Знакомство с Эйснером

Наталья Шамова
После прочтения повести Владимира Эйснера «Левее Полярной звезды», защемило, затрепетало что-то левее солнечного сплетения и… я поняла, я поняла, что хочу читать его еще и еще; хочу знакомиться с его размеренным, простым, выверенным слогом; хочу познать быт человека Севера, его обычаи, жизненный уклад, удивительную, маняще-притягательную природу; хочу, в конце концов, чтобы на книжной полке потеснились любимые книги, приняв в семью нового автора.

Я живу на юге. Август. Лето в самом разгаре, а где-то там на Севере, первые заморозки- наступает зима.

 Оставив малышей  на попечение бабушки -  тороплюсь за бандеролью. Маленькое почтовое отделение в спальном городке дышит 80-ми прошлого столетия, 21-й век выдает компьютер, по клавиатуре которого,неспешно, одним пальчиком, выбивает квитанцию юная барышня. Но я на нее не сержусь - у меня сегодня праздник души! И я хочу с ней поделиться, но… она поднимает на меня надменный взгляд, акриловый ноготок нетерпеливо барабанит по монетнице. Меняю купюры на плотный пакет серой бумаги и… вот она… Твердый   лазурный переплет, переливается морской волной в льдисто-голубой, а в зените звездно-желтое Владимир Эйснер «Левее Полярной звезды» освещает путь в мир любви и добра. Нетерпеливо перелистываю страницы, голова кружится от аромата свежей типографской краски и нахлынувших воспоминаний детства…

«Волки и люди».

Читаю вместе с дочкой - она, тихо роняя слезинки, подвывает маленьким волчонком, я глотаю соленые капли. То ли микстура действует, то ли прозреваю от осознания как просто быть человеком и радоваться окружающему миру и что дружба может быть даже между человеком и волком:

 «Волчица, бежавшая впереди, равнодушно пересекла человеческий след, лишь мельком глянув на девочку, но волка как будто ударили. Наткнувшись на отпечатки маленьких валенок, он припал в снег, вбирая запах и заскулил…  Если бы волки могли сходить с ума, это конечно, случилось бы. Он опустился на снег и пополз вперед, на голос… «Лобанчик! Дурачок ушастенький! Узнал меня?»

Я понимаю, что даже волкам не чужды человеческие чувства:

 «Волчица заскулила, легонько поддала тело Лобана носом и принялась вылизывать ему рану на левой задней ляжке и вторую, на груди, осторожно скусывая мелкие осколки костей. Часа через два Лобан слабо лизнул волчицу в серую щеку, последний раз вздохнул, вытянулся и затих, словно заснул, уронив голову на передние  лапы».

К большому прискорбию я осознаю, что человек, увы, в своей ярой трусости способен превратиться в шакала:

«Чикин выехал на след и сошел посмотреть. Густые, почти черные капли на снегу не обрадовали его. Пробита мышца. Легкое ранение. Бесполезно преследовать. Уйдет, залижет рану, осторожней станет. Но вот и капельки, похожие на пузырчатые кусочки красного пенопласта. Это серьезно – задето или пробито легкое. Теперь далеко не уйдешь, волчара!»

Остальное читаю сама. Это мое время, мой, мир, мои чувства и переживания. Читаю, шагнув в другую реальность, где переплетаются судьбы, обычаи нравы, вероисповедания, добродетели, пороки; где  живут вера, надежда, житейская мудрость  и любовь: любовь к родному краю, его людям, любовь к природе, к близким людям.


«Не уходи, Солонго!»

Горькая правда скрижалей судьбы, ранняя утрата близких и предательство любимого человека. И лишь посланник небес Спирька, в ответ на мольбу Всевышнему, возвращает к жизни прекрасное молодое создание по имени Солонго:

«И вновь потерялась. Метель в душе моей, и не слышу голоса Отца Небесного. Чем отсеку неверие свое? Как припаду к источнику жизни вечной, текущему из сердца Христа?
Помоги, научи меня, Всевышний!
Дай мне знак Господи, дай мне знак, ибо плачет душа моя и просит о помощи!

Мелкашка на плече висит стволом вниз. Снаружи заметен лишь маленький бугорок на плече под паркой. Солонго постояла немного у тела Кинкэ, сказала «прости», и вышла на улицу.
Но едва отошла от избушки, как услышала за спиной:
- Не уходи, тетя Солонго!"


А эта чистая, искренняя любовь Лемли («Повесть южного ветра»):

_ Ах, я такая гадкая, грубая… - пухлые губки у самого уха и влажная горячая щека. – Помнишь, я спрашивала тебя о раньше? И сказала «Так тебе и надо! Нисколечко не жалко!» Из любопытства, просто так больно тебе сделала. И только сейчас, пока ждала поняла, какая дура бессердечная»

А любовь Сашки и Татьяны («Левее Полярной звезды»):

«- Мешок рыбы на букет цветов? Не вопрос!
- Видали Лоха?
Гвоздики из Москвы. В хрустящем целофан. Пахучие. Свежие. Нежные. Эх, довести, бы!
На дворе темно. На душе светло, на спидометре и термометре сорок.»

Сколько силы воли, желания жить и обнять молодую жену потребовалось молодому мужчине, чтобы побороть пургу?

Сколько любви, надежды и веры потребовалось молодой девушке, чтобы в лютый мороз, когда дует колючий хиус, выйти на поиски любимого человека?

«Сняла с мужа парку, и на пол выпали гвоздики. Мятые, ломкие, черные…
- Спасибо, милый!»

А все прощающая любовь отца («Белые, белые аисты»):

- Папка! Папуля родненкий! Прости меня! Прости-и! Свинья такая, что натворила, па, что натворила! Жить не хочется, па, не хочется жи-ить…
Он молчал и гладил длинные мокрые волосы. Да и что скажешь, когда текут за ворот горячие дочкины слезы и ком стоит в горле?»

А в «Повести о первой любви» слезы умиления закапали 296-ю страницу:

«Наконец, Ваня, набегавшись, засыпает рядом с Виллемом в тени под березой. Виллем наклоняется к маленькому тельцу и слушает как-  тук-тук , ту-тук – бьется сердце. Такое чудо – сердце брата, такое диво».

Много хороших мудры слов есть у Эйснера для читателя.

Уверена найдет его книга своего читателя в нужное время и в нужном месте.

А от меня каждому из них пожелание здоровья, любви и добра!

P.S. «Север. Люди однажды побывав, тоже спешат на Север.

Почему?

Может виной тому необычная природа, работающая враздрай с предыдущим жизненным опытом человека, природа на которую никогда не перестаешь удивляться.

Может, это черная работа изо дня вдень, от которой жилы рвутся и без которой уже не мыслишь себя?

Может, это лезвие бритвы? Сегодня жив, завтра – кто знает. И к этому, увы, привыкаешь, и это будни?

Может,  это тишина? Великая всеобъемлющая изначальная, в подкорке отозвалась, в кровь вернулась, где и была, где и возникла еще до деревень и городов?

                Владимир Эйснер