Я дам тебе силу воли и духа:
В них ты найдешь начало и конец,
И на все вопросы получишь ответы.
Ибо это и будет началом
Твой новой жизни в этих землях»
Адара Тар’Накам
Первая жрица Рассвета
Для Литаны обретение дочери стало началом новой жизни, полной света и радости. Каждый новый день начинался с благодарственной молитвы богам за это чудо, подаренное ей – быть матерью. Была ли она на ночном дежурстве или просыпалась рядом с дочерью – не имело значения: каждое новое утро она начинала с благодарности и встречала в маленьком храме замка, оставляя подношения Тем, кто подарил ей это счастье.
Сегодняшний день не стал исключением. Рис и хлеб, чистая вода и цветы остались на алтаре. Девушка завернулась в подбитый мехом плащ и покинула храм. Утренний снежок скрипел под ее сапожками и вдыхая свежий морозный воздух, с нежной улыбкой на губах она думала о Латиффе.
Девочка внесла новый смысл в ее жизнь, наполнив ее искрящимся звонким смехом и живым теплом серых, так похожих на ее собственные, глаз. Теперь девушка летела в свои комнаты после дежурств, словно на крыльях, потому что там ее ждала ее дочь. Ее принцесса. И не было ничего радостней этого волнующего ожидания, в котором переступая порог, она попадала в новый мир детского счастья.
Поднявшись по ступеням к боковому входу, девушка вошла в полутемный узкий коридорчик, из которого попала на маленькую лестницу, позволяющую быстро попасть на третий этаж минуя главный вход. Она не чувствовала усталости, хотя и провела бессонную ночь. Неосознанно ускоряя шаг, девушка промчалась по коридору, остановившись лишь перед дверями своих покоев. Сделав глубокий вдох, чтобы унять бешено колотившееся сердце, она провела ладонью над замком и дверь бесшумно отворилась ровно настолько, чтобы пропустить ее. Легко проскользнув в открывшийся проем, она остановилась, невольно залюбовавшись открывшейся картиной: Хидеки, неловко согнувшись и вытянув ноги, спал в кресле, прижимая к себе завернутую в мягкое покрывало Латиффу. Девочка сладко посапывала, уткнувшись ему в шею, обнимая маленькими ладошками, сцепленными в замок, отчего его поза была совсем неудобной. Бесшумно сняв плащ и сапоги, девушка аккуратно разместила вещи по местам и надела мягкие домашние сандалии.
Ласково улыбнувшись, она укоризненно покачала головой и попыталась осторожно разнять их объятия. Не тут-то было. Маленькая шалунья что-то проворчала во сне, но рук так и не расцепила. Зато воин внезапно проснулся и воздух мгновенно наполнился потрескиванием боевой магии. Темные глаза, еще подернутые поволокой сна, смотрели сквозь нее. Девушка не сделала ни шагу, лишь ментально потянулась к нему своим разумом, чуть опустив щиты. В беззвучном напряжении прошла секунда, другая. Мысли соприкоснулись и в темных глазах появилось узнавание. Щиты воина опустились, призывая магию обратно и вновь поднялись, укрывая, словно альковом, всех троих. Закрыв глаза, воин снова задремал, как ни в чем не бывало. Малышка продолжала сладко сопеть у него на груди.
Литана снова мягко улыбнулась и прошла в спальню. Эта сцена продолжалась изо дня в день, после ее ночных дежурств. Хидеки отчаянно баловал Латиффу, словно она была его единственной любимой дочерью. Отчасти так и было – ведь он разделил с девушкой бремя опекунства, а стало быть имеет право называться ее отцом. И для этого им необязательно быть женатыми. Тем более, учитывая обстоятельства самой Литаны, для которой замужество было под запретом. Отношения подобного рода, без посягательств на тело и постель женщины, были не редкостью среди кланников. Для рождения ребенка девушке вовсе не обязательно было выходить замуж, она могла просто договориться о совместной опеке и заботе над ребенком, наслаждаясь свободой и одиночеством. Никаких требований, никаких сцен ревности и скандалов с битьем посуды о голову бывшего любимого.
Магический контракт, а опекунство являлось именно заключением контракта заботы о ребенке до достижения им совершеннолетия, который скреплялся нерушимыми магическими узами и гарантировал обоюдное выполнение взятых обязательств. Магия строго карала нарушителей.
Присев на кровать, девушка вытащила гребни и ленты из волос, позволяя тяжелым локонам золотым песком струиться по плечам и спине. Еще час или два Хидеки и Латиффа будут спать, а значит, у нее есть время для того, чтобы принять ванну, переодеться и принести завтрак на троих в комнаты. Литана потянулась, ощущая ноющую боль в мышцах. Теплая вода смоет усталость этой ночи. Скинув робу целителя, она аккуратно повесила ее в деревянный шкаф и накинула халат. Пройдя в ванную комнату, девушка повернула вентиль и вода с тихим журчанием полилась в каменный бассейн. Она присела на краю, перебирая бутылочки с ароматическими маслами – подарки Хидеки из его многочисленных поездок в другие города и на ярмарки. Наклонив продолговатую янтарную бутылочку, девушка отсчитала несколько капель. Едва уловимый, но очень теплый и приятный аромат сандала заполнил собой ванную комнату. Подумав еще немного, девушка открыла пузатую стеклянную баночку и вытащила несколько лепестков фрезии, которые в следующий момент опустились на воду, смешивая свой тонкий горный аромат с ароматом благородного дерева.
Литана закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Два столь дивных нежно-неуловимых аромата смещались в один, древесно-цветочный. Сбросив одежду, она погрузилась в теплую воду, смывающую с нее усталость и заботы. Ее мысли снова вернулись к спящей дочери. Прошло уже несколько месяцев, но девушка помнит все так же ярко, как будто все это было всего лишь пару минут назад. Абсолютная память, данная ей богами. Дар и проклятье одновременно. Нет. Дар. Который позволяет ей помнить абсолютно мельчайшие детали жизни ее малышки. Ее улыбки и сияющие от радости глаза. Ее смех, вызывающий учащенное сердцебиение и счастье, что она есть. Литана больше не проклинала свой Дар.
Она помнила, как на закате дня, решившего судьбу девочки, Старейшины снова призвали ее и Хидеки. После обмена клятвами о заботе и благополучии Латиффы Мирр, признанной дочери Литаны Мирр, девушка соединила свои руки с воином, скрепляя свой обет. Но вместо традиционного поцелуя в губы, он преклонил перед девушкой правое колено и запечатлел на ее руках почтительный поцелуй. Старейшины было протестующе воскликнули против такого вопиющего нарушения традиций. Но едва губы воина коснулись рук девушки, как их окружил столб света – магия признала их обеты. Тонкий браслет, словно сотканный из света, охватил узкое запястье левой руки девушки. Мягкий полумрак туманом окутал левое запястье воина, переливаясь и мерцая мириадами искр. Обряд был совершен.
Недоуменно переглядываясь, старейшины молча пропустили воина и целительницу. Старейшина Корвин вручил им официальные бумаги, подтверждая опекунство над девочкой. Слова благодарности затерялись эхом в высоких сводах Круга Судеб. Это был наисчастливейший момент в жизни Литаны.
Но она не могла знать, что как только они с Хидеки покинули Зал, Корвин, по праву Старейшего, призвал Совет к порядку. Из века в век обряд опекунства, или принятия ребенка в Род никогда не подвергался изменению. То, что сегодня повергло в изумление и шок присутствующих мудрецов клана, говорило о том, что они столкнулись с неизвестным. Это пугало. Наполовину опустошив библиотеку замка, Старейшины вооружились древними фолиантами, свитками, рукописями, пытаясь найти нужную информацию о природе столь древнего ритуала. Если бы в эти дни кто-либо посмел зайти в зал Совета, то был бы потрясен открывшимся зрелищем: мудрецы клана напоминали собой рой потревоженных диких пчел, гудя, как растревоженный улей. Тут и там лежали свитки, делались выписки из рукописей, проводились расчеты.
Книги путешествовали из библиотеки в Зал Совета и обратно. Юные послушники, приставленные для помощи Старейшинам, просто сбились с ног, в тысячный раз пересекая анфилады комнат с тяжелыми фолиантами в руках. Одна и та же фраза истолковывалась Старейшинами по-разному. Каждый имел свое мнение, свое видение и свой опыт. Они не могли прийти к согласию и в сотый раз перечитывая одни и те же строки, спорили об одном и том же – чье толкование лучше. Но все эти споры ни на дюйм не приблизили их к понимаю.
Корвин терпеливо выслушивал версии своих собратьев, пытаясь оставаться беспристрастным. Но когда все толкования и доводы начали повторяться по кругу, а споры едва не переросли в обычные драки, он объявил недельный перерыв на отдых. Две недели непрерывной работы Совета едва не стали началом конца взаимопонимания и уважения. У дверей Зала была поставлена стража с очень строгим приказом не впускать туда никого до начала следующей недели.
Годы не придавали легкости, они давили грузом прожитых лет, испещряя морщинами некогда красивое лицо. Тень задумчивости не покидала выцветших, некогда ярко-синих глаз Корвина, сухие тонкие пальцы медленно перебирали круглые деревянные бусины хадийярских четок – даром его отца, ставшим охранным талисманом для сына. Прошло уже два дня с того момента, как он покинул Зал Совета, имея множество вопросов в голове и ни одного ответа. Даже тени ответа, какого-нибудь призрачного намека.
Ритуал, подвергшийся изменению, никогда не скреплялся магией. Она не признавала отступлений от канона. Все было точно выверено, вплоть до количества шагов, силы звучания голоса, положения в Круге Судеб и времени, которое давалось на обеты. Все эти действа были описаны во многих фолиантах и везде всегда подчеркивалась значимость соблюдения правил ритуалов и обрядов. В противном случае магия просто не срабатывала и ничего не происходило. Ни-че-го.
И все же, нарушение канона имело место быть, и тем не менее, магия закрепила ритуал – иначе не было бы браслетов. Корвин устало потер переносицу, взъерошил пальцам волосы и застыл на месте, глядя на пламя, танцующее в камине. За окном уже давно наступила ночь, расстилая на небе звездный узор, а мужчина по-прежнему не шевелился, зачарованно глядя на языки огня.
В голове проносилось множество мыслей, с самого ритуала они перешли на Хидеки. Одинокий темноглазый воин, образ которого волновал не одно девичье сердце не только в замке, но и на множество лиг от него. Что заставило его отступить от привычных канонов? Он не мог сам нарушить данное слово, заведомо зная, чем это может обернуться для Литаны.
Литаны… Юной женщины, которой не дано познать крепость мужских объятий и сладость поцелуев…. Поцелуев?! От неожиданно пришедшей мысли старейшина подскочил в кресле, больно ударившись локтем о подлокотники кресла. Почти не замечая боли, он лихорадочно думал, выстраивая мозаику понимания. Вот оно! Поцелуй скрепляет договор, но в случае Литаны, уже давшей обеты, магия могла изменить привычный для всех канон, дабы не допустить нарушения обетов, данных ею ранее.
Нетерпеливо ерзая в кресле, словно его жарили на сковородке, Корвин вызвал послушника и велел ему найти в его личной библиотеке книгу о ритуалах Древних – «Magcheskie ritus et ceremonias» Хассейн’но Дассаракш, написанную не менее 15 веков назад, после Исхода. Заспанный послушник поплелся вглубь личных покоев Старейшины, тихонько проклиная про себя незавидную долю. Мальчишке очень хотелось спать и бодрость старика его абсолютно не радовала. Прищурившись, он лениво осматривал фолианты, пытаясь найти один, обозначенный древней руной изменений - Ehwas. Подняв глаза, мальчишка мысленно застонал. Искомый фолиант, с переливающейся мягким голубоватым светом руной, стоял на самой верхней полке, что означало применение лестницы, которую мальчуган ненавидел всей душой. Набив очередную порцию шишек – как неудобно спускаться с фолиантом под мышкой всего с одной свободной рукой! – послушник почти бегом вернулся к Корвину и опустив фолиант на колени старика, тут же исчез в своей комнате.
Дрожащей рукой Корвин провел по рунам, вырезанным на переплете книги и тихо произнес:
- Aperiret .
Фолиант раскрылся ровно посередине, являя взору главу под названием Ba;dhan;t . Корвин внимательно прочел заглавие несколько раз. Узы всегда были увлекательной темой для его исследований. И каждый раз, открывая что-то новое для себя, мудрый старец понимал, как много знаний о природе магии было утеряно их предками. Война магов и последовавший за ней Исход, сожженные города и погибшие дети, боевая и целительная, ритуальная магия – все это осталось в глубоком прошлом.
Тряхнув головой, словно отгоняя плохие мысли, Корвин сосредоточился на тексте. Хассейн’но Дассаракш писал: «Узы – есть величайший магический ритуал единения. Есть множество вариаций единения: души, тела, крови, энергии. Ритуал призван соединить прежде всего светлую энергию, взяв все самое лучшее, что есть в человеке с его всеобъемлющей силой любви, не плотской страстью, не вожделением, а той, что способна дарить свет и радость, созидательной силой. И соединить ее с другой душой, отдающей точно такой же Дар светлой силы созидания не ради себя, а ради счастья и благополучия другого существа. Ритуал уз является источником живой магии, способной чувствовать искренность намерений тех, кто обретает единение. И если чистота души и помыслов не оставляют сомнений в искренности проявленных качеств, магия уз сама направляет тех, кто отдается ей.»
Вот оно. Для магии уз не существует канона. Она определяет поведение тех, кто проходит ритуал единения, сама. И поэтому магия прочитав души посчитала необходимым провести соединение именно так, как оно и прошло. Не было никакой ошибки. Не было исправления канона. Этот был тот самый единственный и исключительный случай вмешательства самой магии, чтобы не были нарушены обеты, данные прежде. Потому что в противном случае, девушка могла умереть.
Закрыв книгу, старейшина бережно опустил ее на низкий столик, стоящий слева от кресла. Довольная улыбка блуждала по его лицу. Он нашел ответ. И радостнее этого момента не было ничего.
По уже укоренившемуся распорядку дня, девушка не стала ложиться спать, а приняв ванну и переодевшись, спустилась на кухню, в общий зал, где уже сидела немногочисленная группа воинов, поглощая свой ранний завтрак. Воины приветствовали ее нестройным хором голосов:
- Доброго тебе утра, целительница.
- Доброго вам утра, воины, - вернула девушка ритуальную фразу. – Пусть хлеб будет свежим, а каша горячей.
- Разделишь с нами трапезу?
- Благодарю, но меня ждет Латиффа, - мягко улыбнулась девушка.
Воины с улыбками переглянулись и кивнули старшему. Широкоплечий кряжистый здоровяк Сэм по прозвищу Добряк поднялся со своего места, перешагнул через лавку и протянул Литане небольшой сверток:
- Это для твоей малышки.
Девушка с изумлением приняла дар:
- Благодарю вас…. – В глазах появились слезы. Сэм вдруг шагнул к ней, но в последний момент остановился, помня о табу на прикосновения.
- Литана…. Ты спасла жизнь нашего брата. Ты исцеляешь нас. Этот подарок – он не может описать нашей благодарности, потому что нет такого подарка, которым мы могли бы тебя одарить взамен. Жизнь – бесценный дар. Этот подарок – всего лишь знак. Дань нашего уважения тебе. И он означает, что мы ценим то, что ты делаешь для нас. Потому что ты даешь нам возможность вновь вернуться к нашим близким и любимым. – Воин коротко поклонился на мгновение остолбеневшей девушке и вернулся на свое место.
- Спасибо…. – Легкая улыбка и все понимающий взгляд нашел каждого. – Я обязательно передам Латиффе, что он от всех вас.
Подавив непрошенные слезы, девушка поклонилась воинам, возвращая вежливую данность кланового этикета. Чувства, выраженные простыми словами благодарности, тронули ее сердце. Ради таких моментов и стоит жить. Даже если они выпадают крайне редко.
Прижимая сверток к груди и все так же улыбаясь, девушка подошла к старшей кухарке. Пожилая толстушка Энни обрадовалась ее приходу. Осмотрев ее с головы до ног, старушка осталась довольна: на девушке было новое домашнее платье, из мягкой ткани, простое, без вычурных украшений. Неглубокий вырез декольте, рукав три четверти, длина – до самого пола. Платье облегало стройную фигуру целительницы. Волосы Литана заплела в простую косу. Значит, обошлось без тяжелых случаев, иначе девушки бы сейчас здесь не было.
- Ночь была спокойной? – Все же тихо спросила она, с одобрением разглядывая Литану. После того, как Хидеки вырвал у Старейшин для девушки право воспитывать девушку, он изменил и саму ее жизнь. Ее представление о нормальной жизни. Стряпуха Энни многое знала о внутренней стороне жизни в серпентарии, имеющим громкое и благородное название Клан Серых Медведей. Одно слово – оборотни. Только сама Энни знала и видела намного больше, чем думали сами кланники.
Воин осознанно изменил жизнь молодой целительницы. Это не подлежало никакому сомнению. Злые языки шептали, что таким образом он добивается определенного рода благосклонности от девушки. Маленькая группка отверженных дев, во главе с Рианной, дочерью уже бывшего Старейшины Атриу, старалась досадить Литане, как могла. В ход пускались любые грязные трюки и уловки. Девка-то изначально положила глаз на Хидеки, да только искренностью в ее чувствах и не пахло. Воин не желал становится частью ее коллекции – очередным любовником на ночь. И тем более, не желал детей от нее. Для самолюбивой и красивой девушки это было ударом. И ведь было на что посмотреть: высокая, стройная, гибкая, медноволосая и темноглазая, с миловидным личиком, обрамленным тяжелыми локонами. Вроде бы все при ней, ан нет, чувствуется змеиная грация, да и ядом боги Рианну не обидели. Так и течет с губ в виде непристойных словечек да слухов со сплетнями.
На мгновение на лицо стряпухи набежала тень и в уголках глаз матово-темных старческих глаз появились непрошеные слезы. Украдкой смахнув их, старушка с улыбкой посмотрела на девушку.
- Да, обошлось без тяжелых увечий. – Также тихо ответила девушка. – На границе в последнее время стало гораздо спокойнее.
Перебрав травы, Энни засыпала их в чайник и залила крутым кипятком. Закрыв крышку, она надела на чайник чехол из плотной ткани. Девушка тем временем принесла две кружки. Уже давно у них это стало негласной традицией – после изматывающий дежурств Литана всегда приходила утром в общий зал к Энни. Они занимали маленький столик в дальнем уголке кухни, отгораживаясь от всех, и пили травяной чай с ванильными булочками, посыпанными корицей и орехами. Сама Энни даже под страхом смертной казни никому не призналась бы, что готовит восстанавливающий отвар, зелье, для возвращения сил девушки в тонус, что часть булочек, она делает особенными, накладывая свои, только ей доступные чары заботы.
Одиночества целительницы, тоскливым холодом сковывающим сердце, не видел только слепой. Ее Дар делал ее особенной – подобные ей рождаются раз в сто, а может быть и двести лет. И немилосердно сжигают себя, словно бабочки-однодневки, отдавая все, что у них есть, все свои силы, всю энергию жизни, чтобы другой мог выжить и жить дальше, радуясь новому дню и свету солнца. Их боятся. Потому что Дар Силы и Абсолютной памяти был приравнен к силам, которыми владели Древние. Так восстанавливаются забытые заклинания, зелья и травы, исцеляющие и отнимающие жизнь. На памяти самой Энни было всего-то лишь пара десятков подобных случаев, когда Литана, еще не выйдя из трансформации исцеления, спорила с более старшими целителями, указывая, что отвар сварен неверно. После трех попыток, предпринятых девушкой, чтобы доказать свою правоту – она помнила, что нужно делать, и в какой последовательности должны быть положены ингредиенты, вплоть до времени, цвета и запаха – результаты сваренных ею отваров и мазей были приняты, и изумленные целители перестали с ней спорить, просто записывая в книги восстановленные ею рецепты. Именно это отделяло ее от остальных, и делало бесконечно одинокой и ранимой. Даже принесенные обеты не могли защитить ее от испорченности и злословия тех, кто должен был поддерживать ее и заботиться о ней.
Нет, этот клубок змей с самого детства отверг ее, тогда еще ребенка, только учащегося контролировать свои силы. Несмотря на абсолютную память и силу духа, таких важных и необходимых для исцеления, она не была приспособлена к обычной жизни, и общение ей давалось очень тяжело. Чем и пользовалась ее сверстницы во главе с Рианной. А Совет закрывал на это глаза: жалоб от девушки не поступало, а значит все было хорошо. Пока не появился в крыле целителей Хидеки, избитый жизнью сокол, умирающий от ран и действия приворотного зелья. Целители не давали ему ни единого шанса на выживание. И пока они спорили о том, стоит ли дать ему отвар смерти, чтобы он тихо и спокойно ушел-в-Закат, Литана просто вернула его к жизни. Энни впервые видела такое чудо (время от времени она ухаживает за ранеными, помогая целителям) – девушка просто подошла к умирающему воину, положила ему руки на лоб и грудь и закрыла глаза, входя в транс, стирающий границы между мирами.
А потом она просто позвала его. Стены древнего замка сотрясла вибрация, выброс энергии такой огромной силы почувствовали все. И время остановилось…. Ее голос, напоенный магией ее собственного сердца и всепоглощающей Любовью к жизни и свету, проник за-Грань бытия, и сила ее Зова была такова, что не одной только его душой, был услышан этот призыв, такой манящий, чарующий, ласкающий, которому просто невозможно сопротивляться. Сияющий свет на несколько секунд ослепил тех, кто находился в крыле целителей. Трое воинов одновременно открыли глаза. И лишь один смог задать вопрос. И услышать на него ответ.
Энни разлила чай по кружкам и они неторопливо приступили к ритуалу чаепития без слов. Девушка блаженно жмурилась, делая очередной глоток, ощущая, как живительная влага распространяется по телу, придавая бодрость. Отщипнув от булочки кусочек, она обмакнула его в смородиновое варенье и затем отправила в рот. Покой и уют, запахи свежеиспеченной сдобы и молока. Это был запах дома. Дома, знакомого ей по смутным обрывкам памяти. Памяти, причиняющей боль.
- А кто тут у нас сидит на кухне? – Высокий, пронзительный голос вывел обеих женщин из молчаливой задумчивости. Литана вздрогнула, кружка с горячим чаем опасно накренилась.
- Что, на кухне подрабатываешь? – Яд так и сочился с языка красавицы. Девушка аккуратно поставила кружку на стол. Энни вскочила, но девушка медленно развернулась, чтобы посмотреть на ту, кто нарушил их уединение.
- О, платье новое отхватила? Кто ж так расщедрился? – Ну, разумеется, Рианна снова в своем репертуаре неотесанной базарной торговки.
- Ты закончила? – Литана демонстративно подняла левую бровь. Лед ее голоса заморозил бы даже солнце. Рианна проигнорировала вопрос, продолжая оскорблять девушку. В зале раздался грохот: несколько воинов вскочили из-за стола, опрокинув скамью, на которой сидели.
- А вот и защитнички, - ухмыльнулась Рианна. – Ты с ними тоже спала?
- Какие подробности моей личной жизни тебя еще интересуют? – Литана сделала шаг к девушке. Только один шаг. Но этого было вполне достаточно, чтобы вызвать изумление на лице нахалки. Такого еще не было – чтобы эта дерзкая выскочка что-либо отвечала. Она же всегда молчала. Всегда. Или быстро уходила, не отвечая на издевки и оскорбления. Но вот Литана стоит перед ней, спокойная и…. опасная?... Воздух внезапно наполнился потрескиванием и шипением.
- Литана…. – Негромко позвала Энни. Но девушка не никак не отреагировала на голос стряпухи. Рианна хотела было ретироваться, но не смогла сойти с места, словно ее что-то держало. Откуда-то изнутри поднимался дикий, первобытный страх. Она смотрела на целительницу и в глазах ее отчетливо читался ужас.
- Ты не посмеешь! – Взвизгнула она. – Ты не посмеешь применять против меня магию. Это запрещено правилами клана!
- Правилами клана также запрещено неуважительное отношение к тому, кто является частью этого клана, - ледяным голосом произнесла девушка. – Но, почему-то это тебя не останавливает. Так почему же я должна остановиться?
- Ты…. Ты не посмеешь!
- Уверена? – Левая бровь снова насмешливо изогнулась, и только серые глаза приобрели стальной оттенок. – Или ты думаешь, что Совет и дальше будет покрывать твое позорное поведение?
Энни с удивлением смотрела на свою девочку – она изменилась. Откуда в ней появилась решительность и уверенность в себе? Такое холодное, почти царственное спокойствие, абсолютно непроницаемое выражение лица, практически аристократические манеры. Нет, она не кричала, ее голос был тихим, но сила, вложенная в него, позволяла слышать девушку во всем зале.
- Видишь ли, - продолжила Литана, - на досуге я просмотрела Кодекс Клана. И нашла в нем очень интересные моменты, касающиеся взаимоотношений между кланниками.
Ее противница побледнела. Клановый Кодекс она знала наизусть – отец заставил учить еще в детстве. Но применяла его только тогда, когда было выгодно ей самой. И вот сейчас, какая то безродная дрянь пыталась выбить у нее почву из-под ног, применяя этот богами проклятый Кодекс против нее? Против дочери всеми уважаемого Старейшины?
- Бывшего Старейшины, - сказала Литана, словно прочитав ее мысли.
- Что здесь происходит? – Надменный каркающий голос отца был для Рианны спасением. Литана даже не повернула голову в его сторону.
- Здесь несколько десятков свидетелей, Рианна Дрейон. И я требую, чтобы ты извинилась и взяла свои слова обратно.
- Иначе что? – Дерзко выкрикнула наглая девица. Голос отца придал ей сил, вернув обычную дерзость. И хотя она все еще не могла пошевелиться, липкий, удушающий страх прошел. Отец выгородит ее. Он всегда заступался за нее, позволяя ей разные вольности, смотря сквозь пальцы на ее проделки.
- Почему моя дочь должна извиняться перед тобой? – Вскипел Атриу.
- Потому, что если она этого не сделает, я потребую созыв Совета. – Холодно отрезала девушка и посмотрев на старика сталью серых глаз, добавила:
- И тогда она будет изгнана из клана за ложь и клевету, которую распространяет.
- Моя дочь не лжет!
Никаких эмоций не отразилось на лице целительницы. Она лишь посмотрела на Рианну:
- Увидимся в Зале Совета. Я вызываю тебя на суд в Круге Правосудия, согласно Кодексу клана, в котором ты живешь.
Вот и все. Перчатка брошена. Спокойно повернувшись к противнице спиной, Литана вернулась обратно к прерванному чаепитию. Она не видела ни искаженного злобой лица Рианны, ни ножа, мелькнувшего в ее руке. Только услышала предупреждающий крик Энни, все еще следившей за Рианной и дикий, полный злобы животный вой:
- Умри, мерзавка!
Даже самый быстрый воин не успел бы ничего сделать– девица прятала метательный нож в рукаве. Воины набросились на нее и Атриу почти сразу, но все равно опоздали – нож вошел в плечо целительницы.
Хидеки умывался, когда браслет на его левой руке буквально взорвался, сжигая нестерпимой болью. Литана, обожгла внезапная мысль. Латиффа мирно спала, значит что-то случилось с самой целительницей. Отбросив полотенце, как был – босой, в одних штанах, схватив только ножны с мечом, Хидеки стремительно обернулся соколом – так быстрее. Стрелой он спикировал туда, где ощущал боль девушки, защитником которой он был. Поворот, резкое перемещение между лестницами вниз, на первый этаж, еще поворот и мгновенная боевая трансформация на лету. Он приземлился на ноги и сразу же рванулся к девушке, не обращая внимания на столпотворение, крики и ругань, на фоне истерических воплей и криков.
Бледное лицо и прокушенные до крови губы. Огромные, расширенные от боли зрачки и кровь. Кинжал, по рукоятку ушедший в плечо. У воина потемнело в глазах.
- ГДЕ ЦЕЛИТЕЛЬ?! – Крик эхом разнесся по залу, перекрывая общий гомон. Затем он повернулся к Энни:
- Чистые тряпки, быстро!
Стряпуха, белая как мел, опрометью бросилась выполнять распоряжение.
- Потерпи, родная, - он провел пальцами по щеке девушки. Она судорожно кивнула, стараясь не шевелиться и замерла. Взяв со стола первый попавшийся нож, воин осторожно срезал рукав и тихо выругался. Он уже видел, что кинжал перерезал мышцы. Сжав зубы, он взял полотенце, принесенное Энни, и резко выдернув кинжал, закрыл рану. Кровь быстро пропитала тонкое полотенце. Девушка не издала ни звука, но Хидеки чувствовал ее боль, разделяя ее ощущения. Один из многих аспектов уз, позволяющих разделять бремя. Как же он был благодарен богам за этот дар. Взять половину ее боли на себя, чтобы ей хоть немного было легче.
- Хидеки, - позвала его стряпуха, протягивая раскрытый мешочек. – Присыпь ее рану. Порошок остановит кровотечение.
Он снова посмотрел на Литану с легкой улыбкой.
- Будет немного жечь, девочка. Потерпишь?
Девушка снова кивнула. Она уже отошла от первого шока и ее начала бить дрожь. Хидеки отбросил окровавленное полотенце и очень осторожно начал сыпать желтый порошок на кровоточащую рану и место вокруг нее. Передав мешочек стряпухе, воин осторожно обмотал рану чистым полотенцем. Целитель так и не появился. Энни поднесла к губам девушки кружку:
- Выпей, дочка.
- Кто? – Тихо спросил Хидеки. Стряпуха лишь кивнула головой куда-то за его спину. Медленно развернувшись, воин только сейчас увидел группу собратьев, удерживающих Рианну и ее отца. Девица истошно вопила, пока кто-то не предложил заткнуть ей рот кляпом. Атриу, наоборот, молчал, с мрачным удовлетворением глядя на целительницу. Его рот кривился в презрительной усмешке до тех пор, пока он не наткнулся на обжигающий взгляд воина. Кривая ухмылка мгновенно исчезла с его лица – в темных глазах не было ожидаемого гнева. Вот только от этого взгляда у почтенного когда-то старца почему-то мороз пробегал по коже. Воин молчал. И это было во сто крат страшнее любого ругательства и проклятий.
Такой же тяжелый взгляд достался и Рианне. Она было открыла рот, чтобы продолжить свою ругань, но отвращение, читаемое в темных глазах сокола, словно лишило ее дара речи. Она перестала сопротивляться, словно обмякла в руках держащих ее воинов.
- Заприте обоих в их апартаментах. – Резко и отрывисто скомандовал Сэм Добряк. В его голосе, всегда таком приятном и добродушном, прорезались стальные нотки. – Поставить охрану, без присмотра не оставлять. Не допускать к ним никого, кроме меня и Совета. Не принимать для них никаких передачек. Нападение на Целительницу – это преступление против клана. Они должны быть наказаны.
Слово было сказано. Воины молча увели притихших обвиняемых. Хидеки опустился на колени перед побелевшей от боли целительницей.
«Как ты, милая?» - Безмолвная речь, адресованная только ей одной, передавала малейшие оттенки его беспокойства.
«Все хорошо, Хидеки», - через силу улыбнулась девушка. – «Я не забрала наш завтрак…»
Внезапно сокол расхохотался. Присутствующие воины с удивлением смотрели на собрата, не понимая, что могло его так развеселить – неужели он просто сошел с ума? Отсмеявшись, воин поднялся и с величайшей предосторожностью взял Литану на руки, стараясь не потревожить ее рану.
- Не беспокойся, мы с Латиффой голодными не останемся, - громко произнес он, и, под дружных хохот мужчин, понявших причину его веселья, понес девушку в ее покои.
1 Magcheskie ritus et ceremonias (лат.) – Магические ритуалы и обряды
2 Aperiret (лат) – Откройся.
3 ba;dhan;t (санскр) - Узы