Вениамин Додин
"ДЕЛО" ЖУКОВА
Каждое новое сообщение в прессе о встречах мамы по окончании Русско-японской войны с родственниками её в Канзасе (США), тем более о контактах с Дуайтом Эйзенхауэром, провоцировал новые отряды пишущих на розыск всевозможных подробностей, - кто знает, быть может даже весьма пикантного свойства! Ведь все могло быть: молодые-красивые, ему – футболисту – шестнадцать, ей – героине войны – двадцать... Искали интересанты и в архивах начала века. И преуспели. Только к своему конфузу обнаружили не искомую клубничку, но о т к р о в е н и е, автором которого оказался епископ Василий Иванович Белавин, впоследствии... Патриарх Московский и всея Руси преподобный Тихон. Незадолго до окончания своей каденции на кафедре Богословия в Вашингтоне он узнал из местных газет о работе мамы в госпиталях Порт-Артура, Киото и Нагасаки. Познакомился с отзывами в прессе японских коллег. И встретился с нею, когда она с группой медиков ее госпиталя прибыла в Америку по дороге домой, в Петербург. Мама и организовавшая это кругосветное путешествие ее Бабушка пригласили Белавина в Канзас… Там он и познакомился с семьей Иды и Дейвида Эйзенхауэров. Провел с ними приятные дни. И по возращении в Россию написал и через год – в 1907 – опубликовал в американском издании свои воспоминания-откровения, в частности, связанные со знакомством с мамой и ее канзасцами. (W. Belawin. The Inside Story. New York. 1907/ Pp. 119 - 143).
Пишущая публика на этом не остановилась и в новом хранилище Ленинской библиотеки на Левобережной обнаружила поэму моего покойного школьного учителя Александра Захаровича Кира. После гибели в войнах 1914–1942 гг. всех его детей – морских офицеров и дочери-хирурга, он возвратился в лоно Православной Церкви. В 1943 году он написал и незадолго до кончины издал стихотворный "Канон о Владыке". Две главы поэмы он посвятил маме и знакомству епископа Белавина с ее родичами в Америке. (Откровения. Зори. 1945).
Но тут, отреагировав на сцену в моем рассказе о хамстве в адрес матери, какой-то следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР разразился результатами собственного своего исторического разыскания по "делу", которое армия гебистских деятелей тщилась сшить на маршала Жукова в 1938–1958 годах. И привел в статье "прямые доказательства" и моего с мамой п р и в л е ч е н и я к нему в качестве... "активных соучастников" (!).
В 12-м номере (1990) Российского журнала "Родина" опубликован был мой рассказ "И тогда вмешался Жуков". На фоне предыдущих откровений в том же издании и в электронных СМИ он вполне мог остаться незамеченным хотя бы по его сугубо личностному содержанию. Появился он как будто вдогон моему радиовыступлению по поводу столетия Дуайта Эйзенхауэра с естественным опозданием на время подготовки его к изданию. Появлением его на страницах журнала редакция как бы брала на себя вину всех советских СМИ, "запамятовавших" эту дату. "Забывших" не столько сам факт рождения американского президента, сколько то немаловажное обстоятельство, что ведь и он – генерал Эйзенхауэр – спас и их всех от гитлеровской петли. Хотя, конечно, - по Шопенгауэру, - надеяться на порядочность публики этой значило оказывать ей слишком много чести.
Была и другая причина публикации - настоятельная просьба посла США в Москве Мэтлока: к столетию президента еще раз сделать достоянием молодого читателя – русского и не только его – эпизоды частной жизни американского президента, некогда мною подробно описанные в изданиях советских вооруженных сил.
Рассказ в "Родине" содержал очень кратенькое изложение ранее опубликованных материалов о роли этого неординарного человека в судьбе моей семьи. О его отношении к маме моей, с которой он познакомился мальчиком дома, в Канзасе, где она по дороге из Японии в Россию гостила у них и родичей Эйзенхауэров в маленьком городке Абилине. О Тимоти Соссене, брате отца, и его появлении в Москве. Наконец, о вмешательстве в "дела" моих родителей, брата и мои Георгия Константиновича Жукова по просьбе все того же генерала Эйзенхауэра в 1945 году. Кроме того, в рассказе я привел письмо Эйзенхауэра Жукову, которое маршал не получил и о котором никогда не узнал: оно было перехвачено и от адресата скрыто...
Повторяю: для публики ничего значимого, из ряда вон выходящего, в рассказе не было. Но возникшее "возбуждение" вокруг истории мамы и вызываемое одним только ее именем, подвигло наших московских газетчиков.
Важняк из Прокуратуры лукавил. Во-первых, "привлечь" нас не успели: мы пережили Сталина. Кроме того, "квалифицировали" ее и меня не как соучастников и пособников "преступлений" Георгия Константиновича, а круче: решили воспользоваться нами "в соответствии с положением ст. 17 УК Российской Федерации как субъектами д о к а з а н н о й и осужденной судом (?!!) преступной деятельности, у с у г у б л я ю щ е й з л о д е я н и я главного обвиняемого и раскрывающей окончательно его покушение на измену родине..." (разрядка моя. - В.Д.). Именно доказанной! Ибо по советским представлениям и "праву" сам факт "административного ареста" моих родителей продолжительностью в 24 года(!) и являлся железным "доказательством" совершения ими контрреволюционных преступлений! Ну, а мои четыре судимости, известные властям ко времени подписания Меморандума, - они вовсе ни в каких доказательствах не нуждались.
Бред этот измышлен был самим Начальником ГУКР "СМЕРШ" генерал-полковником Виктором Семеновичем Абакумовым 2 декабря 1945 года ко дню рождения Жукова. Он торопился. Потому "не дождался" того самого – из Абилина – письма Эйзенхауэра, расстрелянный задолго до моей публикации.
А события, мельком упомянутые в "Родине", развивались так.
11 августа 1945 года Дуайт Эйзенхауэр вылетел из Франкфурта-на Майне в Москву. По пути, в Берлине, к нему присоединился Георгий Константинович. "После того, как самолет поднялся, – рассказывал сын генерала, - отец и Жуков уединились. И всю дорогу через переводчика проболтали..."
Вот там, над облаками, Эйзенхауэр и попросил маршала с р о ч н о вмешаться в судьбу нашей семьи. И передал ему ту карточку с нашими реквизитами, о которой я тоже рассказал в "Родине", с адресом прабабушки на Разгуляе в Москве. Удивительным в этой истории было одно: откуда Тимоти Соссену, карточку эту составившему и снабдившему ею Эйзенхауэра, был известен адрес, которого в сущности не было вовсе: наша с прабабушкою комнатушка в коммуналке числилась за управдомом!...
Между прочим, тот же недоуменный вопрос возник у меня осенью 1954 года по возвращении домой после 14-и лет в нетях. Встретившие меня у порога моей разгуляевской "квартиры" старухи-соседки сообщили, плача: в мае 1944-го по вас с прабабкою твоей американский генерал с нашими пожаловал – сказался отца твоего брательником. Расспрашивал про вас. А мы, старые, возьми и скажи ему, что все вы убитые...
Так, не так, - но откуда узнал он наш адрес? Ведь не забрал его Соссен: листок, на котором я ему адрес написал, он, растерявшийся от вида штабелей трупов у зон, оставил на столике вахты, расставшись со мною по окончании сорванной встречи на Безымянке в декабре 1942 года.
Главное: адреса-то фактически не было. Но Бог с ним, с адресом.
История с карточкой, сама просьба Эйзенхауэра разрешить нашу судьбу, чуть было не сыграли с Жуковым самую, пожалуй, зловещую "шутку" из тех, что выпали на его долю. И трагедией его не стала случайно – армия вмешалась, еще совсем недавно злорадствующая его послеберлинским падениям. Трагедии не случилось еще и потому, возможно, что жизнь-то Георгия Константиновича - сама что ни на есть трагедия. Подумать только: пережить катастрофу "22 июня 1941" – крах 20-летних неимоверных усилий по организации "освободительного похода" в Европу. Потеряв в одночасье все, для того "нажитое", уходить от немца к Москве, Волге, Кавказу. А потом три бесконечных года кидать миллионы российских солдат в огненную прорву, чтобы реками крови их смыть, горами их тел столкнуть врага с земли хоть бы той же многострадальной Украины. И в разгар освободительных боев с о з н а т ь с я в собственном приказе: "Украинское население стало на путь явного саботажа Красной Армии и Советской власти и с т р е м и т с я к в о з в р а т у н е м е ц к и х о к к у п а н т о в"...
Так надо ли было воевать с немцем? Надо ли было огород "великой отечественной" войны городить, заливать кровью и телами миллионов русских солдат заваливать ту же отторгающую их Украину, чтобы в том самом приказе № 0078/42 от 22 июня 1944 года распорядиться: "Выслать в отдаленные края СССР в с е х у к р а и ц е в, проживавших под властью немецких оккупантов (...) и всех остальных украинцев, которые знакомы с жизнью во время немецкой оккупации" ? (Разрядка моя. - В.Д.) И "шуточки" дождаться в свой ветеранский адрес: "С-суки позорныя! Амбразуры жопой затыкать не надо было! На танки ихние не надо было кидаться! Глядишь, который бы год жили по-людски. Пивко бы гамбургское потягивали. В очередях морду друг дружке не били бы из-за гуманитарки немецкой..."
40 миллионов русских солдат до позора милостыни германской не дожили – Жуков поспособствовал, болтали, чтобы и Украину освободить, что от освободителей десятилетие освобождалась "бандерами" аж до 1952 года!
Сколько он пролил крови солдатской
в землю чужую! Что ж, горевал?
Вспомнил ли их, умирая в штатской
белой кровати ... Полный провал...
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? "Я воевал!"
Иосиф Бродский. На смерть Жукова.
Да, воевал! И этим все вроде бы сказано. Воевал и победил! Но цена победы оказалась непомерной. Потому Жукову предстояло тогда пережить еще и Голгофу "Победного" парада.
Намертво повязанный со Сталиным военными перипетиями, он отлично знал причину тихого – страшного потому – предпарадного беснования Верховного - краха неимоверно тяжелых усилий подготовки "освобождения" Европы. Сам Сталин не смог бы вынести "торжествующей ухмылки" "союзников" и "побежденных", вероломно спасенных от "освободителя" ошеломительным упреждающим ударом Гитлера в июне 1941 года.
И жуковский белый жеребец продемонстрировал спасенному миру, все еще не отошедшему от кошмара войны, самой разорительной в истории, в океане собственной крови захлебнувшейся, Великой "Победы".
А Сталин? Сталин тотчас вызывает Абакумова и приказывает н е з а м е д л и т е л ь н о кончать "с затянувшимся делом Жукова!"...
Мне лет через двадцать Александр Евгеньевич Голованов разъяснял популярно:
- Не просто, ох, не просто было кончать со все еще "маршалом победы"! Унизить его хозяин мог. Но "кончить" просто так – нет. Жуков – он не один в поле. За ним могущественный клан высших военачальников, командовавших не начавшей демобилизовываться и не остывшей еще от четырехлетних боев сильнейшей армией мира. Да, Жукова ненавидят. И не одни менее удачливые коллеги. Ненавидят все, с кем сводила его судьба. Он не считался с ними, переступая или топча их достоинство. Ставил к стенке каждого, вставшего на его пути к цели. На то он и был Жуковым. Сталин мог снять его или перегнать в Кушку, в Одессу, на Урал. Они слова бы не сказали. Но – Жуков в пытошной?! Это слишком. Тогда каждый из них – в расстрельной!...
Примерно тогда же Кирилл Мерецков говорил, что впервые понял все это хозяин после Курска в 1943-м. Но в полной мере осознал в июне 1946 на Главном Военном совете, когда на него рявкнул Рыбалко. Больше противостоять нам он не мог. И понимая, что в один прекрасный день Жуков может его достать, гнал Абакумова на поиск н а с т о я щ ей вины, заявив нам:
- Если будут раскрыты и с т и н н ы е ф а к т ы причастности маршала к любой контрреволюционной группе, деятельность которой подтвердится судом или даже только следственными материалами, Жукова передам Коллегии! –
Он полагал, что в этом случае мы смолчим. И подстраховался, уточнив:
- При неопровержимости фактов! Только фактов, но не предположений и слухов!..
Но неопровержимых фактов не было. Не находились они. И Гора ведущегося следствия рожала мышей. Одного за другим заметали жуковских сподвижников, приятелей, холуев. Крушили им ребра. Рвали зубы. Давили яйца. Поили мочею... И все для того, чтобы еще и еще раз услышать тягомотину о бонапартизме маршала, о присвоении им "великих сталинских побед". Чтобы еще и еще раз вписать в очередной протокол надоевший хозяину бред о кощунстве Жукова: посягательство аж на авторство "стратегических, планетного масштаба (так в протоколе от 6 июня 1945 года!) предначертаний вождя народов товарища Сталина..."
"Компромат" явно не дотягивал даже до банальной кухонной сплетни.
Тогда "СМЕРШевцы", - вроде, мужики, - докатились до обвинения маршала "в незаконном награждении им боевыми орденами артистов эстрады по окончании боевых действий"! То есть в войну можно, а тотчас по ее окончании – за заслуги в ней – нельзя. И немедля загнали ... Лидию Андреевну Русланову (а заодно и мужа ее) – истинную героиню войны, любимицу армии и народа, - в Колымские лагеря!
Теперь это известно всем. Но известно ли: "факт" награждения ее был стержнем обвинения "СССР против Жукова" (как это интерпретируется в США), которое советская "юстиция" по команде вождя народов готовилась в ч и н и т ь своему спасителю. И вдруг!... И вдруг!...
Вдруг – "спецрейс" Франкфурт-на-Майне – Берлин – Москва. Контакт с Эйзенхауэром! Неординарная его просьба к Жукову о спасении нашей семьи. Согласие маршала исполнить ее. Их встречи и беседы в Берлине, в самолете, в Москве, в Ленинграде.
Проводив союзника, Георгий Константинович встречается с Романом Андреевичем Руденко: заместитель наркома обороны с заместителем Генерального прокурора СССР. Все как принято советским пиететом. Вручает ему карточку с нашими реквизитами Снова как положено.
Руденко тоже поступает как положено, но как положено "у них": на приеме у Берии докладывает о... чрезвычайном происшествии с Жуковым, "как известно, отмеченным особым вниманием органов"... Наконец настоящий ф а к т - "п р и к а з" Эйзенхауэра Жукову (просьба Эйзенхауэра интерпретирована... П р и к а з о м !) с карточкой Соссена находит долго и безнадежно искавшего фактов! Но Берия, занятый Бомбой, футболит донос Абакумову. В конце весны – 24 мая 1946 года – "в результате оперативной разработки по вновь раскрытым обстоятельствам" на свет явилась "Справка о идентификации субъектов..." – единственный в своем роде д о к у м е н т (!) , который когда-либо выходил из-под пера лубянских фантастов. И тем не менее именно он содержал те спасительные для следствия ф а к т ы, которые необходимы были для доказательства н е о п р о в е р ж и м о й в и н ы с а м о г о Ж у к о в а в и з м е н е и м р о д и н е, к о т о р у ю о н з а щ и т и л ж и з н я м и 40 м и л л и о н о в с о л д а т!
Что же узнал я о жуковской вине, когда через 30 лет счастливая возможность позволила мне прочесть это сочинение классиков профанаций на икшинской даче моего "названного брата" Александра Евгеньевича Голованова (Главного маршала авиации. "Полярного летчика")? Он был большим любителем подобных монстров. Более того, собирателем их. Я читывал у него множество интереснейших бумаг. Но такой держать в руках не приходилось. Ведь была она семье моей приговором...
...Документ № 57/14. 30 ноября 1942 г.Обращение в Генеральный штаб Вооруженных сил СССР американского корпусного генерала Тимоти Соссена с просьбой о предоставлении ему свидания с его племянником по линии отца заключенным Додиным Вениамином Залмановичем. ...
...Документ № 57/29. 1 декабря 1942г. Служебная записка Генеральному комиссару госбезопасности товарищу Берии Лаврентию Павловичу от заместителя Начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР генерал-полковника Антонова Алексея Иннокентьевича с ходатайством о разрешении союзническому, армии Соединенных Штатов Америки, корпусному генералу господину Тимоти Соссену свидания с его племянником по отцовской линии заключенным Додиным Вениамином Залмановичем, содержащимся в БЕЗЫМЯНЛАГе УОС НКВД (Куйбышевская обл.). ...
... Документ № 57/30. 28 декабря 1942г. Рапорт генерал-майора Суздальцева Павла Васильевича о состоявшемся 26 декабря 1942г. свидании союзнического, армии США, корпусного генерала Тимоти Соссена с его племянником по отцовской линии заключенным Додиным Вениамином Залмановичем (далее – установочные данные по формуляру), содержащимся на л.п. 1073 4-го района БЕЗЫМЯНЛАГа УОС НКВД. Рапорт на имя начальника БЕЗЫМЯНЛАГа...
... Документ № 57/216. 14 апреля 1944г. Донесение "Павлова" на имя товарища Берии Лаврентия Павловича о регистрации в возглавляемом им учреждении не прошедшего цензурного контроля личного письма з/к Додина Вениамина Залмановича (объявленного 6 февраля 1944г. "в розыск" по побегу с этапа) от 7 апреля 1944г. с ходатайством о направлении его в действующую армию, содержащее злобные выпады против национальной политики Коммунистической партии и Советского правительства, без указания места содержания з/к Додина В.З. ...
... Документ № 57/246. 7 мая 1944г. Рапорт генерал-лейтенанта Катукова Михаила Ефимовича на имя начальника ГУКР "СМЕРШ" НКГБ СССР товарища Абакумова В,С, о посещении им совместно с союзническим, США, корпусным генералом господином Тимоти Соссеном 4 мая 1944г. квартиры в Москве по адресу Новобасманная ул., д. 43, кв.1, где проживали до ареста в 1940г. Додин Вениамин Залманович 1924г. рожд. и до эвакуации в 1941г. его прабабушка Гааз Анна-Роза Иосифовна 1837г.(?) рожд. ...
... Документ № 57/01. 12 июля 1926г. Письмо Дуайта Эйзенхауэра, майора армии США, с приложением к нему копий семейных и индивидуальных фотографий семьи Эйзенхауэров и его лично на имя гражданки СССР Стаси Фанни Лизетты ван дер Менк (Додиной Фанни Иосифовны), матери заключенного Додина Вениамина Залмановича (с 6 февраля 1944 "в розыске"). ...
... Документ № 57/18. 16 мая 1926г., 24 и 28 мая 1926г., 29-31 мая 1926г. Отделение Внешнего наблюдения ГПУ. Донесение о посещении квартиры семьи С.Ф.Л. ван дер Менк (Додиной Фанни Иосифовны) по адресу Москва, Доброслободский пер.у Разгуляя, д.6, гражданином США Тимоти Соссеном. ...
... Документы №№ 57/17 – 26. Даты – по тексту. Меморандум Оперативно-чекистского отдела БЕЗЫМЯНЛАГа УОС НКВД с приложениями: копиями 4-х Постановлений Начальника оперчекистского отдела Лагеря от 14 июня, 29 августа, и 30 ноября 1942г. и от 11 мая 1943г. о возбуждении уголовных дел против з/к Додина Вениамина Залмановича (далее – установочные данные по формуляру), осужденного 4 января 1941г. Особым совещанием НКВД по ст. 58 п. 10 УК РСФСР к 5 годам лишения свободы; 1 декабря 1941г. Выездной сессией Куйбышевского областного суда по ст. 58 пп.10 и 11 УК РСФСР к расстрелу, замененному по несовершеннолетию осужденного 9 июня 1942г. 10-ю годами тюремного заключения; Присутствием военного трибунала войск НКВД Приволжского военного округа 29 августа 1942г. по ст. 58 пп. 1,9,11,14 УК РСФСР к расстрелу, на месте, в Присутствии, замененному по несовершеннолетию осужденного 10-ю годами лишения свободы...
Кстати, "смерть" на "жизнь" поменял мне 7 декабря 1941 года не высокий суд, а п а л а ч Галушко, чекист!, не в обиду ученым юристам быстрее их разобравшийся в сути моей "преступной" и своими глазами увидевший, что за врага народа должен он расстрелять.
Но кроме порядочности палача было еще одно обстоятельство, спасшее меня в те годы. Дело в том, что в лагерном моем формуляре годом моего рождения указан был не настоящий, 1923-й, а 1925-й. Он был... выгоднее профессорше Лине Соломоновне Штерн, автору каннибальских геронтологических "упражнений" и открытий; ей необходимо было показать пользуемым ею августейшим клиентам, что подбираются для них более свежие, значит биологически более активные доноры, не без ведома самих реципиентов исчезающие безвестно после взятия у них секрета.
СССР, - видим мы, - был родиной не только слонов, но и экспериментов, унесших жизнь множества моих однокамерников по "Латышскому детдому" в Москве по Новобасманной улице, 19; экспериментов, через 20 лет продолженных блистательно немецким учеником "нашей" каннибальши Иосифом Менгеле, как и его именитейшая предтеча, умершим в своей постели.
... В приложениях к Меморандуму содержались кроки "прекращенных производством дел" от14 марта1943г. по ст. 58 пп. 1,2,4,11 и 14 УК РСФСР, от 3 июня по ст.ст. 59 пп. 1и2 и ст. 58 с пунктами 1,2,3,8 и 11. И третье – от 11 сентября 1943 года по ст.58 с пунктами 10,11и 14... Казалось бы достаточно.
Но это было не все.
14 декабря 1945 года Поскребышев кладет перед Сталиным пришедшее по военно-дипломатическим каналам из Абилина письмо Дуайта Эйзенхауэра, адресованное Георгию Константиновичу Жукову. Привожу его в переводе издателя (В. Додин. "И тогда вмешался Жуков". "Родина" № 12. 1990.М.):
6 декабря 1945
Дорогой маршал Жуков!
Возможно, Вы знаете, что болезнь помешала мне вернуться в Европу в конце прошлого месяца. Главным моим намерением было встретиться с Вами, и тому есть несколько причин.
Во-первых, я хотел заверить Вас, что высоко ценю дружеское отношение ко мне и наше деловое сотрудничество, которое продолжалось в течение прошедших со времени капитуляции Германии месяцев. Все это доставило мне глубокое удовлетворение, искренно надеюсь, что и Вам тоже.
Во-вторых, я хочу попрощаться с теми ведущими сотрудниками, с которыми мне приходилось часто встречаться.
Наконец, я вновь выражаю надежду на то, что Вы сможете посетить нашу страну следующей весной. Я искренне верю в установление подобного рода контактов между советскими и американскими людьми – и военными, и гражданскими, - в то, что мы смогли бы многое сделать для развития взаимопонимания и доверия между нашими народами. В течение всего этого времени я все больше и больше проникался уважением и любовью к Красной Армии и ее великим лидерам, ко всему русскому народу – вплоть до самого Генералиссимуса.
Прошу Вас: если Вы почувствуете, что я мог бы что-нибудь сделать для Вас лично или для укрепления дружеских отношений, которые так важны для всего мира, буду рад откликнуться на Ваши предложения и сделать все, что в моих силах.
Еще раз до свидания, желаю удачи, искренне Ваш
Дуайт Эйзенхауэр
Мне не дано знать, что обнаружил в этом письме Сталин. Но в приступе бешенства разорвал его. Успокоившись, сам подобрал обрывки и наклеил их на синий полукартон. В таком виде я впервые лицезрел его в коллекции Голованова. Жуков о письме не узнал. Умер за тринадцать с небольшим лет до времени, когда я получил его копию из Абилина. Прислал ее мой старый друг и бывший сотрудник Эйзенхауэра тотчас после рассекречивания письма Пентагоном. Было это в ноябре 1987 года. Ксерокопию письма через историка Георгия Александровича Куманева (мой друг, ныне академик РАН) я переслал дочери маршала...
Да, я не знаю, что нашел Сталин в этом письме. Но копия его – настоящего, наклеенного – встала в строй компрометирующих маршала документов под номером 57/398...
К очередному Меморандуму приложены еще два документа. Один - № 57/48 – пространная выписка из обвинительного заключения Следственного управления "СМЕРШ" по Куйбышевской области от 8 января 1944 года. И копия приговора Присутствия военного трибунала войск НКВД Приволжского военного округа от 23 января по "Делу о мятеже заключенных БЕЗЫМЯНЛАГа УОС НКВД СССР (ноябрь – декабрь 1943г.)". Приговора заочного ("в связи с побегом подсудимых..." Имя рек). По ст. 58 с пунктами 2,8,11 и 14 УК РСФСР. Дотошно и вполне правдиво перечислены в нем "действия взбунтовавшихся бандитов", учиненные при сопротивлении "силам порядка", цифры потерь "рядового и начальствующего состава частей и подразделений, участвовавших в пресечении беспорядков...". Рапопорт был прав! (См. В.Д. БАКИНСКИЙ ЭТАП). Но на войне, как не войне. Потому и приговор: всех р а с с т р е л я т ь!
И ни одного слова об убитых и раненых заключенных. Ни слова о событиях, предшествовавших бунту и спровоцировавших его. И ни слова, ни единого слова о первопричине происшествия – о "Бакинском этапе"!
А вот второй документ – приложение к Меморандуму от 21 июня 1944:
"Документ № 57/256 от 16 июня 1944года. Донесение Завражина на имя начальника ГУКР "СМЕРШ" тов. Абакумова В.С. (...) Разыскиваемое письмо заключенного Додина В.З. от 7 апреля, рег. № 387.443, в папках приходящей почты отсутствует, потому адрес отправителя установить не представляется возможным. Но найдены обезличенные выписки из разыскиваемого письма, сделанные от руки почерком тов. Михоэлса С.М. (...). Еще обнаружен лист копировальной бумаги с оттиском донесения в адрес товарища Берии Л.П., выполненным также почерком тов. Михоэлса С.М.".
С донесением ясно: оно по поводу "донесения" же некоего "Павлова", на поверку того же Михоэлса. Было такое: все мало-мальски приличные и известные мастера культуры ходили "на поводках" и отзывались на оперативные клички – положение обязывало...
Однако... Убиться – не помню, чтобы я посылал кому-нибудь какие-либо официальные письма (кроме просьб об отправке на фронт)! Да еще, судя по "выпискам", такого непатриотического содержания... Липа, наверно.
Но "липа" пронумерована. Датирована. Главное, помещена в "Справку об идентификации...", подготовленную для о б в и н и т е л ь н о г о выступления Сталина на скоро – в июне 1946 года – созываемом совместном заседании Политбюро и Военного совета! Выступления – убийства!
Известно теперь, что на том сборище Жуков был бы сожран с потрохами! И лишь как гром среди ясного неба прогремевшая угроза Павла Семеновича Рыбалко: "армия больше не потерпит вмешательства фискальных органов и безответственных профанов в ее дела!..." спасла "маршала № 1".
* * *