Пьеса в восьми сценах
Действующие лица
Петров, капитан госбезопасности.
Сидоров, лейтенант госбезопасности.
Начальник лагеря.
Оперуполномоченный.
Комендант.
Алешкин.
Семенова.
Любка.
Прораб.
Иванов.
Бытовик.
Девушка.
Голос следователя.
Сцена 1
Появляется Петров - лет сорока, худощавый, в шинели со знаками отличия НКВД.
Постепенно вырастают звуки: городской шум и бой часов, напоминающий куранты Спасской башни Кремля.
ГОЛОС ПЕТРОВА. Когда я получил приказ явиться в главный дом, на Лубянку, я поначалу не знал, что и думать. Время было такое, что люди у нас пропадали один за другим. Вчера еще человек смеялся с тобой в курилке – а завтра его уже нет, и стол пустой. Я так и подумал в первую секунду, когда секретарша начальника передала мне приказ: вот и мой черед настал... Секретарша была сама не своя – второй месяц одна, без начальника за стенкой. Его стол тоже стоял пустой... Секретарша расписывала бумаги и на каждого заходившего в приемную смотрела с надеждой: может, он знает что-то новое... Из приемной я отправился в столовую и по дороге, пока шагал длинными коридорами, в голове крутилось одно: неужто так вот и происходит?.. Вот, значит, что чувствует наш контингент... (Достаёт из кармана портсигар, открывает, берёт папиросу.)
В столовой ко мне подсел знакомый парень из соседнего управления. Он ел свою котлету и поглядывал на меня так, будто спросить хочет. Доел котлету и решился, спросил... В общем, его тоже вызвали в главный дом.
Мы смотрели друг на друга и думали, похоже, об одном и том же: может быть, еще поживем? Не могут же они - сразу всех... (Пауза.) Человек всегда надеется на лучшее. Когда касается его самого.
Оказалось, на совещание вызвали изо всех управлений. Когда расселись за столом, я машинально пересчитал: нас было двенадцать. Двенадцать апостолов нового народного комиссара внутренних дел...
Совещание проводил он сам, наркомвнудел.
Он говорил минут пятнадцать в полной тишине. И время от времени обводил нас взглядом – слева направо. Всегда – слева направо. И его пенсне вспыхивало – электрическими зайчиками. И я, как зачарованный, ждал этого зайчика...
Закончив свою речь, нарком спросил: есть ли вопросы? Вопросов не было. То есть, они, конечно, были у всех у нас, но никто не решился спрашивать. Нарком встал, направился к двери, и, прежде чем выйти, оглянулся. Его пенсне в последний раз вспыхнуло электрическим зайчиком... (Пауза.)
Нам всем дали помощников.
Появляется Сидоров в форме лейтенанта ГБ и становится чуть в стороне и позади Петрова.
И мы с лейтенантом Сидоровым отправились по своему маршруту.
Возникает вокзальный гомон, потом – паровозный гудок и стук колес.
С тех пор прошло три месяца. Мы побывали в лагерях – от Амура до Кольского полуострова. Этот лагерь – последний.
Сцена 2
Внутренний двор лагеря. В глубине – стена штабного барака, на стене - ящик вроде почтового, прямо под ним – скамейка.
Слышны звуки аккордеона – что-то популярно-советское. То и дело музыку перекрывают зычные команды: «Первая, пошла»!», «Вторая!», «Третья!».
В ту сторону, откуда доносятся переливы аккордеона, смотрит Начальник лагеря, грузный мужчина в полушубке.
Музыка умолкает. Тишина.
Появляется Комендант – он сильно смахивает на Начальника, разве что в размерах поменьше. Изображая всей фигурой усердие, Комендант подбегает к начальнику.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (не глядя). Слушай меня внимательно... Проверяющие из Москвы уже здесь...
Пауза.
КОМЕНДАНТ. Понятно... Ревизоры, значит?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (недобро взглянув). Ишь ты, грамотный... Будет тебе и Гоголь, будет тебе и моголь, если на кухне что-нибудь вылезет... Смотри, чтоб все по норме было!
КОМЕНДАНТ. У нас всегда по норме...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Я тебе сказал, по норме! Или ты забыл, какая она, гулаговская норма? Чего кривишься? Новый наркомвнудел проверяет лагеря... Или тебе самому в зону захотелось? Был комендантом – стал первым у параши... (Пауза.) И чтоб ни одного жалобщика!.. Будет жалоба, потом не обижайся...
Появляется Алешкин, в бушлате неопределенного цвета, с аккордеоном на плече. Сняв шапчонку, подходит к Начальнику лагеря. Тот отмахивается: «Не до тебя!» Алешкин надевает шапку, отходит, присаживается на лавочку, но тут же, взглянув на начальство, встает.
НАЗИРАТЕЛЬ. Насчет жалоб... блатных запрягаем?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Так они, подлюки, просто так не станут...
КОМЕНДАНТ. Не станут.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Старшого тряхните... Чтобы в каждом бараке... чтоб пятьдесят восьмая не рыпалась... Дневную норму им запишем.
НАЗИРАТЕЛЬ. Маловато...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Маловато?.. Широкий, твою мать... За государственный счет!
НАЗИРАТЕЛЬ. Старшому надо недельную...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Недельную?
КОМЕНДАНТ. А может, и двухнедельную...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ёшкина мать!..
КОМЕНДАНТ. Ничего, с доходяг... с пятьдесят восьмой бригадиры спишут.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Много ты с них спишешь... Списатель! (Машет рукой.) Ладно, делайте как хотите, но чтобы ни одна рожа не вылезла... Да! На хоздворе порядок навести... Все, что не для зоны, вынести вон... Баню вычистить!
КОМЕНДАНТ. Уже чистят...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Так... (Оглядывается на Алешкина.)
Тот подходит, снимает шапку. Начальник лагеря машет рукой, Алешкин снова надевает шапку.
Алешкин, слушай в оба уха... Сегодня мероприятие... Люди из Москвы... Сядем в клубе... (Коменданту.) Ты смотри там... выпить, закусить... (Алешкину.) Ну и культурно обеспечить надо... Чтоб ни одна зараза не тыкала, зачем ты у нас на должности сидишь... Уразумел?
АЛЕШКИН (с улыбкой). Так точно, гражданин начальник лагеря! Разве я вас подводил когда?.. В каком объеме культурно-воспитательный момент даем?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Чего?..
АЛЕШКИН (не смущаясь). Ну, на максимум, в полном объеме – там, стихи, песни, физкульт-парад, товарища Маяковского... Или так, для души?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Какой на хер физкульт-парад!.. Люди с дороги... Для души, конечно.
АЛЕШКИН. Ну, тогда мы с Любой... Она споет, я сыграю. Да стихи прочту. Товарища Светлова и других...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну, ладно... Пусть Любка... Все! И гляди... Ежели чего – на общие работы... Свободен!
Алешкин уходит.
КОМЕНДАНТ. Еще это... Ну... спецодежда.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Чего – спецодежда?
КОМЕНДАНТ. Я приготовил к отправке на станцию...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Так...
КОМЕНДАНТ. Геологи завтра хотят...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Хотят... Все хотят! Нет, надо погодить... Ты вот что... Посмотри, по бригадам... где совсем обносились, надо дать.
КОМЕНДАНТ. А геологи?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Подождут!
КОМЕНДАНТ. А если они в других лагпунктах перехватят...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Если да кабы... Надо погодить... Эти инспектора, говорят, те еще волки... А по нашей цене мы всегда покупателя найдем.
КОМЕНДАНТ. Это да, наша цена самая лучшая...
Появляется Оперуполномоченный, высокий, с опущенными плечами.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (ему). Инспекторов видел?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Не успел... На объекте был.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. На объекте?.. Чего там такое?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. ЧП.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. ЧП? Ети твою мать! Тут проверяльщики, а у них ЧП... Что там?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Стена обрушилась.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Какого хрена?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ (пожимая плечами). Обрушилась.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А этот?.. Что говорит?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Прораб?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А кто ж еще?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Разберемся, говорит...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Мудак! Я с ним разберусь... Где он?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Там сидит. Всю ночь с бригадой... Восстанавливают.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Восстанавливают... Вот сволочь!.. Под монастырь подвел... Как в рапорте будешь объяснять?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Посмотрим... Чего он там напишет, в объяснительной...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Контра проклятая... Теперь, выходит, по нашей рекомендации пятьдесят восьмую статью допустили к руководству важным объектом... Тварь! В общем, по уши мы с тобой в говне.
КОМЕНДАНТ. Так восстановят же...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А ты не лезь, куда не спрашивают... Ты, между прочим, за него просил... Помнишь?
КОМЕНДАНТ. Не то чтобы просил... Как вариант. Строитель вроде...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Вроде... У тещи в огороде.
Через двор идет Семенова, с ведром в руке. Из-за нелепого, не по росту, бушлата не сразу разглядишь, молода ли она, хороша собой, или, наоборот, стара и некрасива.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (тотчас заметив заключенную). А ну, ко мне! СЕМЕНОВА (подходя, торопливо). Семенова, пятьдесят восемь, десять.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Почему не на работе?
СЕМЕНОВА. Я тут... (Показывает на ведро.) Баня...
КОМЕНДАНТ. Она в наряде. Баню драют...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну так пусть драит! Какого хера она тут разгуливает?
КОМЕНДАНТ. Она рапорт подала... Образование у нее... Медсестра...
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Да, есть такой рапорт.
СЕМЕНОВА. Медучилище...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да насрать я хотел на твое училище!.. (Смотрит на Коменданта.) Опять протекции строишь... Мало тебе этого прораба?..
КОМЕНДАНТ. Так ведь она по медицинской части... Я думал...
Появляются Петров и Сидоров.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да иди ты!.. Думал он... Все норовят в придурки пролезть... А работать кому?.. (Семеновой.) Пошла отсюда! Бегом! Пока я тебя в ШИЗО не закатал...
Семенова пятится и, уходя, едва не налетает на Петрова. Тот провожает ее взглядом.
СИДОРОВ. Здорово, мужики!
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (осторожно). Здравствуйте, товарищи...
СИДОРОВ. Что за шум? А драка где? Похоже, гостей не ждете?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Как не ждем? Давно ждем, товарищ... лейтенант... госбезпснсти... (Петрову.) Товарищ капитан... госбезпснсти...
ПЕТРОВ. Капитан Петров.
СИДОРОВ. А я - Сидоров. Прошу нас любить и жаловать.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да мы... с удовольствием... товарищ лейтенант... товарищ капитан... госбезпснсти...
СИДОРОВ. А кто у вас оперуполномоченный? Кто у нас тут куманек?.. Дай-ка угадаю... (Оперуполномоченному.) Ты?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Так точно.
СИДОРОВ. Понял. Ладно, потолкуем еще.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (Петрову). Товарищ капитан... госбезпснсти... Какие распоряжения?
ПЕТРОВ. Распоряжения?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. По линии, так сказать, инспекции... Или, может, отдохнуть с дороги... Обед, банька?..
ПЕТРОВ. Банька – это хорошо... Но для начала пойдемте-ка побеседуем...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Как прикажете... Может, в штабе?
Петров и Начальник лагеря уходят в штабной барак.
СИДОРОВ (подходя к почтовому ящику). Для жалоб?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Для жалоб.
СИДОРОВ (заглядывая в щель ящика). Ну и много жалуются?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Бывает.
СИДОРОВ. Пломба на месте?.. Ну, а баньку-то надо приготовить... (Коменданту.) Ты, что ли, здесь по хозяйственной части?
КОМЕНДАНТ. Я.
СИДОРОВ. Сразу видно.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. По ряшке?
СИДОРОВ. По здоровому цвету лица... Что там с обедом?
КОМЕНДАНТ. Все в порядке, товарищ лейтенант... госбезпснсти...
СИДОРОВ. По норме?
КОМЕНДАНТ. А как же, товарищ лейтенант... госбезпснсти... У нас все по норме.
СИДОРОВ. Все? Ну-ну… Ладно, тогда свободен.
Комендант уходит.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Как доехали?
СИДОРОВ. Как? Каком кверху... Который месяц по стране мотаемся...
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Да уж... Надоело?
СИДОРОВ. А ты как думаешь? Без дома, без женской ласки...
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Неужто так плохо принимали? Не верится.
СИДОРОВ. Так боятся, бисовы дети. Мол, инспекция. До вас-то молва дошла?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Не без этого.
СИДОРОВ. Не без этого... Значит, все подчистили.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. А чего нам подчищать. У нас и так все в порядке.
СИДОРОВ. В порядке?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. В порядке.
СИДОРОВ. А стена?
Пауза.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Стена?
СИДОРОВ. Ну да, стена. Которая обрушилась.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Бывает. Восстановят.
СИДОРОВ. Конечно, бывает. Конечно, восстановят. Но ты ведь не забудешь рапорт написать?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Обижаете, товарищ лейтенант.
СИДОРОВ. А ты не обижайся. На обиженных, сам знаешь... Что на обиженных кладут?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ (после короткой пазы). Просто кладут.
СИДОРОВ (улыбаясь). Молодец. Может быть, мы с тобой и сработаемся. (Пауза.) Слушай, а это что за бабешка? Ну, на нее твой толстяк шумел?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Семенова. Пятьдесят восемь, десять. Из последнего этапа.
СИДОРОВ. Откуда?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Из Ростова. А что?
СИДОРОВ. А ничего... А ты что, весь контингент... назубок?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Как сказать... Стараемся.
СИДОРОВ. Стараетесь? Это хорошо. Тогда пошли. Показывай свое хозяйство.
Сцена 3
Клуб. Над сценой – кумачовый плакат: «Труд в СССР есть дело чести, славы, доблести и геройства». Лавки сдвинуты к стенам. Посередине зала - столы со снедью и бутылками. Вокруг столов стоят Петров, Начальник лагеря, Сидоров и Оперуполномоченный. На почтительном расстоянии – Комендант. Еще дальше – Алешкин и Любка, молодая женщина, бойкая на вид. Алешкин едва слышно наигрывает на аккордеоне.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Мы эту... ну, культурную, воспитательную работу держим на высоте... Вот у нас заведующий КВЧ... Алешкин!
Алешкин подбегает.
СИДОРОВ. Зэка?
АЛЕШКИН. Так точно, гражданин лейтенант госбезопасности... Пятьдесят восемь, прим десять, пять.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А сколько осталось?
АЛЕШКИН. Полтора.
СИДОРОВ. Уверен?
АЛЕШКИН (с улыбкой). Никак нет! О том ведает только Господь Бог и товарищ оперуполномоченный...
СИДОРОВ. Ну, допустим, бога нет... А так все правильно.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (Алешкину). Ты расскажи товарищам о культурно-воспитательной работе...
СИДОРОВ. Да чего о ней рассказывать? Ты, Тимошкин, лучше покажи товар лицом...
АЛЕШКИН. Есть!
Алешкин и Любка забираются на сцену. Остальные рассаживаются вокруг стола.
АЛЕШКИН (разворачивая мехи аккордеона). Солистка Куйбышевской филармонии по имени Любовь исполнит песню популярного композитора по фамилии Лебедев-Кумач...
ЛЮБКА (поет). «Прощался муж с женою,
И плакала жена.
Гудела над страною
Гражданская война.
Осенняя рябина
Краснела у крыльца,
И три малютки-сына
Смотрели на отца.
Отец сказал сурово
Ребятам и жене
Всего четыре слова:
«Не плачьте обо мне!»
Сказал и отвернулся,
Винтовку взял свою
И больше не вернулся
В родимую семью...
Не зря мы кровью нашей
Окрасили поля:
Цветет – что день, то краше
Советская земля!»
Начальник лагеря помахивает кулаком и посматривает на гостей: нравится или нет?
ЛЮБКА (продолжая). «Растет-цветет рябина
У нового крыльца,
И выросли три сына,
Три крепких молодца.
Один – военный летчик,
Другой – морской пилот,
А третий тоже хочет
Идти в воздушный флот.
Сильны и смелы с детства,
Не отдадут сыны
Отцовского наследства –
Советской стороны!»
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (с восторгом). «Не отдадут наследства»!.. А, товарищ капитан... госбезсти?.. Хорошо?
ПЕТРОВ (доставая портсигар). Хорошо.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А певичка? А? (Поворачиваясь к Сидорову и толкая его локтем). Хороша?
СИДОРОВ (толкая его в ответ). Хороша Маша.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Любка ее зовут...
СИДОРОВ (на ухо Начальнику лагеря). А ты всех зекушек по именам знаешь?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (озадаченно глядя на него). Я хочу сказать слово...
СИДОРОВ. Только покороче... Не политзанятия...
Начальник лагеря наливает водку в стаканы. Тем временем Алешкин и Любка уже сошли со сцены. Комендант дает Алешкину ломоть хлеба, тот разламывает ломоть пополам, одну половину сует за пазуху, другую отдает Любке. Та ест, отламывая маленькими кусочками.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (поднимая стакан). За товарища Сталина, организатора наших побед...
Все пьют.
СИДОРОВ. И за товарища Берия, нашего наркомвнудел... Наливай!
Все снова наливают и пьют.
Входит Прораб, в грязной фуфайке, с шапкой в руках.
Пауза.
СИДОРОВ. Кто такой?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (со вздохом). Прораб... ну, по объекту строительства.
СИДОРОВ. Тот самый, у которого стена обрушилась?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Этот самый...
СИДОРОВ (Прорабу). Что скажешь?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну чего молчишь, мудак? Докладывай!
ПРОРАБ. Исправили. Бригада всю ночь пахала...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Всю ночь... А с утра? Спят?
ПРОРАБ. Двое суток без сна – толку не будет.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Жалельщик, твою мать... Не вздумайте им норму ставить за два дня!
ПЕТРОВ. Почему – обрушение?
Пауза.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (Прорабу). Отвечай!
ПРОРАБ. Скорее всего, качество раствора... И, кажется, фундамент...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Кажется? А ты для чего там поставлен?
ПЕТРОВ. Погодите! Пусть договорит.
ПРОРАБ. Похоже, фундамент просел... И раствор... Я поковырял... Кажется, цементу мало...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Кажется ему...
ПЕТРОВ. Послушайте...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Товарищ капитан... госбезопснсти... Да сил же нет его слушать! Он же кто? Он же пятьдесят восьмая, контрик... Ему доверили такую работу, такой объект, а он все просрал...
ПРОРАБ. Я просрал?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А кто же?
ПРОРАБ. Почему бригадам выдаются початые мешки с цементом?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Початые? А я почем знаю? Это же твоя стройка!
ПРОРАБ. Моя?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А чья же еще? Кладовщики чьи?
ПРОРАБ. Мои? А почему они цемент в зону таскают?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. В зону? Цемент? Кто таскает? (Поворачивается к Оперуполномоченному.) Тебе что-нибудь известно?
ПРОРАБ. Зэки таскают! И не только цемент! Дрова, арматуру, наждачку, всякую мелочевку... Инструмент пропадает... Целый хоздвор в зоне выстроили!.. А за счет чего? (Пауза.) Кладовщики, значит, мои, а распоряжения выполняют чужие... Я бригадиров спрашиваю: почему принимаете материалы с недостачей? Мнутся, юлят... А я знаю, почему юлят...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну и почему?
ПРОРАБ. Потому что боятся!.. Меня они не боятся, а вот...
Начальник лагеря вскакивает и с размаху бьет Прораба в лицо. Тот валится на пол. Начальник лагеря с остервенением пинает его ногами. Общее замешательство.
СИДОРОВ (встает, отталкивает Начальника лагеря, отводит в сторону). Тихо, тихо...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Сволочь, контра недобитая!..
СИДОРОВ. А чего ж вы эту контру на объект поставили?..
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Так людей же нет!..
ПЕТРОВ (Прорабу). Поднимайтесь.
Прораб встает. Петров открывает портсигар, предлагает папиросу. Прораб берет, закуривает.
Всем надо успокоиться. Налейте ему, пусть тоже выпьет за товарища Сталина.
Комендант наливает стакан, протягивает Прорабу, тот пьет.
Что у нас дальше... по культурной программе?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (Алешкину). Эй, там!..
Алешкин взбирается на сцену.
АЛЕШКИН. Стихи товарища Светлова про наши доблестные органы, которые борются с врагами и днем, и ночью, и в городах, и в селах, и на суше, и на море. Везде защищают нашу советскую жизнь... (Читает.) «Пробивается в тучах
Зимы седина,
Опрокинутся скоро
На землю снега, -
Хорошо нам сидеть
За бутылкой вина
И закусывать
Мирным куском пирога.
Пей, товарищ Орлов,
Председатель Чека.
Пусть нахмурилось небо,
Тревогу тая, -
Эти звезды разбиты
Ударом штыка,
Эта ночь беспощадна,
Как подпись твоя.
Пей, товарищ Орлов!
Пей за новый поход!
Скоро выпрыгнут кони
Отчаянных дней.
Приговор прозвучал,
Мандолина поет,
И труба, как палач,
Наклонилась над ней.
Ты прошел сквозь огонь –
Полководец огня,
Дождь тушил
Воспаленные щеки твои...
Расскажи мне, как падали
Тучи, звеня
О штыки,
О колеса,
О шпоры твои...
Приговор прозвучал,
Мандолина поет,
И труба, как палач,
Наклонилась над ней...
Выпьем, что ли, друзья,
За семнадцатый год,
За оружие наше,
За наших коней!..»
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. «За наших коней!» А? Хорош стервец Алешкин... Я его на двух медбратов выменял...
ПЕТРОВ. Как это – выменял?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (спохватившись). Не то чтобы выменял... Так получилось... Наливай!
Комендант наливает всем, кроме Прораба, и уходит.
ПРОРАБ (Петрову, кивая на стол). Можно?
ПЕТРОВ. Конечно. Зачем вы спрашиваете?
Прораб наливает себе водки, пьет одним махом, закусывает.
Так вы зэка...
ПРОРАБ. Так точно, товарищ... гражданин капитан госбезопасности... Пятьдесят восьмая, прим десять, шесть...
ПЕТРОВ. Сколько осталось?
ПРОРАБ. Три.
ПЕТРОВ (задумчиво). Три...
ПРОРАБ. Теперь, поди, еще пару добавят...
ПЕТРОВ. Как ваш уполномоченный доложит...
ПРОРАБ. Я знаю, как он доложит.
ПЕТРОВ. Не доверяете ему?
ПРОРАБ. А кому здесь можно доверять?
ПЕТРОВ. Вот как?
ПРОРАБ. А то вы не знаете... (Пауза.) Говорят, вас нарком послал...
ПЕТРОВ. Кто говорит?
ПРОРАБ. Люди... Везде живут люди.
ПЕТРОВ. Вы строитель, у вас образование?
ПРОРАБ. Да, в Горьком учился... Потом на Магнитке, в Комсомольске... (Вздыхает.) Ну а потом здесь...
ПЕТРОВ. Как же так получается, что вы отвечаете за объект, а власти у вас нет?
ПРОРАБ. А так и получается.
ПЕТРОВ. Вы жаловались? В ГУЛАГ?
ПРОРАБ (с усмешкой). В ГУЛАГ?.. Я, контра, буду жаловаться в Главное управление лагерей на их же людей... (Машет рукой.) Вообще-то я пытался, когда начальство приезжало... Ответ один: налаживай отношения... И помни, кто ты...
ПЕТРОВ. Понятно... (После паузы). Ну и что бы вы сказали наркому?
ПРОРАБ. Наркому?
ПЕТРОВ. Ну да. Представьте, что это не я, а нарком.
ПРОРАБ. Что бы я сказал? Да, ничего, наверно, не сказал... Язык бы от страха проглотил.
ПЕТРОВ. Да перестаньте, он же обычный человек...
ПРОРАБ. Обычный?
ПЕТРОВ. Ну, не совсем обычный... Но... с ним по делу - можно... Вот и скажите мне... Вы ведь строитель – раз. Имеете опыт - два. Магнитка, Комсомольск... А главное – здесь...
ПРОРАБ (после паузы). Я бригадира спрашиваю: «Где цемент, сука?» А он клянется-божится, что не виноват. Мешки дают вскрытые, на норму не хватает, а ему что делать? Замешивает что есть... Если б не фундамент, так стояла бы та стена как миленькая... Если разобраться, ерунда, метра два... Слава богу... Хорошо, никто не пострадал... (Пауза.) Вы посмотрите, какой они хоздвор развели... Инструменты, станочки... Как говорится, на всем готовом, ни рубля из своей зарплаты... Это все откуда? Мебель домой, обувь, для огорода... Зэки таскают в зону все, что плохо лежит! Получается, они все заодно, и администрация, и охрана, и зэки... А я отвечаю за строительство! Мне-то что делать? (Пауза; бубнит себе под нос.) Пятьдесят восьмая доходит, норму не выполняют, зато бытовикам зачеты... Какой спрос с доходяг, какая норма, они еле ходят... Я иногда думаю, зачем это все, может, лучше вольных нанимать, а то эти разводы на работу, с работы, колонны, шмоны... Никогда не знаешь наверняка, что будет со сроками работ... Кругом туфта, и хорошо еще одна стена рушится, а не все сразу... (Пауза.) Вы же знаете, вы же инспектор... Я бригадира спрашиваю: где цемент, сука? Он на кладовщиков... Они на снабженца. А снабженец – на трест. Не возьмешь такие мешки, в другой раз никаких не будет... Понимаете? Вы же инспектор...
ПЕТРОВ. Что ты заладил? Инспектор, инспектор...
ПРОРАБ. Извините, товарищ капитан... Ничего не соображаю, развезло...
Пауза.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ (подходя к Петрову с вытянутым пальцем). Десять лет октябрю?..
ПЕТРОВ. Что?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ (наклоняя голову и тыча пальцем в портсигар). Хороший портсигар...
ПЕТРОВ (с лёгким замешательством). Хороший...
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Видите, тут гравировка... Десять лет октября...
ПЕТРОВ. Да, да... (Открывает портсигар и предлагает Оперуполномоченному.) Закуривайте.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ (осторожно беря папиросу). Я такой же в двадцать девятом году выменял на базаре в Сызрани. Как он мне нравился... И потерял... Жалко было. Даже курить бросил... А вы где брали?
ПЕТРОВ (не сразу). Это... Это подарок.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Понимаю.
С папиросой в пальцах отходит.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (Алешкину). «Любку» давай!
Алешкин торопливо взбирается на сцену.
АЛЕШКИН. Знаменитое лирическое стихотворение товарища Смелякова... (Читает.) «Посредине лета высыхают губы.
Отойдем в сторонку, сядем на диван.
Вспомним, погорюем, сядем, моя Люба,
Сядем посмеемся, Любка Фейгельман!
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (в пьяном угаре). Любка Фейгельман!
АЛЕШКИН (читает).
«Гражданин Вертинский вертится. Спокойно
девочки танцуют английский фокстрот.
Я не понимаю, что это такое,
как это такое за сердце берет?
Я хочу смеяться над его искусством,
я могу заплакать над его тоской.
Ты мне не расскажешь, отчего нам грустно,
почему нам, Любка, весело с тобой?
Вспомним, дорогая, осень или зиму,
синие вагоны, ветер в сентябре,
как мы целовались, проезжая мимо,
что мы говорили на твоем дворе.
Я уеду лучше, поступлю учиться,
выправлю костюмы, буду кофий пить.
На другой девчонке я могу жениться,
только ту девчонку так мне не любить.
Только с той девчонкой я не буду прежним.
Отошли вагоны, отцвела трава.
Что ж ты обманула все мои надежды,
что ж ты осмеяла лучшие слова?
Стираная юбка, глаженая юбка,
шелковая юбка нас ввела в обман.
До свиданья, Любка, до свиданья, Любка!
Слышишь? До свиданья, Любка Фейгельман!»
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (кричит). Слышишь? До свиданья, Любка Фейгельман! (Сидорову.) Но это не про нашу Любку... У ней другая фамилия...
Появляются Комендант и Бытовик – мужичонка в коротком пальто, без шапки. Комендант подводит его к Сидорову.
СИДОРОВ (Коменданту). Баня готова?
КОМЕНДАНТ. В лучшем виде, товарищ лейтенант... госбезпснсти.
СИДОРОВ. Слушай... (Шепчет ему на ухо, кивает в сторону Любки.) Понял?
КОМЕНДАНТ. Понял... Только...
СИДОРОВ. Что?
КОМЕНДАНТ. Видите, какое дело... (Шепчет Сидорову на ухо.)
СИДОРОВ. А мне до фени. Иди, договаривайся... И вот еще что... (Шепчет Коменданту на ухо.)
КОМЕНДАНТ (вздыхая). Так точно... (Отходит.)
СИДОРОВ (Бытовику). Так ты и есть старшой?
БЫТОВИК (довольно развязано). Ну... вроде того, гражданин начальник.
СИДОРОВ. Вроде того... Ладно. Поговорим?
БЫТОВИК. Про что, гражданин начальник?
СИДОРОВ. Да про жизнь нашу грешную.
БЫТОВИК. Мне, начальник, с кумовьями принародно не с руки...
СИДОРОВ. Не с руки?.. (Смотрит на Оперуполномоченного.) А, понял... (Отводит Бытовика в сторону.) А здесь как?..
БЫТОВИК (оглядываясь). Получше...
СИДОРОВ. Здесь тебе не западло разговаривать с представителем советской власти?
БЫТОВИК (осторожно). Ну, вроде того...
Сидоров бьет бытовика ногой в низ живота.
БЫТОВИК (скорчившись.) За что, начальник?
СИДОРОВ. Запомни, гнида уголовная, ты здесь старшой до тех пор, пока мы позволяем. Народную еду жрешь, на работу не ходишь... За просто так? Ты кто такой? Ты – паразит на теле народа. И по-хорошему тебя надо как клопа... (Показывает пальцем.) Если хочешь жить, жрать и не ходить на работу – помогай государству... Понял, тля?
БЫТОВИК. Понял, гражданин начальник...
СИДОРОВ. Не слышу? (Снова бьет Бытовика ногой.)
БЫТОВИК (громче). Все понял...
СИДОРОВ. Ну вот, так лучше... Что, вызывали тебя начальнички?
БЫТОВИК. Вызывали.
СИДОРОВ. Хорошо... Пойдем-ка, расскажешь мне, чего они от тебя хотели... (Уводит его.)
На сцену выходят Алешкин и Любка.
АЛЕШКИН. А вот еще одна песня товарища Василия Лебедева-Кумача... Эта песня про то, как наша страна всегда готова к походу против империалистического врага... (Растягивает аккордеон.)
ЛЮБКА (поет).
«Если завтра война, если враг нападет
Если темная сила нагрянет, -
Как один человек, весь советский народ
За свободную Родину встанет.
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч и суров:
Если завтра война,
Если завтра в поход, -
Будь сегодня к походу готов!»
К пению Любки присоединяется Начальник лагеря, затем подтягивают и другие.
«Подымайся народ, собирайся в поход!
Барабаны, сильней барабаньте!
Музыканты, вперед! Запевалы, вперед!
Нашу песню победную гряньте!
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч и суров:
Если завтра война,
Если завтра в поход, -
Будь сегодня к походу готов!»
Сцена 4
Баня. У стены – чаны с водой. Лавки. Стол с парой бутылок и закусками.
Входят Сидоров и Любка.
СИДОРОВ. Заодно и помоешься...
ЛЮБКА. Нахал вы, товарищ лейтенант... А горячая вода хоть есть?
СИДОРОВ. Все есть...
ЛЮБКА. А выпить? Закусить?
СИДОРОВ. Я ж сказал... А что, начальник перед бл…ками не кормит?
ЛЮБКА. Фу... зачем так грубо? (Пауза.) Да, он жмот... Буханка хлеба и стакан водки. Вот сколько стоит любовь такой женщины, как я... В таком месте, как наша зона. (Пауза.) А вы, значит, из Москвы?
СИДОРОВ. Много будешь знать, не доживешь до конца срока.
ЛЮБКА. Типун вам на язык... Да и так все знают, что вы инспекторы из Москвы.
СИДОРОВ. И откуда же все знают?
ЛЮБКА. Земля слухом полнится... А мы что, вдвоем будем?..
СИДОРОВ. Начальник еще придет...
ЛЮБКА. Начальник?..
СИДОРОВ. Не твой, не боись.
ЛЮБКА. Ага... А я что, одна?..
СИДОРОВ. А что, не сдюжишь?
ЛЮБКА. Товарищ лейтенант...
СИДОРОВ. Не боись, все будет по уму...
ЛЮБКА. Я и не боюсь... Только бы не заразиться да на общие работы не попасть.
СИДОРОВ. Ну, общие работы тебе вроде не грозят...
ЛЮБКА. Слава богу... И вообще, лучше начальник... раз в неделю... чем все, кому ни лень. Вон, уголовники в женский барак – как к себе домой... Иной раз при всех... одни держат, а другие эту бедную бабу во все, как говорится, дырки...
Входит Алешкин с аккордеоном на плече.
АЛЕШКИН (с широкой улыбкой). Здравствуйте! Помощь не нужна?
СИДОРОВ. Помощь? Какая помощь?
Любка исподтишка делает Алешкину какие-то знаки.
АЛЕШКИН. Так мне сказали, мероприятие продолжается... А какое мероприятие без музыканта, товарищ лейтенант госбезопасности? (Ловко спускает аккордеон с плеча и растягивает его со сложным богатым звуком.)
СИДОРОВ (морщась). Да уймись ты! Голова гудит от твоей музыки... Ты, Тимошкин, или дурак, или... (Глядит на Любку; с усмешкой.) Нет, брат, в этих делах нам помощь не требуется...
АЛЕШКИН. Алешкин я.
СИДОРОВ. Что?
АЛЕШКИН. Алешкин моя фамилия, товарищ лейтенант.
Пауза.
СИДОРОВ. Товарищ? Какой ты мне, на хер, товарищ? Шапку сыми!.. Ты забыл, кто ты есть? А ну, кто ты есть?
АЛЕШКИН (снимая шапку). Заключенный Алешкин. Пятьдесят восемь, прим десять, пять.
СИДОРОВ. Алешкин, Тимошкин... ***шкин!.. Пошел вон!
ЛЮБКА. Товарищ лейтенант... Коля, ты иди... Иди!
Алешкин с печальным звуком вскидывает аккордеон на плечо, бросает взгляд на Любку и уходит.
СИДОРОВ. Что это с ним?
ЛЮБКА. Вы на него не сердитесь, товарищ лейтенант...
СИДОРОВ. Он к тебе что - неровно дышит?
ЛЮБКА. Он хороший...
СИДОРОВ (обнимая ее). Ну, ежели ты постараешься, я не стану сердиться...
Входит Комендант.
КОМЕНДАНТ. Товарищ лейтенант...
СИДОРОВ (отпуская Любку). А тебе чего?
КОМЕНДАНТ. Как велено... (Зовет.) Иди сюда!
Входит Семенова. Комендант подталкивает ее вперед и со вздохом уходит.
СЕМЕНОВА (глядя на Сидорова). Пятьдесят восемь, прим десять, десять лет... Семенова.
СИДОРОВ. Проходи.
СЕМЕНОВА. Что-то не так? Мы помыли... Скажите, что нужно, я сейчас быстро...
ЛЮБКА (смеется). Не переживай... Ты здесь по другому делу... Что-то я тебя не знаю... Ты из последнего этапа? Новенькая?..
Входит Петров. Увидев Семенову, на секунду останавливается, затем идет к столу, оглядывает стены бани.
СИДОРОВ (с усмешкой). Божатся, что отмыли...
ПЕТРОВ (кивнув). Ну да... (Садится возле стола, вынимает из кармана портсигар.)
ЛЮБКА (по-хозяйски усаживаясь). Угостите папиросочкой, товарищ капитан...
Петров протягивает портсигар. Любка берёт папиросу. Петров и Любка закуривают.
СИДОРОВ (Любке.) А теперь идем.
ЛЮБКА (с удивлением). Куда?
СИДОРОВ. В другой нумер.
ЛЮБКА. В другой?
СИДОРОВ (подталкивая ее). Идем, идем... Ишь ты, зараза, привыкла с начальством... Не боись, я тоже начальник.
Уходят.
Пауза.
ПЕТРОВ. Есть хотите?
СЕМЕНОВА (оглядывая стол). Да, я бы съела чего-нибудь... (Подходит, садится, помедлив, начинает есть.)
Петров наливает водку в стаканы.
Почему вы на меня так смотрите?
ПЕТРОВ. Как?
СЕМЕНОВА. Не знаю...
ПЕТРОВ. Пей.
СЕМЕНОВА. Это обязательно? Я быстро захмелею. (Пьет.)
СЕМЕНОВА. Вот, значит, как здесь с женщинами...
ПЕТРОВ. Да, женщин мало.
СЕМЕНОВА. Поэтому их сразу разбирают.
ПЕТРОВ. Я не знаю. Хотя догадываюсь. Люди есть люди.
СЕМЕНОВА. А мужчины есть мужчины.
ПЕТРОВ. Да, наверное, так.
СЕМЕНОВА. А вы, значит, меня выбрали?
ПЕТРОВ (пожимает плечами). Я?
СЕМЕНОВА (идет к стене, пробует воду в чане, возвращается). Налейте еще...
Петров наливает, она пьет, ест.
ПЕТРОВ. Ну, так лучше?..
СЕМЕНОВА. Лучше. Спасибо...
ПЕТРОВ. За что?
СЕМЕНОВА. Не знаю... (Пауза.) Вы на меня так смотрите...
ПЕТРОВ. Как?
СЕМЕНОВА. Мужчину всегда по глазам видно.
ПЕТРОВ. Всегда?
СЕМЕНОВА. Ну, когда касается женщин...
ПЕТРОВ. И что же там видно, в наших глазах?
СЕМЕНОВА. Когда женщина нравится, у мужчины глаза загораются. Иногда прямо сверкают...
ПЕТРОВ. А у женщин не так?
СЕМЕНОВА. Может, и так... Только у женщин ресницы длинные...
ПЕТРОВ. И они любят глаза потуплять...
СЕМЕНОВА. Ну да, у нас свои приемы... (Пауза.) Ну вот, опять!
ПЕТРОВ. Что? Да нет... Просто... ты похожа на одного человека.
СЕМЕНОВА. Я так и поняла.
ПЕТРОВ. Ты ведь не из Москвы?
СЕМЕНОВА. Нет... (Пауза.) Жарко... Можно я?.. (Снимает бушлат.) А кто она? Как её звали?
ПЕТРОВ (не сразу). Катей... Её зовут – Катя...
СЕМЕНОВА. Видно, что вы любили её...
ПЕТРОВ. Видно? Как это может быть видно...
СЕМЕНОВА. Это всегда видно. Наверное, и она любила вас...
ПЕТРОВ. А вот этого точно не может быть видно... (Пауза.) За что сидишь?
СЕМЕНОВА. Следователь сказал, я занималась контрреволюционной пропагандой.
ПЕТРОВ. Следователь сказал?
СЕМЕНОВА. Да, так он сказал. В составе организованной группы.
ПЕТРОВ. Так была группа?
СЕМЕНОВА. Я не знаю... Собирались раза три... Чай, танцы... Весело было. А потом арестовали... Следователь говорит: подписывай, а не то я тебя дежурному взводу на ночь отдам, они там без баб маются...
ПЕТРОВ. Подписала?
СЕМЕНОВА. Подписала... Мне в камере говорили, что не по закону... А я не смогла... Страшно. Ночь... Тихо... Сидит, смотрит из-за лампы... Потом подойдет сзади, прижмется к спине... животом... Подписывай, говорит, а не то тебя солдатики разорвут на кусочки... Ты вон какая ядреная...
ПЕТРОВ. Да, ты ядреная...
Пауза.
СЕМЕНОВА. А где она?
ПЕТРОВ. Кто?
СЕМЕНОВА. На которую я похожа...
ПЕТРОВ (помолчав). Не знаю.
СЕМЕНОВА. Как же вы не знаете? Вы же все можете узнать? Вы же НКВД?
Петров поднимает руку, проводит по ее стриженым волосам.
Я носила челку. Такая была прическа... здесь коротко, а челка длинная. Но я поносила и поняла, что ко мне не идет, у меня лицо такое, что лучше длинные... Ну вот, когда теперь будут длинные...
Петров проводит рукой по её плечу
Ну?
ПЕТРОВ. Что – ну?
СЕМЕНОВА. Что же вы остановились? Берите свою рабыню!
ПЕТРОВ (убирая руку). Так ты образованная...
СЕМЕНОВА. А в бане это имеет значение?..
ПЕТРОВ. Это везде имеет значение.
Пауза.
СЕМЕНОВА. Извините, товарищ капитан... Вырвалось. Вы же понимаете... Вы ведь образованный.
ПЕТРОВ. Да, я образованный...
СЕМЕНОВА. Это же надо еще привыкнуть... Что ты теперь просто девка для начальства... (Наливает в свой стакан, пьет, передергивает плечами.) Голова полным кругом идет... У меня два года не было мужчины... Даже когда следователь ко мне прижимался... ну, своим хозяйством... страшно было и в то же время... Не то чтобы хотела, чтобы он меня изнасиловал, но...
Порывисто садится к Петрову на колени.
ПЕТРОВ. Тебя, девонька, не разберешь...
СЕМЕНОВА. Спаси меня, капитан... Я же пропаду здесь. Спаси меня, ты сильный, ты можешь...
ПЕТРОВ. Не выдумывай...
СЕМЕНОВА. Она тоже была образованная? Та, на которую я похожа... Конечно, она была образованная. Зачем тебе темная крестьянка? Куда же ты ее задевал? Неужто в лагерь засадил? А теперь высматриваешь? Что, совесть мучает?
ПЕТРОВ. Замолчи, дура!
СЕМЕНОВА. Я не дура. Я образованная. Вот как у нас здорово получается... Кто-то меня посадил, кто-то на меня наговорил, а потом я на кого-то наговорила. Я даже не помню, что я там подписала этому следователю, который об мою спину терся своим передком... Я даже свой приговор не знала, пока мне в пересылке опер не показал... Пятьдесят восьмая, прим десять, контрреволюционная пропаганда и агитация, десять лет исправительно-трудовых лагерей... Это много или мало, капитан? Десять лет? Что будет со мной за десять лет? Скажи мне. Ты ведь знаешь. Ты умный, ты образованный... (Пауза.) Спаси меня, капитан. Ну, представь, что это не я... а та, другая... на которую я похожа...
Роняет голову ему на плечо, засыпает.
Длинная пауза.
Петров поднимает Семенову и кладет ее на лавку. Подходит к чану, снимает гимнастерку, рубаху, берет ковш, моется.
Вбегает Любка, в простыне. За ней, в таком же виде – Сидоров.
ЛЮБКА (нараспев, бегая по бане). «Легко на сердце от песни веселой, она скучать не дает никогда, и любят песню деревни и села, и любят песню большие города...»
Сидоров преследует ее и, настигая, каждый раз хлопает ладонью по заду.
Подпевайте, товарищ капитан... (Поет.) Нам песня строить и жить помогает, она как друг и зовет, и ведет, и тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет...» (Останавливается, ставит ногу на лавку.) Какая милая картина... Замучили девушку, товарищ капитан?
СИДОРОВ. А ты думала, только у вас здесь настоящие ёбари?
ЛЮБКА. Фу... Вы, товарищ лейтенант, настоящий грубиян...
СИДОРОВ. Зато – настоящий...
ЛЮБКА. Это да – настоящий кобель...
СИДОРОВ. А что вам, бабам, еще надо?..
ЛЮБКА (мечтательно). Эх, нам, женщинам, много чего надо... да где ж его взять?..
СИДОРОВ. Где? Сама знаешь, где... Пользуйся, пока кобели за тобой в очередь стоят...
ЛЮБКА. В очередь... Вот вы, товарищ лейтенант, приехали – и уехали...
СИДОРОВ. Но пока что я здесь... Пошли!
ЛЮБКА. Эх, товарищ лейтенант... Нет, чтобы поговорить с женщиной... ласково, по душам...
СИДОРОВ. Чего? По душам? Каким еще душам? Ты, Любка-юбка, религиозную пропаганду здесь не разводи... Что нам говорит марксизм-ленинизм? Насчет души?
ЛЮБКА. Ой, простите, забыла... Среди таких мужчин обо всем позабудешь...
СИДОРОВ. Марксизм-ленинизм учит нас, что нет никакой души... Все это выдумки, опиум для простого народа. Нету души, только тело... (Лапает ее.)
ЛЮБКА. Жалко... Тело, конечно, хорошо... Но без души как-то одиноко...
СИДОРОВ. Ерунда! Пережиток. Пошли, я тебя еще раз проинспектирую... ЛЮБКА. Эх, товарищ лейтенант, какой же вы неугомонный... (Поет, маршируя вокруг стола.) «Шагай вперед, комсомольское племя, цвети и пой, чтоб улыбки цвели!»
СИДОРОВ (пристраиваясь сзади и напирая на нее). «Мы покоряем пространство и время, мы — молодые хозяева земли...»
Они уходят.
Петров садится на лавку.
Пауза.
СЕМЕНОВА (поднимая голову). Ой, сморило меня... Я так быстро хмелею... (Садится на лавке, смотрит на Петрова, дотрагивается до его голого плеча.) Погоди, я сейчас...
Идёт к чану с водой и начинает раздеваться.
Сцена 5
Двор лагеря. Появляются Петров и Начальник лагеря.
ПЕТРОВ (расстегивая шинель). Смотри-ка, припекает...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Весна на подходе, товарищ капитан... госбзпснсти...
ПЕТРОВ. Это хорошо... Весна - это хорошо. Меньше людей помрет...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Само собой. Зима – дело дрянь. Контингент слабый...
Петров садится на лавку. Начальник лагеря присаживается рядом.
ПЕТРОВ. Ни одной жалобы... Все довольны?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Довольны, не довольны... Не санаторий.
ПЕТРОВ. Почему такие оборванные? Вы же все лимиты на спецодежду выбираете...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Товарищ капитан... госбезпснсти... Вы же знаете... Вши, прожарка, какой материал долго выдержит...
ПЕТРОВ. Да они вон... в чем взяли, так до сих пор и ходят.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Так – да не совсем... воруют же, товарищ капитан...
ПЕТРОВ. Что воруют? Эти лохмотья?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Новое воруют.
ПЕТРОВ. Бытовики?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Эти тоже... проиграются чуть не догола, отбирают у пятьдесят восьмой. А те берут из хранения гражданское. Боремся, но...
ПЕТРОВ. Боишься бытовиков прижимать?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да ничего я не боюсь... Но без них нам тоже... Как-никак, а они за пятьдесят восьмой приглядывают... Сами знаете, социально близкие. Вроде как перековке поддаются...
ПЕТРОВ. Ну да, поддаются... На бумаге. На бумаге у них и нормы выполняются. Лежа в бараке выполняют. Интересно, как это получается?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну... из них бригадиров много.
ПЕТРОВ. А еще больше придурков возле кухни.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну да, верно. А что, лучше пятьдесят восьмую спасать от общих работ?
ПЕТРОВ. Вот они у вас и выполняют норму за счет пятьдесят восьмой...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. У нас?
ПЕТРОВ. И у вас. И у других.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (разведя руки). А как еще... Пятьдесят восьмая - враги народа.
ПЕТРОВ. Да, враги... Но им же не «вышку» дали, а «десятку».
НАЧАЛЬНИК. Не пойму я вас, товарищ капитан... госбезпснсти... Мы здесь привыкли к тому, что враг народа – он враг народа и есть. Со всеми вытекающими... Как в той методичке написано. Помните? Такая красненькая, тридцать третьего года...
ПЕТРОВ. Помню.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Толковый, видать, мужик писал. Хорошо написал, все ясно, что к чему.
ПЕТРОВ. Это женщина.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Женщина? Хм... Молодец! Значит, и женщина может толковую книжку сочинить.
ПЕТРОВ. Может... У них там целая семейка сочиняла. И она, и брат. Брат писателями руководил... Два года как расстреляли.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Во как... Ну что же, бывает. Как там у нас... Сестра за брата не отвечает.
ПЕТРОВ. Не отвечает. Если не замешана.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну да... Яблоко от яблоньки...
Пауза.
ПЕТРОВ. Ну так вот, насчет нормы и бытовиков... И пятьдесят восьмой... Наверное, это правильно, что вы опираетесь на этих... социально близких. Но... Какой государству прок от того, что часть нормы, которую дал контрреволюционер, записана на бытовика?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну... Не знаю...
ПЕТРОВ. На кой черт нам держать в лагере двоих, кормить их, а результат иметь на одного?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (вздыхая). Да... Не тянут норму доходяги...
ПЕТРОВ. Не тянут, говоришь?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Не тянут.
ПЕТРОВ. Так что, снижать? Норму?
Пауза.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да нет... Зачем снижать? Просто... Сами знаете, у нас по сводкам способных к тяжелому труду – двадцать процентов... А общие работы – все тяжелые...
ПЕТРОВ. Ты, гляжу, не понимаешь... Товарищ народный комиссар так и сказал нам: они там, сукины дети, ни хрена не понимают...
Пауза.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (привставая и снова садясь). Товарищ народный комиссар?..
ПЕТРОВ. Так точно. Наркомвнудел. Он нам, инспекторам, лекцию прочитал, как с вами, пидарасами, обходиться...
Пауза.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну и как с нами обходиться?
ПЕТРОВ. А так, что если не хотят понимать, с ними будет как с врагами народа...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. С нами?..
ПЕТРОВ. С вами.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. За что?.. Мы тут верой и правдой гнием!..
ПЕТРОВ. А ты рожу-то не криви... Обиделся. Плевать хотело государство на твою обиду... (Со вздохом.) Я ж тебе толкую, му…звон: соображать надо... Тебе же людей не для того гонят, чтобы ты их тупо в расход пускал...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Какой расход? У меня все по закону...
ПЕТРОВ. Знаю я ваш закон... Не так посмотрел – бунт. В рот не взял – побег... Что хочу, то и ворочу.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Что ж нам – расшаркиваться перед ними?.. Я в лагерях с тридцатого года. Задача была ясная: перековка в трудных условиях. Кто не смог – в землю...
ПЕТРОВ. Перековка... Из живых в мертвые. Наркомвнудел товарищ Берия просит вас зарубить на носу: контингент заключенных – это государственный ресурс. Такой же, как уголь, лес, железная руда... И за порчу этого ресурса - ответ по всей строгости. Вот какой у тебя расклад по срокам?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Расклад? По срокам? Не помню...
ПЕТРОВ. А я помню... У тебя десяточников семьдесят процентов. Десяточники – твой основной ресурс. Понимаешь? А какой у тебя срок выживаемости?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Срок выживаемости?
ПЕТРОВ. Срок выживаемости.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Не знаю... Не помню.
ПЕТРОВ. Не помнишь... А кто-нибудь у тебя помнит?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Может, и помнит. А, доктор знает. Доктора надо спросить.
ПЕТРОВ. Товарищ нарокомвнудел так и говорил: ни хера не знают, ничего им не интересно, только жрать, пить да баб в штабной барак таскать...
Пауза.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну и что мне с этого срока?.. Ну, с выживаемости?
ПЕТРОВ. Для чего тебе знать срок выживаемости?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да, для чего?
ПЕТРОВ. Если бы ты свою статистику изучал, ты бы увидел, что у тебя выживаемость в лагере, - максимум три года... То есть, ты получаешь от государства ресурс в виде контингента на десять лет, а расходуешь его за три...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Почему за три? У меня вон... есть такие, что и пять, и шесть... Тот же доктор...
ПЕТРОВ. Доктор... А на общих работах? Зиму все зэки переживают?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну, не все... Но у меня смертность не хуже других!..
ПЕТРОВ. Не хуже... Но и не лучше.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А что мы сделаем? Норма... сами знаете. А контингент слабый...
ПЕТРОВ. На общих работах контингент доходит за год, за два, а на придурочных местах протянут и десять... Больничка, столовка, хоздвор... Вот и выходит, в среднем – три года. А вообще-то ресурс мог бы еще семь лет давать стране отдачу... Ну, хотя бы пять... Понимаешь?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Понимаю... Снова, значит, хозрасчет? Сколько лет я в лагерях – раз пять заводили эту музыку...
ПЕТРОВ. Я, конечно, тебе не начальник, да только мой совет: не надейся, что на этот раз затихнет. И наводи порядок.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (задумчиво). Порядок...
ПЕТРОВ. Да, порядок. Не воровать. Не зверствовать понапрасну. И так далее. И тому подобное.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну да... Порядок... Это я понимаю... (Решительно.) А вы мне вот что скажите, товарищ капитан... Посоветуйте. Хоть вы мне и не начальник... Я понимаю, хозрасчет, порядок, ресурс... с контингентом поласковей... Я про другое... Вот вы про хозрасчет, а мне из ГУЛАГА велят готовиться к приему повышенного контингента... Это как?
ПЕТРОВ. А так... Арестованных поступает меньше, но пока в следственных тюрьмах и пересылках – битком... Разбираются в ускоренном режиме, но и вы в лагерях должны помогать.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А как? Где размещать? Одежда? Питание? Где я возьму?
ПЕТРОВ. Откуда я знаю? Запрашивай ГУЛАГ.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Я запрашиваю! А они не отвечают!..
ПЕТРОВ. Что значит, не отвечают?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (возбужденно). А вот так! Прими, размести, накорми... А как – никто не знает. Вон, в телеграмме: примите меры к оптимизации численности контингента... Что это значит, оптимизация численности?
ПЕТРОВ. Не знаю. Это ваше дело. Я действую в рамках своих полномочий.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А, видите как... Хорошо быть инспектором, товарищ капитан... госбезпсти... А мы тут – крайние.
Длинная пауза. Появляются Сидоров, Оперуполномоченный и Комендант.
СИДОРОВ (весело). Разрешите приступить к вскрытию жалобного ящика, товарищ капитан? (Петров пожимает плечами.) Они, жулики, вчера вскрыли без нас, но сегодня это у них не пролезет...
Тянется к ящику на стене штабного барака, снимает его, срывает пломбу, открывает; вынимает сложенный листок, читает, подает Петрову.
ПЕТРОВ. Что это?
СИДОРОВ. Вам, письмо...
Петров берёт листок, читает. Возвращает листок Начальнику лагеря. Достаёт из кармана портсигар. Смотрит на портсигар.
ПЕТРОВ. Этого заключенного – ко мне. Прямо сейчас.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (смотрит на листок, передает его Коменданту).
Бегом.
Комендант поспешно уходит.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (Петрову). Товарищ капитан... Пошли ко мне. Там и поговорите... А мы пока... ну, по стопарю... (Вздыхает.) А то без поллитра не разберешься.
Петров и Начальник лагеря уходят в барак.
СИДОРОВ (Оперуполномоченному). Почему - жалобщик? Ты ж давал команду блатным – утрамбовать пятьдесят восьмую...
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. А ты откуда знаешь?
СИДОРОВ (усмехаясь). А ты думал, на тебя уха и глаза нету?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Да видел я, как ты старшого мудохал...
СИДОРОВ (хлопая его по плечу). Так и тебя можно, ежели что, умудохать в одну минуту...
Пауза.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Так и любого можно. Ежели не за одну, так за две.
СИДОРОВ (улыбаясь). Ты мне нравишься... Молодец! Мы с тобой договоримся. Садись! (Садятся на лавку.)Ну... что будешь делать с этой стенкой?.. Когда рапорт отсылать?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Завтра.
СИДОРОВ. Надумал, что писать-то?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Думаю.
СИДОРОВ. Чую, про цемент вам писать не с руки...
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Ну, как сказать...
СИДОРОВ. Как? Можно по-разному…
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Ну да, можно по-разному...
СИДОРОВ. Я б на твоем месте... хоть я и не на твоем месте... я б чего написал... Халатность бригадира... Бригадир где? В ШИЗО?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. В ШИЗО.
СИДОРОВ. Молодец. Службу знаешь... Значит, халатность бригадира... Стенку восстановили... Прорабу... пятьдесят восьмая и тэ де... за проявленную бесхозяйственность добавить... Сколько?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Полтора.
СИДОРОВ. Год. Ежели чего, мы подтвердим.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Спасибо...
СИДОРОВ. Не за что... Но с тебя причитается. Напишешь мне - как начальник лагеря организовал незаконную торговлю спецодеждой... Чего смотришь? Напишешь, что выявил схему на днях. И так далее... Не боись, я, может, и не дам ход... Так, на всякий случай. Чтоб до нашего отъезда была бумага... Понял?
Пауза.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Понял.
СИДОРОВ. Ну, вот и хорошо. Я же говорил, мы с тобой столкуемся...
Пауза.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Вопрос есть...
СИДОРОВ. Слушаю.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Нас заставляют контингент... как это... оптимизировать.
СИДОРОВ. Что?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ (вздыхая). В общем, так... (Подвигается к Сидорову, что-то говорит ему на ухо.)
СИДОРОВ. Понял... А прямого приказа нет?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Прямого приказа нет.
Пауза.
СИДОРОВ. Ну что я могу тебе сказать... Вы ж себе не враги. (Что-то говорит ему на ухо.)
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Так это ж человек пятьдесят... А может, и больше...
СИДОРОВ. Ну и что? На твоей службе здесь... сколько закопано вокруг?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Хватает.
СИДОРОВ. Десятком больше, десятком меньше...
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. А как мы их проведем?
СИДОРОВ. Мне тебя учить? Побег – раз. По болезни – два. Бунт – три... Что, доктор акта не подпишет? Подпишет, он у вас зэка... Так на полгода растянете.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Ежели чего – подтвердите?
СИДОРОВА. Не будет никакого ежели чего. Но ежели будет – конечно, подтвердим. Не ссы.
Сцена 6
Комната в штабном бараке. На стене – портрет Сталина. За столом с бутылкой и тарелками сидят Начальник лагеря и Петров.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (поднимая стакан). Будем здоровы... Вот он привязался к хоздвору...
ПЕТРОВ (глядя в свой стакан). Кто?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да контра эта, прораб... А что - хоздвор? Сколько нужно всякой мелочевки, которую нам не поставляют?.. Дохрена и больше. И что делать? Ждать? До морковного заговенья... Вот и выкручиваемся... Хозспособом.
ПЕТРОВ. Если ты хозспособом - для лагеря, это одно, а если ботинки жене – совсем другое.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Жене... А хоть и ботинки... Где их взять, для бабы-то... Это ж не Москва.
ПЕТРОВ. В Москве тоже не разбежишься.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну вот... А мы здесь что, пропадай? Вот и выкручиваемся...
ПЕТРОВ. Ты выкручивайся да хвост волам крути, а не советской власти.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ишь ты! А мы что, не советская власть?
ПЕТРОВ. Ты – не советская власть. Ты – на службе у советской власти... Чувствуешь разницу?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Нет...
ПЕТРОВ. То-то и оно... Так наркомвнудел и сказал: ни хера не понимают...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да ладно вам, товарищ капитан, что вы нас так низко ставите... Мы же изо всех сил здесь бьемся...
ПЕТРОВ. Мы, мы... Вы - не советская власть. Вы ее слуги. Советская власть – закон и справедливость. А вы здесь хотите свой закон установить...
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Мы?
ПЕТРОВ. Да, вы!.. То есть, не только вы... Закон! А вы – слуги закона. Понятно?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. По словам вроде понятно...
ПЕТРОВ. А по сути – нет?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Надо подумать...
ПЕТРОВ. Думай!
Стук в дверь. Заглядывает Комендант.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Привел?
Входит Иванов, в залатанной фуфайке. Комендант исчезает.
ИВАНОВ (снимая шапку). Заключенный Иванов, пятьдесят восемь, прим десять, десять...
Петров молча смотрит на него. Начальник лагеря, поглядев на обоих, встает и уходит.
Пауза. Петров поднимается из-за стола, подходит к Иванову, обнимает его.
ИВАНОВ (растроганно). Спасибо... Я думал...
ПЕТРОВ. Что ты думал?
ИВАНОВ. Ну, мало ли...
ПЕТРОВ. Ты думал, я сделаю вид, что незнаком с тобой?
ИВАНОВ. Столько лет прошло...
ПЕТРОВ. Сколько?
ИВАНОВ. Много... В двадцать седьмом... в последний раз. (Пауза. Петров садится, жестом приглашает его сесть, наливает водку в два стакана, один подает Иванову.(Приподняв стакан.) За встречу. (Пьет.)
ПЕТРОВ. Ешь, не стесняйся.
Иванов ест – неторопливо, тщательно прожевывая куски. Петров не торопит его, внимательно разглядывает.
ИВАНОВ (поднимая глаза). Ты... ты хорошо выглядишь.
ПЕТРОВ. Спасибо.
ИВАНОВ. Обо мне этого не скажешь... Поэтому даже не пытайся.
ПЕТРОВ. Ну да... Как говорит ваш начальник, не санаторий...
ИВАНОВ (с легкой улыбкой). Не санаторий... Перековка. А кто не перековался – сам виноват... А эта форма... (Показывает пальцем.) Она тебе к лицу.
ПЕТРОВ. Не ожидал?
ИВАНОВ (чуть помедлив). Да, пожалуй... Когда я тебя увидел... там... (кивает в сторону) я подумал, как он похож на тебя, этот энкаведешник...
ПЕТРОВ. Но это был я.
ИВАНОВ. Да. Это был ты... Как же так получилось? Я ведь слышал, что ты служил в Наркомсельхозе...
ПЕТРОВ. Было дело.
ИВАНОВ. Как раз перед коллективизацией?..
ПЕТРОВ. Да.
ИВАНОВ. А теперь – НКВД...
ПЕТРОВ. Да, теперь НКВД.
Пауза.
ИВАНОВ. Так ты готовил коллективизацию?
ПЕТРОВ. Да... На своем, конечно, уровне.
Пауза.
ИВАНОВ. И... все вышло так, как вы планировали?
ПЕТРОВ (с усмешкой). Ты хочешь спросить, планировались ли те крайности, которые были допущены на местах?
ИВАНОВ. Да... Это – тоже.
ПЕТРОВ. Нет, крайности, конечно, нет.
ИВАНОВ. Крайности... Так это были крайности? Перегибы?
ПЕТРОВ. Конечно! Вообще-то сначала и речи не было о сплошной коллективизации... А потом - пошло... Иногда события принимают крутой оборот независимо от участников.
ИВАНОВ. И планировщиков...
ПЕТРОВ. Да... Но это все мелочи. Потому что в главном – все правильно. Ты ведь прекрасно знаешь, в какой стране мы живем.
ИВАНОВ. Я? Да, раньше я полагал, что знаю...
ПЕТРОВ. Деревня – это мир социального хаоса, она каждый день плодит анархию. Социалистическое государство и частная деревня – несовместимы. И рано или поздно это противоречие разрешилось бы, так или иначе.
ИВАНОВ. Да, я помню... Я тоже так думал.
ПЕТРОВ. А теперь ты думаешь по-другому?
ИВАНОВ. Как тебе сказать... Я видел этих мужиков, баб... Везде. И на Беломорканале. И в Сибири... Они оказались такими же людьми, как мы с тобой. Вернее, они люди дела, труженики... Мы с тобой люди слова и мысли, а они... они, прости за пафос, настоящая соль земли... Теперь я по-другому смотрю на русских народников, с которыми боролся Ленин...
ПЕТРОВ. Да, наш мужик – настоящая соль земли. Я знаю, я тоже видел... Жаль. Очень жаль. Но ничего не попишешь. Это была страшная необходимость. Деревню должна стать на то место, какое она заслуживает.
ИВАНОВ. Заслуживает?.. И какое же место заслуживает наша деревня?
ПЕТРОВ. Давай говорить прямо: второстепенное.
ИВАНОВ. А как же быть с тем, что в этой второстепенной деревне проживает две трети страны?
Пауза.
ПЕТРОВ (встает). Послушай, я не хочу спорить... Это бесполезно. Поздно... Дело сделано.
ИВАНОВ. Это верно. Дело - сделано.
ПЕТРОВ. Что бы то ни было, все кончено, все эти варианты мягкого вхождения в социализм рука об руку с мужиком не состоялись... В общем-то, все вышло так, как он и предлагал...
Пауза.
ИВАНОВ. Ты имеешь в виду?..
ПЕТРОВ. Да, его... Троцкого...
ИВАНОВ (удивленно). Ты... не боишься?..
Пауза. Оба смотрят на портрет.
ПЕТРОВ. Всуе, конечно, лучше не поминать... Но... Я гляжу, моя нынешняя служба не идет у тебя из головы...
ИВАНОВ. Ты должен понять...
ПЕТРОВ. Я понимаю... Мне предложили в тридцать четвертом... Им нужны были аналитики.
ИВАНОВ. Аналитики?..
ПЕТРОВ. Да.
ИВАНОВ. То есть, ты не в ГУЛАГе?
ПЕТРОВ. Нет. А это что-то меняет?
ИВАНОВ. Как же ты сумел?.. Они-то – знают? Твое начальство... Что ты был...
Оба снова смотрят на портрет.
ПЕТРОВ. Первые начальники – знали. Они сами были – такие же... А теперь их уже нет.
ИВАНОВ. Иных уж нет...
ПЕТРОВ. Да. А те - далече.
Пауза.
ИВАНОВ. Зэки называют тебя инспектором... Это правда?
ПЕТРОВ. В какой-то степени.
ИВАНОВ. Хороший сюжет. Инспектор и зэка с десятилетним стажем пьют водку в штабном бараке...
ПЕТРОВ. Советский сюжет.
ИВАНОВ. Русский сюжет.
ПЕТРОВ. Наверное, ты прав...
ИВАНОВ (осторожно). Говорят, что новый нарком... Что ежовщина закончилась... Что будут послабления...
Пауза.
ПЕТРОВ. Извини, я не могу об этом говорить...
ИВАНОВ. Я понимаю.
ПЕТРОВ. Я не могу это обсуждать. Но... я надеюсь.
Пауза. Они смотрят друг другу в лицо.
ИВАНОВ. Можно я еще поем?
ПЕТРОВ. Зачем ты спрашиваешь?
ИВАНОВ. Я возьму с собой?
ПЕТРОВ. Конечно... Разумеется.
ИВАНОВ (кладет кусок хлеба за пазуху). Ты изменился.
ПЕТРОВ. Еще бы. Столько лет прошло.
ИВАНОВ. Я не про это... (Показывает на петлицы.)
ПЕТРОВ. Ты тоже изменился.
ИВАНОВ. Да, конечно... Но я не хочу... Что я?.. А вот ты...
ПЕТРОВ. А что я?
ИВАНОВ. Ты сильно изменился. Теперь ты другой.
ПЕТРОВ. Конечно, я другой. Мы все теперь другие.
ИВАНОВ. Да, мы все другие. Но... плохо не то, что ты изменился. Плохо то, что ты несчастлив.
ПЕТРОВ. Я?
ИВАНОВ. Ты.
ПЕТРОВ. Послушай, какое к черту счастье... Кто из нас вообще счастлив? Вот ты, например...
ИВАНОВ. Не надо обо мне... Я конченый человек. Я просто пытаюсь выжить.
Пауза.
ПЕТРОВ. Надо признать, тебе это удается...
ИВАНОВ. Спасибо. Думаю, я намного пережил среднего лагерника...
ПЕТРОВ. Да, это так.
ИВАНОВ. Я выносливый... Я хитрый. Я прошел огонь и воду.
ПЕТРОВ. Тебе повезло.
ИВАНОВ. Да.
ПЕТРОВ. Тебе сильно везло.
ИВАНОВ. Тебе виднее. Ты ведь аналитик.
ПЕТРОВ. Да, мне виднее. Я знаю статистику.
ИВАНОВ. И какова же статистика?
ПЕТРОВ. Я не могу говорить о статистике ГУЛАГа...
ИВАНОВ. Да еще с зэком...
ПЕТРОВ. Да еще в штабном бараке...
Пауза.
ИВАНОВ. Глаза.
ПЕТРОВ. Глаза?
ИВАНОВ. У тебя погасли глаза.
ПЕТРОВ. Погасли?
ИВАНОВ. Да, погасли... Но форма НКВД тебе к лицу. Ты красивый мужик. Наверное, женщины тебя любят... (Пауза.) Ты знаешь, я видел вчера одну... Здесь, на зоне... Наверное, из последнего этапа. Новенькая... (Пауза.) Она так похожа на Катю...
Молчание. Свет на сцене меркнет. Из тишины вырастают звуки улицы, праздника: голоса сотен людей, оркестр, крик громкоговорителей.
В луче света вбегает Девушка в белом платье.
ДЕВУШКА. Мальчишки, видели? Товарищ Троцкий!.. Товарищ Бухарин!.. Товарищ Сталин!.. Как хорошо! Так бы всех обняла и расцеловала... Ну что вы улыбаетесь? Вы думаете, я глупая, восторженная девчонка? Ну и пусть! Да, я глупая, я восторженная... Да, я верю, мы будем счастливы! Когда я иду на демонстрации, а вокруг такие же, молодые, сильные – я знаю, я чувствую, я верю... Мы построим социализм, мы поведем за собой весь земной шар, все человечество!.. Ну почему вы смеетесь? Не пытайтесь казаться циниками, вы чувствуете то же самое, что и я... Просто вы вбили себе в голову, что мужчина должен быть грубым, усмехаться и курить свою папиросу... Догоняйте! (Убегает.)
Сцена вновь освещается. Молчание.
Петров достаёт из кармана портсигар.
ИВАНОВ (глядя на портсигар). Тот самый?
ПЕТРОВ. Тот самый. Ваш с Катей подарок.
Закуривают.
ИВАНОВ. Тебе что-нибудь известно?.. Где она?
ПЕТРОВ. Я не знаю.
ИВАНОВ. Ее арестовали в тридцать втором... я встретил на пересылке одного знакомого...
ПЕТРОВ. В тридцать первом.
ИВАНОВ. За что?
ПЕТРОВ. За то же самое.
ИВАНОВ. Ты знаешь детали?
ПЕТРОВ. Нет. Мы... я не виделся с ней. Я все узнал гораздо позже.
ИВАНОВ. Не виделся? Вы разошлись?.. А я думал... Я был уверен... Почему вы разошлись?..
ПЕТРОВ. Строго говоря, мы и не сходились. Мы никогда не жили вместе.
ИВАНОВ. Но почему?..
ПЕТРОВ. Ты хочешь спросить, почему мы расстались, когда препятствия в твоем лице уже не было?
ИВАНОВ. Да. Я хочу знать. Мне кажется, я имею на это право.
Молчание.
ПЕТРОВ. Это было ее решение.
ИВАНОВ. Ее решение? Но почему? Уж не хочешь ли ты сказать, что она нашла другого мужика?
Пауза.
ПЕТРОВ. По-твоему, она могла выбирать только из нас двоих?
ИВАНОВ. Да. Я уверен в этом.
Пауза.
ПЕТРОВ. Она прогнала меня.
ИВАНОВ. Прогнала? Почему?
ПЕТРОВ. Она обвинила меня.
ИВАНОВ. Тебя? В чем же она тебя обвинила?
ПЕТРОВ. В том, что я виновен в твоем аресте.
ИВАНОВ. Что? Ты виновен в моем аресте?
ПЕТРОВ. Да, так она сказала.
Пауза.
ИВАНОВ. Но ты же не виноват в моем аресте... Ты же не дал на меня показаний?
ПЕТРОВ. Нет, я не дал показаний на тебя.
ИВАНОВ. Но почему же Катя тебя обвинила? Она объяснила?
ПЕТРОВ. Нет. Она была уверена, что я сдал тебя.
ИВАНОВ. Сдал меня? Но ты же не сдавал меня?
ПЕТРОВ. Я не сдавал тебя.
Пауза.
ИВАНОВ. Почему же она... Почему?
ПЕТРОВ. Я не знаю.
ИВАНОВ. И вы не объяснились?
ПЕТРОВ. Она не хотела со мной встречаться.
Пауза.
ИВАНОВ. Боже мой... Выходит... этому есть только одно объясненье.
ПЕТРОВ. Какое?
ИВАНОВ. Не обижайся... Значит, она любила меня.
Пауза.
ПЕТРОВ. Может быть.
ИВАНОВ. Иначе бы она тебя простила.
ПЕТРОВ. Может быть. Я не знаю.
Пауза.
ИВАНОВ. Можно, я еще выпью?
Петров наливает. Они пьют.
ПЕТРОВ. Как твои?
ИВАНОВ. Мама умерла. Брат писал первые годы, потом – перестал. Может быть, он тоже... Я не знаю. А твоя мать?
ПЕТРОВ. Она умерла.
Молчание.
ИВАНОВ. Ты не пытался найти Катю?..
ПЕТРОВ. Пытался. Я нашел ее. В тридцать пятом.
ИВАНОВ. Вы встречались?
ПЕТРОВ. Я хотел... Но не было оказии. Не было повода... А потом ее куда-то перевели.
Молчание.
ИВАНОВ. Сегодня охрана застрелила зэка...
ПЕТРОВ. Вот как... Жаль. Но ты ведь знаешь, это случается. По статистике таких случаев немного.
ИВАНОВ. В последний раз это было полгода назад. А сегодня... на моих глазах. Это не похоже на побег...
ПЕТРОВ. Что ты хочешь сказать?
ИВАНОВ. Говорят, в лагеря спущен приказ...
ПЕТРОВ. Приказ? Какой приказ?
ИВАНОВ. Об уменьшении численности...
ПЕТРОВ. Чепуха. Это слухи. Такого приказа не может быть. Поверь мне.
ИВАНОВ. Я верю тебе... (Пауза.) Но ведь это можно делать и без официального приказа...
ПЕТРОВ. Послушай, ты можешь думать о нас... Про ГУЛАГ, про НКВД - что угодно... Но – это механизм государства, он проводит государственную политику.
ИВАНОВ. Государственная политика?.. В чем же она, эта политика?
ПЕТРОВ. Уж во всяком случае, не в том, чтобы понапрасну губить контингент лагерей. Мое присутствие здесь – тому прямое свидетельство. Я послан, чтобы выявить реальную картину.
ИВАНОВ. Картину чего? Крайностей?
ПЕТРОВ. Нет, особых крайностей нет... Но есть отдельные случаи бесхозяйственности, прямого воровства, неумения использовать контингент по назначению...
ИВАНОВ. И в чем же назначение контингента?
ПЕТРОВ. Послушай, ты прекрасно знаешь, что мы реализуем все то, что было задумано давно... Тогда, в двадцатые... Им... А продолжено другими. Пусть и без него...
Оба снова смотрят на портрет.
Тогда это не вызвало у тебя возражений... А теперь ты против. Потому что сам попал в контингент?..
ИВАНОВ. Может быть... Одно дело – теория, и совсем другое – контингент...
ПЕТРОВ. Могу тебя утешить... если это возможно. Вообще-то, дело случая... Что ты зэк, а я...
Касается своих петлиц.
ИВАНОВ. Но ведь это ужасно.
ПЕТРОВ. Почему?
ИВАНОВ. Потому что это означает, что мы создали машину, которая работает сама по себе, косит без разбору, правых и виноватых...
ПЕТРОВ. Без разбору?.. Не согласен... Государство должно уметь защитить себя. Да, иногда эта защита может перейти грань... Но что лучше – перейти грань или – не дойти? Это в какой-то степени философский вопрос...
ИВАНОВ. Философский? Нет, это житейский, человеческий вопрос...
ПЕТРОВ. Забавно. Ты всегда был силен именно в философии. И упрекал меня в приземленности. Выходит, мы поменялись с тобой ролями...
ИВАНОВ. Да, мы поменялись с тобой ролями... И вот что я думаю. Мы давно перешли грань...
ПЕТРОВ. Перешли?
ИВАНОВ. Мы перешли ее и широко шагаем дальше...
ПЕТРОВ. Уверен?
ИВАНОВ. У меня было достаточно времени.
ПЕТРОВ. Ну а я пока не уверен...
Раздаётся короткий, отрывистый стук в дверь.
Пауза.
ИВАНОВ (встает). Я пойду.
ПЕТРОВ (показывая на кусок хлеба в тарелке). Возьми.
ИВАНОВ (берет хлеб, убирает за пазуху). Прощай.
ПЕТРОВ. Погоди...
Достаёт портсигар, протягивает Иванову. Тот берёт две папиросы, пытается вернуть портсигар Петрову.
ПЕТРОВ. Нет... Забирай.
Иванов пару секунд пристально смотрит на Петрова, потом суёт портсигар за пазуху и уходит.
Петров сидит, глядя на портрет Сталина. Свет меркнет.
Постепенно вырастает звуки: шаги, бульканье воды, вздох, усталый начальственный голос.
ГОЛОС СЛЕДОВАТЕЛЯ. Послушайте, Петров, вы мне вообще-то нравитесь... Вы молодец. Не дали ни на кого показаний. Готовы, так сказать, пострадать за правду. За своего вождя... Вот вы готовы пострадать, а он себе поехал за границу... Вы все, его, так сказать, соратники, рано или поздно отправитесь на Соловки и так далее, а он будет строчить свои клеветнические статейки... Или мемуары... Разве это справедливо? Что вы на меня так смотрите? Да не нужны мне ваши показания. На вашего друга Иванова хватает показаний. Как и на вас... Но вы мне нравитесь. Хотите, я помогу вам? Да не нужны мне ваши показания, чудак-человек... Честное слово! Просто мне надо решать, что с вами делать. Либо подверстать вас в общую кучу, либо... Вот скажите мне откровенно, по совести... Чего вы хотите? Пострадать? Пожалуйста, я подпишу вот эту бумажку. И вы будете страдать до конца жизни... Или все-таки вы предпочли бы жить нормальной жизнью?.. Да не нужны мне ваши показания! У меня их полно. На всех. На вас, на вашего друга Иванова... Кстати, вот его показания на вас... Да, он послабее... Никто из нас не застрахован... Думаете, я вас путаю, чтобы получить сведения?.. Послушайте, вы умный человек... Послушайте... (Вполголоса, доверительно.) Мой брат ищет людей. Он в Комиссариате по сельскому хозяйству... Нет грамотных, толковых людей. Он там стонет... А вы мне нравитесь. Вы образованный, сильный человек. Я могу просто закрыть ваше дело. Там хватает других, троцкистов хоть пруд пруди... Надо будет всего лишь подписать обязательство не заниматься впредь оппозиционной деятельностью... Так что подумайте. У вас есть еще одна ночь...
Пауза. Свет возвращается на сцену.
Заглядывает Сидоров.
СИДОРОВ. Можно?
ПЕТРОВ (не сразу). Заходи.
СИДОРОВ. Знакомый?
ПЕТРОВ. Знакомый...
СИДОРОВ. Старый знакомый?
ПЕТРОВ. Довольно старый.
СИДОРОВ. И как он?
ПЕТРОВ. Выживает...
СИДОРОВ (после короткой паузы) Как же они будут оптимизацию проводить?
ПЕТРОВ. Оптимизацию? Проведут...
СИДОРОВ. Это ж ведь надо контингент сортировать...
ПЕТРОВ. Отсортируют как-нибудь.
Пауза.
СИДОРОВ. Интересно, повезет ему или нет?
ПЕТРОВ. Кому? Иванову?
СИДОРОВ. Да.
ПЕТРОВ. Ему везло. Долго везло. Во всяком случае, до сегодняшнего дня.
СИДОРОВ. До сегодняшнего дня?
ПЕТРОВ. Да. До сегодняшнего дня.
Пауза.
СИДОРОВ. Ладно. Пойду.
Уходит.
Петров встает, идет к окну, распахивает его настежь, вдыхает холодный воздух.
Свет меркнет. Вырастает дробный звук женских шагов. Вбегает Девушка, теперь она в черном платье.
ДЕВУШКА. Не подходи ко мне! Не прикасайся ко мне! Негодяй! Ты предал всех нас! Они в тюрьме, а ты на службе... Ты оклеветал его!.. Подлец! Будь ты проклят! (Убегает.)
Шаги стихают. Возвращается свет.
Петров идет к столу, пытается налить в стакан, но бутылка пуста.
Сцена 7
Комната в медсанчасти. У стола в белом халате сидит Семенова.
Входит Любка, тоже в халате, с бумагами в руках.
ЛЮБКА (подходя к столу). Смотри. Вот это – акты о смерти. Старые... А вот последние мертвецы... Эй, очнись! О чем ты думаешь?
СЕМЕНОВА. Извини.
ЛЮБКА. Ты вот что... Приди в себя.
СЕМЕНОВА. Извини.
ЛЮБКА. Да мне-то что... Просто отвыкай мечтать. Спустись на землю. Мечтатели здесь быстро попадают на общие работы, а потом в наши акты... Вот в эти... Поняла?
СЕМЕНОВА. Поняла.
ЛЮБКА. Вот и молодец... Смотри. Это старый акт... А вот список свежих смертей... За два дня два человека... В общем, напишешь акты на новых покойников, доктор подпишет, потом начальник охраны... Понятно?
СЕМЕНОВА. Понятно.
Любка уходит. Семенова пишет.
Появляется Петров. Несколько секунд наблюдает за Семеновой.
СЕМЕНОВА (оглядывается, встает). Здравствуйте, товарищ капитан...
ПЕТРОВ. Здравствуйте.
СЕМЕНОВА. Вы... вы плохо себя чувствуете?
ПЕТРОВ. Я? Нет, все в порядке.
Пауза.
СЕМЕНОВА (улыбаясь). Давайте я вам температуру померяю...
ПЕТРОВ. Температуру?
СЕМЕНОВА. У меня такая обязанность – температура... Если температура большая, то можно от работы освобождать.
ПЕТРОВ. Меня от моей работы никто не освободит...
СЕМЕНОВА. Жалко. Будь моя воля – я бы вам помогла... Я бы вам всю жизнь помогала.
Пауза.
ПЕТРОВ. Я уезжаю.
СЕМЕНОВА. В Москву?
ПЕТРОВ. В Москву.
СЕМЕНОВА. А как же я?
ПЕТРОВ. Ты?
СЕМЕНОВА. Да, я.
ПЕТРОВ. Ты останешься здесь.
Пауза.
ПЕТРОВ (показывая на бумаги). Ты уже вошла в курс?
СЕМЕНОВА. Вхожу.
ПЕТРОВ (беря бумаги). Что это?
СЕМЕНОВА. Это акты. На умерших. Это старый... А вот эти новые. Список.
ПЕТРОВ. Список?
СЕМЕНОВА. Да, список. Вот фамилии. Видите, Иванов?
ПЕТРОВ. Иванов?
СЕМЕНОВА. Да, Иванов... Что-то не так?.. Может, все-таки померить температуру?
ПЕТРОВ (кладет бумаги на стол). Прощай.
СЕМЕНОВА (тихо). Спаси меня, капитан...
Петров смотрит на нее, затем поворачивается к выходу.
СЕМЕНОВА (ему в спину). Ради той... на которую я похожа.
Петров останавливается на секунду, уходит. Появляется Любка.
ЛЮБКА. Приходил прощаться? Надо же... Но ты не надейся. Забудь. Он птица не нашего полета. Как и этот кобель-лейтенант. Тебе надо за кого-то из нашего начальства зацепиться... Если не хочешь всех обслуживать. Я думаю, этот мордастенький, комендант, он и так на тебя облизывается... Не фонтан, конечно, но лучше, чем уголовники...
Сцена 8
Двор лагеря. Здесь Начальник лагеря, Оперуполномоченный, Комендант. Дальше – Алешкин с аккордеоном и Прораб.
Появляется Сидоров. Оперуполномоченный подходит к Сидорову, что-то шепчет нему на ухо, вынимает из кармана портсигар. Сидоров смотрит на портсигар, прячет в кармане.
Появляется Петров. Несколько секунд стоит неподвижно, затем поворачивается к лагерному начальству, поднимает руку в знак приветствия. Лагерное начальство отдает честь. Алешкин растягивает аккордеон, играет что-то бравурное. Сидоров подходит к Петрову и протягивает ему портсигар. Петров пару секунд смотрит на портсигар, затем прячет его в кармане.
Свет уходит со сцены. Обитатели лагеря исчезают в темноте.
В луче света остаются Петров и поодаль – Сидоров.
Звук паровозного гудка. Стук колес.
Городской шум и звон кремлевских курантов.
ГОЛОС ПЕТРОВА. Я вернулся в Москву, подготовил отчет и передал его по инстанциям. Через месяц меня назначили начальником отдела. Секретарша была очень довольна, не могла наглядеться, как я сижу за столом начальника... А еще через три месяца меня арестовали. В Лубянской тюрьме я провел полгода. Держал в руках показания всех - Сидорова, начальника лагеря, оперуполномоченного, Алешкина. Ну и той девушки... из лагеря... Получил срок шесть лет, по пятьдесят восьмой статье, пункт четырнадцать, контрреволюционный саботаж.
На лесоповале я провел полтора года, дошел до полусмертного состояния.
Выжил, а затем меня, зэка, назначили заместителем начальника строительства... (Пожимает плечами.) А когда началась война, досрочно освободили. С тех пор и до самого выхода на пенсию в шестьдесят шестом году я занимался строительством объектов в системе Средмаша, на должностях не самых высоких, но и не рядовых. У меня орден, три медали, всякие почетные грамоты... (Пауза.) После войны я женился, у меня два сына и четверо внуков. (Пауза. Петров достаёт портсигар из кармана, берёт папиросу.) Я умер в семьдесят пятом. Моя могила на Ваганьковском кладбище. Там хорошо, вокруг знаменитости... Дети ко мне на могилу приходят. Внуки тоже, но – редко... (Пауза.) В шестьдесят девятом году в метро, на «Кропоткинской», я встретил одного человека... Я стоял на эскалаторе, спускался вниз, а навстречу ехала женщина... Она была старая, седая, но я ее узнал... Это была Катя... или та девушка, из лагеря. Я спустился вниз и бросился обратно, наверх. В вестибюле ее уже не было, я выбежал на наружу, на бульвар. Я весь его пробежал, проковылял изо всех сил... Но какие уже были мои силы? (Пауза.) Так я снова потерял ее... (Пауза.) Но ведь главное – она не погибла, верно? Это ведь самое главное... Верно?
Занавес