделать ей сюрприз.
         -   Это мы куда? – удивилась она, непонимающе глядя на меня.
         -   Сегодня у нас будет другая программа, - туманно объяснил я, при этом таинственно улыбаясь, чем заинтриговал её ещё больше.
         -   И что ты задумал?
         -   Скоро узнаешь.
         Когда  подошли к дверям столовой, она остановилась.
         -    Вообще-то, я уже ела, - как бы между прочим, объявила  она, - и совсем недавно, часа два назад.
         -   Ну, подкрепиться всё равно не помешает, - ответил я и, открыв дверь, пропустил её вперед.
         Я тоже не слишком проголодался, поэтому мы взяли по салату и второму. Расставив блюда на столе, я забрал разносы и отнёс их на место. Пока Светка гадала, что я задумал, я сбегал в фойе, где находился буфет, чтобы купить то, ради чего я всё это затеял. Вернувшись, я выложил на стол большую плитку шоколада «Алёнка», а затем торжественно поставил  перед ней бутылку шампанского, которую до поры прятал за спиной. Светка была ошарашена, увидев это. Она явно не ожидала такого, и это её непонятная реакция немного царапнула меня за живое.
         -    Только не говори мне, что на выпускном ты пила одну газировку, - чтобы предотвратить глупые вопросы, сказал я, неправильно истолковав её взгляд.
         -    Нет, разумеется.
         -   Поди, и ещё винцо, кроме шампанского, да?
         -   И винцо, - подтвердила она.
         -    Тогда, что к чему?
         -   В смысле?
         -    Я так понял, что ты против, - и я кивнул на бутылку.
         -   С чего ты взял, дурачок? – она засмеялась. – Наоборот, ты удивляешь меня всё больше и больше, и мне это очень нравится. Только зачем нам это-то?
         -   Так у нас же праздник, - заявил я, усаживаясь напротив её. - Сегодня мы будем отмечать успешное окончание школы. Потом будем пить за то, чтобы ты успешно поступила в университет, а потом так же успешно его закончила, чтобы нашла себе работу с высокой должностью и высоким окладом. Ну, а потом, чтобы удачно вышла замуж…
         Здесь я сделал паузу. Светка недоумённо вытаращила на меня свои глазищи. Мол, что ты там несёшь, бестолоковый? А как же ты?
         -   За меня, разумеется, - улыбнулся я, довольный, что проделка удалась.
         -   Дурачок! – высказалась Светка на это и вдруг рассмеялась, а затем встала и, перегнувшись через стол, поцеловала меня в губы.
         -   Спасибо! – прошептала она, а изумруды её так и  заискрились от счастья.
         Бокалов в столовой не было, пришлось разливать шампанское по гранёным стаканам.
         -   За заслуженную золотую медаль,- провозгласил я, поднимая стакан. – Прощай, школа!
         -   Прощай, школа! – повторила Светка и стукнула своим стаканом о мой.
         Шампанское не пиво. Я с трудом выпил половину этого полусладкого газированного напитка. Светка отпила ещё меньше. Затем я развернул шоколад, разломал на квадратики один из них протянул своей визави. Та с благодарностью его взяла и сразу сунула в рот. Я тоже попробовал. Вкусный, ничего не скажешь, но меня больше прельщал салат из свежей капусты. Похоже, я всё-таки проголодался, и с удовольствием принялся за него. Но Светка меня остановила.
         -   Между прочим, - заявила она, - как говорил твой любимый дядя Володя, между первой и второй – промежуток небольшой.
         -   Полностью согласен с этой мудростью, - откликнулся я и взялся за стакан. – Только это изречение моей любимой тётушки Люси.
         -   Я тоже согласна с этим мудрым изречением, - сказала Светка, протягивая ко мне стакан для чоканья. – Так что, давай.
         Я огласил тост за удачное поступление в университет и его окончание и, чокнувшись, допил стакан. Съел шоколадку и опять взялся за салат. Светка же ограничилась только шоколадкой. Это меня встревожило. Ведь так легко опьянеть. Я ни разу не видел Светку пьяной, но по жизненному опыту знал, что пьяная женщина не управляема. Этого ещё мне не хватало! Возится с ней пьяной и потом тащить её домой. А как же тогда кино, поцелуи? И решил вмешаться.
         -    О, - воскликнул я, притворно восхищаясь, - да вы, оказывается, сеньорита, в моё отсутствие время даром не теряли.
         -    Ты это о чём? – не поняла она, улыбаясь заранее моей шутке, как она подумала.
         -    Да я смотрю, вы стали профессиональным алкоголиком. Или у вас такой принцип, после второй не закусывать?
         -   Да это же шампанское, - возразила Светка, - чего его закусывать-то?
         -   Когда хмель ударит вам в голову, сеньорита, закусывать будет уже поздно. Но если вы начнёте делать это прямо сейчас, то вы сможете полноценно насладиться поцелуями во время просмотра фильма.
         -    М-м, - задумалась она и после сказала, - что ж, сеньор, кажется, вы правы. И я готова начать прямо сейчас закусывать шампанское картофельным пюре, котлетой и салатом, чтобы полноценно насладиться поцелуями.
         -   Тогда приступим, - предложил я и придвинул к себе тарелку со вторым.
         Светка сделала то же самое. Судя по тому, как она ела, выпитый алкоголь тоже возбудил у неё аппетит.
         -    А ещё, - вдруг спохватилась она, отложив вилку, - твой любимый дядюшка говорил…
         -   Не вовремя налитая третья, напрасно выпитая вторая, - подхватил я, берясь за бутылку, - помню, помню. Пожалуйста, ваш стакан, сеньорита.
         Она поставила передо мной свой стакан и не отрывалась от него до тех пор, пока я не заполнил его шампанским.
         -   Ну, а теперь я предлагаю поднять наши бокалы, - начал я официозно, отставляя бутылку и поднимая стакан, - за будущего толкового руководителя и за мою будущую невесту!
         Светка расцвела.
         -   Замечательный тост! – произнесла она, подражая Алисе Фрейдлих из фильма «Служебный роман».
         -   Пьём до дна! – добавил я.
         -   Конечно! – согласилась она.
         Нам обоим стоило больших усилий, чтобы осушить стаканы, но мы это героически сделали.
         А потом, когда всё было допито и съедено, мы пошли гулять. Чувствовал я себя прекрасно. Хмель лишь слегка ударил мне в голову, но язык развязал так, словно я выпил стакан водки. Болтал я без умолку, рассказывая анекдоты и смешные истории, выдуманные или взятые из жизни. И так разошёлся, что, когда мы уселись на нашей любимой скамейке в школьном скверике, неожиданно для самого себя взял и обнял Светку и прижал к себе. И та охотно поддалась моему порыву.   Она тоже захмелела. Правда, благодаря тому, что я вовремя заставил её закусывать, не сильно. Уронив голову  мне на плечо, она стала рассказывать о выпускном вечере. Так мы поменялись ролями. Теперь она была рассказчицей, а я слушал и смеялся.
         Господи, как же нам тогда было хорошо! Вполуха слушая её очередную историю, я мечтал о будущем. Вот приду из армии, Светка свой университет окончит, и мы  поженимся, нарожаем детей и будем жить счастливо-пресчастливо…
         Покинув кинотеатр после окончания сеанса, мы опять не смогли вспомнить,  о чём был этот фильм и как он назывался.
         А на следующий день Светка уехала к бабушке в Белово. И потом уже оттуда ездила в область подавать документ в ВУЗ, а затем сдавать вступительные экзамены. Ей повезло. У неё в Кемерове жила какая-то дальняя родтвенница, и родители договорились с ней, чтобы Светка квартировалась  у неё. Впрочем, при университете, наверняка, была общага. Так что ей всё равно не пришлось бы ломать голову, как когда-то мне, где жить во время учёбы.
         Несколько дней я не находил себе места. Ходил как чумной, не зная, чем заняться. Весь истосковался. Мне просто катастрофически не хватало Светки, её глаз, лица, смеха, губ. Я думал  о ней постоянно. И когда ел, и когда пытался читать книгу или смотреть телевизор, и когда ложился спать. Похоже, я тоже вырос, и незаметно для себя из беззаботно играющего всё лето подростка превратился во взрослого мальчика, который уже не мог жить без той единственной, без коей когда-то спокойно проводил все каникулы.
         Но лето есть лето, а пацан, пусть и взрослый, всегда остаётся пацаном. Мы с Васьком несколько раз ездили отдыхать на турбазу в Чумыш. Лазали вместе с другими по обвалам, но уже не с луками со стрелами и не с деревянными ружьями, стреляющих с помощью резинок из алюминиевых пулек, а с более серьёзным оружием: поджигами, а потом и простейшими самодельными пистолетами, приспособленных к стрельбе из мелкокалиберных патронов. Оружие мы делали сами, кто как мог сподобиться. И ведь знали же, канальи, что это подсудное дело и всё равно, идя на поводу веяния того времени, старательно плющили один конец отрезка трубки и примастыривали её к любовно выструганной рукояти. А потом выпендривались друг перед другом, хвастаясь, чья поджига какой толщиной доску пробила. Витька Боин, чтобы побить все рекорды, забил как-то двойной заряд. От выстрела дуло сорвало, и оно улетело куда-то в сторону, а гвоздь, которым это дуло крепилось, проткнул ему верхнюю губу. Другой так старательно пыж утрамбовывал, что сдетонировал порох, который мы добывали из спичек. Шомпол улетел в неизвестном направлении, содрав кожу с ладони. Хорошо ещё, что не попал ни в кого. А сколько было случаев, когда отрывало пальцы, выбивало глаза. И всё равно нас, подростков, тянуло к запретному и опасному, чтобы почувствовать себя отчаянными и смелыми парнями.
         Иногда играли в футбол. Когда-то самая востребованная в нашем посёлке игра в это лето совсем захирела. Заводилы, те, кто раньше собирал нас на футбольные баталии, были намного старше нас, и теперь либо были в армии, либо, отслужив, работали, а то и завелись семьями. Многие уехали в другие районы после того, как их дома снесли. А подрастающее за нами поколение спорту предпочитала шатание по посёлку, ту же стрельбу из поджиг или тусоваться в каком-нибудь укромном месте, чтобы взрослые не видели, как они курят. А ведь раньше желающих играть в футбол было столько, что делали жеребьёвку, кому играть. И тем, кому не повезло, приходилось стоять за воротами и ждать своей очереди, чтобы сразиться с победителем. А этим летом нас всего собиралось человек шесть -  семь.  Делились на две команды и играли в одни ворота. Азарт, конечно, не тот, но всё лучше, чем сидеть где-нибудь и точить лясы.
         Где-то в середине августа началась массовая подготовка  к зимнему отопительному сезону. Почти в каждом дворе был слышен визг двуручной пилы «Дружба» и стук топоров. Мы с отцом не были исключением. Сначала  напилили чурок из брёвен, а потом покололи их на поленья. Пока кололи, мать с Танюхой складывали их в дровяник. Затем отец привёз на «КрАЗе» уголь, и мы три часа, чумазые от угольной пыли, таскали его в углярку.
         А на следующий день отец поехал в ГАИ, откуда вернулся явно повеселевший. Год назад с этим ведомством у него случился казус, и он до сих пор не мог с этим расхлебаться.
         Был у отца хороший товарищ. Бывший его напарник, который потом перешёл работать в госавтоинспекцию. Он-то и помог отцу поставить на учёт нашу «копеечку», а потом каждый год ставил ему штампы в техпаспорт о прохождении технического осмотра. А в этом году он возьми да рассчитайся и уедь жить в другой город. Отец поехал проходить техосмотр самостоятельно, и его тут же выловили. Оказалось, что номер двигателя не совпадал с номером, записанным в техпаспорте. Раньше такое бывало частенько. Номер двигателя у «Жигулей» был выбит в таком хитром месте, что поначалу не каждый гаишник знал, где его искать, и потому иногда вместо номера двигателя писали каталожный номер впускного коллектора или лобовой крышки. Но у отца номер в техпаспорте не бил ни с чем. Откуда его товарищ взял этот набор цифр никто из гаишников так и не понял.
         У нас сняли передний номер до выяснения обстоятельств. Отцу пришлось писать объяснение, что двигатель на машине он не менял, а потом послать письмо на АвтоВАЗ, чтобы они подтвердили это.  Через полгода из завода пришёл ответ, извещавший, что автомобиль ВАЗ 2101 с таким-то номером кузова был выпущен в 1974 году с двигателем под номером таким-то, который полностью совпадал с нашим. Казалось бы, всё, обстоятельство выяснено: номер в техпаспорте был записан неправильно и в этом виноват сотрудник ГАИ, ставивший автомобиль на учёт. Отдайте номер и аревидерчи. Но ребята в форме почему-то не торопились это делать. Ссылаясь на то, что это дело с подвохом, стали отсылать отца то в один кабинет, то в другой.
         И вот сегодня какой-то майор честно сказал ему, что номера ему не отдают потому, что никто не хочет брать на себя ответственность за неправильную постановку на учёт его автомобиля и в последующем беспрепятственных прохождений техосмотров. Отцовский дружок-то уехал, а другие просто не хотели брать на себя его косяк. Ясное дело, отец приуныл, но тот же майор ему посоветовал съездить в Белово. Завтра туда должен был приехать с инспекцией какой-то капитан из областного ГАИ, который как раз занимается такими делами. Вот он-то точно отцу сможет помочь.
         Я обрадовался такой новости. Наконец-то, эта эпопея закончится и наш «Жигулёнок», простоявший в гараже около года, снова заколесит по улицам родного города.
         Белово было недалеко, всего в шестидесяти километрах от нас – час езды, но было одно «но», смущавшее отца. Шины на нашей «копейке» давно требовали замены. Колёса были головной болью всех владельцев «Жигулей». Они редко бывали в продаже, и приобрести их была большая проблема. Видно, шинные заводы, некогда без напряга обувая «Москвичи» и «Запорожцы», расслабились и теперь едва поспевали (если поспевали) удовлетворять потребности АвтоВАЗа, который за несколько лет буквально заполонил страну своей продукцией, и поэтому шины на «Жигули» были в большом дефиците.  Дошло до того, что колёса стали продавать, как автомобили, через предприятия.
         Отец уже несколько месяцев стоял в очереди на шины, составленной в профкоме автобазы, и был уже пятым по счёту. А значит, скоро, вот-вот должен был заполучить долгожданную резину.  Но это когда ещё случится, а ехать-то надо было завтра. А отца терзало сомнение – выдержат ли колёса дальнюю дорогу,  - и на всякий случай взял меня с собой. Если не повезёт, чтобы помочь перебортировать колесо в дороге, потому что сделать это одному было, ох, как не просто. Даже в журнале «За рулём» в рубрике «Советы бывалых» были напечатаны несколько советов, как производить демонтаж шины для  облегчения  труда автомобилистов.
         Выехали мы рано утром, хотя нам надо было к одиннадцати. Стоял густой туман. Зона видимости – метров десять, может, чуть больше. В такой ситуации можно было запросто попасть в аварию, поэтому отец ехал медленно и осторожно. И, как оказалось, не зря. Не успели мы выехать за город, как увидели впереди, где дорога делала крутой поворот направо, какой-то темнеющий предмет. Им оказался «КАМАЗ» - рефрижиратор. Перед ним стоял вертикально, как столб, мотоцикл «Урал», упиравшийся на коляску и согнутое пополам переднее колесо. Словно надгробный памятник он возвышался над телом хозяина, лежавшего рядом и накрытого покрывалом. Около трупа стояли и нервно курили водители с «КАМАЗА». Видно мотоциклист не заметил в тумане поворот и сходу врезался в ехавшую навстречу многотонную махину. Результат этого столкновения оказался смертельным.
         Мы остановились. Оказалось, что это случилось ещё час назад. Водители давно уже вызвали ГАИ и «скорую» и теперь ждали их прибытия. В нашей помощи они не нуждались, и мы покатили дальше.
         Разумеется, эта встреча не подняла нам настроение. Наоборот, мы восприняли её как предзнаменование грядущей беды. Так оно и случилось: через пять километров у нас спустило левое заднее колесо. Отец съехал на обочину подальше от дороги и заглушил мотор.
         -   Я так и знал! - с досадой проронил он, выходя из машины.
         -   Я тоже почему-то об этом подумал, - отозвался я, вытаскивая из багажника запаску, пока он доставал домкрат и ключ.
         Запаска была ещё хуже и ненадёжнее снятого колеса. Отец возил её с собой только для того, чтобы добраться до дома.
         -   Это колесо долго не протянет, - заявил отец, глядя на то, как я его затягиваю, - до дома на нём бы дотянуть.
         -   Значит, возвращаемся? – спросил я, снимая машину с домкрата.
         -   Да, дома камеру поменяем.
         Домой поехали ещё медленнее, чтобы не перегружать несчастные колёса. Проехали мимо аварии. Водители сидели в кабине. Ни «скорая», ни ГАИ так и не появились.
         Дома отец достал из гаража приспособление для отжатия бортов – срубленная молодая берёза метра три длиной. Толстый конец я сунул под воротину гаража, на другой конец налёг всем телом, а под рычагом положили колесо. Резина была «дубовой» и никак не хотела поддаваться. Но, как говориться, терпение и труд преодолеют всё. И мы тоже справились. Заменили камеру, накачали колесо ручным штатным насосом (ровно двести качков – сам считал) и поставили его на место. И на это у нас ушло чуть больше часа.
         -   Попытка номер два, - шутя, сказал я, усаживаясь на переднее сидение. -  Однако, сдаётся мне, что зря мы сейчас в Белово поедем.
         -   Это почему?
         -   Да потому что не везёт нам сегодня. И мертвеца по дороге повстречали, и колесо у нас сдулось, и домой возвращались. А это всё дурные приметы.
         -   А что поделаешь? – спросил отец, запуская двигатель и трогаясь с места. – Ехать-то всё равно надо. Этот капитан только сегодня там будет.
         На месте утреннего ДТП уже никого не было, ни «КАМАЗа», ни трупа с мотоциклом. Мы повеселели и поехали дальше. И доехали до Беловского ГАИ без всяких приключений и, главное, вовремя. И отец вышел через полчаса оттуда счастливый и радостный. Капитан подписал все бумаги. Осталось только съездить в нашу госавтоинспекцию и забрать номер.
         Выходит, что все эти плохие приметы – полная чушь, предназначенная для запугивания суеверных людей.  С тех пор к этим приметам я отношусь предвзято, считая, что, если чему-то суждено случиться, то оно обязательно случится вне зависимости от того перебегала тебе дорогу чёрная кошка или нет.
         До нашего ГАИ мы тоже доехали без происшествий. «Копеечка» словно почувствовала, что её участь решена положительно и скоро она получит свой номер, а, значит, и свободу передвижения,  вела себя примерно и без капризов. Но в ГАИ случилась заморочка. Пока шла вся эта бодяга с выяснением обстоятельств, там умудрились потерять наш номер. А может, они специально так сказали, чтобы мы поменяли номера. Дело в том, что как раз в это время вышел указ о введении на автомобилях новых госномеров. Фон на них стал теперь белым с чёрными буквами и цифрами. Причём, одна буква стояла впереди, а две после цифр. И задний номер был уже не квадратный, а такой же продолговатый, как и передний. Номера нового образца выдавались на автомобили, ставившиеся на учёт или по желанию автовладельцев. То есть, менять их было не обязательно. Но отец не стал возмущаться, скандалить, качать права, а заплатил, сколько нужно, и через десять минут вернулся с новыми номерами. Мы по-быстрому их прикрутили и поспешили домой обмывать.
         По дороге заехали в магазин. Отец купил две бутылки пива, рыбные консервы и колбасу на закуску. Когда мы сели за стол пиво он отдал мне, а себе налил полный стопятидесятиграммовый стакан самогонки.
         Так наши «Жигули» вместе с новыми номерами получили новую жизнь. Позже, двадцать лет спустя, я ещё раз поменял на ней номера, когда вместо слабенького «копеечного» движка поставил более мощный мотор от «Нивы», объёмом в один и семь кубиков.
         Иногда, когда отец был на работе, я выкатывал из стайки Серёгин мотоцикл. А чего ему стоять да ржаветь, когда его хозяин где-то в Воркуте со стройотрядом ошивается? Прав у меня не было, и я катался только по нашему посёлку да по обвалам. Но однажды братья Уланчиковы уговорили меня, съездить с ними на рыбалку.
         Они жили в соседнем бараке на первом этаже, под Костей Беловым. Оба были старше меня. Юрка, как и Васёк, - на год, а Валерка был ровесником моего брата. Как и Генка Бобчин с Серёгой Поповичевым они ходили в школу на Северный посёлок, но в отличие от первых они жили в нашем дворе и всегда играли с нами, поэтому мы с ними жили дружно. Юрка перешёл на последний курс нашего Горного техникума, а Валерка только что закончил его и ждал призыва в армию.
         Их отец держал «Иж-планету». Этот агрегат был посолиднее «Восхода», с люлькой. Правда, люльку дядя Коля, их отец, по пьянее так раздолбал, что пришлось её выбросить. Прав у братьев, ни у одного, ни второго тоже не было, но они частенько ездили на рыбалку. Причём, уже года три. И их всегда проносило.
         В общем, уговорили они меня, и мы, взяв удочки, провиант, поехали. Юрка впереди на своём мотоцикле, дорогу показывает, а мы с Валеркой сзади катим. Не успели проехать Больничную улицу, где моя школа находилась, как из засады выскочил гаишник с полосатой палкой. Надо же! Юрку он пропустил, а меня почему-то остановил. Как потом выяснилось, мой пассажир, то есть Валерка не застегнул шлем. Вот чёрт, из-за такой мелочи и так влипнуть!
         На просьбу предъявить документы я, как ни в чём не бывало, полез в карман, а потом, якобы спохватившись, заявил, что, оказывается, забыл их дома. Юрка, увидев, что нас остановили, взял и подъехал к нам. Вот дурак! У него тоже попросили документы. А откуда они у него? Мы, балбесы, даже техпаспорта с собой не взяли, чтобы доказать, что мотоциклы наши, а не ворованные.
         Тогда инспектор решил конфисковать нашу технику, а нас самих арестовать (ничего себе!). Вдруг мы её угнали. Тогда мы в три голоса давай уверять его, что живём рядом на Карла Маркса и сейчас принесём документы. Он подумал и согласился. Валерка остался вместе с ним, а мы с Юркой побежали домой.
         Взглянув в мой техпаспорт, сержант с любопытством посмотрел на меня. Позже я узнал, что он был местным, с Дальних Гор, и знал и мою мать и брата. Особенно брата. Скорее всего, поэтому он выписал нам за езду без прав такой маленький штраф – пять рублей каждому, - и отпустил с миром.
         Естественно, никакой речи о рыбалке быть уже не могло, и мы поехали домой. И чёрт же нас понёс сделать это окольными путями. Чтобы больше не попасться гаишникам, решили проехать через Светкин посёлок. Я ехал впереди, а братья Уланчиковы на своём мотоцикле сзади.
         Проехав Котовскую, я свернул в проулок, ведущий на лесной склад, и в меня тут же врезался мопед. Четырнадцатилетний пацан только разогнал с горы свой драндулет до максимальной скорости, и тут перед ним появился я. Но увидев его, я остановился, чтобы дать ему возможность меня объехать.  А тот, вместо того, чтобы то же затормозить или свернуть в сторону, лишь вытаращил от испуга глаза и заорал, как камикадзе перед смертью. Слава Богу, никто из нас не пострадал, кроме техники. У мопеда переднее колесо сделалось «восьмёркой», а у «Восхода» разбилась фара. Я уж было хотел на него наехать за то, что он меня протаранил, но тут прибежали мужики, которые неподалёку сидели за столиком и играли в карты. Среди них оказался папаша этого горе-водителя. А тот даже разбираться не стал, обвинил меня во всех смертных грехах и чуть, было по шапке мне не настучал. Но за меня заступился другой мужик из кампании. Он работал вместе с моим отцом и знал меня. И нас тогда отпустили.
         Домой я приехал понурый и расстроенный. Если штраф можно было ещё от отца скрыть, то разбитую фару – практически невозможно. Значит вечером, когда он придёт с работы, меня ждал хороший нагоняй. Но тут меня выручил дядя Коля, отец Валерки с Юркой.
         -   Не переживай, - сказал он, узнав про нашу историю, - у меня есть такая фара. С тебя пузырь, и она твоя.
         Я с радостью согласился. Если пять рублей – для меня не беда, то три рубля с шестьдесят двумя копейками я уж точно наскребу. Деньги водились у меня всегда. В школе это были небольшие суммы, но после поступления в техникум мои накопления увеличились. Мало того, что я отщипывал понемногу от стипендии, техникум ещё ежемесячно отчислял мне по десять рублей за съёмную квартиру. Родители, разумеется, об этом не знали и сами платили тёть Шуре за моё проживание. Вдобавок, мне давали каждую неделю пять рублей на проезд и питание. В общем, у меня всегда было в наличии рублей двадцать пять-тридцать. Из них пятнадцать рублей я каждый месяц посылал Серёге в Ленинград. Деньги, конечно, небольшие, но всё хоть какая-то помощь студенту, живущему далеко от дома. Остальные я тратил на свои нужды, в основном, на книги или на какие-нибудь непредвиденные расходы. Как, например, с этой фарой.
         Утром мы с Юркой съездили на автобусе в ГАИ, нашли того сержанта, что наши техпаспорта забрал и заплатили ему штраф.
         -   Передай Серёге привет от Жлобенко, - сказал он мне, возвращая документы на мотоцикл.
         -   Передам, - пообещал я.
         -   И выучись на права! – крикнул он мне в спину.
         -   Обязательно! – заверил я, закрывая за собой дверь.
         В этот же день вечером, пребывая в гостях у Саньки Маликова, я поинтересовался у его матери, когда у них будет набор на обучение вождению. Тётя Рая работала в администрации городского ДОСААФа, и я очень надеялся, что она мне поможет.
         -   Уже закончился неделю назад, - ответила она. – А что?
         -   А можно как-нибудь записаться?
         -   Конечно, можно, - обрадовала она меня. – Приходи завтра  с паспортом. И деньги сразу возьми на оплату за обучение и за бензин.
         Когда я рассказал о своём желании родителям, отец меня поддержал.
         -   Давно пора, - сказал он. – А то катаешься без прав. Милиция поймает когда-нибудь и отберёт к чёрту мотоцикл.
         Мать с ним согласилась.
         -   Хватить безобразничать, носиться по посёлку туда-сюда без дела, -  сказала она своё слово. - Того глядишь, собьёшь кого-нибудь.  Давно уже было пора за ум взяться.
         Так неприятная встреча с гаишником, к счастью закончившаяся удачно,  подвигла меня на правильное дело.

                20
         Братела объявился дома за неделю до начала учёбы. Прилетел прямо с Воркуты. Прибыл вечером, нежданно-негаданно, как снег на голову, но зато вовремя. Мать была в отпуске, а отец пошёл на выходные, так что он нас всех застал дома. Оброс, как бродяга какой-то. Светло-русые волосы, доставшиеся ему от матери, волнами спускались на плечи, а загорелую, обветренную физиономию украшали усы и борода. Прям, как у Ленина. Только если тому эспаньолка был к лицу, то Серёге она шла, как корове седло.
         Тут же экспромтом организовали праздничный стол. Отец по такому случаю достал самогонку, но братела торжественно преподнёс ему бутылку французского коньяка «Наполеон».
         -   Ну, что ж, посмотрим, что там иностранцы пьют, - сказал отец, отставляя свой продукт.
         Он разлил коньяк по стопкам: матери, Серёге и мне. Себе, как всегда налил полный стопятидесятиграммовый стакан.
         -   Пап, этот коньяк так не пьют, - заметил братела.
         -   Это они там не пьют, - ответил на это отец, - а мы пьём.
         Выпили за Серёгин приезд. Отец поставил пустой стакан на стол, подумал немного и решительно заявил:
         -   Моя самогонка лучше!
         И я был с ним полностью согласен. Мало того, что этот коньяк пропах клопами, хотя, как говорят, так, мол, и должно быть, так и на вкус был отвратительным. А отцовская самогонка была мягче и пилась приятнее.
         Её я испробовал в классе третьем, наверное, или в четвёртом. Братела в тот день ночевал у Люси с Володей. Я спал один. И надо же, зуб у меня разболелся. Я сначала  терпел в надежде, что это пройдёт. Но боль не утихала, а, наоборот, всё усиливалась. Я стал поскуливать, потом стонать. Мать услышала, прибежала и, узнав в чём дело, побежала тормошить отца. А что он мог сделать-то посреди ночи? Вот он и решил полечить меня старым дедовским методом, коим сам иногда пользовался. Поставил рядом с кроватью табурет, а потом принёс чекушку самогонки и пустой стакан и дал инструкцию, как этим всем пользоваться.
         -   Вот, жиган, делаешь глоток, полощешь рот и потом выплёвываешь в стакан. Понял?
         -   Понял.
         -   Ну-ка, покажи, как понял.
         Я взял чекушку, в нос ударил терпкий, неприятный запах самогона. Стараясь не дышать, отхлебнул с горла и, быстро прополоскав рот, сплюнул в стакан.
         -   Ну, как, полегчало? – с надеждой поинтересовался он.
         А я даже не знаю, что и ответить. Спирт так обжёг полость рта, что я даже перестал что-либо чувствовать.
         -   Да, вроде как, не болит, - неуверенно ответил я, одновременно радуясь, что боль прекратилась.
         -   Это хорошо, - обрадовался отец. – Если опять заболит, снова прополощи. Понял?
         -   Понял.
         -   Ну, всё, тогда спи.
         Он поставил чекушку и стакан на табурет и, выключив свет, ушёл.
         А я закрыл глаза и попытался заснуть. Пока  ворочался, действие самогона прошло, жжение во рту прекратилось, и  в районе коренных зубов опять появилась острая боль . Тогда, следуя наставлениям отца, я потянулся к табуретке за лекарством. По-быстрому сделал глоток и стал полоскать рот. То ли от того, что я слишком усердно это делал, то ли от спешки, но только самогонка непонятным образом вдруг очутилась у меня в глотке. Кадык рефлекторно дёрнулся, и я её проглотил. Внутренности тут же обожгло, и приятное тепло растеклось по телу. Но зуб, подлюга, болеть не перестал. Тогда я снова отхлебнул и долго мусолил самогонку во рту, стараясь утихомирить боль. Да так долго, что в конце концов опять её проглотил. В голове зашумело. Я почувствовал, что пьянею, но зубу хоть бы хны. Тогда я взялся за бутылку в третий раз…
         Когда проснулся, было уже утро. Шторы на окне были распахнуты, и солнечный свет заполнил комнату. На табуретке стояла полупустая чекушка, а рядом стакан с жижей на дне. Я так ни разу и не сплюнул в него больше.
         -   Ну, ты даёшь, жиган, - удивился отец, увидев, что я открыл глаза. – Голова-то не болит? Может, похмелить?
         -   Пить хочу, - ответил я и тут же скривился от боли в зубе.
         Отец отвёл меня в здравпункт к Люсе, а та, не мешкая, удалила его. Это она делала бесподобно. Поговаривали, что в этом деле она была лучше всех в городе.
         Так что вкус отцовской самогонки я знал, и сравнение её с французским коньяком было не в пользу последнего.
         Однако отец, отдавая дань уважения Серёгиному подарку, разлив «Наполеона» по стопкам, налили и себе, но только половину стакана.
         На следующий день братела смылся из дома с самого утра навестить своих друзей и домой припёрся где-то в первом часу ночи. Вернее, его притащили. Сначала мне осторожно постучали в окно. А когда я включил в комнате свет, так же тихо постучали в дверь. Отец был в ночь на работе, а мать спала. Чтобы не разбудить её, я аккуратно снял крючок. В дверях появился пьяный в стельку Серёга, поддерживаемый своими одноклассниками Витькой Витошкиным и Вовкой Бандиным.
         -   Принимай, Санёк, - сказал мне Вовка, буквально передавая его мне из рук в руки.
         Хотя я и был парнем не хилым, но с безвольным и от этого казавшимся тяжёлым Серёгой  справился кое-как. С трудом затащил его в комнату, раз-дел и уложил в кровать.
На другой день всё повторилось. Только на этот раз его привели незнакомые мне ребята и в два часа ночи.
         На третий день он проспал до часу дня. Вот умаялся, бедняга! Отец, вернувшийся с ночной смены, уже поспал, встал и умылся, а он всё ещё дрыхнул.
         -   Ну, ты и спать горазд, парень, - заметил ему отец, когда растормошил его.
         -   Я и приехал домой, чтобы отоспаться, - пробормотал спросонья тот, недовольный тем, что его разбудили.
         -    Вставай, работа для тебя есть, - обрадовал его отец.
         -   Какая? – сразу насторожился братела.
         -   Поешь, потом узнаешь.
         Слава богу, наконец-то мне нашлась замена. Не то чтобы меня здорово напрягали, но когда Серёга свалил в Ленинград, я остался у отца единственным  помощником. А один – это не двое, по переменке не сделаешь, как это бывало раньше.
         Пока отец не передумал и не привлёк меня к своей работе, я по-быстренькому оделся и смотался из дома. Надо было навестить Казанцевых, чтобы узнать, когда приедет Светка. Оказалось, что она должна была вернуться двадцать девятого вечером, а тридцать первого утром уже уехать в Кемерово.
         -   Тогда, тёть Ань, я приду к вам в среду. Часа в четыре. Ладно? – напросился я, услышав такую новость.
         -   Приходи, конечно, - согласилась та. – Света будет рада. Надо же проститься-то. Когда ещё свидитесь теперь.
         -   Ну, поди, по выходным-то будет приезжать? - предположил я.
         -   Да кто её знает? Чего мотаться-то туда-сюда? Путь-то неблизкий, - уклончиво ответила тётя Аня, пожав плечами, но потом, увидев мою скисшую физиономию, поправилась. – А может и будет. Из-за тебя она, наверное,  и из Москвы каждый день прилетала бы сюда, будь такая возможность.
         Мне лестно было это услышать от матери своей будущей жены, но при этом мне стало почему-то неловко, и я зарделся. Тётя Аня улыбнулась, а я поспешил откланяться, чтобы скрыть своё смущение.
         Тридцатого, в среду, как и обещал, к четырём часам я пришёл к дому Казанцевых. Перед этим утром мы всей семьёй проводили в Ленинград Серёгу. Его самолёт улетал в одиннадцать, так что на свидание я никак не мог опоздать, и потому посчитал, что должен проводить брателу до самолёта.   Я впервые был в аэропорту и вместе с сестрёнкой с интересом разглядывал через огромные стёкла вокзала белоснежные гигантские птицы, стоящие на взлётном поле. Больше всего мне понравился четырёхмоторный Ил-18, на котором улетал Серёга. Когда объявили регистрацию на рейс Новокузнецк-Ленинград, мы стали прощаться. Ох, и не люблю я эти проводы. После них у меня всегда остаётся на душе неприятный осадок. Такое чувство, что ты  не сделал чего-то необходимое в момент расставания или какого нужного слова не сказал человеку, которого провожаешь, словно провинился пред ним чем-то. Так и ходишь потом с этим осадком, как с проклятьем, пока со временем всё в душе не успокоится, не забудется.
         Вот с таким чувством я и вернулся домой с аэропорта. Пока промаялся туда-сюда, глядь на часы, а уже полчетвертого. Тогда я спохватился и взялся гладить брюки. Не люблю это делать, и потому брюки за меня всегда гладила маманя. Но однажды братела меня подкулупнул.
         -   Готовить шашлык и гладить брюки должны только мужчины, - сказал он с кавказским акцентом, - такие вещи ни в коем случае нельзя доверять женщине, иначе вещь будет испорчена.
         С тех пор я глажу себе брюки сам. Сначала внутреннюю часть стрелок намазываешь сухим мылом. Потом складываешь аккуратно штанины, накидываешь сверху влажную марлю и затем с сильным прижимом водишь по ней утюгом. Стрелки у меня получились такими острыми, что обрезаться можно было. Гордый результатом своего труда, я надел брюки, затем рубашку и пиджак. В принципе, пиджак был лишним. На улице было тепло, даже жарко. Но осень была уже рядом, дышала в затылок уходящему лету, и потому вечерами становилось довольно-таки прохладно. Вот на этот случай я его и прихватил. Ведь надо же будет чем-то укрыть озябшую Светку, когда будем возвращаться домой вечером после кино. Глянув напоследок на себя в трельяж, я остался доволен своим видом и побежал на Петропавловскую.
         Не успел я приблизиться к их ограде, как из дома вышла Катька.
         Ей было уже пятнадцать. Она повзрослела, похорошела, в смысле фигурой, а по натуре, как была, так и осталась гадиной. Она разительно отличалась от старшей сестры и не только характером. Светка была в мать, небольшого роста и такая же светловолосая и красивая. А Катька и лицом и костью пошла в отца. Была черноволосой, выше сестры на полголовы и, можно даже было сказать, симпатичной, но из-за вздорного норова выражение лица у неё было неприятным, по крайней мере, для меня.
         Такой контраст двух сестёр меня нисколько не удивлял. Мы с Серёгой тоже не были похожи друг на друга, и никто не верил, что мы родные братья. Серёга уродился в маманю, вернее в её отца Дмитриваныча. Когда у того появились внуки, то есть мы с Серёгой, он строго настрого запретил нам называть его дедом и велел обращаться к нему по имени-отчеству. Так мы и звали его с раннего детства вместо деда Дмитриваныч. Рост выше среднего, светлые кудрявые волосы, вспыльчивый характер. А я был вылитой копией отца, тёмненький, черноволосый, всего метр семьдесят три ростом. Даже передние кривые зубы у него перенял. А вот его голубые глаза мне не достались почему-то. Глаза у меня были материны. От неё же мне достался характер и тяга к творчеству.
         Увидев меня, Катька вскинула руки.
         -   Ну, нате вам, пожалуйста, кто к нам пришёл!
         -   Привет, Катюха! – настроение у меня было отличным и мне не хотелось портить его из-за этой вредины. – Сестру позови.
         -   Я тебе что, вызывалка? – фыркнула та, обувая стоптанные тапки.
         -   Ну, будь добра, позови,  - миролюбиво попросил я и добавил волшебное слово. – Пожалуйста.
         Это подействовало. Она открыла дверь в дом и закричала:
         -   Светка, выходи! К тебе жених пришёл!
         Вот гадина, специально орала во всё горло, чтобы вся улица слышала. Но я сделал вид, что мне по барабану. Тогда, чтобы досадить мне окончательно, она скорчила противную рожу, но, прежде чем она отправилась в уборную, я успел ответить ей тем же.
         Вскоре в дверь высунулась Светка. Увидев меня, она обрадовалась и, забыв обуть тапочки, босиком побежала по чисто вымытому тротуару. У самой ограды, где тротуар заканчивался, она остановилась и открыла калитку.
         -   Сашка, привет! Как я рада тебя видеть!
         -   Привет, Свет!
         Я шагнул к ней, и мы чмокнулись в губы. Светка  просто сияла. Я и сам был возбуждён от счастья, увидев её. Повстречайся мы где-нибудь в укромном месте, то давно бы уже слились в страстном поцелуе. Но на виду у всей улицы, да ещё перед окнами её дома, откуда в любую минуту могли выглянуть домочадцы, мы не решились.
         -   Какой ты сегодня нарядный, - заметила Светка, с интересом осмотрев меня. – Такой красивый.
         -   Ты ещё красивее.
         -   Да ну тебя! – махнула она рукой, глянув на свой старенький застиранный халатик.
         -   Да дело-то не в нём, - сказал я, заметив её взгляд на своё одеяние. – Ты хоть в тряпьё с рваниной оденься, а всё равно будешь красивой.
         Светка зарделась, а потом вдруг сузила свои лукавые глаза и заявила:
         -   Врёшь, - выждала секундную паузу, ожидая моей реакции, и добавила, - но мне приятно.
         Я, как всегда в таких случаях, хотел ответить: «Сама ты врёшь», но меня опередила Катька.
         -   Эй, жених! Не задерживай невесту, - опять громко крикнула она, возвращаясь из уборной, - а то у неё ещё дел невпроворот.
         -    Отвяжись, - сказала ей Светка.
         -   Я за тебя ничего делать не буду! – заявила та, задержавшись на пороге.
         -    А тебя никто и не просит.
         -    Так, - догадался я, - значит, свидание у нас отменяется?
         -    Увы.
         -    А что так?
         -    Да мы сегодня только вернулись. Вчера бабушке вдруг плохо стало. «Скорую» пришлось вызывать. Слава богу, ничего страшного. За день ей полегчало. А сегодня утром, пока мы спали, она успела огород полить и огурцы собрать. Вот мы с Катькой на десять часов и уехали. Приехали всего два часа назад. Ну, а ты сам знаешь, что такое подготовка к отъезду. К ночи бы управиться.
         -   Выходит, что нынче нам не повезло, - печально констатировал я.
         -   Но у нас ведь всё ещё впереди? – улыбнулась Светка, но совсем не радостно. – Правда?
         -    Правда, - ответил я и, чтобы подбодрить её с энтузиазмом добавил. – И тогда мы своё наверстаем. Даже?
         -   Конечно!
         Так мы с ней проболтали минут двадцать, не желая расставаться. Но тут на крыльцо вышла тётя Аня и, поздоровавшись со мной, позвала Светку в дом.
         -   Иду! – отозвалась та.
         -  На выходные-то приедешь? – спросил я на прощание, и сомнение просквозило в моём голосе.
         -   А как же! – с жаром заверила Светка и, сбавив тон, чтобы не услышала мать, горячо добавила. – Я же не смогу долго без тебя.  Я же без тебя умру!
         -   Не вздумай, - шутя, сказал я ей, - ты мне нужна живой и здоровой.
         -   Ну, ладно, пока, - попрощалась Светка и покосилась в сторону дома.
         Мать по-прежнему стояла на крыльце, терпеливо дожидаясь дочери. При ней мы, разумеется, целоваться не стали.
         -   Так, значит, через три дня мы встретимся? – с надеждой переспросил я, не имея ни сил, ни желания расстаться со Светкой и уйти.
         -   Обязательно! – ответила она. – Я обязательно приеду!
         -   Ну, тогда, пока, - вздохнул я и, нехотя, поплёлся домой.
         -   Света! – услышал я за спиной укоризненный голос тёти Ани и обернулся, словно это окликнули меня.
         Светка всё ещё стояла у калитки и смотрела мне вслед. Я махнул ей, и она помахала в ответ.
         -   Ну, пошли же уже, доча! – снова позвала её мать.
         -   Да иду я, мама, иду! – ответила Светка и пошла в дом.
         А я побрёл прочь, успокаивая себя тем, что такой облом уже не в первый раз и что позже я своё наверстаю, и теша себя надеждой, что увижусь с ней в воскресение.