Людмила

Брат заболел. Держалась высокая температура. Я сидела у себя в комнате. Спустя время шаги мамы по коридору стали более быстрыми. Через закрытую дверь ко мне пробралась тревога. У него температура за сорок. Я вышла, из кухни доносился дрожащий мамин голос. Раздавались звуки пищащих кнопок домашнего телефона. Внутри похолодело. Я открыла дверь в зал. На полу, укрытый белой простыней, лежал брат. Но совсем недетским был его облик. Руки по швам, закрытые глаза, сомкнутые губы, вдруг ставшие тонкими. Его всего трясло, сквозь веки просвечивались фиолетовые венки. В душе будто что-то оборвалось, создалось впечатление, будто он готовится к чему-то. Какая-то неживая желтоватая бледность, полупрозрачность всего тела. Хрупкость и уязвимость. Я гладила его по голове, но он не открывал глаз, лишь была заметна его слабая реакция на прикосновения. Тяжесть, сдавливающая все тело, и затемняющий разум жар лишь изредка выходили в его тихих стонах. Я перебирала его светлые жесткие волосы, а в голове было пусто, все мысли в одно мгновение исчезли. Еще позавчера он бегал и дурачился. Я вышла к маме на кухню. Она разговаривала с папой и плакала. В эту секунду мне стало жутко. Слезы матери в страхе за жизнь ребенка. Голос папы был тверд, он успокаивал маму и велел взять себя в руки, ведь врачу уже позвонили. На мои глаза стали наворачиваться слезы. Видеть маму такой. Разрывается сердце. В такие моменты задумываешься о своей семье. Счастье очень хрупкое. Мама вытерла слезы, взяла с собой мисочку с прохладной водой и уксусом и направилась в зал. Я пошла за ней. Брат лежал совершенно обездвиженный, только издавал тихие звуки. Я поразилась увиденному. Мама преобразилась и разговаривала с ним мягким, спокойным и нежным голосом, распрямляя на лбу сына смоченную в воде и уксусе тряпочку. Только тогда я поняла всю силу материнской любви - улыбаться своему малышу, даже когда тебе очень страшно. И знаете что? От одной ее улыбки моя душа наполнилась уверенностью в том, что все будет хорошо.