«Мы бегали и стреляли..., бегали и стреляли...»
Из воспоминаний легионера Чайковского.
Высокий статный поджарый человек в спортивном костюме не спеша поднялся с больничной койки и направился к выходу из палаты. В руках он держал пачку сигарет. «Вы не будете возражать, если составлю Вам компанию?», - спросил я. «Ни сколько», - коротко ответил тот, выходя в коридор. Было чуть больше двух часов ночи и на лестничной клетке, где больные неврологического отделения устроили курилку, никого не было. Меня только днем перевели из реанимации в общую палату и толком познакомиться с коллегами по несчастью я не успел. «Дмитрий», - представился я. «Виктор», - ответил мой новый знакомый. Закурили. Перекинулись несколькими словами по поводу бессонницы. Выкурили еще по одной сигарете и возвратились в палату. Часа через полтора перекур повторили. Уснули под утро.
Медсестра включила в палате свет и, установив стойки для капельницы, одарила нас своим профессиональным вниманием. Через некоторое время она приказала приспустить штаны и облагодетельствовала наши ягодицы уколами. Потом тетки в белых халатах с незапоминающимися лицами, почти на ходу, плеснули в кружки какие-то напитки и раздали таблетки. Вкатили столик с завтраком для лежачих больных. На отрез отказавшись от завтрака в палате, я поплелся в столовую. Виктор остался сохранять свой статус. После ячневой каши, кусочка сыра и кружки какао с молоком, напомнившим мне счастливое детство в пионерском лагере, пошел в курилку. Затянувшись сигаретой, почти нараспев произнес: «Хорошо!». «В этом отделении? Хорошо?», - усомнился куривший рядом престарелый шибздик. «Так в отделении же. Не в морге!», - парировал я. Шибздик удовлетворенно кивнул головой и радостно ухмыльнулся.
Во время утреннего обхода, Виктор, пожаловавшись врачу на продолжавшуюся бессонницу, попросил снотворное.
Днем медсестра снова колдовала над нашими капельницами. Пациенты, кто спал, кто весело балагурил. Виктор в разговоры не вступал. Лежал молча. Иногда читал прессу. Иногда что-то писал. К ночи, когда коридоры опустели, а спать еще не хотелось я принялся нарезать круги по отделению, разгоняя в мышцах кровь. Утомившись, вернулся в палату и лег. Сон не шел, поэтому, когда Виктор пригласил пойти покурить — я радостно согласился. Разговорились. На житейские темы. Манера моего собеседника излагать события меня заинтересовала: он мог говорить долго о значимых моментах жизни, по сути, не сказав ничего. Это обстоятельство пробудило в моей памяти впечатление от речи министра иностранных дел Громыко на приеме, устроенном по какому-то случаю в посольстве СССР в Германии. Там, с бокалом шампанского в руках, он произнес сорокапятиминутную речь в честь приглашенных гостей, не сказав при этом ничего. После этой речи мне стало понятно, почему в печати появляются сообщения типа: « Речь г-на Громыко внимательно изучается в дипломатических кругах...». В конечном итоге, важно было не то, что публично сказал дипломат, а то, что он хотел этим донести до сведения узкому кругу политиков. Своим наблюдением я поделился с Виктором. Улыбнувшись, он пояснил: «Я работал водителем одного из дипломатов. Исколесили с ним полмира».
Наши ночные посиделки продолжались. Виктор все больше раскрывался передо мной. Сдержано. Не пересекая черты, за которой скрывалась чужая тайна. Тайной был и эпизод, связанный со срочной службой в Советской Армии, когда, находясь далеко за пределами Родины, его подразделение …; далее, как я полагаю, следовала легенда, но, возможно, его использовали втемную. Суть истории такова: Виктор стал легионером. Тренировочные лагеря, боевые операции. Боевые потери. Бегали, стреляли... Хоронили товарищей. Во многих регионах мира. В одной из таких операций легионер почти наткнулся на ствол калашникова, торчавшего из тростника. Сквозь прицел автомата на него смотрели полные ненависти узкие глаза девочки, лет девяти — десяти. Сзади ему кричали: «Стреляй!». Он медлил..., медлил и медлил, не решаясь нажать спусковой крючок.
Автоматные очереди с обеих сторон раздались одновременно...
Полные ненависти глаза девочки до сих пор смотрят на Виктора. Через автоматный прицел. Смотрят и не дают старому солдату ни заснуть, ни уйти...