(продолжение)
Начало:
http://www.proza.ru/2013/07/24/1612
ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА
Виктор едва не замёрз, пока валялся на мостовой в ожидании повозки. На ней его доставили в тюремный лазарет. Здесь, в лазарете, фельдшер, принялся копаться в его бедре. От нестерпимой боли Виктор потерял сознание.
Очнулся он на койке в палате с грязно-зелёными стенами и небольшим зарешеченным окном. Больница была тюремной. Вспомнив о ноге, он посмотрел на неё – нога была на месте.
Через день пришёл следователь. Это был высокий, сутуловатый субъект, с грубо вырубленными чертами мрачного лица. Несколько светлых жидких прядей пересекало его тёмно-розовый череп.
Начался допрос. Виктор назвался мещанином Ивановым Иваном Ивановичем.
Следователь не поверил, но записал. Дальше пошли вопросы о месте жительства, о роде занятий. Виктор ответил:
– Жил в Сызрани, теперь в Москве, у разных знакомых, занимаюсь поисками истины и справедливости.
– Значит, бродяга и бездельник, – сказал следователь.
Дальше он начал спрашивать о знакомых.
– Фамилий их не знаю, а прозвища вам ничего не скажут, – усмехнулся Виктор.
– Да, конечно, какие фамилии у бандитов, – заметил следователь. – Но, может, кое-какие припомните?
– Сейчас не смогу, голова трещит, – ответил Виктор.
– Вас опознали. Нам известно, что вы командовали бандой, именовавшейся дружиной. Ваша кличка «товарищ Орёл», – проговорил следователь.
– Неправда, – возразил Виктор. – Оговор.
В палату вошёл человечек в серо-зелёном пальто с бархатным воротником. В руках он сжимал потёртый котелок.
– Вы его признаёте, Симонов? – спросил его следователь.
– Да, ваше высокоблагородие, – ответил шпик. – На баррикаде его все звали товарищ Орёл. Он командовал дружинниками.
Виктор посмотрел на его щуплую фигурку, на печально отвисший нос и хотя не помнил, встречал ли эту личность на баррикадах, сказал:
– Я этого господина впервые вижу.
– Свободен, – бросил следователь шпику и снова повернулся к Виктору.
– Я понимаю так, что вы не сожалеете о содеянном, – сказал он. – Но я должен вас предупредить, что вы, как государственный преступник можете быть подвергнуты смертной казни. Только раскаяние может спасти вас от виселицы. Государь многомилостив. Подумайте, пока у вас есть время.
Следователь вышел. Виктор, хотя и не окончил полный курс юридических наук и без следователя понимал, какая кара ему грозит. Несмотря на нависшую над ним угрозу расстаться с жизнью, ему вдруг вспомнились строчки Франсуа Вийона:
Ах, Франсуа, чему не рад?
Верёвка ждёт злодея,
И сколько весит жирный зад
Узнает скоро шея…
Через две недели его признали годным для судебного процесса и перевели в одиночную камеру Бутырской тюрьмы.
– Я вижу, что вы так ничего и не поняли – сказал ему следователь. – Нам не нужно никаких сведений от вас. Мы всё знаем о вашей организации и без вас. Только раскаяние. Тогда вы имеете шанс отделаться каторгой.
– Я выступил против власти в своём уме и полном здравии, зная, на что иду, – гордо ответил Виктор. – Кого я могу обмануть моим раскаянием?
– Жаль, Иванов, – сказал следователь, собирая в папку бумаги. – Теперь ваше дело пойдёт в суд и прокурору ничего не остаётся, как требовать для вас у сада смертной казни.
Что ему осталось до конца жизни – видеть серый потолок и стены тесного каменного мешка камеры, кусочек неба через узкую щель, что не прикрывает на окошке «намордник», съесть сколько-то мисок пустых щей с перловой крупой, сколько-то кусков липкого, непропеченного хлеба и выпить сколько-то кружек тепловатого спитого чая да ждать, когда его повезут на суд, где ему вынесут смертный приговор?
Ради чего он впутался в эту катавасию? Какое ему дело до пролетариата? Из гордости, чтобы не прослыть трусом, он пошёл на поводу у Розалии, хотя ему никакого дела не было до их революции. Нашло затмение, поддался общему ажиотажу…
Когда будет он суд, завтра, послезавтра, через неделю? А там до приведения приговора в исполнение наденут на него кандалы и полосатую робу.
Лёжа под грубым тюремным одеялом в камере, освещённой мертвенным светом газового рожка, Виктор лежал и думал:
– Нет, я не унижусь до того, чтобы просить у власти прощение, но и не хочу спокойно, как кролик перед удавом, смотреть смерти в глаза. Ведь тот лес, по которому я гулял в былые времена, дарован природой, тот ручей, у которого я когда-то сидел, слушая его негромкое журчание, дарован природой, небо, солнце, море дарованы мне природой, но и я дарован природой… И замолкнуть навсегда, прошептав: зачем? Этот вопрос палачи мне не позволят им задать, заткнув рот кляпом, чтобы не слышать вопли смертника. Стоит ли с мучением ждать, когда тебя поволокут на казнь?
Последнее время Виктор видел только три человеческих лица, кроме следовательского – это лица своих сменных тюремщиков. Он не знал их имён и называл их по-своему, по внешним признакам.:«Тощий», «Гундосый» и «Морда».
Если первых двух он чаще всего видел через квадрат кормушки, получая тюремную жратву, да при выносе параши, то Морда любил вламываться к заключённому среди ночи для мордобития. Был он силён и не боялся возможного отпора со стороны измученных людей уже не раз лупленных следователями на допросах, ослабевших от недоедания, от отсутствия свежего воздуха в камере и от обездвиженности.
В очередное своё дежурство Морда загремел ключом и, грохнув дверью, влетел в камеру Виктора и заехал кувалдой кулака ему в бок. Виктор скорчился от боли, но сумел бросить Морде:
– Не бей. Забери все мои деньги, только не бей.
Слово «деньги», остановило на полпути кулак Морды.
– Какие у тебя деньги, пи*дишь?
– И деньги есть, и золото с камушками имеется, – негромко проговорил Виктор. – Я отдам тебе, только не бей. Мне всё равно теперь конец. А на тот свет пускают бесплатно.
– Где они у тебя? – настороженно спросил Морда Виктора.
– Конечно, не здесь, а в тайнике, – ответил Виктор. – Я отбирал их у богатеев, пока шла вся эта каша, и прятал в укромном месте.
– Говори, – потребовал Морда.
– Мало сказать где, – усмехнулся Виктор. – Там живёт моя маруха. Она и не подозревает, что я в тюрьме. Чтобы она отдала тебе мой чемоданчик, мне нужно написать ей маляву. А так маруха пошлёт тебя куда подальше.
– Напиши.
– На чём и чем, х*ем на стене? Давай бумагу и перо.
Морда принёс требуемое. Только вместо ручки он дал Виктору заточенный карандаш.
– Сначала я нарисую тебе план, где запрятан чемодан, чтобы тебе не перекапывать весь огород.
– Он закопан?
– А то! Спрятан надёжно.
Виктор начал чертить план. Когда закончил черкать карандашом по бумаге, он сказал Морде:
– Смотри.
В тусклом свете газового рожка многого не увидишь. Морда склонился над листком. В это мгновение Виктор вонзил карандаш ему в правый глаз, пробив глазное яблоко и костную пластинку, вогнав его глубоко в мозг.
Морда взвыл и рухнул на пол. Ноги в глянцевитых сапогах засучили по полу, пару раз дёрнулась голова, стукнувшись затылком о кирпич.
Едва Морда затих, Виктор быстро снял с него форму, тело поднял, уложил на шконку и накрыл одеялом.
Надев несколько широковатую форму убитого надзирателя прямо на свою одежду, Виктор, позвякивая ключами на связке, прикреплённой к ремню, запер камеру и направился к выходу.
Стараясь не шуметь, он миновал конуру, в которой сидели ещё два надзирателя, увлечённо дувшиеся в карты, и открыл решётчатую дверь. Быстро сбежал по железной лестнице вниз.
Здесь была следующая дверь. За нею находился ещё один охранник. Он дремал, сидя на табурете. Скрежет ключа в замке разбудил его.
– Ты куда? – удивился спросонья охранник, прижимая к себе винтовку.
– Туда, – ответил Виктор и резким ударом ребром ладони в горло, ударом, ломающим гортань, свалил охранника на пол. У того только булькнуло в горле.
Виктор вытащил из кобуры наган убитого, надел на себя его шинель и шапку, и толкнул дверь наружу. Перед ним простирался тюремный двор.
Виктор увидел неяркий свет в будке у ворот, пустой двор. Охрана пряталась в будке от стужи и пронизывающего ветра.
Не испытывая лишний раз свою удачу, Виктор прошёл вдоль тюремной стены и в углу обнаружил три бочки. Водрузив на две поставленные рядом бочки третью, он взобрался на них и, подтянувшись, перевалил через стену, угодив в глубокий сугроб. Но это была уже мелочь. Главное, по эту сторону стены была свобода.
Виктор выбрался из сугроба и пошёл по заметённому снегом тёмному переулку. Идти пришлось долго. Только к утру, он выбрался на улицу, по которой иногда катились извозчичьи санки. Обследовав карманы шинели и брюки, Виктор обнаружил рубль с мелочью. Небогато, но за целковый он мог доехать на извозчике до Яузской площади.
Оттуда он пешком добрался до Хитрова рынка. Здесь, поплутав с полчаса и основательно замёрзнув, он, наконец, нашёл знакомый дом, ночлежку Марфы Петровны.
Толкнув дверь, Виктор ввалился в комнату со спящими женщинами. Одна из них подняла голову, проговорила зло:
– Что за ****ь принесло? Закрой дверь. Не лето…
Виктор не ответил и прошёл дальше.
Во мраке, едва разбиваемом светом единственной лампы над парашей, Виктор поднялся по скрипучим ступенькам наверх. Нащупав дверную ручку, постучал.
Через минуту послушался голос Марфы Петровны:
– Кого там чёрт принёс в такой час?
– Это я, Виктор, Марфа Петровна.
– Какой Виктор? Не знаю никакого Виктора.
– Нас познакомила Груша.
– Груша? – удивилась Марфа Петровна. – На том свете твоя Груша.
– Вспомните. Вы меня ещё к купчихе пристраивали, к Степаниде Игнатьишне. – ответил Виктор. – Же ву компрене?
– А, это ты. Помню, – уже мягче ответила Марфа Петровна и отворила дверь.
В комнате было светло. Горела семилинейная лампа. Марфа Петровна в ночной сорочке куталась в пуховый платок. В комнате за ночь повыстыло.
Увидев перед собой стражника, Марфа Петровна опешила.
– Не бойтесь, Марфа Петровна. Я не фараон, – сказал Виктор. – Это не моя форма. Я к вам опять за помощью. Мне больше не к кому обратиться.
– Кто бы мне помог? – пробурчала Марфа Петровна и впустила к себе. – Раздевайся. Вижу, озяб, нос посинел. Сейчас поставлю самовар, погреешься.
Виктор снял шинель, форму, снятую с Морды, оставшись в своей одежде.
– А это нужно унести от греха куда подальше, чтоб не попалась на глаза фараонам, – сказал он Марфе Петровне. – Лучше уничтожить, чтоб и следа от неё не осталось. Сами понимаете: начнутся вопросы, ответы на которые ведут на каторгу. А нам это нужно?
– Задал ты мне задачку, Виктор. Куда ты меня тащишь? Во что хочешь втравить? Я даже с Шершавым общих дел не имела. Мы с ним только любились на этой перине.
– А я и сейчас тебя в подельники не приглашаю, – усмехнулся Виктор. – Только прошу на время укрыть меня.
– Е*ать меня будешь? – спросила Марфа Петровна напрямик.
– А Шершавый?
– Укатали Колю в Акатуй. А то я просила бы тебя. Выгнала бы в три шеи.
– Буду. Только дай мне денёк оклематься.
(продолжение следует)
http://www.proza.ru/2013/08/19/886