(Не люблю слово "фанфик" но по сути это он)
Личный дневник экс-посла Сарэка. Звёздная дата 4392.4. По завершении моей последней миссии, которая прошла на борту Энтерпрайза, я сложил с себя полномочия посла и ушёл в отставку. Моё пребывание на Вулкане теперь постоянно, но иногда будет необходимо посещать Землю из-за обещания, которое я дал своей жене.
Никогда не думал, что по собственному желанию, а не следуя обязанностям, я сделаю запись в дневнике. После инцидента на Энтерпрайзе я задумался над смыслом своего существования на данный момент. Капитан Пикар смог помочь мне в выражении эмоций, которые я должен был контролировать всё это время.
Личный дневник, а значит, я могу говорить всё, не утаивая ни единого факта. Советник Трой говорила, что людям это помогает. Возможно, поможет и мне.
Великий человек – так говорили обо мне всегда. Я остался им до сих пор только благодаря капитану. Он смог сохранить мою честь ценой собственного психического и эмоционального здоровья. Он был единственным, кто узнал, что на самом деле творится в моей душе.
Какая ирония – вулканцы, чья жизнь построена на логике, страдают неизлечимой болезнью, которая ведёт к полному разрушению контроля над эмоциями. Не думал, что это произойдёт и со мной, но это должно было случиться, потому что мне уже 200 с лишнем. Неужели…это сказал я? Поразительно. В иное время я бы не позволил неточности прокрасться в мой разум и тем более вылиться в речь, но я сказал «с лишнем» вместо точного уточнения до месяца. Интересно.
Любопытно наблюдать за ходом болезни, изменением в состоянии моей психики, но было бы интереснее, если бы это происходило не со мной.
На концерте, где Дейта поразил меня до глубины души своей потрясающей игрой на скрипке, я не смог сдержать себя. Болезнь не дала мне фору, а я сам не успел отреагировать, когда почувствовал страшную боль и первую за сотни лет слезу у себя на щеке. Меня переполняли чувства, воспоминания, мысли.
Впервые я слышал эту мелодию, когда был на балу, где увидел девушку в простом платье, стоящую в стороне, нерешительно держащуюся за лёгкую ткань, спадающую нежными волнами вниз, точно её золотые волосы, струящиеся по спине. Именно в то мгновение, когда я увидел её, заиграла эта музыка, пронзившая моё сердце, словно тонкая игла. Мне ничего не оставалось, как снова надеть маску холодности и неприкосновенности. Я долго не решался, но всё-таки, смог укротить в себе высокомерие и подойти к ней. Когда её голубые, словно Земное небо глаза встретились с моими, я понял, что беспомощностью моего сердца воспользовалась, сама того не желая, молодая девушка, которая впервые пришла на бал, впервые одела платье, которая впервые видела вулканца так близко и просто не могла найти слов, чтобы ответить. Аманда, моя Аманда, мне так не хватает её. Я вспомнил всё, что пытался забыть после её смерти: нашу первую встречу, первый ужин, её прикосновения, тёплое дыхание, запах, голос, улыбку. Ту самую улыбку, которая успокаивала моё встревоженное сердце каждый раз, когда я чувствовал себя одиноким.
Я проходил Колинар, и знаю, что такое одиночество. Я никогда его не боялся, не обходил стороной, не считал какой-то бедой. Каждый из нас одинок. Как говорил Сурак: «Не существует никакой другой мудрости, и нет никакой другой надежды для нас, кроме одной, которая внутри каждого, той, которая делает нас сильнее». Так я и жил – по законам Величайшего из нас, как живут все вулканцы.
Я чувствовал, что не стоило идти на тот концерт, но Перин настояла: «Ведь ты так любишь Моцарта, почему бы тебе не отвлечься». Но кто знал, что это событие станет роковым для моей души. Я снова услышал эту музыку, как тогда, сто лет назад, когда был вместе с Амандой. Дерзкая девчонка, затем разумная женщина, а в итоге заботливая мать и мудрая жена,- она была моей, всегда любила только меня. Симфония разбила маску вдребезги, я больше не мог держать себя в руках.
-Отец, почему ты предпочитаешь слушать музыку этого землянина, который жил сотни лет назад?
-С возрастом ты всё поймёшь, сын мой. Ты слишком юн для этого.
-Мне 13 лет, отец. Я знаю наизусть все известные законы физики, все теоремы и…
-Не сравнивай точные науки с музыкой, Спок. Мне было 120 лет, когда я осознал, что в себе таит не каждая нота, а их сочетание.
-Могу я послушать Моцарта вместе с тобой, отец?
Мы сидели в широкой зале, где от пола до потолка стены были расписаны вулканскими рунами, повествующими об истории рода. Тихая музыка наполняла это место, закрадываясь в самые тёмные уголки комнаты и самые тайные уголки души. Она связывала нас двоих, отца и сына, заставляла понимать друг друга, чувствовать мысли, переживать и сопереживать, создавала атмосферу гармонии.
Услышав её на концерте, я осознал, что я предан страстями, разрывающими мою душу. Мне было больно, но я не мог позволить себе закричать, хотя бы дать намёк на то, что со мной творится неладное. Аманда, Спок,- они мелькали у меня перед глазами, звали к себе, но я не мог, не мог протянуть руку, чтобы не дать им уйти. Как больно! Отчаяние, страх, безысходность…Нет! Их больше нет со мной, ничего не осталось, лишь кости и мёртвые друзья…Почему я должен был пережить их всех? Почему моя жизнь такая долгая? Почему со мной рядом больше нет сына и жены? Я чувствую, чувствую, но не должен…я вулканец. Я вулканец! Где мой контроль?
Я больше никогда не смогу сказать: «Сын мой, приди ко мне, чтобы успокоить своё сердце. Давай же снова наполним свои души бесконечной гармонией». И он не придёт ко мне, никогда больше не придёт. Не будет прятать под кровать книгу, которую, втайне от меня, читала ему мать каждую ночь, не будет стараться быть похожим на меня, так смешно копируя манеры, жесты, мимику и интонацию. Я больше никогда не услышу его тихий мягкий голос и не увижу грустные человеческие глаза, которые достались ему от матери. И никогда, никогда больше я не смогу сказать: «С возвращением, сын мой, я так давно тебя ждал».
Она любила обнимать его, прижимать к себе, чувствуя, что её любимый сын в порядке, не болеет, не взволнован, не расстроен, что с ним ничего не случилось. Ей не нравилось, когда каждый раз, когда он оказывался с ней на миг, его вырывали из её нежных рук на вечность. Так она ощущала время. Для неё не было нерешённых философских вопросов, мудрых слов Сурака, политических проблем и войн далеко за пределами планеты. Она жила нами - сыном и мужем, разрывая себе сердце каждый раз, когда мы оказывались не с ней, когда она не могла защитить нас своей любовью, укрыть от любых невзгод. Моя Аманда, любимая Аманда, мой сын, Спок, я так скучаю, в моей жизни не было никого дороже вас.
Я так стар. Я больше не могу сдерживать гнев, злость, печаль, сожаление, восторг, радость, хотя…последних чувств в моей жизни теперь не так уж много. Я знаю, что осталось мне не долго. Я уйду в Вечность, останусь в памяти тех, кто считает меня великим. Как и подобает вулканцу, я не сожалею ни о чём, только хотелось бы мне последний раз перед тем, как я навсегда закрою глаза, увидеть тёплую улыбку моей жены, взять её за руку и сказать, что люблю её, так люблю…Сказать сыну, что я всегда гордился им, чтобы он защищал мать за нас обоих, и был по-настоящему достойным вулканцем. Таким он и был…Я улыбаюсь. Улыбаюсь, а из глаз текут слёзы. Осталось немного, я дождусь.
Личный дневник. Дополнение.
Спасибо всем, кто меня любил, приятно чувствовать себя человеком, хотя бы сейчас, в последний раз.
Конец записи.