На фото: Борис. С уловом на спиннинг.
Утро – прохладное. Однако не разжигаем костра, не кипятим чай, а сворачиваем палатку, укладываем снаряжение. Лодки за прохладную ночь утратили упругость, пришлось подкачивать.
Прогоняя с реки туман, проглядывало солнце. Плывем ниже в поисках подходящего места.
Опасных порогов впереди больше нет, и я держу наготове фоторужье.
И не зря – на фоне зеленого склона горы, поросшего лесом, показался черный аист. Красивая крупная птица в строгом черном оперении, с яркими красными лапами и с таким же красным клювом вызвала восхищение и у моих друзей. Перестав грести веслами, Борис с Георгием провожали взглядами аиста, пока он не опустился далеко на луг. Сделав несколько кадров, я опустил фоторужье и подумал: «Где-то же гнездится». Но где? Найти не так просто.
Плывем, поглядываем направо, налево. Берега то низкие, песчаные, то поросшие сочной зеленой травой, а то крутые, обрывистые. Нам бы встретить место с глубокой заводью, чтобы на берегу поставить палатку, а рядом половить удочкой чебаков. Окуней мы уже наелись. Хотя, Георгий с Борисом мечтают поймать тайменя или хариусов. Вскоре на правом берегу встретилась маленькая речушка. Мы бы ее и не заметили, но рядом стоял дом и кое-какие возле него постройки.
Причалили лодки. Пошли осмотреться.
Дом новый, большой. Рядом находился сарай. Чуть дальше – баня. Лаже была «электростанция», в которой установлен бензиновый движок. И не смотря, что рядом река и маленькая речушка, вдобавок был колодец. Опустили ведро в колодец, вытянули колодезной воды, попробовали – холоднющая, но припахивала болотом. По всему видно, что здесь находится постоянный стан лесорубов. Но почему-то не видно ни одной живой души. На двери дома замка тоже не было – заходи кому не лень. И мы вошли. Прихожая, она же кухня с большой печкой, отгораживающей другую комнату. В комнате посредине стоял массивный стол из неоструганных досок. По обеим сторонам у стен были двуярусные кровати, заправленные постелью. Правда, простыней, пододеяльников не было, но подушки, одеяла и матрасы лежали. Под потолком в комнате и на кухне висели безо всяких абажуров большие электролампы.
– Интересно, почему-то никто не охраняет,- сказал Георгий.
- Наверно, все уехали на выходные, ведь сегодня суббота,- разглядывая на стенах картинки, сказал Борис. Стены же были украшены иллюстрациями с картин русского художника Брюллова, французского художника Ренуара и голландского живописца Рембрандта. На всех иллюстрациях - полуобнаженные и обнаженные женщины. Висел календарь 1969 года, вырванный из журнала «Экран» и тоже с полуобнаженной женщиной.
– Понятно, если лесорубов сюда завозят на две недели, то, конечно, на эти картинки только и остается глядеть,- подытожил Борис.- Здесь заночуем и мы, не будем ставить мокрую палатку, не будем одну ночь кормить комаров.
- Ты прав, здесь все условия и, если бы не накупались в реке и под дождем, можно было бы истопить баню,- согласился я.
С ночлегом вопрос решен, теперь надо подумать об вечерней ухе. Первым делом направились к речушке. Но она, как и все горные речки, после продолжительных дождей была мутноватая. Немного выше от устья ее находилась брошенная пасека. Старая, полуразвалившаяся, и так заросла всевозможным бурьяном, что мы не стали продираться к ней.
– Да и что интересное может быть на такой пасеке? И медом давно не пахнет,- сказал Георгий.
Вернулись на берег Убы, распаковали пожитки, разожгли костер. Метрах в тридцати от берега в воде стояла наполовину затопленная кабина трактора.
– Пойду, половлю чебаков с этой кабины,- взял удочку Борис.
Может, кабина тоже чем-то привлекала чебаков. Клев оказался хорошим. Не прошло и часа, как Борис вернулся с уловом.
Раз уж не поймали хариусов, то решили уху из чебаков не варить, а зажарить их на подсолнечном масле. Четушку с маслом Борис на всякий случай держал в своем рюкзаке. Большую сковороду мы видели на кухне в доме. Травой с песком надраили ее у воды.
– Пожалуй, она никогда у лесорубов чище не была,- сказал Георгий, устанавливая ее на камни, чтобы развести под ней огонь.
До наступления темноты сидели у костра. Выпили кружки по три чаю. Жареная рыба оказалась вкусной, но сыпанули лишней соли.
Ночь провели в доме. Спали на кроватях, как нормальные люди, а не бродяги-путешественники. Может, поэтому и проспали раннее утро. А когда вышли из дому, солнце уже барахталось в клубах белого тумана.
Опять плывем, присматриваемся к берегам. Где-то недалеко должна показаться, впадающая в Убу, речка Морозиха.
– Надо на устье Морозихи остановиться, посмотреть, просветлела ли вода, - сказал Борис.
Горы еще понизились. Долина реки стала шире. Добавилось проток. По берегам – меньше деревьев, больше кустов.
Не так уж далеко остается до поселка Верх-Уба, откуда мы должны возвращаться домой.
- Кажется она, Морозиха,- поднялся в лодке Георгий, указывая веслом в сторну левого берега.
Поворачиваем лодки к ней. По слухам, когда-то на этой речке была деревушка. Теперь - никаких признаков.
Вода в речке уже светлая, и Борис с удочкой ушел вверх по ней, надеясь поймать хариусов. Георгий же, как только вспоминал того большущего тайменя, выпрыгнувшего во время грозы, так брал спиннинг и уходил на поиски плесов.
Посчитав, что двух рыбаков вполне хватит, я с фоторужьем отправился к редколесью.
На полянках высилась пижма с ярко-желтыми бляшками, крупными розовыми цветами выделялась мальва. Встречались ромашка, зверобой и душица. Над цветущими травами порхали крупные красивые бабочки аполлоны. Белые, почти прозрачные их крылья, украшали черные и красные, круглые пятна, с черной обводкой и белым глазком на нижних крыльях, которые отпугивали птиц, охотившихся на насекомых.
Гоняясь за этой бабочкой, чтобы снять на пленку, я вспомнил Юрия Аракчеева, написавшего книгу «В поисках аполлона», в которой он отразил многолетние поиски этой редкой бабочки.
А она вот! Здесь неожиданно встретилась мне. Такой возможности не следует упускать, и я вернулся к месту стоянки, чтобы заменить в фотоаппарате пленку на цветную и снова заторопился к лужайке. «Не единственный же там порхает ополлон»,- надеялся я. Не сразу, но снова удалось его увидеть, довольного обилием цветов, солнечного тепла и света. Не обращая внимания на других мелких бабочек, шмелей, пчел и жуков, на стрекочущих кузнечиков, которые, казалось, тоже просились на фотопленку, я охотился только за аполлоном. Несколько кадров все же удалось снять, а уж потом дома все будет зависеть от печати в лаборатории.
Я вернулся к лодкам, а вскоре подошли и рыбаки. Борис пришел без хариусов. Пока еще не поймал тайменя Георгий. Нас здесь больше ничто не удерживало, и мы поплыли дальше.
Снизу донеслось тарахтение трактора. Через полчаса мы приплыли к месту сплава плотов. На обрывистом берегу стоял вагончик, из трубы которого поднимался дым. Внизу у берега трое мужиков вязали плот. Не подруливая к ним, проплыли мимо и скоро вошли в обширную, словно озеро, заводь. Берега поросли хвощом, тростником. Местами тихим течением покачивало космы бурых водорослей.
– Вот в таких местах водятся щуки, - сказал Борис.
Причалили, выгрузили снаряжение, вытянули на берег лодки. До заката солнца мало времени. А рыбакам не терпелось обследовать новые места. Так что ставить палатку, готовить для костра дрова пришлось мне. Спешу и все посматриваю в сторону заката. Надо успеть, хоть немного пройти с биноклем и с фотоаппаратом. И я направился через заросли по мочажине к старице, надеясь увидеть уток. Но вдруг, почти из-под самых ног вылетел бекас. Еще пара шагов – и второй взлетел. Среди болотной растительности кулики сидели на каменистых кочках и, по-видимому, здесь хотели провести ночь, а я их выпугнул. Бекасы отлетели за тальник, который возвышался шагах в двадцати от меня. «Может вернутся к месту ночевки»,- подумал я, держа направление к спокойной широкой заводи.
Покрасневшее солнце подкрасило в розовый цвет легкие облака, опустившие свои отражения в заводь. От травянистого берега на водный простор выплыла парочка уток-чирков. «Красивый пейзаж!»- отметил я, щелкая затвором фотоаппарата.
Поздно вечером сварили уху «дружба», как ее назвал Георгий. Он на этот раз поймал на спиннинг окуня. Никак не дается ему таймень! Борис же сумел-таки взять хитрющую щуку и притом крупную.
– Что щука хищница, знает каждый рыбак. Ей проглотить, хоть чебака, хоть колючего окуня или ерша - нет проблем,- сказал Георгий, вылавливая из котелка, кусок побольше.
– А интересно, каких размеров достигают те щуки, которые ухитрились не попасть рыбаку, ни в сеть, ни на наживку, не соблазнились блесной спиннинга? - поинтересовался Георгий.
- В больших озерах, прудах и реках щуки достигают невероятных размеров - до полутора метра, и вес их доходит до 35 килограмм,- пояснил Борис. – Так что я поймал, можно сказать, щучку, в ней, пожалуй, всего-то с килограмм будет.
После сытной ухи мы засиделись у костра, пили чай и намечали, как провести завтрашний, вернее, предпоследний день нашего путешествия.
– Не было бы завтра дождя,- отойдя от костра, Борис глянул вверх.- Звезд не видно и потеплело,- еще уточнил он.
А ночью нас разбудила гроза. Мигая бледно-зеленым светом от вспышек молний, платка словно плясала под раскаты грома. Рванул ветер. Забарабанили крупные капли. Затем дождь перешел в мелкий, усиливающийся. Сколько времени он поливал, не знаем. Дождь и ветер прогнали от палатки комаров, а которые проникли заранее, мы тех перешлепали и снова уснули.
Утром уже не комары, а предрассветная стужа проникла в палатку. Я проснулся и, как не кутался в тонкое одеяло, уснуть больше не смог, лежал, слушал однообразное журчание проточки, отделявшей нашу стоянку от берега.
Еще вечером, спасаясь от комаров, мы поставили палатку на чистый галечный островок подальше от травы и кустов. Трясясь от холода, я поднялся. За дверью палатки – сумерки, смешанные с туманом. Но на востоке уже расплывалось розовое пятно восхода. Вытащив из рюкзака фоторужье, я выбрался из палатки и направился в ту сторону, куда убегала река.
Ночью прошел грозовой дождь, но день обещал быть ясным. Постепенно исчезала синева. Белее становилось молоко тумана. Светло-серыми пятнами вырисовывались кусты и деревья. Усеянные каплями, досыпали последний час цветы мальвы. Темнели на тоненьких стебельках головки кровохлебки.
Скоро почва под ногами стала мягче, как из губки пузырилась коричневая жижа - я подходил к болоту. Солнце плоским бледным диском показалось над вереницей пихт вдали на горе. Цепляясь за макушки деревьев, от реки медленно ползли вытянувшиеся клочья тумана. Вдруг утреннюю тишину нарушил какой-то странный шум, вскоре перешедший в свист, похожий на звук пикирующего самолета. Звук доносился откуда-то сверху, с большой высоты. Небо очищалось от облаков. Солнце светило ярче. Обрадовано запищали комары. «Витю видел? Витю видел?» - с куста черемухи спрашивала красная чечевица. «Не похоже, чтобы это какой-то Витя летал над болотом»,- подумал я, стараясь сквозь белые облака разглядеть птицу, черной точкой стремительно скользившую по небу. И вот облака расступились, и я увидел быстро увеличивающуюся в своем падении темную точку – вот-вот шлепнется в болото! Но свист прекратился, и снова со звуками «чи-ка-чи, чи-ка-чи» над водой вверх взмыл длинноносый кулик. «Нет, это не бекас»,- подумал я. То поднимаясь высоко вверх, то снижаясь, кулик описал круг и опустился на высокий березовый пень. Через две-три минуты он снова продолжил токовый полет. Прыгая с кочки на кочку, я пробирался к пню. И вот в пятнадцати шагах, облепленный комарами, я в видоискатель фоторужья ловлю вершину пня. Закончив круг полета, кулик опустился на пень. Был он чуть больше бекаса. Светлое брюшко – с пестринами. Клюв немного короче, и крайние рулевые перья шире. Вот это кто: лесной дупель. Осмотревшись, он, как указкой, повел клювом, а я надавил на кнопку затвора. Щелчок... И кулик стремительно улетел. Над болотом его больше не было видно: токование закончилось.
Довольный встречей с куликом я вернулся к палатке.
Во всю пылал костер, и Борис с Георгием грелись не только его теплом, а уже пили чай.
– Присоединяйся,- наливая чай в мою кружку, сказал Борис. – Надо пораньше отправляться, чтобы до ночи приплыть к слиянию Убинки с Убой,- добавил он еще.
- Но попутно же мы должны половить хариуса в речке у Волчихи, так договаривались,- напомнил Георгий.
Если бы из Карагужихи мы дорогой добирались до трассы Лениногорск – Усть-Каменогорск, то никак не миновали бы поселок Волчиха, поэтому пристали к правому берегу под высокой горой. Где-то за ней, по нашему предположению, Волчиха и сколько километров до нее, можно прикинуть только по карте.
Левый берег был низким, с просторными лугами. Высоко над горой летали стремительные стрижи. До нас доносился их резкий крик, напоминающий толи скрип, толи визг.
Цель остановки была понятна: Борис с Георгием сразу ушли ловить хариусов. Меня же привлекала гора тем, что если взобраться, хотя бы до средины, можно сфотографировать долину Убы. Крутой склон кое-где порос кустарником таваложки, шиповником, акацией. С ярко-белыми стволами красовались молодые березы. Отдельными группками примостились на скальных выступах осинки. Крепко уцепился за камни слизун. Он уже выставил стрелки с шариками семян, был жесткий и очень уж горький, не то, что в начале лета. Поднявшись еще выше, я наткнулся на горный чеснок. Выковырнул ножом цельную, без зубков, головку, пробуя, чуть откусил. Злой! Горький! «Не сравнить с домашним чесноком, который растет на грядках, за которым ухаживают, поливают, пропалывают, и он становится чуть добрее. А этот дикий, растет в суровых условиях. Как ему не быть злющим?», рассуждая так, я все же выкопал несколько клубней. Пойдет для аппетита, да и против простуды – отличное средство. Сделав несколько кадров замечательных пейзажей, я спустился к лодкам.
Этот день можно считать удачным для рыбаков: Борис с Георгием вернулись с уловом. Вытряхнули из сумки на траву передо мной десятка два приличных хариусов, окуней и чебаков.
– Не зря здесь остановились,- довольный сказал Георгий.
- Надо бы выпотрошить и присолить, варить уху сейчас не будем, а сразу поплывем к месту последней нашей стоянки,- торопил Борис.
Опять мы на воде. Неспешно скользят лодки, и на тихих плесах приходится их подгонять веслами. Впереди, ниже по течению, показались высокие тополя.
– Там и должна впадать речка Убинка,- сказал Борис, направляя лодку ближе к левому берегу.
Наступил вечер. Вот-вот солнце опустится за горизонт. Старые тополя с толстыми стволами в темной бугристой коре, как будто вышагнули нам навстречу. Забелел под ними песчаный берег, высаживаемся и сразу растягиваем палатку, собираем сухие ветки, палки. Вскоре запылал костер, вокруг сохла развешенная одежда, в котелке булькала уха из хариусов. Чебаков не стали добавлять, из одних хариусов уха намного вкуснее. А чебаков, нанизанных на проволоку, растянули у костра подвялить и подкоптить. Быстро темнело. Умолкли дневные птицы. На свет костра потянулись бабочки, жуки, а комары запищали еще больше, словно стараясь, загнать нас в палатку. Вдруг послышался крик какой-то птицы. Тенью, метнувшись из стороны в сторону, она кинулась вверх. Через две-три минуты уже несколько таких птиц, как приведения, носились вокруг огня. Вот пламя выхватило одну из тьмы. Она промелькнула совсем близко. Большим ртом, точно сачком, поймала бабочку. Мы еще долго сидели у костра, смотрели на темные мечущиеся тени, а потом забрались в палатку.
Утро нас разбудило множеством голосов. Кричали дрозды. Попискивая, бегали по мокрому песку у самой воды трясогузки. С высоких тополей доносилось нежное пение иволги. Отложив все дела, мы направились обследовать место. Это был полуостров, берега которого омывали две реки. Справа, вобрав в себя воды многих горных речек,- шумная и холодная Уба; слева – спокойная и теплая Убинка. Песчаное и галечное покрытие полуострова во многих местах опутано колючей ежевикой.
Мы пробирались к тополям, отгороженным от берегов зарослями черемухи. Вскоре вышли к спрятанному в глуби полуострова озерку с отстоявшейся прозрачной водой. Весной, во время большой воды, здесь протекала проточка. А сейчас озерко соединялось с Убой ручейком. На поверхность озерка медленно опускался тополиный пух, и проголодавшиеся чебаки, сверкая боками, хватали поживу.
Идем дальше. Неожиданно, почти из-под самых ног, вспорхнула птица и, как ночью, метнулась туда-сюда. Села на ствол поваленного дерева, села и... потерялась, превратившись в кусок коры. Осторожно приближаемся к ней.
Птица сидела, прищурив большие глаза, а огромный рот с торчащими по краям щетинками, как нам показалось, был растянут в улыбке. «Попробуй, найди», - говорил весь ее облик. Так вот ты какая, таинственная птица-козодой! На протяжении многих веков о тебе ходит слава, будто ты доишь коз. А ты только крутишься возле скота, вылавливая летающих насекомых.
На этом полуострове, омываемом с двух сторон Убой и Убинкой, мы намечали пробыть до полудня, а потом спуститься к Верхней Убинке. Однако Борис с Георгием, перебирая блесна, рассуждали: «Не можем же мы возвращаться домой, не поймав тайменя».
– Может, вам все же попробовать на мышь или на лягушку, таймень, ведь, не то, что щука, - разборчивый,- посоветовал я.
- Ну, допустим, лягушку здесь найдем, а мышку попробуй, поймай, - все-таки надеясь на блесну, ответил Георгий.
И подались рыбаки испытать счастье: один вверх по берегу, другой вниз. Я же повесил на шею фотоаппарат, на плечо – фоторужье, пошел на поиски птиц.
Здесь встречались дрозды-рябинники, с криком «кик-кик-кик» перелетал с дерева на дерево белоспинный дятел. Возле воды по сырому песку бегали прыткие, белые и желтые трясогузки. Высоко в воздухе кружил канюк, высматривая поживу.
Для фотоохотника – место такое, что только успевай снимать, если, конечно, сумеешь подкрасться к «добыче», как можно ближе. Увлекшись съемкой, я проходил часа три. Перебрел даже Убинку, чтобы поснимать пейзажи с просторным лугом, на котором островками выделялись березовые колки. Километрах в трех от берега паслось стадо коров. На берегу выше по течению Убинки стояла хижина пастуха. На привязи у изгороди, опустив голову, дремала белая лошадь. Возле нее, растянувшись на травке, лежала собака. Пастух, наверное, в прохладе хижины тоже отдыхал. «Мертвый час у них»,- подумал я и, не нарушая их покой, снова перебрел речку и пошел к месту нашей стоянки.
Дожидаясь рыбаков, я приготовил дрова для костра, очистил последнюю картофелину для ухи и повесил над кострищем котелок с водой. Придут рыбаки – у меня все готово.
Загремела прибрежная галька – показались. У Бориса на плече сумка, видать, тяжелая. А Георгий, гордясь удачей, не снимая с крючков тройника, нес тайменя вместе со спиннингом.
-Ура! – вырвалось у меня. – Мечта сбылась!
- Ура-то, ура,- подошел Борис и тоже выложил из сумки тайменя, правда, чуть меньше, чем у Георгия, зато еще щука попалась.
– Не получается каждому из нас везти домой по тайменю, - с сожалением сказал Борис.
- Ну, ничего, вы рыбаки, вам по тайменю,- соглашался я. – А щуку сейчас в – уху. Мне же в доказательство остается привезти домой фотографию, и я взял фотоаппарат.
- Выбери точку съемки, чтобы таймени казались крупнее, - подсказывал Георгий, суетясь рядом.
После обеда, затушив костер водой и оставив на песке щучьи кости, мы спешили к отплытию. А уже вечером были на автостанции в поселке Верхняя Убинка. Так закончилось наше восьмидневное путешествие по реке Убе. Когда угасал закат, мы оказались дома.
Казалось, не так были рады моему возвращению дети и жена, как я сам. Пока Валентина готовила ужин, обещая что-то вкусненькое, я не стал включать телевизор, не стал перебирать скопившуюся почту. Письма, переводы и газеты отложил на завтра и завалился на диван, не приводя себя в порядок – обросший, не бритый, но зато отмытый в реке, загоревший на солнце. Нет-нет, да и заглянет жена: «Не уснул ли еще?» Ну, напутешествовался, наверное, думала она, не догадываясь, что в этот момент я думаю: " Куда бы еще податься в ближайшее время?" А пока день-два придется привыкать к домашней обстановке, к работе на производстве. Лежу, жду, когда Валентина позовет к ужину. Как-то непривычно тихо – ни писка комаров, ни шума дождя, ни грохота речных порогов. И дети в другой комнате чем-то тихо заняты. Сосед над нами, почему-то не бушует, не выкидывает с балкона мебель, как это часто бывало по-пьянке.
ПРОДОЛЖЕНИЕ повести в главе седьмой