Один против мира

                Философско-мистический роман.

    Посвящается Нелли – моей жене, помощнице и музе.


                Глава первая.

    На страницы книги легла чья-то тень.
    – Сударыня, позвольте нарисовать ваш портрет.
    Девушка, сидящая на скамейке, отвлеклась от чтения и подняла голову с намерением отказать в просьбе подошедшему к ней мужчине, однако, посмотрев на художника, не стала этого делать, но взволнованным голосом произнесла:
    – Я буду рада позировать вам.
    Художник установил мольберт, прикрепил чистый лист, подточил карандаш и начал наносить на бумагу первые лёгкие штрихи. Он казался спокойным, чего нельзя было сказать о девушке, которая вела себя странно: то крепко зажмуривалась, то оглядывалась по сторонам, осматривая парковую аллею – место, где происходили описываемые события, а то вдруг взяла и ущипнула себя за плечо – так сильно, что даже вскрикнула. Некоторое время они не разговаривали, потом молодая особа обратилась с вопросом к мастеру кисти.
    – Скажите, мы с вами раньше встречались?
    – Да, встречались, – ответил ей художник. – Под сенью этих лип я нарисовал уже много ваших портретов, а именно – сто восемнадцать.
    – Всё ясно, – с сожалением вздохнула девушка, – я вижу сон. Наверное, задремала сидя на скамейке, а мне показалось…
    – Вам не показалось, вы не задремали и это не сон, а самая настоящая действительность.
    – Не может быть, – не поверила девушка. – Зачем вы меня обманываете?
    – Я не обманываю. Я говорю правду, – старался убедить её портретист и вдруг назвал по имени, – Светлана.
    – А я полагаю, что если ещё раз ущипну себя за плечо…
    – Нет, ты не проснешься, поскольку и так бодрствуешь.
    – Но разве может сон обернуться явью?
    – Если очень сильно чего-то захотеть, то однажды это непременно сбудется, и заветная мечта, и сновидение. Тем более, когда этого желают двое.
    – Двое… – улыбнувшись, повторила за собеседником Светлана. – В таком случае я могу к вам подойти?
    – Да, теперь можешь.
    Девушка поднялась и приблизилась к художнику, встала рядом с мольбертом, провела пальцем по бумажному листу и деревянной треноге – предметы показались ей вполне материальными.
    «И всё-таки я пребываю в грёзах сна, – думала Светлана, взирая на живописца, – ведь он так красив, как не бывает в реальности! Какие правильные у него черты лица – сам Аполлон мог бы позавидовать! Тёмно-каштановые волосы выглядят роскошно: длинные, вьющиеся, густые, ухоженные! Глаза наполнены столь яркой синевой, будто в каждом из них поселилось по кусочку неба! А кожа – без изъяна! Чистая, гладкая и словно светится изнутри, как тонкий фарфор под лучами солнца! Нет, всё это слишком для реальности, чересчур!..»
    В этот момент портретист дотронулся до Светланы, положив на запястье девушки свою ладонь – тёплую, живую, настоящую. Прикосновение сбило ход её мыслей, заставило голову слегка закружиться, а сердце забиться чаще.
    – Нет, невозможно, – промолвил художник, с восхищением глядя на Светлану, рассматривая локоны её светлых волос, выразительные серо-зелёные глаза, нежный румянец щёк…
    – О чем вы говорите? – спросила она.
    – Невозможно на плоскости бумаги, равно как и холста, передать красоту во всей полноте и напрасно я старался. То, что создал Бог никому не повторить. Я нарисовал сто восемнадцать твоих портретов – и тушью, и пастелью, и масляными красками, – но не смог даже приблизиться к тому волшебному очарованию, которым наделил тебя Создатель.
    – Тогда положите карандаш, – довольно улыбнулась в ответ на его слова девушка. – Зачем нужны копии, когда рядом с вами находится оригинал?
    – Спешу воспользоваться твоим советом, – художник взял Светлану за вторую руку.
    – Всё это похоже на сказку, – продолжала улыбаться она. – Скажите, мы будем жить долго и счастливо?
    – Нет, любимая, – возразил живописец. – Не долго, а вечно.
    – Вечность… – мечтательно протянула Светлана. – Это не укладывается в голове. Нет, всё-таки это сказка – чудесная сказка.
    – Пожалуйста, – согласился художник, – если тебе так хочется, можешь считать происходящее с нами сказкой, но прошу, не обращайся ко мне больше на Вы.
    – Хорошо, я буду говорить – ты. Ты, ты, ты… – радовалась Светлана и тут, впервые в реальности, она произнесла его имя, – Эло;н. Мой прекрасный Элон! Только ты! Отныне и навсегда!
                ---------------------------------------
    – Ну и что это за развалины? Куда мы попали, Ульса;р? – недовольно спросил высокий, стройный, необыкновенно красивый златокудрый молодой человек у второго мужчины, описать которого можно теми же словами за исключением волос – чёрных, с ярким стальным блеском. И тот и другой были облачены в белоснежные длиннополые хитоны, притянутые на талиях красавцев зелёными матерчатыми поясами.
    – Воздержись от грубостей, Зоха;. Мы в храме Божьем, – ответил брюнет золотоволосому.
    – А где же лампады, свечи, образа, прочая церковная утварь? Я вижу своды в дырах, окна без стёкол, кучи битого кирпича на полу и пролом в стене, то есть – развалины. Гляжу на них и недоумеваю: почему ты не выбрал местечко поприличней?
    – Жить мы здесь не собираемся, а для сошествия оно вполне подходит. Признаться, мне, – тихо заговорил Ульсар, почти шёпотом, – данная затея тоже не по душе. Пили мы спокойно нектары, блаженствовали на небесах и вдруг – добро пожаловать в земную грязь. Кому такое понравится? И храм я выбирал, руководствуясь не собственными предпочтениями. Поступило распоряжение: найти место за городом, с малым количеством прихожан, чтобы иметь возможность явиться без свидетелей. Кто его отдал, надеюсь, тебе не надо объяснять?
    – С малым количеством прихожан… – с сомнением в голосе повторил за брюнетом Зоха. – А ты уверен в том, что их число не равно нулю? Мне кажется, что сюда заходят лишь существа имеющие больше двух ног: кошки, ёжики, собачки… Да и те наверняка редко.
    – Ты ошибаешься, – возразил Ульсар. – Хоть служба в этих стенах давно не ведётся, но люди здесь появляются. Причём в последнее время всё чаще. Посмотри на тот столб – кто-то бумажную иконку к нему прикрепил. Того и гляди возьмутся за восстановление.
    – Ладно, забудем о церкви, – решил сменить тему разговора золотоволосый. – Лучше расскажи, пока мы одни, что послужило причиной для нашего сошествия?
    – Причина известна – книжонка, будь она неладна, название которой нельзя произносить.
    – О книге я слышал, вот только не понял, что в ней примечательного?
    – Для меня это тоже загадка. Вроде обычная галиматья, сотворённая по своеволию человеческому, но Всемогущего сочинение чем-то заинтересовало, он затребовал рукопись, а когда её принесли…
    – Святая невидаль! – схватился в испуге за голову Зоха. – Представляю себе, что было!
    – Отнюдь не то, что ты вообразил. Гром мироздание не сотрясал, и молнии не сверкали. Закончив чтение, Создатель – задумался. Некоторое время размышлял, а потом изрёк следующее: «Подросли дети мои, поумнели, пора открыть им правду. А поскольку это дело является крайне важным, я возьмусь за его осуществление лично». Так всё и вышло. Ещё ангел один подлил в огонь керосинчику – попросился на землю, а назад возвращаться отказывается. Любовь, говорит, уж такая в мире материи на него снизошла, что не расстанется с ней даже ради всей благодати Небесного Царства.
    – Нетленный свет! А ему было открыто, что у ангелов нет судьбы?
    – А как же. Только он не хочет понимать, что счастья на земле не найдёт, и слушать никого не желает.
    – Даже его?! – Зоха поднял руку и указал пальцем вверх. – Всевышнего?! Но ведь это неповиновение! Бунт!
    – В том-то и дело. Безобразника необходимо на небо вернуть и эта задача также входит в план нашей миссии.
    – Девушку жалко, – опечалился золотоволосый. – После ангела она уже никого не сможет полюбить. Брат мой, Ульсар, давай поплачем о её горькой доле.
    – Давай, – принял его предложение брюнет. – Как будем плакать, на коленях или…
    – Лучше хороводиком.
    – Хороводиком вдвоём – неинтересно.
    – А паровозиком?
    – Тоже не очень. Мало вагончиков получается.
    – А на коленях я не буду. Стоять костяшками на каменном полу…
    – Ладно, давай паровозиком.
    Ульсар расположился впереди, Зоха взялся руками сзади за его талию и братья ангелы принялись бегать в такой сцепке по помещению церкви, прописывая змейки между кирпичных столбов, при этом громко, отчаянно рыдая. Но бегали они недолго. Вскоре под ноги Ульсару подвернулся обломок кирпича, он оступился, запутался в свисающем до пят хитоне и повалился на пол, потянув за собой и Зоха. Красавцы рухнули, подняв в воздух пыль, что закружилась в лучах утреннего солнца, проникающих в храм сквозь зарешеченные окна восточной стены, плотным облаком.
    – А-а-а! – ещё громче заголосил Зоха. – Я, кажется, ногу вывихнул! Вот же немощная плоть!.. И за что мне такое наказание – пребывать в мешке из костей и мяса?!
    – Полностью с тобой согласен, это сущее наказание! – возмущался вместе с ним Ульсар, только более сдержанно – без криков и ругани, так как при падении он пострадал несильно. – Я тоже локтем ударился! Но что это такое? Обрати внимание, Зоха, что за звёзды на полу храма?
    – Погоди, дай прийти в себя, – стонал золотоволосый, хватаясь руками за повреждённую ногу. Но через некоторое время, когда острая боль прошла, он смог осмотреть поверхность, на которой лежал.
    – Звёзды как звёзды, – не нашёл он в увиденном ничего необычного.
    – Они шестиконечные!
    – Ну и что? – не понимал Зоха.
    – А то, что мы не в синагоге. Мы – в христианском храме, где шестиконечной звезде, как мне всегда казалось, не место. Тем более с непонятным знаком, то ли буквой «С», то ли полумесяцем, в центре. Интересно, что он означает?
    – Мы видим звёзды только потому, что кафельная плитка, покрывавшая когда-то пол, теперь почти вся сбита – они были изображены не на лицевой, а на обратной её стороне и сохранились в виде отпечатков на застывшем растворе. Так что это, скорее всего, просто клеймо производителя.
    – Едва ли, – не согласился с мнением собрата Ульсар. – Судя по ровным поверхностям, плитка отливалась в формы, а звёзды на ней все разные, неаккуратные – они явно вручную по отформованной, но ещё сырой массе вырезались. Что довольно странно: зачем усложнять процесс и повышать трудозатраты? Не лучше ли сделать такие формы, чтобы получать отливки уже с нанесённым клеймом?
    – Вот всё и объяснилось: производитель – идиот, – усмехнулся Зоха.
    – Ручная работа, – продолжал рассуждать брюнет, – могла быть оправдана при изготовлении ограниченной партии для клиента с особыми требованиями. То есть, если заказчику понадобился кафель со звездами, а у заводчика форм с таким оттиском не имелось, они могли посовещаться и решить, что их будет проще вырезать на плитке. Но какая бы версия не оказалась верной, твоя или моя, одно можно сказать не опасаясь ошибиться: возведение храма – это дело в котором места случайностям нет, и если бы шестиконечные звезды чем-то не устраивали священников, они бы не стали использовать стройматериалы с такими знаками.
    Пока ангелы, лёжа на полу, увлечённо рассматривали плитку, в церкви произошло ещё одно явление. Поднятая их падением пыль вдруг стала формироваться под лучами солнца в некий силуэт. Поначалу полупрозрачный, словно сотканный из лёгкой ткани, постепенно он уплотнялся, всё сильнее отбрасывая тень, и вскоре там, где несколько секунд назад не было ничего, образовалась вполне материальная фигура невысокого, но крепко сбитого старичка с длинными седыми волосами и такой же бородой. Как и ангелы, седоволосый старец был облачён в хитон, но не белого, а неприглядно-серого, словно пыль, из которой он возник, цвета. Одеяние свободно свисало с широких плеч – пояса новоявленный не имел.
    Образовавшись, старичок произвёл осмотр своей внешности, при помощи небольшого круглого зеркальца, которое непонятно как появилось в его руке, а затем исчезло. Понравилось ему увиденное или нет – также осталось загадкой, поскольку сначала он печально вздохнул, затем улыбнулся и произнёс:
    – Впрочем, как и было задумано.
    Его вздох и речь привлекли внимание ангелов. Они обернулись и посмотрели на бородача в сером с недоумением.
    – Чего тебе надобно, старче? – неприветливо спросил у него Ульсар словами персонажа из произведения великого классика.
    – А по шее! – грозно воззрел на небесных братьев седоволосый. – Вы кому тыкаете, немощи! Ульсарчик, Зо;хачка, это я – ваш Создатель.
    Ангелы склонили перед ним головы.
    – Простите, Всемогущий, – извинился брюнет. – Мы не ожидали увидеть вас в таком образе, а потому не узнали.
    – То-то же, – сменил гнев на милость новоявленный. – Я принял этот вид ради предстоящего дела, – стал объяснять он ангелам. – Многие люди представляют меня таким, и мы покажем им то, что они увидеть готовы. Это поможет нам заслужить их доверие и выполнить миссию.
    – А вы почему по полу ползаете? – снова нахмурил брови старец. – Зачем извозились в пыли словно свинки?
    – Мы пытаемся разгадать загадку: что могут означать шестиконечные звёзды на плитке, выложенной в христианском храме? – доложил Ульсар.
    – Эх вы, мыслители, – усмехнулся седоволосый. – Что тут разгадывать? Звезда – это свет, а свет – это я. Количество лучей может указывать на определённый промысел, знания или нечто иное, но всякое её изображение – знак Божий. И почему вы решили, что шестиконечной звезде не место в христианском храме? Она употреблялась христианами наравне с восьмиконечной, как символ Вифлеемской звезды и присного девства Богородицы. Они связывали её форму с числом дней сотворения мира и природой Христа. Так что никакой загадки в этом нет. Вам всё понятно?
    – Теперь тем более непонятно,  – ответил ему брюнет. – Если звезды символизируют столь многое и важное, то почему они изображены на полу? Осмелюсь напомнить, что на одном из церковных соборов было принято постановление запрещающее изображать крест в местах, где на него может наступить, тем самым осквернив, человек или животное. В связи с чем мне непонятно…
    Тут Ульсар, спохватившись, прервал свою речь и опасливо покосился на Создателя. Ангел не хотел, чтобы старец сердился, боялся его разозлить, а то, что он собирался сказать, вполне могло к этому привести.
    – Да, собственно… Я уже разобрался. Мне всё теперь ясно, – пошёл он на попятную, но Всевышний велел ему начатое договорить.
    – Мне непонятно, почему во многих храмах на полу изображены звёзды? – вынужден был подчиниться брюнет. – Шестиконечные, но чаще восьмиконечные – разные, все ходят по ним и не находят в том ничего плохого?
    Старец, с недовольным видом обдумывая услышанное, на пару шагов приблизился к ангелам.  При этом из освещённого солнцем участка он переместился в тень, где его серый хитон стал казаться чёрным.
    – Впрочем, и крест в запретных местах мне доводилось видеть, – вдруг решил сообщить ему Ульсар, будто эта информация могла как-то скрасить сказанное им ранее. – Недалеко отсюда, например, есть село Богородское, там находится церковь в орнаменте пола которой восьмиконечная звезда чередуется с крестом. По форме он напоминает Мальтийский… но ведь всякий крест является истинным. И вот… Вот собственно и всё, – поспешил он склонить голову со страхом представляя, что сейчас начнётся, какая разразится буря.
    Но ангел ошибся, бури не последовало. Грозные искры вспыхнули в глазах старца, но он смог справиться с гневом. Заложив руки за спину, седоволосый прошёлся, описав круг по помещению церкви, после чего заговорил вполне спокойно.
    – Да, много непотребного творится на земле, но происходит это в основном от неведения, с которым мы пришли в этот мир бороться. Спустились ныне с лазоревых небес, чтобы возвестить о том, что на смену ветхозаветной строгости и евангельской любви грядёт новая эра – эра истины. Явились во плоти, чтобы дать людям полноценные знания и сделать их доступными. Чтобы поведать им о смысле жизни, рассказать об устройстве бытия. Чтобы просветить человечество и вознести через то на более высокую ступень. А вы мне в этом деле… Вы бы поднимались с пола, помощнички. Ну-ка, Зоха, пробегись по селу, найди и приведи осла.
    – Зачем вам осёл, Всевышний? – удивился золотоволосый неожиданному и странному на его взгляд приказу.
    – Для исполнения пророчеств и соблюдения традиций. Сын мой возлюбленный въезжал в Иерусалим на осле, и нам надлежит явиться в Москву тем же образом.
    – А коли не дадут? – уточнял Зоха, отнюдь не горевший желанием исполнять распоряжение.
    – Скажи, для кого берёшь, никто отказать не осмелится, – заверил его старец.
    Зоха поднялся, сделал шаг… и вновь повалился на пол.
    – Ой-ёй-ёй! Больно! – захныкал он. – Простите, Всемогущий, но я не могу. Ногу подвернул, а то и сломал. Ульсар меня повалил, вот пусть теперь и бегает.
    Отправляться на поиски осла Ульсару тоже не хотелось, но перед лицом Творца он со смирением склонил голову. Однако Создатель на его покорность внимания не обратил, а Зоха сказал следующее:
    – Не притворяйся, я тебя уже исцелил, а потому встань и иди. Да чтоб одна нога тут, а другая там, и назад с той же поспешностью. 
    Златокудрый в ту же секунду кинулся бегом из церкви. Старец и Ульсар остались ждать его в храме. Вернулся Зоха примерно через полчаса – без осла, но с синяком под глазом.
    – Исцелите, Всесильный! – бросился он к ногам старца, указывая пальцем на повреждённое око.
    – Что с тобой приключилось? – удивился тот.
    – Попросил я у мужиков трактор, – стал рассказывать ангел, – а они… а они…
    – Что они? Говори, – требовал объяснений Создатель.
    – Взяли и дали. Только не трактор, а кулаком в глаз.
    – Интересные творятся здесь дела… – нахмурился Всевышний. – Но почему ты, тля небесная, просил трактор, когда я посылал тебя за ослом?
    – Потому что ослов нет. Во всём селе Кикино, где мы с вами находимся, не нашлось ни одного. Я все дома обошёл, у всех, кого встретил, спросил.
    – И каким же образом это досадное обстоятельство связано с трактором?
    – Не хотел с пустыми руками возвращаться. Подумал, раз нет ослов, то хоть трактор пригоню. К тому же до Москвы, как мне сказали местные, порядка восьмидесяти километров и я решил, что до этого города нам будет легче на чём-нибудь имеющем колёса добираться. Каюсь, проявил своеволие. Прошу прощения.
    – Сколько километров?! – обратил седоволосый свой взор на Ульсара – организатора их высадки на землю. – Я же говорил: недалеко от Москвы!
    – По современным меркам это совсем недалеко, – стал оправдываться тот. – Даже если не спешить и ехать с разрешённой правилами дорожного движения скоростью, всего за час вполне реально до неё добраться. Я же не знал, что нашим транспортным средством должен стать осёл.
    – Моим транспортным средством, – поправил ангела старец, – а вам пешком надлежало идти. Да что же это за помощники у меня такие... слов нет! Ладно, так или иначе, на осле или тракторе, а добираться до Москвы нам надо. Давайте уже выйдем из тени этих развалин на свет имени моего. Осмотримся, прикинем, что к чему. Найдём мужиков обидевших Зоха и воздадим им должное по заслугам.
    Сказав это, старец подошёл к большому окну, размахнулся и ударил кулаком в центр решётки вмонтированной в толстые кирпичные стены. Тяжёлая, кованая решетка, разворотив кладку, вылетела из проёма и приземлилась за добрый десяток метров от церкви. Здание содрогнулось, со сводов посыпался песок, пыль, полетели вниз обломки кирпичей и штукатурки. Чтобы всё это не обрушилось им на головы, ангелы поспешили выбежать из помещения сквозь пролом в стене. Старец покинул его через окно, освобождённое им от препятствия.
    – Можно сказать? – спросил Ульсар, когда все трое оказались на улице.
    – Говори, – разрешил седоволосый.
    – Я думаю, что нам не стоит идти к трактористам. Восемьдесят километров на тракторе… Едва ли это окажется существенно лучше, чем проскакать их верхом на осле. Есть средства передвижения куда более скоростные и комфортабельные. Например, автобус – ехать на нём гораздо приятней.
    – Приятней, говоришь? – задумался старец. – Ладно, будем считать, что мужикам повезло. Показывай, где тут остановка.
    – Пожалейте, Всемогущий! – снова заголосил Зоха. – Излечите ушиб, не подвергайте позору и унижению! В автобусе наверняка, помимо нас, и другие пассажиры будут! Как же я на людях с синяком покажусь?!
    – А я полагаю, что синяк отнюдь не главная твоя проблема, поскольку под тем слоем грязи, которым покрыты ваши лица, руки и платья, разглядеть его смогут немногие. Вам надо привести себя в порядок, – осмотрев сопровождающих, решил седоволосый. – А ещё, перед столь важным делом, которое начинаем мы, следует совершить омовение. Давайте спросим у человека, – указал он на бородатого чернявого мужичка, проходившего мимо, – есть ли поблизости водоём?
    – Сын мой, – обратился Создатель к названному гражданину, – укажи путникам дорогу к месту, где они смогут напиться, омыться и платья застирать?
    Мужичок, внимательно осмотрев троицу, в ответ изрёк нечто странное:
    – Лично я – против.
    – Против чего? – не понял старец.
    – Против того, чтобы вы церковники наш родник к рукам прибрали. Поскольку не молитвам священников он обязан своим существованием, а природе. Это её дар людям – всем независимо от национальности и вероисповедания. Так почему же рядом с источником должны стоять ваши ящики для пожертвований? По какой причине? Думаете, он бить от этого будет сильней или вода станет вкусней? Ошибаетесь…
    – Стоп, – прервал его речь седоволосый. – Во-первых, мы не церковники. Во-вторых, прибирать родник не помышляем. Мы пробудем у него недолгое время и удалимся.
    – Кто же вы, если не церковники? По какому случаю нарядились словно попы?
    – Узнай же, человече, – заговорил Создатель возвышено. – Узнай и возрадуйся. Ныне выпало тебе лицезреть Всевышнего.
    – Что мне выпало? – не смог осмыслить сказанное Творцом чернявый, однако, от греха подальше, решил удовлетворить его просьбу. – Ладно, ступайте туда – прямо, мимо сельского магазина до шоссейной дороги. По ней вниз немного пройдёте и с правой стороны наш родник увидите.
    Старец и ангелы пошли в указанном направлении. Мужичок проводил их недобрым взглядом.
    – Это что за Всевышний такой объявился? – стал ворчать он, когда троица скрылась за деревьями. – Али сам владыка из города пожаловал? Ну, тогда точно приберут родник – как пить дать.
    А наши герои в это время уже подходили к месту, где бил из-под земли холодный чистый ключ. В связи с ранним утром желающих набрать воды ещё не было, и никто не мешал обретшим плоть духам осуществлять задуманное. Только вели они себя при этом по-разному: старец сразу сбросил хитон, под которым из одежды больше ничего не оказалось, и принялся обливаться студёной водицей, зачерпывая её ладонями сложенными в пригоршню, тогда как ангелы обнажаться не спешили, поскольку, как выяснилось, стыдились своих тел. Стыдились, даже не смотря на то, что их фигуры имели полное право называться – идеальными. Пришлось седоволосому провести с ними воспитательную беседу, а именно – напомнить братьям небесным, что негоже так относиться к творениям Божьим и пригрозить для пущей доходчивости увесистым кулаком, после чего его спутники одежду сняли. Густо покраснев, стараясь не смотреть друг на друга, прикрывая руками те органы, наличие которых в своём новом виде им было особенно неприятно, Ульсар и Зоха приблизились к роднику. Совершать омовение ни тому, ни другому не хотелось, однако Создателю, судя по всему, до их желаний не было дела, и он стал плескать на красавцев сводящую тело судорогой ледяную воду. Ангелы кричали во всё горло, но терпели.
    – Крепитесь, ребята! – подбадривал их седоволосый. – Это закалит ваши тела и дух!
    В конце концов, ангелы не выдержали – бросились бежать, постукивая от холода зубами, к своей одежде, а несгибаемый старец продолжал омываться ключевой водой ещё минут пять. Потом он стряхнул с себя руками оставшиеся на теле капли, облачился в хитон, сел на лавочку кем-то заботливо устроенную у источника и, широко улыбнувшись, изрёк:
    – Эх, хорошо-то как! 
    Ангелы посмотрели на него с недоумением. Ничего хорошего в этом мире, а уж тем более в обливании холодной водой, они не находили.
    После того как седоволосый отошёл от родника, Зоха и Ульсар приступили к стирке своих платьев. Старец в это время наслаждался чудесным утром: щебетом птиц, свежим воздухом, видом всё выше поднимающегося над горизонтом солнца… В какой-то момент он словно задремал – закрыл глаза и сидел неподвижно, лишь продолжая довольно улыбаться. А когда очи обладателя седой бороды вновь открылись, то он увидел следующую сцену: хитоны ангелов сохли на ветках одного из деревьев, а сами братья небесные, желая хоть чем-то прикрыть свою наготу, были заняты изготовлением набедренных повязок из листьев и прутьев.
    – Это что за чудеса тут происходят? – прервал их деятельность Творец. – Я отлично помню, что брал с собой в дорогу двух ангелов, так откуда же взялись дикари? Ну-ка бросайте свои поделки и надевайте платья. Некогда нам ждать, пока они просохнут, тем более что ветра нет – на теле процесс быстрее пойдёт.
    – Платья мокрые, холодные – замёрзнем, – захныкали ангелы.
    – Не замёрзнете, – пообещал им старец, а когда красавцы брезгливо натянули на себя напитанные влагой хитоны, скомандовал: – За мной, в горку, к автобусной остановке бегом марш!
    Физическая нагрузка дала результат – к остановке ангелы прибежали не просто согревшись, а утирая пот со лба. И одежда за это недолгое время на них действительно почти просохла. Достигнув цели Зоха и Ульсар, тяжело дыша, повалились на лавку. По-прежнему бодрый и ничуть не запыхавшийся старец обратил свой взор на расписание движения автобусов. Ознакомившись с ним, он посмотрел на Солнце, затем на свою тень, что-то прикинул в уме и разочарованно произнёс:
    – Транспорт прибудет через сорок минут – нескоро.
    – Вот и хорошо, – обрадовался Ульсар, – будет время посидеть и перевести дыхание.
    – Кто-то говорил, что до первопрестольной всего час езды, – напомнил ему седоволосый, – а тут и маршрута на Москву нет, только на Дмитров и Сергиев Посад. То есть, сорок минут нам придётся подождать, потом столько же, если не больше, на автобусе ехать – уже час двадцать. А где мы за это время окажемся? В Дмитрове? И что дальше? Ещё полтора часа на электричку тратить? Нет, этот план мне не нравится. Предлагаю другой: сейчас мы остановим попутную машину и поедем прямиком в столицу.
    Небожители приступили к исполнению вновь намеченного плана, но поймать попутку оказалось непросто. Подвезти на своём автомобиле трёх мужчин, к тому же одетых необычным образом, желающих не находилось.
    – Этак мы целый день с протянутой рукой на обочине стоять будем, – выразил своё недовольство происходящим Зоха.
    – Нет, без волшебства тут не обойтись, – решил Ульсар. – Всемогущий, сотворите чудо, – обратился он к старцу, – иначе нам вовек отсюда не выбраться.
    – На земле живут миллиарды людей и все как-то без чудес весь отпущенный им век обходятся, а вы только с неба сошли и уже диво явить просите. Не стыдно? – упрекнул тот ангелов.
    Путники простояли на краю дороги ещё минут десять, когда и сам старец начал понимать, что обычным способом, судя по всему, машину им действительно не остановить.
    – Да что же это такое! – возмутился он. – Неужели не осталось в чадах моих сострадания, готовности оказать нуждающимся помощь?! Неужели позабыли они о золотом правиле: поступай с людьми так, как бы ты хотел, чтобы они обходились с тобой?! Трусы! Эгоисты! – крикнул он вслед очередной проехавшей мимо машине. – Что же, хотели мы сделать как лучше, а придётся, видимо, как всегда!
     – Ура! – обрадовались ангелы. – Как всегда – это именно то, что нам сейчас необходимо. Сколь ни прискорбно это говорить, Всемогущий, но не посеявши – не пожнёшь. К сожалению это единственный способ, который реально работает.
    – Только машинку давайте выберем поприличнее, – предложил Зоха. – Мерседес, например. И лучше без пассажиров, чтобы не ехать в тесноте.
    – Шикарный план! – поддержал собрата Ульсар.
    – Отставить! – рявкнул на них седоволосый. – И откуда у вас эта тяга к роскоши? Мерседес им, видите ли, подавай… О душе надо думать – о главном.
    В этот момент на дороге показался Запорожец. Громко, натужно тарахтя двигателем, стал приближаться к стоящей на обочине троице. Ульсар и Зоха повалились старцу в ноги.
    – Пощадите, Создатель! При таком шуме мы не то что о душе, вообще думать перестанем!
    – Уговорили, – неожиданно легко удовлетворил их просьбу старец. – Согласен, всё хорошо в меру, тогда как это – явный перебор.
    Запорожец прокатил мимо, а вслед за ним на дороге показался… Да, он самый, столь обожаемый ангелами, – Мерседес. Причём в салоне находился один водитель. Упускать такую удачу было нельзя.
    – Ну! Ну! – запрыгал от нетерпения на месте Зоха. – Колесо – переднее правое!
    – Нет, заднее! – настаивал Ульсар. – Левое!
    – Похоже, я совершил ошибку, запретив вам носить набедренные повязки, ведь они куда лучше хитонов соответствуют вашим диким нравам, – сказал в ответ на их возгласы старец. – Вы что же аварию решили устроить? Для того чтобы остановить автомобиль, лишать его колёс вовсе не требуется, достаточно заглушить мотор. Вот смотрите, как просто это делается.
    Всевышний прищурился, направляя пристальный взгляд вслед прокатившему мимо Мерседесу, а тот вдруг громко «чихнул», выпустив из выхлопной трубы клубы чёрного дыма, задёргался и вскоре остановился. Из салона вылез водитель, поднял капот и стал рассматривать находящееся под ним с задумчивостью человека, пытающегося разгадать тайну улыбки Моны Лизы и изучающего с этой целью всемирно известную картину.
    К автомобилю поспешили подойти старец и ангелы. Последние с весьма хитрыми улыбочками на лицах, не мене загадочными, чем у дамы запечатлённой великим Да Винчи.
    – Заглушить мотор быть может проще и к аварии, конечно, это едва ли приведёт, – немного отстав от Создателя, тихо сказал Ульсар золотоволосому. – Зато потеря колеса – событие куда более зрелищное.
     Зоха кивком головы выразил своё согласие с ним.
    – Куда путь держите? – обратился старец к водителю – приличного вида мужчине средних лет, когда троица приблизилась к Мерседесу.
    – Похоже, уже никуда, – невесело ответил тот. – Встала машина, а почему – выяснить без специалистов едва ли получится. Техника немецкая – современная, сложная…
    – Ну, это не проблема, – обнадёжил его обладатель седой бороды. – Нас с вами словно сама судьба свела. У вас есть машина, а у нас специалисты, – указал он на стоящих чуть в стороне ангелов. – Вмиг починят. А нам, добрый человек, до Москвы добраться надо. Есть в том великая необходимость. Довезите, если вам по пути.
    На ангелов хозяин Мерседеса посмотрел с тем же недоумением, с каким ранее осматривал двигатель автомобиля. На автомехаников данные типы ну никак не походили. Тонкие пальцы их холеных рук не позволяли поверить в это. Длинные ухоженные волосы и модельной красоты лица не вязались с понятиями: карданный вал, бензонасос или, например, генератор. А ещё эти странные одежды… В общем, стоящая перед ним парочка не внушила водителю доверия, но выбора не было – ближайшие специалисты, в которых он мог быть уверен, находились в Москве, а до неё еще нужно как-то добраться. Волей-неволей приходилось принять помощь от подозрительных личностей.
    Однако эти личности на удивление быстро починили автомобиль – буквально за минуту! «Садитесь за руль, включите зажигание» – попросил водителя один из них. Несколько секунд спустя последовала команда: «Заводите» и Мерседес с пол-оборота заурчал двигателем. Выполнив работу, чудо-мастера захлопнули капот и поспешили занять места в салоне.
    Мерседес мягко тронулся и покатил, приглушённо шурша широкими шинами, по шоссе. Мимо проносились леса, поля, деревеньки: Никитино, Старово, Пальчино, Алферьево и многие другие. Но любоваться наполненными солнечным светом пейзажами путникам довелось недолго. Вскоре небо заволокли тучи, и заморосил дождь.
    – Опять разверзлись хляби небесные, – не понравилось это водителю. – Будет теперь грязь из-под колёс лететь, запачкает машину, а я её только вчера помыл.
    – Не стоит расстраиваться, ведь дождь в дорогу – хорошая примета, – напомнил ему старец, занявший переднее пассажирское сиденье. – К тому же он скоро закончится – вон уже виден просвет.
    – Сегодня закончится, а завтра снова пойдёт. Что-то сырости у нас стало много: то дождь, то снег, то град… Солнечных дней в году скоро будет как в Исландии – пальцев хватит, чтобы сосчитать. С другой стороны если выдастся летом антициклон, то начинает парить так, что думаешь: скорей бы вернулось ненастье. В общем, погода у нас теперь такая словно Бог, в наказание за наши грехи, порчу на неё навёл.
    – Вы правы, климат несколько изменился и дождить стало чаще, – согласился с собеседником Создатель, – но вовсе не из-за порчи, а потому что в этом возникла необходимость. Закрывая собою небо, тучки выполняют важную работу – помогают истончившемуся озоновому слою защищать жителей планеты от опасных излучений, а дожди чистят воздух, осаживая пыль, сажу и многие прочие вредные вещества, которых всё больше с каждым годом выбрасывается в атмосферу. Да, температура немного повысилась, но тоже не во вред, а на благо земли и человечества. Ведь теперь в тех краях, где раньше была вечная мерзлота, начинают расти леса – молодые, новые. Они станут наполнять воздух кислородом и восполнят потери зелёных насаждений вырубаемых в широтах расположенных южней.
    – Вы так говорите, словно оправдываетесь, – сказал водитель старцу.
    – Вам показалось, – возразил тот. – Конечно, не всё устроено идеальным образом, но совершенства в этом деле невозможно достичь. Поскольку климат изменчив, капризен, зависим от множества факторов, вплоть до взмаха крыла бабочки способного вызвать, как утверждается в одной теории, на другом конце света ураган, но наблюдение за ним ведётся, необходимые меры принимаются, и оправдываться мне не в чем.
    Владелец Мерседеса посмотрел на седоволосого с недоумением.
    – Что значит «мне»? Уж не хотите ли вы сказать, что являетесь самим…
    – Да, именно это я и хочу сказать.
    На том их беседа завершилась. Старец водителя ни о чём больше не спрашивал, а тот, после услышанного от попутчика заявления, не то что спросить, взглянуть лишний раз на него опасался. Но один вопрос, после того, как они миновали МКАД, ему всё же пришлось задать.
    – Где вас высадить?
    – А вы куда направляетесь?
    – В центр.
    – Вот и мы выйдем там же.
    Водитель остановил машину на Мясницкой.
    – Всё, я почти приехал – мне надо в следующий переулок. Дальше везти не могу, иначе опоздаю на важную встречу, – попросил он пассажиров освободить салон автомобиля.
    – Премного вам благодарны, – попрощался седоволосый, высаживаясь на тротуар.
    – Спасибо, – последовали за ним ангелы.
    Водитель, ничего не ответив, поспешил покинуть странную троицу.
    «Чтобы я ещё раз подобрал кого-то на обочине… – думал он уезжая. – Какую несусветную чушь нёс этот старик! Я, видите ли, – он самый! Маразматик старый – вот ты кто! Сумасшедший, сопровождаемый двумя чудаками!»
    – Что за несуразный метод у нас выработался – учить людей добру с помощью зла? – стал рассуждать старец вслух, провожая взглядом Мерседес. – Конечно, он работает… Вот заставили водителя остановиться, заглушив двигатель его машины, и довезти нас до Москвы. Сработало, но… Не радость он испытывает совершив благое дело, а чувства иные – обиду и злость. Стараясь приобщить человека к вере, мы порою насылаем на него болезнь или другое несчастье, тогда он приходит в церковь и кается: «Боже, прости меня грешного за то, что не вспоминал о тебе, когда был здоров и счастлив». Приходит, но понимает, что его вынудили это сделать. И какой любви после этого от него можно ждать? Какого доверия? Не будет ни того, ни другого, разве на словах. Пора с этим способом расстаться. Неправильный он, устаревший. Пришло время в корне методику поменять. 
    – Итак, – обратился он к братьям небесным, – с чего начнём нашу миссию?
    – С поиска места, где мы сможем разместиться, – предложил Ульсар. – Надо позаботиться о крыше над головой.
    – Да, нам следует устроиться на постой, – согласился с ангелом старец. – Но где же ещё пребывать Творцу, как не в храме Божьем? Сейчас найдём какую-нибудь церковь и поселимся в ней.
    Некоторое время спустя небожители подошли к одному храму. Ульсара и Зоха Создатель оставил на улице, а сам зашёл внутрь.
    – Сын мой, – обратился он к священнику, – я и двое моих спутников просим у вас пристанища.
    Его просьба и странное обращение сразу не понравились церковнослужителю.
    – Вас ко мне кто-то направил? – спросил он у седоволосого.
    – Само провидение привело нас к порогу вашего храма.
    – Вы паломники? – старался понять священник, что это за старец и чего ему надо.
    – Нет, наша цель иная.
    – А почему я не вижу на вас креста? – посмотрел служитель Божий на незнакомца с подозрением.
    – Потому, что на мне его нет. Равно как и любых иных знаков. Я имею отношение ко многим религиозным течениям, фактически возглавляю их, но вместе с тем, ни в одном не состою и символикой не пользуюсь. Я – сам по себе. Так что вы ответите на нашу просьбу?
    Священник немного подумал, а потом сказал:
    – Хорошо, побудьте здесь, а я отойду на минутку.
    Вскоре он вернулся и протянул старцу сложенный вчетверо лист писчей бумаги.
    – Возьмите. Тут написан адрес, где вам помогут.
    – Благодарю, – принял из его рук бумажку Создатель и поспешил вернуться к ангелам.
    – Всё оказалось легче простого, – сообщил им Творец. – Как все-таки приятно общаться с людьми живущими по заповедям Божьим. Они примут тебя, выслушают и непременно окажут помощь. Теперь мы знаем, где нам предоставят кров. Вперёд мои спутники. Скоро мы отдохнём и, надеюсь, насытимся обедом.
    Троица пошла дальше по шумным московским улицам. К сожалению, поверив в благожелательность священника, старец и ангелы не потрудились выяснить, что находится по адресу, который он им дал. А потому увиденное небожителями в конце пути, стало для них большим сюрпризом.

                Глава вторая.

     До семнадцати лет Светлана ничем не отличалась от большинства своих сверстниц. Мечтала, как водится, о принце, что не мешало ей с интересом смотреть на ребят отнюдь не королевских кровей, любила общаться с друзьями, ходить в кино и на концерты, принимать участие в шумных вечеринках, слушать музыку и танцевать. А потом изменилась: перестало её тянуть на дискотеки, больше не хотелось ей веселиться допоздна в гостях, но главное – у девушки появилось равнодушие к парням.
     Проходили дни, недели, месяцы… Подруги одна за другой надевали свадебные платья, а Светлана не только оставалась без жениха, но и, казалось, вовсе не стремилась к замужеству. Стала замкнутой, гулять выходила редко, предпочитая проводить досуг дома с книжкой в руках.
     Впрочем, со временем у неё появилась новая привычка: по вечерам, когда позволяла погода, она отправлялась в парк, где всегда выбирала одну и ту же скамейку и сидела на ней, читая или размышляя, до темноты. К миловидной девушке часто подходили мужчины, но познакомиться с ней никому не удавалось, Светлана сразу давала понять, что кавалеры ей не нужны.
     Но почему? По какой причине она себя так вела?
     Причина заключалась в сновидении. Однажды ей приснился сон: парк, скамейка и он – прекрасный художник, после встречи с которым все прочие представители сильного пола перестали её интересовать. Положение осложнялось тем, что одним ночным наваждением дело не ограничилось, свидания с эфемерным живописцем в царстве Морфея время от времени повторялись. Они стали для Светланы дороже всего на свете и каждый раз укладываясь спать девушка ожидала новой встречи, а если ей грезилось что-то другое, то просыпалась утром расстроенной. Иногда перерывы между заветными снами затягивались на много дней, тогда она не находила себе места, теряла аппетит, а то и плакала.   
     Светлана влюбилась в ночного гостя – сильно влюбилась и была этому несказанно рада, даже несмотря на то, что хорошо понимала: местом их встреч никогда не станет реальность. Девушка приняла это как должное и сожалела лишь о том, что видится с возлюбленным реже, чем ей бы хотелось.
     Как проходили их свидания? Довольно однообразно – художник рисовал портрет Светланы, а она ему позировала. Разговаривали они мало и ни разу не коснулись друг друга. Тем не менее, это были именно свидания: пусть их губы не сливались в поцелуях, а тела не прижимались в объятиях, но любовь… Непостижимым образом ею было наполнено всё вокруг: воздух, которым они дышали, листва, зеленеющая на деревьях, солнечный свет, каждая травинка, каждый камушек, их тела и души – всё. Будто они погрузились в чувство как в воду, нырнули с головой и хорошо им вместе на глубине – так уж хорошо, что страшно лишнее слово сказать, неверное движение совершить и развеять тем самым волшебство окружающей сказки.
     Однажды гуляя по парку, расположенному недалеко от её дома, Светлана узнала место, привидевшееся ей во сне. Те же клумбы, дорожки, скамейка… только художника нет и чувством любви не насыщено окружающее пространство. После этого девушка стала часто приходить в парк. Особенно сильно её тянуло туда в те дни, когда между заветными снами случались большие перерывы, и она тосковала по любимому.
     Нет, она не ожидала встретить его на аллее, просто это место было единственным, что связывало её со сновидениями. Здесь, в окружении деревьев и цветов, напоминавших ей о художнике, Светлане становилось чуточку легче переносить тоску. А когда Солнце уходило за горизонт, девушка возвращалась домой и ложилась спать, надеясь на то, что в эту ночь долгожданное свидание состоится.
     Так она и жила – от одного сна до другого, счастливая и несчастная одновременно. Она бы поборолась за свою любовь, да не знала, что для этого следует предпринять, а позабыть прекрасного художника Светлана уже не могла. Девушке оставалось лишь плыть по течению, доверившись судьбе, что она и делала до того дня, в который произошли уже известные нам события. Когда случилось чудо, и несбыточная мечта вдруг обернулась явью. Когда она решила, что и в её жизни наступила светлая полоса. Но всё оказалось непросто, и до настоящего счастья было ещё очень далеко.               
                -------------------------------------
    Ульсар посмотрел на тарелку и отодвинул её от себя.
    – Я не буду это есть.
    – Значит, несильно пока проголодался, а иначе бы умял всё в момент и за обе щеки, – не нравилась старцу его привередливость.
    – Я тоже не хочу, – последовал примеру брюнета Зоха. – И вообще я считаю, что священник решил посмеяться над нами, отослав в приют для бездомных.
    – Напрасно отказываетесь ребята. Супчик, которым здесь угощают, отнюдь не плох, – помешивал седоволосый содержимое миски ложкой, однако пробовать не спешил. – Да, жидковат, невзрачен, но вполне съедобен. Вон, посмотрите, окружающие едят, при этом некоторые похлёбку даже нахваливают, и никто пока не отравился.
    Он ещё с минуту задумчиво мешал бесплатное варево, а потом, как и его спутники, отодвинул тарелку.
    – Что-то аппетита нет. Да и откуда ему взяться, когда всё идёт не по плану. Должен признать, я и сам рассчитывал на другой приём, иное к себе отношение, и вдруг эта баланда… Но винить священника в случившемся не стоит. Я же не открыл ему, кем являюсь, вот он и обошёлся с нами, как с бомжами. То для нас урок: впредь надлежит представляться и излагать свои требования более доходчиво. Да, зря мы протопали половину Москвы, но ничего страшного в этом нет, сейчас вернёмся и сделаем всё как надо.
    – Что?! Опять идти?! Назад?! Всемогущий, пожалейте наши ноги! – запричитали уже порядком уставшие ангелы.
    – Отставить разговоры! – рявкнул на них Создатель. – Не кручиньтесь, на улице мы не останемся, найдём достойный приём, стол и ночлег. А сейчас поднимайтесь и следуйте за мной.
    Троица направилась в сторону центра. Часа через два путники добрались до храма, который посещали днём, но его двери оказались запертыми.
    – Зоха, Ульсар, постучитесь, – распорядился старец.
    Ангелы принялись колотить руками в массивные створки, но открывать им никто не торопился.
    – Это что же вы хулиганите! – заругалась на них некая старушка. – Зачем в церковь ломитесь? Служба закончилась – ночь уж на дворе. Завтра приходите, а сейчас там и батюшки нет.
    Ангелы перестали стучаться и поспешили сесть на ступени, расположенные перед входом, чтобы дать своим ногам передохнуть.
    – Опоздали, – опечалился Зоха. – Что теперь делать будем? Всемогущий, ведь перед вами все двери открываются, давайте отворим церковные.
    – Зачем? – задал вопрос Ульсар. – Что в храме хорошего? На лавках мы в нём спать ляжем или прямо на каменном полу? Так это не лучше, чем в ночлежке для бездомных – никакого тебе комфорта.
    – Ишь ты какой! – не понравилось сказанное им старцу. – В храме Божьем ему не мило! О душе надо думать, а не о комфорте!
    – О душе хорошо думать, когда тело в порядке. А если ноги болят, сил нет, в животе пусто – тут уж не до возвышенных материй. Может в гостиницу? – внёс предложение брюнет. – Снимем номер, отдохнём, переночуем, а завтра вернёмся сюда и продолжим наше дело.
    – Отличная мысль! – поддержал собрата Зоха.
    – Вообще-то гостиница – место для нас неподходящее, но если на одну ночь… – задумался седоволосый. – Раз уж день не задался и всё пошло кувырком, то почему бы… Постойте, но ведь у нас нет денег.
    – Да, это проблема, – озадаченно произнёс брюнет. – Но едва ли непреодолимая. На месте посмотрим, поищем ходы-лазейки, подумаем, как её можно решить и способ наверняка найдётся.
    – Хорошо, – согласился старец. – В гостиницу, так в гостиницу. Только в самую скромную – шиковать нам нельзя. Действуй, Ульсарушка. Ты предложил, тебе и флаг в руки.
    Некоторое время спустя небожители подошли к зданию отеля «Националь».
    – Куда ты нас привёл? – стал ворчать Создатель. – Зачем нам пятизвёздочное заведение?
    – Что поделать, Всемогущий, в центре дешёвых гостиниц нет, – развёл руками Ульсар. – Да и вообще отелей стало мало: «Интурист» и «Москву» перестраивают, «Россию» закрыли и скоро будут ломать. На окраинах города можно устроиться скромно, но Зоха туда уже не дойдёт. Правда, Зоха;нчик?
    – Истинная, – подтвердил золотоволосый. – Ещё немного и я упаду от усталости.
    – Несчастный, – посочувствовал ему Ульсар. – Однако я и сам едва держусь на ногах.
    – Ладно, – пожалел их старец, – остановимся здесь. Иди, – приказал он брюнету, – похлопочи о нашем размещении, а мы с Зоха подождём тебя на улице.
    Миновав двери парадного входа и оказавшись внутри, Ульсар прошёл на ресепшен, где его встретил, приветливо улыбаясь, работник гостиницы.
    – Добрый вечер, – поздоровался с ним ангел. – Я и двое моих спутников хотели бы остановиться в вашем отеле.
    – Вы номер бронировали? – осведомился работник.
    – Нет.
    – Тогда ничем помочь не могу, все комнаты заняты.
    Получив от ворот поворот, Ульсар не расстроился и к выходу не пошёл, а отправился бродить по коридорам и этажам, время от времени останавливаясь и замирая – словно к чему-то прислушиваясь. Этим странным делом он занимался минут двадцать, затем вернулся к старцу и Зоха.
    – Можно заселяться, – сообщил им брюнет.
    – Номер-то хоть, ты попроще выбрал? – спросил Всевышний.
    – Разумеется. Он имеет название – Ленинский, поскольку в нём, на заре становления Советской Власти, Владимир Ильич с Надеждой Константиновной проживали. Как относились эти люди к буржуйским излишествам хорошо известно и комнат с более скромной обстановкой, полагаю, в гостинице не найти.   
    Троица зашла в отель, проследовала к лифту и поднялась на третий этаж.
    – Всё отлично, но есть небольшая проблема, – сказал Ульсар на подходе к нужной им двери. – Ключа от номера у меня нет.
    – Как нет? – удивился старец. – Почему?
    – В двух словах этого не объяснить. Давайте сначала зайдём, присядем и тогда я расскажу обо всём подробно. Замки тут установлены электронные, вам их открыть не составит труда.
    – Я с любыми замками справляюсь легко, но в номер мы попадём не раньше, чем ты покаешься в своих махинациях.
    – Всё, падаю, – вдруг опёрся руками о стену Зоха. – Покидают меня последние силы.
    – Сжальтесь, Всемогущий! – взмолился Ульсар. – Не дайте моему собрату и вашему творению повалиться на хладный пол коридора!
    – Ладно, войдём, – уступил им старец. – А то, чего доброго, вы и впрямь, словно пьяные, на пол завалитесь. Радуйтесь немощные, будет вам сейчас на что опуститься.
    Создатель направился к номеру, двери которого сами собой перед ним распахнулась. Он зашёл внутрь, ангелы последовали за ним.
    – И это ты называешь скромной обстановкой! – снова заругался старец на Ульсара, осмотрев внутреннее убранство помещения: антикварную мебель, люстры, пианино, картины на стенах, ковры на полу и прочие предметы роскоши.
    – Так кто же знал, – стал оправдываться ангел. – Я думал, если Ленинский, значит… Прикажите поменять?
    – Да чего уж теперь. Раз вошли, в этом будем размещаться. К тому же, как я вижу, лишнего тут нет – всё к месту, всё по делу. Дорого, но без вычурности – мне нравится.
    – Отлично! – обрадовались ангелы.
    – Есть предложение, – вдруг приободрился Зоха. – Давайте приведём себя в порядок и… в ресторан.
    – В своём ли ты уме, лебедь белая? – ополчился на него Создатель. – Только посещения ресторана нам ко всему прочему недоставало.
    – Так ведь не ради шика, а исключительно с целью насыщения, – стал уговаривать его Зоха. – Я и сам был бы рад сходить, например, в столовую, но в гостинице такое заведение едва ли имеется, а если даже есть, то сейчас уже наверняка закрыто. Что же нам теперь голодными спать ложиться?
    – Не будет вам ресторана, и не надейтесь, – не желал уступать Творец.
    – Еду и напитки могут принести в номер, надо только обратиться в службу доставки, – проинформировал спутников Ульсар.
    – Так, так… – задумался седоволосый. – А вот этот вариант мне кажется приемлемым. Хорошо, займитесь организацией ужина. Только без излишеств. А я пока совершу омовение.
    Старец отошёл в ванную, а небесные братья подсели к телефону.
    – Нам три порции икры, – вскоре говорил в трубку Ульсар, – салатики «Цезарь» с креветками, а на горячее мы возьмём… Что же выбрать? Пожалуй, котлетки по-киевски.
    – Соку закажи, – подсказывал ему Зоха. – Грибочки тоже не помешают.
    – И водочки, – закончил брюнет. – Ноль пять, холодненькой. Запишите на номер. Всё, спасибо, будем ждать.
    Заказ доставили нескоро – не только старец, но и ангелы успели прежде посетить ванную комнату и смыть с лиц и рук дорожную пыль. Но вот в дверь постучали, открыть её поспешил Ульсар. За порогом он увидел официанта с тележкой.
    – Завозите, – впустил его ангел. – Ставьте всё на стол. Вы понимаете, наличных у нас нет… Я впишу чаевые в счёт? Пятьдесят долларов вас устроит? Ладно, пусть будет сто.
    – Позволь полюбопытствовать, откуда взялись средства, которыми ты столь лихо распоряжаешься? – спросил у брюнета старец, когда официант ушёл.
    – От нашего бескорыстного спонсора.
    – Не знал, что у нас таковой имеется. Ну-ка, Ульсарчик, выкладывай, что за махинации ты проворачиваешь?
    – Я пытаюсь направить растрачиваемые впустую деньги на благое дело, – стал объяснять ангел. – Мне удалось выяснить, что этот номер снял на полгода один очень обеспеченный господин – миллиардер, олигарх! Снял на целых полгода, хотя реально проживёт в нём за этот срок хорошо если пару недель. Чем-то Ленинский ему приглянулся и останавливаться во время своих нечастых и непродолжительных визитов в Москву он желает непременно в нём. Однажды господину не удалось поселиться в излюбленном месте, номер оказался занят, тогда он решил оплачивать его всегда – и когда надо, и когда не надо. А вы знаете, Всесильный, какова цена за сутки? Без малого две тысячи долларов! Из чего следует, что олигарх, заплатив за сто восемьдесят два дня вместо необходимых четырнадцати, более трёхсот тысяч потратил зря! Понятно, что человек способный расстаться с такой суммой без особой надобности не обеднеет, если мы воспользуемся разок его счётом и закажем ужин. И уж точно ничего плохого мы не совершим, переночевав в Ленинском во время его отсутствия. Завтра горничная приберётся, он и не заметит, что тут кто-то был.
    – Каким образом ты это выяснил? – поинтересовался старец.
    – Воспользовался тем, чем вы наделили слуг своих – особым чутьём на боль, страх, несправедливость и грехопадение, которое направляет ангелов туда, где происходит нечто нехорошее и люди нуждаются в помощи братьев небесных. Я прошёлся по отелю, поискал, поводил так сказать носом и обнаружил среди прочего один привлёкший моё внимание грех. А ведь трату таких сумм на ублажение прихотей, когда вокруг столько бедных и больных, праведным делом никак не назовёшь. На эти деньги, например, можно было благоустроить несколько детских площадок, спасти жизни людей нуждающихся в дорогостоящих операциях, отреставрировать старый храм или построить небольшую новую церковь… Многое можно было сделать, да вот – не сделано.
    – Нет, уж лучше обойтись без новостроя, – поморщился Создатель. – Не лежит у меня к нему душа. Разучились ныне люди храмы возводить. Зайдёшь в такой, посмотришь на икону – вроде писанная, а выглядит как плакат. Золочёная лепнина на поверку оказывается пластмассой. Не видно ни таланта, ни щедрости, ни трепетного отношения к делу. Всё казённо, холодно, расчётливо – не по наитию, а следуя сметам и ГОСТам. В общем, не приносит мне радости пребывание в них – и не зовите. А в остальном ты всё правильно сказал, – одобрил выводы ангела седоволосый. – Что же, давайте приступим к трапезе. Ох! Заря небесная! – воскликнул он, осмотрев заказанные ангелами яства. – Я же просил: без излишеств!
    – А что тут лишнего? – пожал плечами Ульсар. – Салаты, котлетки, сок – обычный набор. Икорка конечно… но разве плохо закусить ей водочку, намазав на блинчик с ложечкой сметаны?
    – Что ты, милый, кто спорит, – отлично! Но мы явились на землю не для того чтобы пьянствовать, а потому убирай бутылку с глаз долой.
    – Не понимаю я этого, не понимаю… – печально произнёс брюнет, выполняя распоряжение старца, – Зачем прибегать к обману? Ведь на небе мы как живём? Пребывая в вечном блаженстве, потягивая райские нектары – так, как ни одному человеку даже не снилось. Почему же на земле мы выказываем себя аскетами, презирающими все блага мироздания?
    – Во-первых, не надо судить обо всех по себе, – с укором посмотрел на него Создатель. – Если вы с Зоха баклуши вечно бьёте, это не значит, что и остальные тем же занимаются. Лично у меня забот – полон рот и нектары в него частенько не помещаются.
    – Несчастный вы наш, – посочувствовал Творцу Ульсар. – Всё трудитесь, разрабатываете разные планы, хлопочете… Может пора уже немного расслабится?
    – А во-вторых, – продолжил свою речь, прерванную ангелом, седоволосый, – на земле другие условия жизни, задачи стоящие перед человечеством и многое прочее. Соответственно и правила поведения должны быть иными. Мы обязаны чад моих им учить, не забывая при этом о значимости личного примера. А если мы будем пить водку, объедаться икрой и проживать в роскошных номерах, то как сможем требовать от людей вести праведный образ жизни?
    – Всё так, но я говорю о другом обмане. Я не понимаю, почему мы должны обманывать самих себя, делая вид, будто нам не нравится пить водку и объедаться икрой? Обманывать даже тогда, когда на нас никто не смотрит?
    – Что ты заладил: обман, обман… Речь идёт о воздержании и только. Или вам, в райских-то кущах, значение этого слова не дано было познать? А может вы нектарозависимые и испытание воздержанием вам не по плечу?
    – Нет, нормально обходимся. Просто день выдался тяжёлый, и мы подумали…
    – Ничего особенного. Бывали и потяжелей.
    – Тогда – Россия.
    – Причём тут Россия?
    – Честное ангельское, Всемогущий, окажись мы в другой стране, то я бы и не заикнулся, но быть в России и не отведать водки, это знаете ли… Я даже слов подходящих не могу найти, чтобы описать сию несуразицу.
    – Ах, пройдоха, ах, стервец, – погрозил старец ангелу пальцем. – И так подходил, и эдак, нёс всякий вздор, но в итоге сыскал-таки аргумент, который, следует признать, нечем крыть даже мне. Придётся теперь думать, что с тобой за это сделать: то ли похвалить, то ли крылья надломить? Ладно, с надеждой на то, что твоя настырность однажды окажется полезной в достижении какой-то хорошей цели, остановлюсь на первом. Так и быть, возвращайте беленькую на стол. А потом найдите мне стакан – я не купидон, чтоб напёрстками баловаться.
    Обрадованные таким поворотом событий ангелы засуетились. Ульсар стал откупоривать бутылку, а Зоха снова обратился в службу доставки, с просьбой принести в их номер затребованные седоволосым гранёные емкости и ещё одну поллитровку, поскольку первая, после того как стало известно, какими дозами старец предпочитает употреблять крепкие спиртные напитки, обещала опустеть очень быстро.
    Вскоре троица воссела за круглым столом – Создатель занял диван, ангелы кресла. Себе и Зоха Ульсар налил по рюмочке, старцу – стакан. Чокнулись, выпили, закусили икрой.
    – Оказывается жизнь на земле не так уж и плоха, – сказал после этого брюнет. – Случаются и в ней приятные моменты. 
    – Я бы чувствовал себя совершенно довольным, если бы не синяк под глазом – ноет блямба окаянная, – пожаловался Зоха, чуть порозовевший лицом от принятого алкоголя.
    – Так и быть, излечиваю тебя от всякой хвори, травм, синяков и ссадин, – сжалился над ним Всевышний. – Надеюсь, что ты усвоишь урок и впредь заречёшься своевольничать. Ну как, полегчало? – осведомился он. – Больше нет преград на пути к совершенству?
    Зоха ощупал пальцами место, где была гематома, улыбнулся, убедившись, что её больше нет, поблагодарил Творца за исцеление, а потом сказал следующее:
    – Я переживаю за Элона и девушку. Что с ними будет, Всемогущий?
    – Вернём ангела на небо и всё, – не разделял его тревог старец.
    – А девушка?
    – Её жизнь, скорее всего, нам придется прервать. 
    – Ульсарчик, налей ещё рюмочку, – попросил собрата расстроенный ответами старца Зоха. – Я понимаю, что вы поступаете правильно, но смерть, расставание – это всегда так печально. Вот опять плакать хочется. Ох, сейчас накатит. Ох, разревусь…
    – Не следует никого оплакивать раньше времени, – запретил ему лить слёзы седоволосый. – Тем более что я пока не принял окончательного решения и ещё подумаю, как лучше это дело обустроить.
    – Ладно, не буду, – взял себя в руки Зоха. – Но я не пойму, как ангел мог полюбить девушку? Объясните, Создатель, почему это произошло?
    – Давайте прекратим превращать вечеринку в поминки, – не хотел больше отвечать на его вопросы Всевышний. – Вы ребята видимо пьёте неправильно, оттого и не можете выкинуть грустные мысли из головы. Отставляйте рюмки в сторону и примите по полстакана – сразу настроение поднимется.
    – Захмелеем, Всемогущий, – запричитали ангелы.
    – Для чего же ещё пить, как не для того чтобы захмелеть? Вот глупые. Наливайте, – настаивал Творец. – Ночь впереди длинная, до утра отоспитесь, протрезвеете.
    Небесные братья выпили, и настроение у них действительно улучшилось. Они повеселели, развязали свои языки, стали шутить, смеяться, а когда опустела вторая бутылка, то захотели заказать третью, но Создатель не позволил им это сделать. Утолив голод и приняв ещё один стакан, он отправился спать, приказав своим спутникам тоже ложиться – одному на ковре, другому на диване. Сам старец занял кровать. Вскоре все тихо, мирно спали.
    Так прошла ночь, а под утро с Зоха случилась весьма досадная неприятность. Спал он на диванчике, укрывшись снятым хитоном. Спал, пока ему не захотелось посетить туалет. Он поднялся, прошёл из гостиной в прихожую, где запутался спросонья в створках – не в ту вышел. Ангел осознал, что оказался не в туалете, а стоит совершенно голый в коридоре гостиницы лишь после того, как услышал за спиной стук захлопнувшейся двери.
    Зоха поднял руку, собираясь достучаться до спутников, но звук отпираемого замка, раздавшийся со стороны соседнего номера, заставил его изменить планы. Желая скрыть свою наготу от посторонних глаз, он побежал по коридору, свернул на первом повороте и оказался… в тупике! На площадке, где он теперь находился, располагались лишь двери лифта!
    «Что же делать? Где спрятаться?» – думал Зоха, а из коридора между тем всё отчётливее доносился звук шагов – кто-то приближался! Золотоволосому ничего не оставалось, как только воспользоваться лифтом. Он нажал на вызов и стал с нетерпением ждать его прибытия. А когда это произошло ангел поспешно вбежал в кабинку, ткнул пальцем в кнопку с цифрой один и тут… Тут Зоха понял, что в предстоящей поездке он будет является не единственным пассажиром.

                Глава третья.

    Что такое любовь? Это потребность, стремление, поиск – поиск второй половинки, стремление воссоединить в единое целое некогда разделённое, потребность исполнить своё предназначение. Вот только к ангелам сказанное не относится. Им некого искать и не к чему стремиться, поскольку не разделял их Создатель, да и не делится ноль на части, а слуги Божьи, как известно, – существа бесполые. У небесных вестников развиты чувства другие. Они, например, сполна наделены способностью сострадать, а вот любить, той любовью, которая возникает между мужчинами и женщинами… Этого им не дано.
    Да, невосприимчивы к песням амуров небесные братья, иного свойства имеют слух, однако Элон полюбил. Как это случилось, по какой причине, почему именно с ним? Ангел не раз задавался этими вопросами, но не мог найти ответов. Всё, вроде, шло своим чередом, и ничто не предвещало перемен: ни знамений, ни предчувствий – ничего. Просто однажды он увидел Светлану… и жизнь его в этот миг пошла по другому пути, разделившись на «до» и «после».
    Молодая, красивая, здоровая, жизнерадостная, хорошо одета, обута, накормлена… Такие люди не представляют для ангелов интереса. Их не за что пожалеть, им не надо помогать, над их биографией нет повода печально повздыхать… Только не жалость притягивала Элона, не сострадание, а чувство иное – новое, сильное. Оно не позволяло ему забыть о девушке, снова и снова вызывало желание увидеться с ней.
    Непривычно всё это было для ангела, непонятно и даже немного страшно. Поначалу он пытался бороться с возникшими в его жизни переменами, давая клятвы больше не встречаться с девушкой, но их приходилось нарушать, поскольку чувство, овладевшее им, было сильнее слов и обещаний. Тогда Элон решил нарисовать портрет Светланы. «Если у меня будет её изображение, я смогу любоваться им и перестану стремиться к встречам», – подумал он. Но его ожидания не оправдались – портреты не помогли. Ангел нарисовал их больше сотни, достиг в этом деле совершенства, но и все они вместе взятые не могли заменить её одну – живую, настоящую. К тому же новых желаний, ранее неведомых ангелу, становилось всё больше, и через некоторое время Элон осознал, что ему уже хочется не только видеть девушку, но и прикасаться к ней. Очень хочется прильнуть губами к её устам и насладиться долгим поцелуем. Потом вторым, десятым, двадцать пятым… И возможно тогда, когда он пресытится близостью, запретные желания оставят его, но не раньше, теперь Элон был в этом уверен.
    Чтобы прикоснуться к человеку, духу необходимо обрести плоть и снизойти с неба на землю. На это трудно решиться, но ещё тяжелей получить разрешение Создателя, желающего убедиться в добрых намерениях своих подданных. Задуманное Элоном к таковым не относилось, а потому он явился к Богу без всякой надежды на благополучный для себя исход. От Всеведущего нельзя ничего утаить, он легко прочтёт его мысли и тогда… Но случилось очередное чудо – ангел разрешение получил. Получил, не понимая, как это произошло. Он не мог поверить в то, что ему удалось обмануть Творца, но и представить причину, побудившую Всевышнего сделать вид, будто тайна Элона осталась нераскрытой, небожитель был не в состоянии.
    Но всё это осталось в прошлом, а ныне губы влюблённых уже не раз соприкасались в поцелуях: робких, страстных, жарких, нежных… Оправдает обретённая близость чаяния Элона или нет? Сможет он избавиться от запретных желаний или надежда на спасительное пресыщение окажется тщетной, и любовная жажда будет одолевать его вновь и вновь? Ответы на эти вопросы способно дать только время, а время понятие странное – оно спешит, но не торопится идти.
                -------------------------------------------
    Нет, женщина, оказавшаяся в одном лифте с Зоха, не закричала. Поражённая красотой внезапно представшего перед ней обнажённого мужчины, она томно вздохнула и по-немецки с восторгом произнесла: «Das ist fantastisch!» Смелая фрау даже протянула руку, желая дотронуться до прекрасного незнакомца, и коснулась пальцами его плеча… Но в этот миг чувства переполнили её, немка закатила глаза и потеряла сознание, повалившись ангелу в ноги.
    «Мать небожительница! – с ужасом подумал Зоха. – Голый! В лифте! С женщиной в обмороке! Если меня здесь кто-то увидит, то наверняка вообразит чёрт знает что! А ведь на первом этаже дежурит охрана!.. Нет, спускаться вниз мне нельзя, уж лучше встретиться с кем-то из постояльцев там, где расположен наш номер».
    Золотоволосый нажал на «стоп» и лифт остановился, после чего ангел поднёс руку к кнопкам с цифрами и тут осознал, что кроме названия «Ленинский», больше ничего о занимаемом ими номере он не знает.
    «На каком этаже я сел? На третьем или четвёртом? – тщетно вспоминал Зоха. – На втором едва ли – тогда бы лифт уже успел доехать до первого. А может на пятом?»
    «Почему бы мне не одеться? – вдруг задался он вопросом иным. – В платье немки? Хоть какая да одежда – будет чем срам прикрыть. Вседержитель велел делиться, вот мы и поделимся: ей нижнее бельё, а мне верхнее».
    Стараясь действовать аккуратно, Зоха снял узкое облегающее фигуру платье с лежащей на полу женщины и стал натягивать его на себя. И это у него получилось! На бёдрах платье село даже с небольшим запасом, но молнию, которая у него почему-то оказалась спереди, застегнуть не удалось – плечи ангела были гораздо мощней, чем у раздетой им фрау. Но и это он счёл за благо – ничего, что грудь нараспашку, главное, что ниже всё прикрыто.
    Будучи не в состоянии вспомнить то, чего он не знал, этаж Зоха выбирал полагаясь на удачу – ткнул пальцем в одну из кнопок и стал обречённо ждать, чем эта поездка для него закончится. Ангел прекрасно понимал, что мужчина в дамском платье снятом с женщины находящейся в бессознательном состоянии – сценка отнюдь не лучше той, что была в кабинке до произведённого им дележа нательных вещей бесчувственной немки, и если кто такое увидит… Но – слава Творцу! – никто не увидел. На том этаже, где остановился лифт, людей не оказалось – площадка была пуста. Павшую в неравной борьбе с нахлынувшими чувствами фрау Зоха отослал вниз, а сам пошёл по коридору, осматривая входы в номера и стараясь понять: какому из них присвоено имя вождя мирового пролетариата и есть ли здесь таковой вообще?
    Одна из дверей привлекла его внимание, поскольку располагалась приблизительно на том же расстоянии от поворота к лифтам, что и разыскиваемый им «Ленинский». Однако убедиться в правильности выбора золотоволосому не удалось – вновь послышавшиеся шаги, заставили его поторопиться с принятием решения. Пусть Зоха теперь не был голым, но показаться кому-либо в женском платье он тоже желанием отнюдь не горел, а потому ангел начал колотить руками в дверь, стремясь как можно скорей оказаться внутри. И она распахнулась. Зоха поспешил войти, как ранее в лифт, но переступив порог сразу понял: ошибочка вышла!
    В номере проживал немного полноватый господин средних лет, одетый в довольно пёстрый халат  – расписанный по белому фону крупными алыми розами. Поначалу он посмотрел на ангела так, что тот подумал: ещё одного синяка не избежать. Однако чуть позже, разглядев золотоволосого красавца получше, глазки постояльца в халате радостно заблестели, а губы растянулись улыбке.
    – Смело, молодой человек. Весьма смело, – сказал он ангелу. – Думаю, мы с вами сработаемся. Нас ждёт грандиозный успех, и, надеюсь, большое совместное будущее. Ведь вы верите в любовь, мой прекрасный принц? Настоящую мужскую любовь?
                ---------------------------------------
    – Пропал! Зоха пропал! – с криком ворвался утром Ульсар в спальню старца.
    – Что значит, пропал? – не понял спросонья седоволосый. – Вышел, наверное, куда-нибудь. Чай не маленький – не заблудится. 
    – В том-то и дело, что не маленький! А вышел он, судя по оставленному на диване хитону, – голый!
    – Голый?! – удивился обладатель седой бороды. – В таком случае наш Зоха действительно может пропасть. Надо выручать беднягу. Так, сейчас выясним, куда он подевался, – старец на пару секунд закрыл глаза. – Ага, нашёл. Он этажом выше, в номере одного модельера.
    Создатель умылся, оделся, взял хитон Зоха и вышел из Ленинского, предварительно наказав Ульсару позаботиться о завтраке во время его отсутствия. Вскоре он был у дверей номера занимаемого модельером. Стучаться не стал – створки сами собой перед ним распахнулись.
    – Кто вам позволил! – возмущённо поднялся, увидев незваного гостя, модельер с дивана на котором он сидел рядом с ангелом. – Да как вы посмели ворва…
    – Молчать! – рявкнул на него старец, после чего губы постояльца в халате словно склеились, и он не мог больше произнести ни слова. Не понимая, что с ним происходит, модельер начал недовольно махать руками и топать ногами.
    – И не дёргайся, а то ещё одно место заклею, – сказал ему Творец.
    Такая угроза вмиг угомонила внезапно онемевшего кутюрье. Покорно опустив голову, он отошёл в угол комнаты и затих.
    – Чего расселся, феникс сизокрылый, – обратился старец к Зоха. – Вставай, переодевайся, пошли.
    – Понимаете, Всемогущий… – пытался оправдаться ни в чём, в сущности, не виновный ангел по пути к Ленинскому номеру.
    – Ты действительно полагаешь, что у меня есть нужда что-либо понимать в том, чем вы собирались заняться с любителем пёстрых халатов? – не хотел его слушать Всевышний.
    – Ничего же не было! – чуть не плача от досады взывал к нему золотоволосый.
    – Знаю. Потому и веду тебя не перья драть, а завтраком кормить.
    Ульсар, в отличие от старца, отнёсся к происшествию с интересом.
    – Что вы делали с модельером? – выпытывал он у собрата.
    – Да так, сидели на диванчике.
    – Просто сидели?
    – Сидели и беседовали.
    – О чём?
    – О разном. Например, о деньгах: модельер заверял, что с моими данными я скоро в золоте буду купаться.
    – Вот как! 
    – Хватит трещать, сороки, – не нравился их разговор Создателю. – Заканчивайте приём пищи. Пора нам покинуть это заведение и заняться делами.
    На выходе из гостиницы Зоха оказался вовлечён в ещё один неприятный эпизод: к нему, в сопровождении двух охранников, подошла раздетая им в лифте немка. Теперь, конечно, уже одетая – в другое платье.
    «Попался! – подумал он. – Сейчас начнёт обвинять во всех смертных!»
    Однако немка обвинять его не стала. Вместо этого она протянула ангелу визитную карточку и на ломанном русском произнесла:
    – Мне очень жаль, что я ничего не помню. Хотелось бы повторить, но уже во вменяемом состоянии.
    Из гостиницы троица направилась к храму, в котором днём ранее они пытались найти пристанище. В церкви шло отпевание некой старушки. У гроба стояли родственники и знакомые почившей. Монотонно читал заупокойные молитвы уже известный Творцу священник, отославший его и ангелов в ночлежку для бездомных.
    – Кажется, нам улыбнулась удача, – оценил обстановку седоволосый. – Сейчас церковнослужитель закончит своё дело, и мы заявим о себе одним из наиболее эффектных и действенных способов.
    Небожители устроились на лавочке, посидели минут пять, после чего старцу ждать надоело и он начал ворчать:
    – В Евангелие сказано: не будьте многословны. Так зачем уподобляться соловью – коль затянул песнь, то до рассвета? Конечно, молитвами голод не утолишь, святой водой маковки не позолотишь, на кадильный дым вместо перины спать не ляжешь – священникам требуются деньги, а за лаконичную службу большой платы не возьмёшь. Да и прихожане, пожалуй, возропщут: «Как-то негусто. Это не служба – службишка. Нельзя ли ещё что-нибудь присовокупить?» Они ведь тоже, вопреки наставлениям, тягу к пышности и обильным словоизлияниям отнюдь не изжили. Это понятно, но всё равно долго. Можно было не слона из мухи раздувать, а ограничиться хотя бы конём. Вместе с тем имеется много такого, чему объяснения не найти. Например, когда батюшка говорит человеку пришедшему исповедаться: «Грех твой велик, а потому прочтёшь "Отче наш" тридцать раз». Подобные ситуации приводят меня в недоумение. Во-первых, я не могу понять, как молитва – обращение к Богу, фактически разговор с Творцом! – могла оказаться в одной компании с плетьми и розгами, и стала назначаться словно наказание? Что в таком случае поощрение? Право свести к минимуму время общения или даже совсем отказаться от бесед с Отцом Небесным? В такие моменты хочется спросить у священников: вы ничего не перепутали? Когда и по какой причине белое с чёрным поменялось местами в ваших головах? А во-вторых, меня удивляют цифры: пятнадцать, двадцать, тридцать… Разве я глухой или дурной, чтобы мне требовалось столько раз талдычить одно и тоже? Ан нет, пребываю в добром рассудке и здравии. Зачем тогда глумиться над молитвой? Она ведь не штакетник чтобы ей заборы городить: одна, две, три… десять… пятнадцать… двадцать… Взирая на это думаю: ты бы сам, поп, прежде выслушал своё поручение, сколь бессмысленное столь и занудное, тогда бы, глядишь, посетила тебя светлая мысль: не надо испытывать терпение Божье.
    Церковники берут пример с Христа, – продолжал ворчать седоволосый. – Говорят: известны случаи, описанные в Евангелиях, когда Спаситель молился по несколько часов. Но можно ли во всём равняться на Иисуса? Ведь далеко не всё, что делают взрослые, дозволено детям. Кто похвалит своего малыша, если он вдруг уйдёт из дома ночью или закурит сигарету? Разве уж совсем безответственные родители. Я себя к таковым не отношу, а потому желаю видеть, как чада исполняют данные им наставления.
    Конечно не только Мессия, все могут молиться продолжительное время. Могут, но при необходимости, когда имеется причина, ибо без неё – да познайте, кто не ведает – и Христос небеса не беспокоил. А если за этим делом Спаситель проводил порою целую ночь, значит, нам было что обсудить. При этом Иисус не бубнил заученные тексты, он всегда находил свои слова, а то и обходился без них, поскольку главное в молитве – чувства.
    Похвально когда ученики стараются походить на учителя, но похожее далеко не всегда означает – то же самое. Так похожие с виду клинки в деле могут оказаться разными: один с лёгкостью рубит железные прутья, а другой бумагу режет с трудом. Почему? Да потому, что первый выковал мастер, а второй – его нерадивый ученик внёсший путаницу в технологию. Не следует уподобляться такому ученику. Надо вникать в тонкости, в суть каждого процесса. Надо не просто молотком стучать, а понимать для чего это делается, сколько раз и куда нужно ударить. А если учитель говорит, что рано тебе за ковку браться, будь любезен слушаться. Это куда полезней чем брак творить и клеймить через то позором имя своё и мастера.
    Закончив монолог, старец посидел ещё пару минут, а потом поднялся на ноги.
    – Всё, надоело. Придётся обряд прервать. Тем более что оплакивать скоро будет некого.
    Он велел ангелам оставаться на лавочке, а сам приблизился к гробу, поднял правую руку вверх, с намерением привлечь этим жестом внимание присутствующих, и возвышенно заговорил:
    – Крепка ли ваша вера, дети мои? Знаете ли вы, что имея и крупицу её в сердце своём, можно сотворить чудо?
    Сказав это, старец осмотрел тех, к кому было обращено слово его, но никакой веры, даже с горчичное зерно, разглядеть в них не смог.
    – Гражданин, не мешайте совершать отпевание, – сделал священник замечание седоволосому, но тот оставил его без внимания.
    – Я разделяю вашу скорбь и боль утраты, – продолжил Всевышний свою речь. – Я понимаю, сколь многое вы отдали бы за то, чтобы вернуть близкого человека.
    Старец ещё раз обвёл взглядом окружающих и понял к своему удивлению и досаде, что воскресить старушку никто из них желанием не горит, а некоторые ещё бы и заплатили за обратное – чтобы почившая больше никогда не появлялась в их жизни. Но это не остановило Создателя. У него был план, и он собирался ему следовать.
    – Я возвращу вам дорогого человека, – пообещал он скорбящим.
    – О чём вы говорите? – не на шутку обеспокоился происходящим священник. – Как можно насмехаться над бедою людей? Что за мракобесию вы собираетесь устроить?
    – Мракобесию? – с недоумением и недовольством посмотрел на него Творец. – Полагаешь так должно именоваться действие совершённое Христом в отношении Лазаря? Попридержи язык, поп.
    – Восстань дщерь! – распростёр седоволосый руки над гробом. – Душа, возвратись в тело!
    Пришедшие на отпевание старушки граждане глядели на странного старика по-разному:  кто с ужасом, кто с гневом, кто с сочувствием, словно на скорбного умом, но все как один с открытыми от удивления ртами.
    – Ну, давай же, вставай, – продолжал требовать старец от покойницы. – Простите, – извинился он перед собравшимися, – давно не тренировался. Ничего, сейчас поднимется. Да она уже живая, просто не может пока своё воскрешение осознать.
    – Он явно безумен! Этот дед сошёл с ума! – решил священник. – Кто-нибудь, выведите его на улицу! – воззвал он к прихожанам.
    Двое крупных мужчин откликнулись на его призыв и стали подступать к Всевышнему, собираясь схватить старца и вытолкать за порог. Но тут начало происходить такое, что им пришлось позабыть о своём намерении.
    Одна молодая девушка вдруг заорала во всё горло и припустила бегом их церкви.
    – Мёртвая пошевелилась!!! – с ужасом возопила другая женщина средних лет, но никуда не побежала, а упала на пол, лишившись чувств, там, где стояла.
    Оказать ей помощь желающих не нашлось, так как в этот момент усопшая подняла голову и все присутствующие почувствовали, что и сами не далеки от того, чтобы потерять сознание.
    – Здравствуйте, родственнички, – произнесла старушка, шепелявя беззубым ртом, и начала вылезать из страшного ящика.
    Тут паника среди людей стала всеобщей. Ещё три человека при этом упали в обморок, а прочие покинули церковь с такой скоростью, словно их сдуло ураганом. Все, кроме священника: служитель Божий повалился на колени, круглыми от ужаса глазами смотрел на восставшую из мёртвых, что-то невнятно шептал посиневшими и подрагивающими губами.
    – Понимаешь теперь, кто перед тобой? – спросил у него старец, но священник на обращение седоволосого никак не отреагировал. – У-у-у… Тронулся умом, бедняга, – с сочувствием посмотрел на него Создатель. – Таким вот хлипким оказался. А ещё меня в сумасшедшие рядил…
    – Ладно, бабуля, – повернулся он к старушке, – покувыркались и будет. Как видишь, никому ты не нужна на этом свете, никто не обрадовался твоему воскрешению. Так что возвращайся на небо. Сама понимаешь, там тебе лучше будет. Только сначала в гроб обратно заберись.
    Старушка послушно залезла в гроб, легла, сложив руки на груди, закрыла глаза, чему-то довольно улыбнулась и вновь умерла, а старец опять обратился к священнику.
    – Да возвратится к тебе ясность ума. Да очистятся очи от пелены безумия, – излечил он его от помешательства, после чего взгляд церковнослужителя стал осмысленным.
    – Понимаешь ли теперь, кто перед тобой? – ещё раз спросил у него седоволосый.
    Священник внимательно посмотрел сначала на старца, потом на лежащих в бессознательном состоянии людей, на гроб с мёртвой старушкой, затем опять на старца и вдруг как закричит:  «Дьявол! Дьявол!» – и бросился бежать.
    Ангелы поднялись с лавочки, собираясь его догнать, но Создатель их остановил.
    – Пусть бежит, – махнул он вслед священнику рукой. –  Невменяемый какой-то попался, а чтобы гоняться за такими специальные службы есть.
    – Что теперь делать будем? – спросил Зоха.
    – Не вышло в этой церкви, пойдём в другую.
    – Ещё одного покойничка воскрешать?
    – Нет, – покачал головой Творец, – хватит. Не готовы люди, как выяснилось, к настоящим чудесам. Теперь мы попробуем достучаться до них иным способом – словом.

                Глава четвёртая.

    К другой церкви небожители подошли минут сорок спустя. Оказавшись внутри, ангелы сели на лавочку, а старец направился к священнику.
    – Здравствуй, сын мой, – обратился он к нему. – Как тебя зовут?
    – Григорий.
    – Крепка ли твоя вера, Григорий?
    – Почему вы об этом спрашиваете? – насторожился священник.
    – Потому что перед тобой стоит тот, кому ты служишь.
    – Вы из патриархии?
    – Бери выше.
    – Куда же выше? – не понимал Григорий.
    – Вообще-то выше, это туда, – указал старец пальцем вверх.
    – С колокольни что ли? – не мог взять в толк церковнослужитель, что пытается донести до него бородач в сером.
    – С неба. Ибо я – Бог.
    – Ах, вот в чём дело, – нисколько не удивился заявлению седоволосого Григорий. – И как давно вы себя таковым считаете?
    – Вечно.
    – Ну что же, – с сочувствием посмотрел на Творца священник, – мне понятна ваша проблема, и я постараюсь помочь. Но объясните сначала, откуда взялась столь странная фантазия? Вы состояли в секте или увлеклись ложной философией?
    – Не веришь? – нахмурился старец.
    – Упаси, Господь, – перекрестился Григорий. – Конечно нет.
    – Что нужно сделать, чтобы ты поверил? Какие доказательства требуется предъявить?
    – Не надо ничего предъявлять. С доказательствами или без, я в любом случае не поверю, что вы тот за кого осмеливаетесь себя выдавать.
    – Но почему?
    – Да потому, что этого просто не может быть.
    – Вот как! – удивился старец. – Не ожидал я услышать таких слов от священника! Разве ты не веришь в существование Бога? А если веришь, то почему считаешь, что Создатель не может здесь появиться? Какая сила, по твоему мнению, способна помешать Всемогущему спуститься на землю и посетить эту церковь? Почему отказываешься меня испытать? По какой причине решил, что я непременно лгу?
    – Кажется, всё намного хуже, чем я предполагал, – снова с сочувствием посмотрел Григорий на седоволосого. – Извините, но в вашем случае, думаю, я уже бессилен чем-либо помочь. А потому позвольте мне откланяться.
    – Ладно, иди, – не стал его больше задерживать старец. – И я пойду, покину сейчас эти стены. Бывай, Григорий, служи колокольне, раз уж Бога живого ты принять не в состоянии.
    Старец направился к выходу, ангелы последовали за ним.
    – Ещё одну церковь искать будем? – спросил Ульсар, когда они оказались на улице.
    – Нет, – покачал головой Творец. – Зачем искать? Чтобы ещё раз почувствовать себя отвергнутыми? Полагаю, что в других храмах произойдёт то же самое, и договориться со священниками у нас не получится. Как не получилось это сделать у Сына моего, несмотря на все слова и чудеса, которые он говорил и демонстрировал людям. К сожалению, история повторяется: те, кому следовало ждать и распрямлять стези, к пришествию оказываются не готовы. Не желают принимать новое, поскольку прикипают к старому и начинают ошибочно считать его неизменным.
    – Вот же какие попы!.. – начал ругаться Зоха, но старец его остановил:
    – Перестань, не произноси бранных слов, это уже лишнее. Ведь церковь сыграла в истории человечества очень важную роль и продолжает её исполнять. Да и верность традициям, хоть и мало мне радости в том, чтобы из века в век смотреть на одни и те же церемонии, слушать одни и те же песнопения – надоедает, не отнесёшь к качествам плохим. Ещё бы привести их в надлежащий вид и тогда… Но нашим путям суждено разойтись. От священников помощи мы не дождёмся, нет, придется всё делать самим и с нуля. Вот этой цифрой мы сейчас и займёмся – надо заменить её таким числом, которое в кармане зазвенит, а ещё лучше – зашуршит.
    Заниматься намеченным делом Создатель начал довольно странно. Он привёл ангелов к помойке и велел им отыскать на ней что-либо похожее на небольшой ящик, а также верёвку или ремень. Покопавшись в мусоре с четверть часа, ангелы нашли и то и другое. К фанерной коробке старец прикрепил шнурок и повесил её на шею Ульсара.
    – Иди, – повелел он ему. – Мы на тебя надеемся.
    – Куда это? – не понял ангел.
    – На улицу. Просить у добрых людей во имя моё.
    – Побираться! – возмутился брюнет. – Но почему я?!
    – А ты бы хотел, чтобы я этим занимался?
    – Нет, но вот Зоха, за то, что бегал голышом по гостинице, вполне бы мог…
    – У него будет другое задание. Уж извини, Ульсарчик, но планы поменялись и теперь нам требуются деньги. Ничего сложного в твоей работе нет: будешь подходить к машинам, когда загорается красный свет и они останавливаются на светофоре, и просить у водителей подать кто сколько может. А мы пока посидим в сквере на лавочке.
    Ульсар отправился выполнять поручение, но вскоре вернулся, не собрав и копейки, зато с большим синяком под левым глазом.
    – Несчастный, – посочувствовал собрату Зоха. – Тебя кулаком ударили?
    – Нет, костылём. Я только подошёл к светофору, как появился некий инвалид и стал утверждать, что это его место. А когда я напомнил ему, что Бог велел делиться, он стукнул меня своей палкой по лицу.
    – Ты сказал инвалиду, кто поставил тебя на перекрёсток? – спросил седоволосый.
    – Да. Но он послал меня в церковь сказки рассказывать.
    – Сказки значит… – поднялся старец на ноги. – Что же, придётся пойти разобраться с  увечным.
    – Всемогущий, – обеспокоился Зоха, – неужели вы будете бить калеку?
    – Нет, – заверил тот, – калеку не буду.
    Вскоре троица подошла к перекрёстку у метро «Чистые пруды», где передвигался на костылях, лавируя между машин, воинственный попрошайка, подкрасивший синим физиономию Ульсара.
    – Действительно инвалид, – осмотрев данного гражданина, заключил старец. – Несколько лет назад попал в аварию и с тех пор имеет проблемы с позвоночником. Хотя автомобилистам говорит, чтобы они охотнее расставались с деньгами, будто был ранен в горячей точке. Ничего, сейчас излечим.
    Старец подошёл к побирушке и вырвал у него костыли из рук. Тот остался стоять на своих двоих вполне уверенно.
    – Всё, – заявил седоволосый исцелённому, – они тебе больше не понадобятся.
    – Ой! – обрадовался проситель подаяний. – Это что?! Чудо?!
    – Чудо, – подтвердил старец. – Теперь ты здоров. А раз здоров, получи-ка, братец, должок.
    Создатель размахнулся и ударил костылём попрошайку. Тот повалился на асфальт, но вскоре поднялся и припустил с улицы в подворотню.
    – Это вам даром не пройдёт! – крикнул он убегая. – Подождите, сейчас вы узнаете, где раки зимуют!
    – Знаем, но подождём, – проговорил старец, возвращаясь к ангелам на тротуар.
    Ждать пришлось минут пятнадцать, в ходе которых седоволосый убрал синяк с лица Ульсара, затем к троице подкатил большой чёрный автомобиль с непроглядно-тёмными от сильной тонировки окнами. Стекло передней пассажирской двери опустилось, показав старцу и ангелам двух крепких парней находящихся внутри.
    – Эй, чудики в рясах, – совсем невежливо обратился к небожителям один из крепышей в солнцезащитных очках. – Это вы нашего человечка обидели? Вы что же законов не знаете? Так я вас наставлю на путь истинный.
    – Ты кого, сынок, собрался законам учить? – приступил к нему Создатель. – Того, кто их устанавливает?
    – Чего? – приподнял очки крепыш. – Да вы кто такие?
    – Вот с этого порядочные люди разговор начинают – со знакомства. Но мне уже расхотелось представляться, так что беседы у нас не получится. Даю вам минуту на то, чтобы убраться отсюда самим. В противном случае вас увезут.
    – Что значит убраться? – снял очки крепыш. – Вообще-то это наша территория. Да мы сейчас выйдем, и вас самих увезут – в морг на труповозке!
    Ребята принялись дёргать двери за ручки, но они не открывались.
    – У вас осталось тридцать секунд, – проинформировал старец находящихся в машине.
    – Я не понял, Вован, что за дела? – раздражённо спросил крепыш занимавший пассажирское место, у того, что был за рулём. – Почему у тебя двери не открываются? Я что должен в окно вылезать?
    – Пятнадцать, двенадцать, десять… – отсчитывал седоволосый. – Так что вы надумали?
    – Надумали поломать тебе, старый таракан, хребет и шестёркам твоим рёбра! – зло заявил один из парней и, отчаявшись открыть дверь, стал протискиваться в окно. Но тут машина вдруг взревела двигателем и понеслась, стремительно набирая скорость, не слушаясь руля и отказываясь тормозить, вдоль по улице. Визжа и дымя покрышками, она проехала перекрёсток, а за ним, уже прилично разогнавшись, врезалась в фонарный столб, который от сильного удара заметно покосился.
    – Покойники? – спросил Зоха у старца.
    – Живые, но некоторое время этим заблудшим придётся провести в инвалидных колясках, – ответил тот. – Нет, не потому, что я решил их наказать. Пусть посидят и подумают о своём поведении. Пусть увидят жизнь с другой стороны – глядишь образумятся. Кроме того это позволит оградить их от иных бед – пули, ножа или тюрьмы, вероятность встречи с которыми на выбранной ими дорожке весьма высока. В общем, для их же блага.
    Вскоре к месту аварии прибыл милицейский автомобиль, а вслед за ним и фургон скорой помощи. Из-за ДТП на перекрёстке образовалась пробка.
    – Вот и славно, – порадовался Творец за Ульсара. – Больше не надо ждать, когда загорится красный сигнал светофора, теперь машины встали надолго. Ты можешь спокойно ходить между ними, не опасаясь угодить под колёса, и просить подаяние. Все условия созданы, так что приступай к работе.
    Оставив Ульсара, старец и Зоха пошли к пруду, а оказавшись у него, седоволосый захотел искупаться.
    Следует сказать, что данный водоём, несмотря на своё название, чистотой отнюдь не отличался, но это не смутило Создателя, он решительно сбросил хитон и направился к воде. Однако его смелость имела объяснение: лишь только старец коснулся её поверхности кончиками пальцев, как пруд начал преображаться. Исчезли маслянисто-радужные пятна и бурый налёт. Непроглядно-тёмная вода стала прозрачной и нежно-изумрудного цвета. Илистое дно превратилось в песчаное. А там где плавали окурки, пустые пивные банки и сигаретные пачки, вместо мусора появились листья и крупные белоснежные с желтоватой сердцевиной цветки водяных лилий.
    – Ух, хорошо! – радовался старец, плескаясь на мелководье и совершая заплывы.
    Увидев произошедшие с водоёмом изменения, многие граждане, оказавшиеся в это время у пруда, решили последовать его примеру. Люди снимали одежду и с удовольствием погружали разгорячённые жарою тела в воду.
    Зоха тоже хотелось искупаться, но он продолжал стыдиться обретённой плоти, стеснялся раздеться, а потому предпочёл остаться на берегу. Что старец позволил ему сделать поскольку беспокоился за гражданок, которые и без того глазели на златокудрого красавца раскрыв от восхищения напомаженные ротики, а если ангел ещё и обнажится, явив их взору неземного совершенства стать… Ни к чему хорошему это бы заведомо не привело.
    Поплавав минут пятнадцать, старец накупался и начал вылезать. Но как только он оказался на берегу, чудо закончилось – исчезли лилии, спряталось под толстым слоем вязкого ила песчаное дно. Пруд снова стал грязным с тёмной водой покрытой местами бурым налётом.
    Среди купающихся, а их к тому времени набралось человек двадцать, началась паника. Кто-то, склонившись над кувшинкой, вдруг обнаружил, что вместо цветка нюхает пустую пивную банку, кто-то порезал ногу, наступив на осколок разбитой бутылки, а один господин средних лет, нырнувший на глубину, подумал, что лишился зрения, когда вместо чистой прозрачной воды его окружила тьма. Бедняга сильно испугался, отчего вынырнул на поверхность с громким криком. Молодая девушка, проплывавшая рядом, почему-то решила, что господина укусил зубастый крокодил, и устремилась, попутно издавая ещё более жуткие вопли, в направлении берега. Через секунду к нему рвались уже все, а ещё через пятнадцать в воде продолжала оставаться лишь дама тучной комплекции, которая завязла в иле так, что выбраться самостоятельно не могла.
    Тут появился наряд милиции. Уже известная нам девушка схватила одного из милиционеров за рукав пиджака и принялась трясти истерично голося:
    – Стреляйте! Стреляйте! В водоеме крокодил! Он съест её!
    У тучной дамы от такой новости случился сердечный приступ. Она побледнела и стала тяжело дышать, однако спасать её никто не торопился.
    – Вы видели крокодила? – спросил страж порядка у молодой особы.
    – Нет, я не видела, но знаю, что он укусил вон того человека! – указала она на бедолагу, который счёл себя ослепшим во время пребывания под водой.
    – Зачем вы врёте, меня никто не кусал, – возразил ей господин, к этому моменту уже убедившийся в том, что со зрением у него всё в порядке.
    – Но вы же кричали! – подступила к нему девушка.
    – А разве других причин закричать, помимо укуса крокодила, не существует? Что за ерунду вы несёте? Здесь нет крокодила и быть не может, мы же не в Африке.
    – Ах, так! – не собиралась сдаваться девушка. – Тогда докажите это! Залезьте в воду – помогите женщине!
    – Никуда я не полезу. Я уже накупался, а женщине пусть милиция помогает.
    – Ага, боитесь! Значит, крокодил все-таки есть!
    На берегу появился мужчина с фотоаппаратом. Он сфотографировал застрявшую в иле даму, а затем обратился к присутствующим.
    – Граждане, я репортёр из газеты. Кто может рассказать, что тут произошло?
    Девушка тут же подбежала к нему.
    – Крокодил! – спешила сообщить она репортёру. – Большущий крокодил! Метров десять в длину, не меньше!
    – Позвольте, – удивился работник прессы, – откуда он тут взялся? В наших-то широтах, да ещё и в центральном округе Москвы?
    – Известно откуда у нас крокодилы берутся – из зоопарка сбежал! Ну, подумайте сами, кто же ещё, как не крокодил, мог так напугать женщину, что она за сердце схватилась и побледнела бедная?!
    – Представляю себе, что за статью этот репортёр напишет, – сказал, усмехнувшись,  старец ангелу. – Вот так и рождаются ложные сенсации: кому-то что-то показалось и готова сплетня про крокодила или легенда о чудище озера Лох-Несс.
    – Странно, что о преображении пруда никто не торопится ему рассказать, – заметил Зоха.
    – Люди молчат, поскольку сомневаются в том, что их рассказ будет воспринят всерьёз, – помог ему разобраться в сложившейся ситуации Создатель. – С чего бы вдруг грязному болоту на пятнадцать минут становиться девственно-чистым водоёмом с цветущими лилиями? Так же легко, как появление крокодила на Бульварном кольце, данное происшествие не объяснить. Это самое настоящее чудо, а к чудесам у чад моих, в чём мы могли уже убедиться, отношение сложилось неоднозначное. На словах в них многие верят, а как доходит до дела… Тут реакция часто оказывается не такой какую ждёшь. Особенно теперь, когда широко распространено мнение, что всякое явление должно иметь научное объяснение. А потому даже те, кто купался со мной в пруду, сейчас уже сомневаются в том, что действительно видели его преображённым, а не стали жертвами массового гипноза и это им не померещилось.
    – А зачем вы вернули пруду неухоженный вид? – спросил золотоволосый. – Почему не оставили его чистым?
    – Во-первых, потому, что чистым бы он едва ли остался. Пара-тройка окурков или некий иной мусор наверняка появился бы в водоёме уже к концу сегодняшнего дня, а через несколько лет люди превратили бы его в такое же болото, каким он является сейчас, ведь многие из них умеют ценить плоды лишь собственного труда, к тому же при условии, что этот труд был нелёгким. А во-вторых… Конечно, я могу содержать его в чистоте, равно как и делать всю работу за детей своих: облагораживать пруды, сажать сады, строить дома, сыпать им с облаков манну небесную… Но чему при этом чада научатся? Какие навыки приобретут? Чем займут и обогатят своё существование? А ведь они, как и я, – творцы, которым не подобает бездельничать. Птичка может не сеять, не пахать – о ней Всевышний позаботиться, а человеку надлежит учиться во всём полагаться на себя, ибо впереди его ждёт жизнь самостоятельная. Да, были времена, когда за людьми приходилось следить словно за воробьями, но они остались в прошлом и ныне чада со многими задачами способны справляться без Божьей помощи. А если способны, значит – должны.
    – Ладно, пойдём к Ульсару, – повёл старец Зоха от пруда к перекрёстку. – Посмотрим, много ли денег ему удалось собрать.
    А Ульсар ничего не собирал. В первой же машине к которой он подошёл – Ауди ТТ ярко-красного цвета, ему попалась симпатичная блондинка, пригласившая ангела, поражённая красотой чудесного попрошайки, занять место в её автомобиле.
    – Извините, но мне надо работать, – ответил Ульсар.
    – Я хорошо заплачу, – пообещала блондинка. – Сотня долларов за непродолжительный разговор вас устроит?
    От такого предложения трудно было отказаться, и ангел сел в машину девушки.   
    – Вы священник? – стала расспрашивать его блондинка.
    – Служитель Божий.
    – Не женаты?
    – Нам не положено.
    – Как это печально, – расстроилась девушка. – А вам не кажется, что это грех?
    – Что именно?
    – То, что вы не хотите сделать человека счастливым.
    – Какого человека? – не понимал Ульсар.
    – Какую-нибудь женщину. Если бы вы только знали, сколь многие не могут найти себе спутника жизни. Симпатичные, ухоженные, ласковые, богатые… Со своими данными вы могли бы осчастливить любую, но вместо этого прячете красоту за монастырскими стенами.
    – Я не монах и ничего не прячу. У меня другое предназначение.
    – Для чего же ещё может быть предназначена такая красота, как не для любви?
    – Тот, кому я служу, – тихо заговорил ангел, вполголоса, – желает созерцать в своём окружении всё самое совершенное, и мне приятность лика по должности положена.
    – Не понимаю я этого, не понимаю, – пожала недоумённо плечами блондинка. – Неужели вы решили всю жизнь на службу положить? А как же личное? Позвольте спросить, вы когда-нибудь пробовали с девушкой? Может вся святость мира не стоит и одного поцелуя? Так вы попробуйте, – прильнула она к Ульсару, – поцелуйте меня. Вдруг вам понравится.
    – Не знаете, чего просите, – отпрянул от неё ангел. – Если я сделаю это, вы погибнете. Не надо меня искушать.
    – Я уже погибла, – продолжала тянуться к нему девушка. – И не я искушаю вас, это вы свели меня с ума одним своим появлением.
    – Прекратите немедленно! – отстранил её от себя Ульсар. – Иначе я выйду из машины!
    – Нет, – смогла взять себя в руки блондинка, – не уходите. Я добавлю сотню, только позвольте ещё немного хотя бы просто посмотреть на вас.
    – Ладно, – согласился ангел. – Но только посмотреть. И желательно молча.
    Так они просидели минут пять, а потом в окно машины постучали.
    – Всё, мне пора, начальство пришло, – сообщил Ульсар девушке, увидев за стеклом седоволосого.
    Блондинка, печально вздыхая, достала из сумочки двести долларов и визитную карточку.
    – Позвоните мне, – сказала она ангелу, – Пожалуйста.
    Ульсар ничего обещать ей не стал. Забрал деньги с визиткой и вышел из машины.
    – Я буду ждать! – крикнула ему вслед девушка. – Милый!
    – Милый?! – усмехнулся, услышав её возглас, старец. – Вот как! Интересно, Ульсарчик, что такого милого ты успел сотворить с этой барышней за время нашего отсутствия?
    – Ничего, – поспешил оправдаться брюнет. – Честное слово.
    – Ладно, расслабься, я шучу, – похлопал его по плечу старец. – Так, ребятки, дело близится к вечеру... Не пора ли вернуться в отель, раз уж больше нам идти некуда, и отужинать?
    Ангелы, разумеется, согласились с его предложением, и троица направилась в сторону центра. Ульсар и Зоха полагали, что более проблем и забот день сей им не принесёт, однако они ошибались. По дороге к гостинице старец вдруг остановился и потребовал отдать ему двести долларов заработанных Ульсаром. Затем он зашёл в цветочный магазин, где купил, потратив все деньги, букет. Ангелы могли лишь пожимать плечами, гадая о причинах столь странной выходки седоволосого.
    – Я должен сообщить вам известие, – сказал он спутникам, вернувшись на улицу с большой охапкой алых роз. – Дело в том, что у одного из вас на сегодняшний вечер назначено свидание.

                Глава пятая.
   
    К сожалению, счастье не может длиться вечно, во всяком случае, на земле. После жарких объятий и страстных поцелуев у всякой пары наступает период серой рутины совместной жизни, когда выясняется, что быть вместе не только приятно, но и довольно хлопотно. Не избежали этого и Светлана с Элоном.
    Нет, чувства влюблённых со временем не остыли, но каждый из них убедился на собственном опыте в том, что желания хоть и сбываются, однако результат, как правило, не соответствует ожиданиям.
    Легко ли быть избранницей прекрасного принца, о котором мечтают юные девы? Нет, и Светлана тому хороший пример. С тех пор как судьба свела её с Элоном, девушку не покидало чувство страха – она боялась его потерять. Боялась небеспричинно, поскольку не раз замечала как женщины, завидев мужчину необыкновенной красоты, не могли оторвать от него восхищённых взглядов. Многие стремились познакомиться с ним: затевали разговор, кокетливо улыбались, строили глазки…
    Поначалу Элон, чтобы обеспечивать семью, ходил рисовать портреты в парк, и это дело с первых же дней стало приносить ему хорошую прибыль. А уже через месяц он оказался в числе самых востребованных художников Москвы. Теперь к нему записывались в очередь, состоявшую в основном из представительниц слабого пола. Вскоре Элон почти перестал появляться на аллее, поскольку барышни предпочитали позировать ангелу не под открытым небом, а в неком помещении, чаще всего – у себя дома, и Светлане не надо было гадать, чего в действительности они хотят там от него получить.
    Она старалась верить любимому, но эта вера давалась ей нелегко. Надо иметь поистине железные нервы, чтобы спокойно воспринимать тот неистовый штурм, которому изо дня в день подвергался её избранник. Светлана таковых не имела и однажды, когда художник в очередной раз отправился на квартиру к некой даме, пожелавшей запечатлеть свой образ на холсте в жанре ню, у неё случился нервный срыв. Вернувшегося с работы Элона девушка встретила заплаканной, с трясущимися руками, после чего с портретами ему пришлось завязать.
    Ангел стал ездить за город, на природу, где писал пейзажи, а потом трудиться дома, срисовывая сюжеты с фотографий, однако штурм не прекращался. Настырные барышни продолжали звонить по телефону, поджидать художника у подъезда, посылать письма с признаниями в любви, и их не смущало то, что у него уже имеется избранница, с которой он решил связать свою судьбу. Светлана понимала, что любовь зла и она, вполне вероятно, на их месте вела бы себя также. Но она находилась на своём, и для неё было очевидно, что жить спокойно с прекрасным принцем можно лишь на необитаемом острове, где не окажется ни единой соперницы.
    Ещё одно обстоятельство печалило девушку – она хотела иметь ребёночка от Элона, стремилась скрепить их союз появлением новой жизни, но забеременеть ей не удавалось.
                --------------------------------------
    – Ты что лепечешь, иуда? Как смеешь отказываться? – грозным голосом спрашивал старец у Зоха в ходе разговора, состоявшегося по возвращении небожителей в гостиничный номер. – Сын мой возлюбленный ради благого дела на крест пошёл. На крест! А ему, видите ли, сложно немного моделью поработать.
    – Да если бы только моделью, – возмущался ангел, – так ведь ещё и с модельером придётся заниматься тем, что противоестественно моей сексуальной ориентации!
    – Чего? – злился седоволосый. – Да какая у тебя, бесполого, может быть ориентация? Что ты мне сказки рассказываешь? У тебя ориентация такая, какой я пожелаю её видеть. Захотел бы – в женском теле на землю спустил.
    – Но сейчас-то я – в мужском!
    – А для модельера, посулившего тебя озолотить, иного и не надо.
    – Если наша цель – получение денежных средств, – продолжал пререкаться Зоха, – то почему бы Ульсару не наладить отношения с любительницей красных спортивных машин? Она, судя по всему, тоже небедная и при этом весьма щедрая – вон сколько долларов, считай за просто так, давеча ему отвалила.
    – Девушку трогать нельзя. Ангела легко полюбить, да трудно с ним расстаться, а мы, как я надеюсь, пробудем на земле недолго. Эта связь может привести в итоге к её гибели.
    – А разве к гибели модельера она привести не может?
    – Без жертвы в этом деле всё равно не обойтись, и нам придётся выбрать из двух зол меньшее. Девушку следует оставить в покое хотя бы уже потому, что моё мужское естество требует проявлять в отношении женщин большую заботу. Я уверен, что она ещё встретит свою судьбу, нарожает детей… А что касается модельера…
    – Зачем вообще нужны такие модельеры?
    – А какие нужны? Что поделать, если с некоторыми видами деятельности эти люди часто справляются лучше других? Или ты хочешь, чтобы чада мои одевались во что попало и как-нибудь?
    – Всемогущий, – печально вздохнул ангел, – почему вам надо во всём выискивать прок, смысл, выгоду, цель?
    – Потому что всё в мире существует для чего-то – такова суровая правда жизни. Вот и ты давай хотя бы немного поживи с пользой для дела. А что касается модельера, у тебя нет причин идти на поводу его наклонностей. Я тебя не за этим посылаю. Объясни ему, что ты другой… 
    – Это какой? Как я смогу объяснить то, чего сам не знаю?
    – Вот заодно и узнаешь. Короче, бери букет и отправляйся на задание. А чтобы в этом деле тебе не виделись одни только минусы, я обещаю, что в награду исполню любое твоё желание. В пределах допустимого разумеется.
    – Спасибо. Только желание у меня пока одно: не ходить к этому…
    – Об этом не может быть и речи.
    – Разрешите хотя бы отужинать с вами.
    – С модельером поужинаешь. Он наверняка поведёт тебя сейчас в ресторан. Давай, Зоха;нчик, прощаться. Как деньги получишь, сразу неси их мне.
    Спорить с Творцом было бесполезно. Зоха встал с кресла, взял букет и вышел из Ленинского. Не спеша, стараясь потянуть время, он поднялся на этаж выше и постучался в дверь, за которой ему уже довелось побывать прошлой ночью. Модельер встретил его с видом весьма испуганным.
    – Ты один? – первым делом спросил он у гостя.
    – Да, – ответил золотоволосый.
    – А тот старец, с седой бородой, за тобой не придёт?
    – Нет, мы расстались. 
    – Это хорошо, – обрадовался модельер и пригласил, широким жестом руки, зайти ангела в номер. – Значит, нашим отношениям больше никто не помешает?
    – Теперь не помешает, – заверил его Зоха, добавив про себя: «Раз уж такова воля Всемогущего».
    – Я вижу печаль в твоих глазах. Наверное, тебе нелегко даётся расставание?
    – Да, тяжко.
    – Ах, как я тебя понимаю…
    – А ещё я сегодня не обедал и очень голоден.
    – Несчастный, – погладил модельер ангела по золотым волосам. – Мы сейчас же отправимся в ресторан. Впрочем, сначала нам стоит заехать в салон, где я подарю тебе лучший костюм из моей новой коллекции. Если, конечно, ты согласен сменить своё платье, бесспорно оригинальное, но едва ли уместное для предстоящего мероприятия, на современную модную одежду.
                -------------------------------------    
    Первые деньги, заработанные на модельном поприще, золотоволосый принёс старцу уже через неделю. За это время он успел сняться в рекламном ролике, для которого долго не могли подобрать актёра, но увидев ангела, сразу заключили с ним договор.
    На встречу с Ульсаром и старцем Зоха явился одетым в стильный костюм. Его волосы были зачесаны назад и стянуты на затылке резинкой. Сандалии сменили чёрные кожаные ботинки. Мученической грусти в глазах, с которой он отправлялся выполнять порученное Создателем задание, более не наблюдалось.
    – Привет, братишка, – игриво подмигнул он Ульсару. – Здравствуйте, ваше великолепие, – широко улыбнулся Творцу.
    – Как поживаешь? – стал расспрашивать его Всевышний. – Что за человек этот модельер?
    – Хороший человек. Добрый, весёлый, щедрый и, главное, он меня понимает.
    – Вот как! – усмехнулся старец. – Однако… – но более ничего не добавил.
    Сумма, принесённая Зоха, была невелика – немногим больше той, что успел выручить Ульсар за неделю попрошайничества у светофора, но сложив деньги вместе уже можно было начинать что-то предпринимать, чем старец и занялся. Он договорился об аренде зала в одном доме культуры и заказал рекламные объявления в печатном салоне, где немало удивил приёмщицу составленным им текстом, а именно последним его предложением, следующего содержания: «Приглашаем желающих познать тайны бытия на лекцию «Человек и мироздание». Вход свободный. Лектор – Бог».
    – Вы уверены, что всё написали правильно? – спросила она у старца.
    – А что такое? – забеспокоился Творец. – Думаете, слишком скромно?
    – Нет, – покачала головой приёмщица. – Мне как раз показалось обратное.
     Получив отпечатанные объявления, седоволосый расклеил их на столбах, заборах, дверях подъездов и остановках, после чего стал готовиться к предстоящей лекции.
    В день, на который она была назначена, старец проснулся в прекрасном расположении духа. Он умылся, позавтракал и отправился в дом культуры, где настроение Творца резко сошло на нет. Оказалось, что послушать его лекцию пришли всего пять человек: старый дед, три бабки и одна женщина средних лет. Это было совсем не то, чего он ждал, но отменять выступление Всевышний не стал и вышел на сцену. Однако прежде чем он успел подойти к трибуне, женщина поднялась с места и кинулась к его ногам.
    – Спасите, владыка! – принялась слёзно, срываясь на крик, молить она. – Спасите, погибаю!
    – Что ты, дщерь, – отпрянул от неё старец, не ожидавший такой встречи от своих слушателей. – Поднимись, что же ты на коленках-то…
    – Не поднимусь! – продолжала голосить женщина. – Не поднимусь, поскольку на вас последняя моя надежда!
    – К чему этот приступ фанатизма? – не нравилось седоволосому её поведение. – Объясни толком, что у тебя произошло?
    – О ребёночке мечтаю, отче! Стараюсь забеременеть, но всё тщетно! Уж, какому святому я не молилась, к каким врачам не обращалась!..
    – Ребёночка, значит, хочешь… – задумчиво проговорил Создатель, внимательно глядя на женщину. – Это хорошее желание, но не поздновато ли оно у тебя появилось? Ведь лет тебе уже немало… О чём же ты думала раньше? А чего ты ждала, после стольких абортов? Да сможешь ли ты плод выносить? Почему такая худая?
    – Пощусь усердно! Да и аппетита нет, слёзы одни – муж грозится уйти, коли не рожу! Помогите! Не дайте разрушиться семье! – стала хватать женщина старца за подол хитона и прикладываться к нему.
    – Ладно, ладно, – замахал он на неё руками, – понесёшь в чреве своём. Только встань с колен, без надобности это унижение.
    – Спасибо! Спасибо! – стала благодарить женщина и вдруг добавила: – До скончания века своего буду молиться Богу о вас!
    – А вот это уж точно лишнее, – не одобрил её решения старец. – Да понимаешь ли ты, перед кем стоишь? Молить обо мне меня… Если и есть занятия более глупые, то их немного. Особенно если учитывать, что не слов я жду от людей, а дел. Стань хорошей матерью, пусть в любви и заботе растёт твоё дитя – вот что порадует меня больше всего. Приведи себя в порядок и плакать, если мужа хочешь удержать, не смей. Мужчины любят видеть жён весёлыми и довольными. Кушай побольше и ещё: чаду свои причуды с постами не навязывай. Не издевайся ни над ним, ни над Отцом Небесным, ибо горько мне внимать детские взывания: "Миленький Боженька, я тебя люблю, но как же хочется колбаски…"
    – Всё сделаю, как велите, – пообещала женщина и поспешила из зала вон.
    – А как же лекция? – крикнул ей старец, но она уже скрылась за дверями выхода.
    – Что же, начнём, пожалуй, – разочарованно вздохнув, обратился Создатель к оставшимся слушателям, которых теперь насчитывалось… Нет, ни четверо, а трое, поскольку дед спал и слышать ничего не мог. – Прежде всего, хочу рассказать о цели моего выступления, которая заключается в том, чтобы донести до аудитории правильные ответы на извечные вопросы. Ибо наступает пора, когда глубокое понимание должно прийти на смену многовековому сумраку слепой веры. Когда люди обретут полноценные знания, и воссияет свет…
    На том лекцию старцу пришлось прервать, так как одна из бабушек вдруг поднялась с места, подошла к сцене и поставила на неё, вытащив из авоськи, трёхлитровую банку с водой.
    – Это что? Это зачем? – удивился её действиям лектор.
    – Зарази, батюшка, – молвила старушка.
    – Чего? – с недоумением посмотрел на неё старец.
    – Зарази водичку, – повторила просьбу подошедшая.
    – В своём ли ты уме, Марковна? Что ты говоришь? Не заразить, а зарядить надо воду, – поправила её другая бабуля.
    – А я чего сказала? – спохватилась Марковна. – Ну да, зарядить. Сделай, батюшка, милость.
    – Как зарядить? Чем? – не понимал старушек седоволосый.
    – Чем-нибудь. Чем другие чудотворцы воду заряжают.
    – Ладно, – согласился старец, – чем-нибудь заряжу. Но давайте после лекции. Разве вам не интересно её послушать?
    – Да что ты, отец родной, – всплеснула руками старушка. – Какие лекции, разве мы чего поймём. Да и зачем нам понимать-то? До смерти бы спокойно дожить, одна у нас теперь забота.
    – Действительно… – задумчиво проговорил старец, ещё раз осмотрев аудиторию.
    Тут проснулся дед и поспешил подойти к сцене, громко стуча о пол клюкой, на которую он при ходьбе опирался.
    – Я первый! – заявил он, расталкивая старушек.
    – Чего ты первый? – заворчали они, недовольные его поведением.
    – А всё первый, поскольку ветеран.
    – А у тебя какая нужда, старче? – спросил у него Творец.
    – Мне бы тоже зарядить, но не воду, а это… Такую вот штуку… Понимаете? – стал изъясняться загадками пенсионер.
    – Клюку твою что ли? – засмеялись бабки.
    – Конечно нет, дурёхи старые, – заругался на них дед. – Не клюку, а другую палку.
    Бабки схватились от смеха за бока.
    – Это какую же палку тебе требуется зарядить? – хохотали они. – Ишь чего удумал, валенок дырявый.
    – А почему бы и нет? – гнул своё дед. – Я может жениться хочу.
    Тут стало смешно даже Создателю.
    – Сколько тебе лет? – спросил он у старика.
    – Когда на фронт уходил, семнадцать было, вот и посчитай.
    – На какую войну отправлялся, милок? Уж не с Наполеоном ли воевать? – продолжали подшучивать над ветераном бабки.
    – Хватит щерить зубы, свёклы варёные. С Гитлером я воевал в Великую Отечественную. 
    – Нет, дедушка, – развёл руками седоволосый, – столь старый порох выстрела уже не даст. Да и ни к чему это. Тебе не о чуде, а о новом теле думать надо. Не переживай, будешь ты ещё женихом – настоящим. Это я тебе обещаю верно.
    – Послушайте меня, пенсионеры, – обратился он к присутствующим. – Вы к чудотворцам, которые воду чем-то заряжают, больше не ходите, шарлатанство это. Доверьтесь Всевышнему, ибо только он один в действительности знает, что лучше для человека и какая ему нужна помощь. А если ищите успокоения, если вам требуется покаяться или залечить душевные раны то посетите церковь – с этими задачами священники справляются вполне хорошо.
    – Впрочем… – собирался продолжить речь старец, но передумал и произнёс её не вслух, а про себя: «…не так хорошо, как бы хотелось. Ибо то, что сгодится для старушек, другим людям может показаться неубедительным. В особенности мужчинам – не потому ли столь немногие из них посещают христианские храмы? А некоторые россказни церковников вредны для всяких ушей. Обычно они прибегают к ним тогда, когда не хватает знаний, а потому начинают нести вздор, порою вразнобой. Например, на вопрос женщины потерявшей ребёнка: "Почему Бог забрал моего малыша?", один поп ответит: "Так Всевышний пополняет ряды ангелов. Радуйся, чаду твоему на небе хорошо", а другой возьмётся утверждать иное: "Смертью ребёнка Бог покарал тебя за грехи. Молись, несчастная, кайся, проси у Господа прощения, чтобы не пришла в твой дом новая беда".
    Откуда берётся этакая ахинея – ума не приложу. Пополняет ряды… Да сколько мне ангелов надо? Разве я их вместо семечек щёлкаю? Щёлк – один, щёлк – другой и так по тысячи в час? Да и как в принципе богоподобная душа человека может превратиться в бесполую субстанцию служки небесного? Невозможно это, недопустимо, а если чудо сие вдруг произойдёт, то назвать его радостным лично у меня язык не повернётся. А как смертью одних можно карать других? Позвольте спросить, кто при этом окажется более наказанным? Разве жизнь ребёнка менее важна для Отца Небесного, что он способен ей так распорядиться? Неужели лет триста назад, когда умирало до половины, а то и более младенцев, люди были грешней, чем в настоящее время? Нет, наоборот – все в Бога верили, в церковь ходили, исповедовались, причащались… отнюдь не то, что сейчас. Так почему же детская смертность не возросла, а снизился, причём значительно – до считанных единиц? А хватит ли фантазии придумать такой грех, за который бы мать поплатилась смертью десяти детей – семеро умерло, не дожив до двенадцати, а оставшиеся трое погибли на войне? Мне кажется, уже перечисленных вопросов – а сколько их всего! – достаточно, чтобы священники задумались: как согласуются наши утверждения с реальностью? Правду ли мы говорим?
    Ещё есть в мире такое зло – привычка валить всё на Бога. Ведь даже в том случае если некий священник честно признается, что некоторые положения устройства бытия ему неведомы, после этого непременно добавит: на всё Божья воля. То есть, что получается? Всякая смерь – на моей совести. Произошла авария на электростанции – конечно, я так захотел. Упал самолёт – ну кто же ещё, как не Всевышний собственноручно сломал в нём двигатели, а перед вылетом ещё и пилотов спиртным напоил? А уж про геморрой Матроны Степановны и говорить нечего – разумеется, она не сама на стуле его насидела, то корпя над бухгалтерскими отчётами, то перед телевизором, ей Бог этот болезненный узел ниспослал. Вы посмотрите каков – с кулак и в форме розочки! Сразу видны размах и фантазия Создателя!
    Что мне на это сказать? Да, я наблюдаю за тем, что происходит на земле и при необходимости внести изменения – именно при необходимости и для пользы, а не потому, что просто в голову взбрело, – оказываю влияние на судьбы как отдельных людей, так и целых народов. Вот только не надо забывать о наличии такого явления, как случай. Не надо забывать, что всякому живому существу собственная воля дана. А если это так, то зачем валить всё на Бога? Зачем делать из Отца Небесного террориста-проктолога? Поверьте, чада, не ломаю я самолеты и не интересуюсь седалищем Степановны: с кулак там уже, или ещё нет? Оглядитесь по сторонам, проанализируйте увиденное, не так уж это сложно, и вы поймёте: если бы всё зависело от моих желаний, то очень многое на земле было по-другому. В том числе и глупостей никто бы не болтал. Поэтому прежде, чем объявить некое событие деянием угодным Божьей воле, надо хорошенько подумать: правда ли это? Не окажутся ли мои слова хулой на Духа Святого? Надо, необходимо… но, к сожалению, только мне. Тогда как служителей Божьих всё устраивает и отказываться от этой привычки они не намерены. Более того, не находят её плохой и продолжают упорно внедрять в массы. Хотел я их образумить – не слушают. Ну и куда, спрашивается, такая служба годится? Как же мне не роптать? Как не возмущаться? Как не пытаться обрести служителей новых, верных, что пойдут со мной по одному пути?»
    – Вот только где их искать – тех, кто не завяз в догматах или обделён интересом, но с ясной головой и открытым сердцем стремится к познанию истины? – задумчиво проговорил старец, удаляясь со сцены.
    – Батюшка, а водичка-то… – крикнула ему вслед одна из старушек.
    – Зарядил. Пейте, да не напивайтесь, – ответил седоволосый и вышел из зала.
    Пенсионеры приблизились к банке. Марковна сняла с неё крышку, и в нос ей ударил запах уже явно не воды.
    – Чёй-то? – удивилась она.
    – Спирт! – сразу определил, разбирающийся в таких вопросах дед. – Три литра! Ай да кудесник этот седобородый! Эх… – вздохнул он, – Ну почему мне не пришла в голову мысль баклажку принести? Да, оплошал. Но зато теперь я знаю, на ком женюсь, – сообщил ветеран старушкам. – На тебе Марковна. А что? Чем свадебку обмыть у нас уже есть. Осталось получить твоё согласие…
    Создатель покинул дом культуры угрюмый. Он понимал, что пенсионеры – не тот контингент, который ему необходим, но молодёжь его объявления не заинтересовали. На лекцию пришла одна женщина средних лет, да и та с проблемами, а когда у человека проблемы, истина его интересует мало, он занят другим – ищет способ от них избавиться. При этом, как правило, людям неважно от кого помощь придёт, и после церкви, помолившись Всевышнему, они могут отправиться, например, к колдуну.
    «Неужели перевелись на земле люди другие, – размышлял Творец, – которые осознают, что Бог – не только их Небесный Отец, но и Учитель, а потому стремятся получить от него, прежде всего, знания? Что для Отца важна ответная любовь и понимание, а Учителю хочется, чтобы ученики имели тягу к учёбе? Нет, не верю, должны быть такие люди. Только где их найти?»
    В задумчивости старец брёл по улицам Москвы, сам не зная куда, пока не наткнулся на группу необычно одетых молодых ребят: все в кожаных или джинсовых куртках, таких же штанах, с длинными волосами или стрижками которые принято называть, во всяком случае, в нашей стране, – ирокезами.
    «Что же, – решил Всемогущий, – если молодёжь не идёт ко мне, я приду к молодёжи».
    – Здравствуйте, чада, – поприветствовал он ребят. – Интересуетесь ли вы вопросами веры?
    – Ага, – отхлебнув из бутылки пива, ответил ему один, отличавшийся от остальных тем, что его голова была обрита наголо. – Целыми днями только этим и занимаемся.
    – Рад это слышать, – старец приметил иронию в словах юноши, но внимание на насмешливый тон решил не обращать. – Тогда, полагаю, вам будет интересно послушать мою лекцию.
    – Какую ещё лекцию?! – ополчился на него некто длинноволосый. – Ты чё, хиппи древний, давно хаер свой не чесал?!
    – Успокойся, Велл, – одёрнул его бритоголовый. – Пусть пророчит – поприкалываемся.
    – А ты вообще кто? – спросил он у старца.
    – Вообще-то я – Бог.
    – Опа! – весьма живо заинтересовался таким откровением лишённый растительности на голове парень. – Неплохо тебя старикан торкнуло! Прямо не терпится узнать, чем ты набиваешь косячки?
    – Не употребляю и вам не советую. Я на самом деле Бог – Отец ваш Небесный.
    – Ах, вот в чём дело… – разочарованно произнёс бритоголовый. – Извини, обознался. Я принял тебя за крутого мена, а ты просто крези – сумасшедший.
    – Это ещё почему? – не понял Создатель.
    – Ну а кем ещё может являться тот, кто не употребляет и при этом считает себя тем пакостником, который выгнал людей из рая?
    – Что значит, выгнал? – возмутился старец. – Не выгнал, а направил в мир – познавать науку добра и зла.
    – Ага, направил… – усмехнулся бритоголовый, – пинком под зад. Вопреки желанию Адама и Евы, которые, насколько мне известно, покидать Эдем не хотели.
    – Признаю, не хотели, – развёл руками седоволосый. – Оно и понятно, кто же захочет, будучи в здравом уме, променять райский сад на иную обитель? И мне, поверь, отправлять их в мир наполненный опасностями и проблемами было жалко, но сделать это надлежало непременно. Не для того была создана, засажена растениями, заселена животными, украшена цветами, бабочками, лазоревым небом, рассветами и закатами, обогащена нефтью, газом и прочими полезными ископаемыми вся остальная территория планеты, чтобы люди веки вечные пребывали на одном маленьком, огороженном и защищённом от всех неприятностей участке, предназначенном для первичной адаптации Адама и Евы к условиям жизни на земле, где получить требуемый опыт и полноценные знания – невозможно. Но я не мог переселить их на эти просторы просто так, сказав в напутствие, по существу, одно лишь слово – «надо», поскольку землян считающих меня, как ты выразился, пакостником, обрёкшим род людской на незаслуженные страдания, тогда бы было больше – гораздо больше. Следовало придумать причину, якобы заставившую меня пойти на этот шаг. Какой-то более понятный для древних людей и более значительный в их представлении повод. В итоге данную задачу пришлось решить следующим образом: ввести запрет на употребление плодов одного из деревьев и надоумить моих первенцев нарвать их и поесть.
    – То есть обмануть.
    – Так не во вред, а для пользы. Разве взрослые всегда говорят детям правду? Нет. Не потому ли столь многие малыши думают, что их, например, нашли в капусте? И это правильно – всё хорошо вовремя, всему надлежит открываться в положенный срок. Мамы и папы знают, что порою приходится немного схитрить, чтобы заставить ребёнка сделать нечто нужное, полезное. Я в этом плане ничем от них не отличаюсь – такой же родитель, так же стараюсь разными способами наставить чад своих на путь истинный. Кроме того я уже искупил свершения которые люди могли счесть несправедливыми и доказал свою любовь к ним.
    – Это каким же образом?
    – Тем, каким должен был Авраам подтвердить свою верность мне – я принёс в жертву любимого Сына. Или вы об этом забыли?
    – Складно излагаешь. Но почему мы должны верить? Вдруг ты нас снова обманываешь, ради некого, одному тебе известного, полезного дела? Не лучше ли нам поклоняться сатане?
    – Не вижу в этом смысла. Зачем гнуть спину перед слугой? Запомните: все под Богом ходят.
    – Ты хочешь сказать, что сатана твой слуга? – удивился бритоголовый. – И зло он творил не по собственной воле, а исполняя твои приказы?
    – Да, он следовал моим распоряжениям, но не всё, что кажется плохим, является таковым. На Сатанаила была возложена очень важная для дела воспитания человечества миссия. Страх угодить в логово дьявола побуждал чад моих становиться лучше и стремиться к добру многие века. Но времена меняются, и теперь надлежит развеять этот миф, ибо грядёт и уже начало озарять своим светом мир будущее, в котором места для заблуждений нет.
    – Насколько я знаю, дьявол искушал многих людей и даже самого Христа.
    – Давайте уже повзрослеем и начнём называть вещи своими именами: не искушал, а испытывал. Проверка, знаете ли, никому не помешает. Жизнь наполнена испытаниями – большими и маленькими, важными и не очень. Они так же необходимы, как контрольные и экзамены в школе, которые могут не нравиться ученикам, а вот учителя едва ли найдут в них что-то предосудительное.
    – Грандиозно! – лениво поаплодировал бритоголовый старцу. – Но наболтать я и сам много чего могу. А как насчёт доказательств?
    – Какие вам нужны доказательства?
    – Призови Сатанаила. Пусть он появится здесь и сейчас. Если дьявол выполнит приказ, мы тебе поверим.
    – А не испугаетесь?
    – Мы-то? – усмехнулся бритоголовый. – И не подумаем. Давай старикан, повесели публику. Если ты на это способен.
    – Хорошо, смотрите, – указал старец рукой влево от себя. – Я призвал слугу, он перед вами.
    – Где? Мы ничего не видим?
    – Ах, конечно, он же без тела. Сейчас я напитаю его дух своим светом, и вы всё увидите.
    Тут, на глазах у изумлённых рокеров, стало происходить нечто недоступное их пониманию. Прямо перед ними, словно из воздуха, возник тускло светящийся, прозрачный силуэт некого субъекта – высокого, но очень худого, с лицом вытянутым, скуластым. Его платье развивалось, будто на сильном ветру. Длинные волосы были подняты вверх и колыхались словно водоросли в воде. По ним то и дело пробегали маленькие молнии, вспыхивая с сухим треском. Глазницы субъекта горели двумя фонарями, устремляя на ребят лучи света, и этот свет с каждой секундой становился всё ярче.
    Рокеры затихли и побледнели. Бутылки с пивом выпали у них из рук, а из открывшихся ртов сигареты. Вытаращив глаза, они с ужасом смотрели на происходящее перед ними чудо, будучи не в силах пошевелиться, не в состоянии вымолвить слово.
    – Ну, как? – обратился к ним старец. – Надеюсь, вам достаточно весело?
    Тут бритоголовому удалось справиться с оцепенением, вызванным сильным страхом, он заорал что есть мочи и бросился бежать. Его примеру последовали другие любители джинсово-кожаной одежды, и вскоре от всей компании не осталось и следа.
    – Прикажете вернуть? – спросил у Творца светящийся субъект негромким, но басовитым с хрипотцой, словно простуженным, голосом.
    – Нет, пусть бегут, – ответил тот. – Ребята они неплохие, довольно смелые, независимые, способные открыто говорить на любые темы, но их головы забиты глупостями, а энергию они привыкли растрачивать на пустяки.
    – Что же делать? – стал жаловаться старец субъекту. – Священники и люди воцерквлённые, равно как и пожилые, принимать новое не хотят. Людям среднего возраста думать о возвышенном некогда, других хватает забот: дети, работа, деньги… А молодёжь зациклена на компьютерах, выказывании своей крутизны, как правило надуманной, и поиске любовных приключений. Никому до истины дела нет.
    Сатанаил в ответ сказал следующее:
    – Ну, с молодёжью всё довольно просто, да и средний возраст недалеко от неё ушёл. Данный контингент можно заинтересовать чем угодно, если это станет модным.
    – Что конкретно ты предлагаешь?
    – Нужна реклама. Не какие-то дешёвые объявления, расклеенные на столбах, – многие ли их читают? – а серьёзная реклама в прессе и на телевидении.
    – А ты представляешь себе, сколько денег на серьёзную рекламу понадобиться? Зоха с Ульсаром столько и за год не заработают.
    – Разве для вас это проблема, Всемогущий?
    – Хорошо, попробуем, – согласился старец. – Раз уж путь, по которому мы шли, не смог приблизить нас к цели… Что же, пойдём по другому.
    – С чего начнём?
    – Организуй срочную поездку в Москву господина, который оплачивает наш гостиничный номер.
    – Будет исполнено, – заверил Сатанаил и растворился в воздухе.
    А седоволосый, в который уж раз за этот день, печально вздохнул и направил свой шаг в сторону отеля. Время близилось к вечеру – следовало поужинать и ложиться спать.

                Глава шестая.

    У входа в гостиницу необычного прохожего в сером хитоне поджидал Ульсар, да не один, а в компании со своим бывшим конкурентом – попрошайкой, исцелённым седоволосым. Завидев старца, тот повалился ему в ноги.
    – Простите, Отче! Не ведал я, что творю, когда насылал на вас бандитов!
    – Знаю и не сержусь, – сказал ему Создатель.
    – В монастырь собираюсь податься. Прошу благословить.
    – В какой ты желаешь определиться?
    – В какой повелите, в такой и пойду. Сам-то я о монастырях мало что знаю.
    – Хорошо, я направлю тебя, но сначала встань, – помог подняться ему Творец, – и ответить на вопрос: почему ты хочешь присоединиться к монашеской братии?
    – А что мне остаётся? Квартиры нет, работы нет, семьи нет – жизнь загублена. А ещё рэкетиры… Они почему-то решили, что в случившемся с ними есть моя вина, и теперь грозятся в асфальт закатать, как только оклемаются. Одна надежда на монастырь: быть может, там они не смогут меня найти.
    – Всё понятно, – произнёс старец голосом, в котором слышалось разочарование. – Ты решил, таким образом, в бега удариться, и не желание посвятить свою жизнь служению Богу движет тобой, а стремление избавиться от груза мирских проблем. Что же, это тоже может являться причиной для ухода в монастырь и я не стану тебя отговаривать, но в напутствие скажу следующее. Знаешь что такое настоящая свобода? Помимо ограничений и зависимостей это ещё и отсутствие страхов. Так свободна вознёсшаяся на небо душа, которая убедилась в том, что слова "боль", "беда", "несчастье" и прочие подобные имеют место лишь в словарях материального мира. Она не боится смерти, поскольку поняла: жизнь – вечна. Её больше не пугает холод, голод, болезни, бедность… В общем, она ничего не боится. Однако думать, что это бесстрашие является следствием вознесения – ошибочно. Со столь тяжкой ношей как худший их пороков невозможно подняться в небеса. Путь избавления от страхов каждый человек проходит на земле, а для этого надо не отступать, завидев препятствия, для этого требуется преодолевать их.
    Как не по взмаху волшебной палочки ученик получает образование, а в результате собственного труда и усердия, так и души людей свободными делает не чудо, они добиваются этого сами. Жизнь только преподает предмет, а запоминать науку следует собственной головой. Всё это так, а иначе бы и смысла, как в школе, так и в земном существовании не было.
    Начинающего водителя пугает дорога: сложные перекрёстки, перестроения, крутые повороты, гололедица… Опытный мастер не боится ничего. Но разве можно стать таковым не садясь за руль, не побив автомобильного стекла и железа в авариях, не побывав в других передрягах, не преодолев сомнения и страх? Тем же образом многие умения и качества приобретаются людьми и на дорогое жизни, с той лишь разницей, что мастерами в конце пути, рано или поздно, добровольно или силком, станут все. Ибо тем, кому предопределено учить, непозволительно самим оставаться неучами. 
    – Ступай-ка ты в Оптину пустынь, – посоветовал Творец исцелённому. – Но поучись в обители не тому, как убегать от жизни, а тому, как следует жить. Почитай учения старцев – они знали в этом толк. Вдумайся в смысл их молитв, постарайся постичь то, что не лежит на поверхности, обрети знания, а потом… Потом возвращайся. Рано тебе закрываться в монашеской келье, не пришёл ещё срок.
    – Ты много заработал? – спросил седоволосый у ангела.
    – Прилично.
    – Отдай всё ему, – указал старец на бывшего попрошайку. – В дороге деньги пригодятся.
    Ульсар выполнил распоряжение Создателя, после чего небожители попрощались с исцелённым и вошли в здание гостиницы.
    – Заедем на четвёртый, заберём Зоха. Нечего ему больше у модельера делать. И ты на перекрёсток завтра не пойдёшь, – сказал старец брюнету в лифте.
    – Почему? – удивился тот неожиданной новости. – Разве мы перестали нуждаться в деньгах?
    – Нет, – покачал головой обладатель седой бороды, – наша потребность в них даже возросла, но добывать мы их будем теперь другим способом.
    Уходить от модельера Зоха не хотел ещё сильней, чем несколькими днями ранее переселяться в его номер.
    – Всемогущий, через пару недель у меня намечается заключение контракта с французами! – возмущался он. – Мне прочат славу самой известной модели мира! Ну как так можно – обломать крылья в самом начале взлёта карьеры!
    – Забудь о французах, забудь о славе, – не собирался поддаваться на его уговоры Творец. – Не карьеру делать ты явился в этот мир, а мне помогать, вот и будь любезен исполнять свои обязанности.
    В общем, пришлось Зоха попрощаться с модельером. Печально понурив голову, он поплёлся за Ульсаром и старцем в Ленинский номер, где последний стал разъяснять своим спутникам новые задачи.
    – Завтра в Москву прибудет господин, который кормит нас, сам того не зная, и оплачивает наше пристанище. Освобождать помещение в связи с этим мы не станем, но подготовиться к встрече должны. Дело в том, что нам надо заручиться его финансовой поддержкой теперь законным образом.
    – Что от нас потребуется? – спросил Ульсар.
    – Я хочу побеседовать с господином тет-а-тет, без присутствия третьих лиц. Поэтому днём вам придётся где-то погулять.
    – Погулять! – снова возмутился золотоволосый. – Просто погулять! Значит я, по меньшей мере, ещё сутки мог быть с модельером, и вы увели меня зря!
    – Тебе не угодишь, – усмехнулся старец. – Сначала не хочешь идти, потом не хочешь возвращаться… Ты бы разобрался на досуге в своих желаниях.
    Отужинав, небожители легли спать. Ночь прошла спокойно. Зоха двери больше не путал и в гости к модельеру улизнуть не порывался. Утром все встали, умылись, позавтракали, после чего ангелы отправились на прогулку в Александровский сад, а старец остался в номере поджидать их будущего спонсора.
    Сергей Ильич Петренко – солидный бизнесмен шестидесяти пяти лет, прилетел на личном самолёте из Лондона, где он проживал постоянно. Его сопровождали трое телохранителей, а в аэропорту встречал один известный политик, также с охраной, по приглашению которого Петренко прибыл в Москву. Из аэропорта они направились в гостиницу "Националь", где между бизнесменом и политиком должен был состояться важный разговор, в ходе которого политический деятель надеялся убедить Сергея Ильича оказать ему финансовую поддержку на предстоящих выборах, и обсудить им надлежало многое.
     Приехав в отель, компания господ и охранников поднялась на третий этаж, где располагался уже известный читателям номер.
    Следует заметить, что Петренко снял его не потому, что находил в помещении нечто особо привлекательное, а рассудив так: где же ещё останавливаться Ильичу, как не в Ленинском? Отчество – вот что главным образом повлияло на выбор.
    Прежде бизнесмена в номер вошёл один из телохранителей, который должен был осмотреть комнаты и убедиться, что никакой опасности они не таят. Не обнаружив ничего подозрительного он вышел и услужливо распахнул перед босом дверь. Сергей Ильич переступил порог, а затем… Затем начало происходить нечто очень и очень странное.
    Оказавшись внутри, Петренко прошёл в гостиную, где увидел, к своему удивлению, седоволосого старца сидящего на диване.
    – Охрана! – тут же закричал бизнесмен. – Почему здесь находятся посторонние?! 
    Однако никто на его крик не явился и даже не откликнулся, что тоже немало удивило Ильича. Он вернулся в прихожую и выглянул за дверь, а за ней… За ней никого не оказалось! Коридор был пуст – ни охранников, ни пришедшего с бизнесменом политика!
    Данное обстоятельство показалось Петренко более чем странным. В номере он пробыл всего несколько секунд, и исчезнуть его сопровождающие могли лишь в том случае, если все они, вместе с политиком, как только он переступил порог, сорвались с места и кинулись куда-то бежать. Но для чего бы им могло понадобиться это делать, бизнесмен представить был не в состоянии.
    – Сергей Ильич, – вдруг послышалось из номера. – Неужели вы уходите, едва успев появиться?
    – Что тут происходит? – вернувшись в гостиную, задал вопрос бизнесмен старцу, так как больше задать его было некому.
    – А что происходит? – пожал плечами седоволосый. – Всё спокойно, тихо, хорошо.
    – Куда подевалась моя охрана?
    – Охрана проводила вас до номера, а затем спустилась в бар. Пусть ребята отдохнут и перекусят после долгой, утомительной дороги. И вам не помешает отобедать. Прошу составить мне компанию. Проходите, присаживайтесь, у меня как раз стол накрыт.
    Петренко посмотрел на стол и убедился, что он действительно накрыт белой скатертью, на которой находятся тарелки, приборы, супница, закуски, бутылка коньяка и пара бокалов.
    – Позвольте, какой обед, я прибыл на деловую встречу, – отверг он предложение старца.
    – К сожалению, она не состоится. Во всяком случае, уж точно не сейчас. Дело в том, что господина политика, с которым вы собирались иметь беседу, срочно вызвали туда, – кивнул седоволосый в сторону окна, за которым открывался вид на Кремль, – куда нельзя не явиться.
    – Так… – опечалился Сергей Ильич. – Значит, сегодняшний день для меня потерян.
    – День закончится нескоро и ещё неизвестно, что он принесёт. Я ведь тоже не с пустыми руками пожаловал. И у меня имеется предложение, которое вас может заинтересовать. Но давайте сначала присядем и выпьем по рюмочке – за знакомство.
    – Не употребляю, – отказался бизнесмен от спиртного, но за стол присел, расположившись в одном из кресел.
    – В таком случае и я не буду. Что же одному-то… – отставил седоволосый бутылку в сторону. – Тогда приступим к первому?
    – Давайте поговорим о деле. Я готов вас выслушать, раз уж у меня появилось свободное время. Только сразу хочу предупредить, что финансированием религиозных организаций я не занимаюсь, – счёл нужным сообщить собеседнику Петренко.
    – Отчего так? – поинтересовался Создатель.
    – Уж больно мне не нравится слово «епитрахиль», – сострил Ильич. – Извините за прямоту, но я не верю попам и надевать на себя маску святоши, чтобы не потерять голоса верующих избирателей, у меня необходимости нет – я бизнесмен, а не политик.
    – А в Бога вы верите?
    – А Богу мои деньги не нужны.
    – Ах, если бы вы знали, как ошибаетесь… – печально произнёс старец.
    – Хорошо, разъясню вам свою позицию. Я никогда и ни о чём Всевышнего не просил, сам всего добивался, и ныне не намерен оказывать свою помощь ему.
    – Если дети не вспоминают о родителях, это не значит, что родители забыли о детях. Разве будет ждать отец, когда ребёнок попросит помощи, увидев, например, что его чадо тонет? Нет, но более того, он сочтет своим долгом вытащить малыша на берег даже в случае сопротивления ребёнка спасению. Тем же образом и по тем же причинам отказ от взываний к небесам не ведёт к прекращению содействия свыше. Создатель никого вниманием не обделяет, каждому даёт возможность познать то, что ему определено.
    – Всё это пустая болтовня.
    – Но вы же не станете отрицать, поскольку сами не раз подмечали, что деньги в ваши руки, что называется, идут?
    – Да, идут, благодаря моему трудолюбию, потерянным нервам, бессонным ночам…
    – Теряя нервы и недосыпая, заработать состояние пытаются многие миллионы жителей земли, а удаётся лишь единицам. Как вы думаете, почему так происходит?
    – Потому, что не в ту сторону люди свои усилия направляют.
    – Правильно. Но кто ещё может направить человека по верному пути, как не Всевышний? Потом не всегда богатство приходит через труд или ум. Некоторые и палец о палец ради него не ударили, но вдруг получили наследство, выиграли в лотерею, нашли чемодан с деньгами… Как вы объясните данное обстоятельство?
    – Им просто повезло.
    – Просто, говорите? Ошибаетесь. Везение не смастеришь, в магазине не купишь, на руку, как часы, не наденешь, это понятие из другого мира – нематериального. Конечно и без него, если нет противопоказаний, люди могут достигать некоторых высот, но не таких как в вашем случае – известная личность, миллиардер, олигарх! Кстати, разрешите поинтересоваться, зачем вам столько денег? Неужели это обогащение ради самого обогащения и никакой иной цели перед вами не стоит?
    – А вот на этот вопрос позвольте мне не ответить, – нахмурил брови Петренко. – Это моё личное дело.
    – Из личного у вас, как и у всякого человека, есть только опыт и знания, полученные в ходе прожитых лет, всё остальное – во временном пользовании. А о делах ваших мне и без признаний всё хорошо известно. Я знаю, например, почему вы собираетесь финансировать грязного политика, а мне даёте от ворот поворот. Потому что он пообещал, в случае успешных для него выборов, обеспечить участие ваших капиталов в выгодных проектах. То есть не ради процветания страны, а из корыстных соображений. Тогда как от меня доходов вы не ждёте, и правильно делаете – денежной прибыли я вам не принесу, но могу предложить нечто иное.
    – Какая наглость! – вскочил на ноги бизнесмен. – Немедленно покиньте мой номер!
    – И не подумаю, – спокойно, но твёрдо заявил в ответ седоволосый.
    – Тогда уйду я! Но ненадолго! И вернусь с охраной!
    – Сядьте на место, Сергей Ильич. Я вас пока не отпускал.
    – Да как вы смеете говорить со мной таким тоном! – покраснел от негодования Петренко, – Ну и страна! Ну и порядочки!
    Бизнесмен направился к выходу, но открыть дверь ему не удалось.
    – Что происходит?! – пришлось ему вернуться к старцу за разъяснениями. – Выпустите меня немедленно!
    – Вы не выйдите из Ленинского до тех пор, пока не выслушаете моё предложение.
    – Да что вы можете предложить?! Помолиться о моей душе?!
    – С удовольствием бы это сделал, но мне не к кому взывать. Так что о своей душе вы уж позаботьтесь сами. А я могу исполнить любое ваше желание. Любое, Сергей Ильич.
    – Любое желание… – посмотрел бизнесмен на старца с недоумением. – Каким образом? Разве вы Бог?
    – Он самый.
    «Похоже, я говорю с сумасшедшим» – подумал Петренко и достал из кармана мобильный телефон, с намерением куда-то позвонить.
    – Не получится, аккумулятор сел, – как-то узнал и сообщил ему старец.
    И правда, сотовый бизнесмена не подавал признаков присутствия в нём электроэнергии. Тогда Ильич протянул руку к настольному.
    – Связи нет, – предупредил его Создатель. – Сегодня в гостинице ведутся какие-то работы – отключили.
    Бизнесмен трубку всё же поднял, но гудка не услышал.
    «Нет, – тогда решил он, – этот человек не просто сумасшедший. Ишь как ловко всё устроил… Да он из органов! Свихнувшийся фээсбэшник! К тому же ещё и поп! Ну и гремучая смесь! С таким надо быть поосторожней!»
    – Ладно, – присел он в кресло. – Я согласен вас выслушать. Что вы предлагаете?
    – От вас, Сергей Ильич, – стал излагать суть дела старец, – мне срочно требуется получить десять миллионов евро. В ответ я исполню одно ваше желание.
    – Скажите, какое желание я не смогу осуществить сам, – усмехнулся Петренко, – имея на его реализацию названную вами сумму?
    – Многие. Не все проблемы решаются при помощи мошны, не потому ли и у богатых они имеются? Вот и вас беда стороной не обошла, не отпугнули её размеры нажитого капитала.
    – Поясните, – потребовал бизнесмен, зло и вместе с тем заинтересовано посмотрев на старца.
    – Охотно, – согласился тот. – Начать позвольте с небольшого экскурса по вашей жизни. Женились вы довольно рано – в двадцать три года, а в двадцать пять жена родила вам сына. Отцовство в то время мало занимало вас, но ребёнок был нужен для успешной работы в министерстве внешней торговли, где трудились вы, поскольку бездетных при Советской Власти в загранкомандировки, как правило, не посылали. И всё у вас складывалось хорошо до сорока пяти лет, когда вы купили себе новую машину, а старую подарили сыну. На ней-то он вскоре и улетел, после очередной вечеринки, где кроме алкоголя присутствующие употребляли и запрещённые вещества, с набережной Яузы в реку.
    – Чушь! – снова вскочил на ноги Петренко. – Клевета! Мой сын наркоманом не был!
    Создатель отнёсся к его возгласам с пониманием, но без веры.
    – Да, не уследили, – продолжил говорить он. – Мотались по зарубежью полагая, что заграничные шмотки и щедрые подарки заменят чаду недостаток внимания, ан нет. При этом своей вины в случившемся вы признавать не хотели, ругали педагогов, приятелей сына, иных лиц. Конечно, как водится, не забыли упрекнуть Бога: такой-сякой, что же ты наделал!.. После трагедии вы долго горевали, а потом задумались ещё об одном сыне или дочке – о наследниках. Что понятно: всю жизнь вы трудились, скопили состояние, а оставить его некому – скверная история получалась. Но если вы ещё могли справиться с поставленной задачей, то ваша жена уже нет. Тогда в пятьдесят, когда желание стать отцом достигло своей кульминации, вы расстались с супругой и женились на женщине детородного возраста – почти на четверть века моложе вас. Молодая понесла ещё до свадьбы и родила дочь, появление которой вновь наполнило вашу жизнь радостью и смыслом. В дочери вы души не чаяли, а вторую жену, через пять лет совместной жизни, прогнали за неверность, не особо при этом расстроившись, так как она вам больше была не нужна.   
    Должен отметить, Сергей Ильич, что о своих женщинах вы не забывали: полностью обеспечивали первую жену, подкидывали деньжат молодой, но жили отныне для дочери. Ради неё, главным образом, был осуществлён и переезд в Англию. Вы посчитали, что там она получит более качественное образование и будет подальше от московской шпаны, общение с которой ничего хорошего заведомо ей не даст. Вы хотели оградить её от всего, что привело, на ваш взгляд, к беде с сыном, да только от судьбы не уйдёшь, так или иначе она своего добьётся. Смотрите, как опять нехорошо получается: вашей дочери всего пятнадцать, а она лежит в больнице с серьёзным заболеванием, из-за которого может стать бесплодной. Как ни прискорбно это говорить, но всё идёт к тому, что в скором времени вам снова будет некому оставить свои капиталы. Внуков, о которых мечтаете, вы не дождётесь.
    Выслушав старца, бизнесмен не возмутился, не закричал в очередной раз: "Да как вы смеете!" или нечто подобное. Вместо этого он поник головой, опустился в кресло и протянул руку к бутылке. Сергей Ильич налил в бокал грамм сто коньяку и залпом выпил.
    Правду говорил старец. Горькую, но правду. Случилась у Петренко беда и чтобы избавиться от неё, он готов был пойти на всё, в том числе смиренно слушать совсем неласковые речи седоволосого.
    – Что же мне делать? – спросил бизнесмен.
    – Для начала закусить. Если вы захмелеете, это будет некстати. Затем распорядитесь перевести десять миллионов на счёт, который я укажу, и отправляйтесь забирать дочь из больницы. Обнаруженная у неё опухоль рассосалась за прошедшую ночь самостоятельно и операция не требуется. Впрочем, если я ошибся и ваше заветное желание иное…
    – Нет, всё правильно. Я только не пойму, как вы об этом…
    «Да он аферист! – подумал тут Петренко. – Мошенник, который хочет обманным путём нажиться на несчастье отца!»
    – Конечно, вам следует удостовериться в факте исцеления, – словно прочитав мысли собеседника и узнав о его сомнениях, предложил седоволосый. – Сейчас я призову своего гвардейца, сгоняете туда, всё выясните, вернётесь… Думаю, что за полчаса управитесь.
    – «Туда» – это в Англию? – удивился бизнесмен. – За тридцать минут? Да этого времени едва ли хватит даже на то, чтобы до аэропорта доехать.
    Старец хлопнул в ладоши и тут же в комнате появился воин богатырского телосложения, сидящий верхом на гигантском, под стать ему, коне. Холку жеребца и пол разделяли не менее двух метров, а шлем всадника почти упирался в поверхность совсем не малогабаритной высоты потолка. И конь, и наездник были облачены в сверкающие золотом латы. С пояса рыцаря свисал широкий и длинный меч.
    – Давай, Мишутка, по-быстрому, – обратился старец к богатырю, – до Лондона и… Впрочем бизнесмена, если он пожелает остаться с дочерью, обратно можешь не привозить. Только проследи, чтобы он не забыл выполнить свою часть договора.
    – Кто это? – с ужасом в голосе спросил Петренко, взирая на всадника круглыми от удивления, испуга и непонимания глазами.
    – Архангел, – ответил Создатель. – Михаил. В Англию он вас доставит секунд за десять. Поднимайтесь, Сергей Ильич, смелее, подойдите к коню.
    Петренко медлил, не решался, тогда всадник протянул к нему закованную в панцирь ручищу, с намерением взять бизнесмена, словно щенка за шкирку, поднять и усадить позади себя. Но Ильич не дался. С неожиданным для человека его возраста проворством, он перебрался с кресла под стол, откуда визгливо заголосил:
    – Нет! Не надо! Не трогайте меня! Не надо в Англию! Я верю! Я вам и так верю!
    – Не надо, так не надо, – не стал настаивать Творец. – Распорядитесь перевести деньги и можете быть свободны.
    – Как же я распоряжусь, когда телефоны не работают?
    – Уже включили.
    Петренко, с опаской поглядывая на великана, вылез из-под стола, сделал необходимый звонок и стал косить тоскливый взгляд в сторону выхода из номера.
    – До свидания, Сергей Ильич, – начал прощаться с бизнесменом старец. – Теперь вы должны покинуть Россию. Я надеюсь, что вам хватит ума не предпринимать попыток переиначить наш договор. А то смотрите, как бы мой рыцарь не явился за вашей душой и отвёз её отнюдь не в Англию.
    Петренко, ничего не ответив, поспешил покинуть Ленинский. Затем он спустился в бар, где накинулся с бранью на своих телохранителей. Всё внутри у него кипело, он чувствовал себя одураченным, униженным и искал на ком бы сорвать злость. Отчитав охранников, он подозвал метрдотеля и потребовал немедленной встречи с начальником службы безопасности гостиницы и кем-то из высшего руководства.
    – Это что же у вас творится! – начал ругаться Петренко, когда вызванные им люди пришли. – Да я на вас в суд подам! Да я вас!..
    Но вдруг запнулся. Краснота гнева сошла с его лица, и оно побледнело. В отражении зеркальной стены, установленной справа от стойки бара, Сергей Ильич увидел богатыря на коне. Великан грозно взирал на бизнесмена, многозначительно возложив руку на эфес меча.
    – Так какие у вас претензии? – не понимали гостя начальники.
    – Претензии? У меня? – в одно мгновенье позабыл Ильич, на что он хотел пожаловаться. – У меня нет претензий. Всё отлично. Я пригласил вас для того, чтобы лично поблагодарить за высочайший уровень обслуживания.
    Пожелав управляющим всего хорошего, бизнесмен направился к выходу из гостиницы, где столкнулся с политиком, ради встречи с которым он прилетел в Москву.
    – Сергей Ильич, извиняйте, – стал оправдываться тот. – Вызвали срочно. Я вам звонил, чтобы предупредить, но у вас телефон почему-то не отвечает.
    Увидев политика, глаза бизнесмена засверкали хищным блеском.
    – Я должен вам кое-что сообщить, – шепнул он ему. – Без охраны и пристального наблюдения видеокамер, установленных в отеле. Давайте спустимся в туалет на пять минуток.
    Политик согласился, и они пошли в названное место, дверь которого, войдя вторым, Петренко плотно закрыл за собой.
    – Я вас слушаю, – приготовился политик узнать от Сергея Ильича нечто важное, но тот вдруг размахнулся и ударил его кулаком в лицо. Политический деятель повалился на кафельный пол туалета. Из разбитого носа брызнула кровь, окрашивая красным белую рубашку.
    – С ума сошёл, дурила старый! – заругался он на Петренко. – Совсем свихнулся от своих миллиардов! Так я их у тебя отсужу!
    – Только попробуй, – склонился над ним Сергей Ильич. – Если услышу с твоей стороны хоть комариный писк, я потрачу свои капиталы на то, чтобы вывести тебя гниду на чистую воду, и тогда ты сгинешь в тюрьме, где давно должен быть. Эх… – вздохнул он. – По совести говоря, вместе со мною.
    Тут в зеркале, висевшем над раковиной, бизнесмен снова увидел всадника. Лицо богатыря ничего не выражало, но он вытянул руку, сжал кисть в кулак и поднял вверх большой палец. Сергей Ильич, сам того от себя не ожидая, в ответ ему улыбнулся.
    Добавив политику ещё пару ударов ногой, Петренко вышел из туалета и скорым шагом, велев охране следовать за собой, покинул пределы гостиницы. Спустя час он уже был в самолете, заправленном топливом и готовом к полёту в страну Английскую. Странно, но настроение у Сергея Ильича, не смотря на всё случившееся, было хорошим, и он уже не считал, что съездил на Родину зря.

                Глава седьмая.

    Попрощавшись с Петренко, старец велел Михаилу присмотреть за Сергеем Ильичём, а сам решил откушать заказанного супа, употребив для аппетита и коньячку. А чтобы не пить в одиночку, призвал Сатанаила.
    – Посиди со мной, составь компанию, –  попросил седоволосый слугу. – Заодно обсудим наши дела.
    – С удовольствием, – ответил тот. – Жаль у меня тела нет, а то бы тоже пригубил хмельного. Ну да ладно, как-нибудь в другой раз.
    – Итак, деньги получены. Теперь надо подумать, как ими распорядиться, – сказал старец, наполняя тарелку солянкой.
    – Да, деньги получены – это хорошо, – улыбнулся Сатанаил, а за тем поник головой. – Плохо, что добыть их пришлось обманным путём. Ведь дочка Петренко, как я понимаю, всё равно никого не родит, всё равно станет бесплодной. Просто болезнь перенесена на некоторый срок.
    – Что я слышу? – посмотрел Создатель на собеседника с неодобрением. – Али ты бредишь, братец? Разве ты не знаешь, что для отмены предначертанного необходимы определённые причины, каких я в случае с Петренко не нахожу? Разве ты забыл о нашем главном деле – воспитании человечества, ход которого и установленные правила нарушать нельзя? А я о нём помню и не могу дать олигарху желаемого, но вместе с тем не считаю нашу сделку нечестной, ибо в обмен на свои барыши он получил надежду, ценность которой тоже велика. Да, дочь Сергея Ильича заболеет, но через восемь лет, когда бизнесмен уже умрёт. Умрёт с верой в то, что не зря прожил жизнь и зарабатывал деньги. Разве это не стоит той ничтожной части от его капиталов, которую он потратил на нас?
    – Простите, Всемогущий, – извинился Сатанаил. – Вы правы – правы как всегда. Значимость надежды трудно переоценить. Она помогает людям жить, не опускать руки в тяжёлых ситуациях и даже смело смотреть в глаза смерти.
    – Да, с надеждой и костлявую встречать легче, – согласился старец, – Особенно тогда, когда она обретает форму непоколебимой веры в бессмертие души. Однако найти такую ныне непросто – за мизерным исключением, сомневаются все. Одни больше, другие меньше, кто-то совсем чуть-чуть, но, тем не менее, все. Уж я-то вижу, чувствую, знаю. Но повинны в том не столько люди, сколько учение, сильно сдавшее за последнее столетие, под действием изменений происходящих в человеческом обществе, в плане убедительности и привлекательности. Мы должны избавить его от этих недостатков. Так с чего начнём вносить исправления, Сатанаил?
    – Полагаю, с поиска хорошего рекламного агентства. Если позволите, я могу заняться этим прямо сейчас и постараюсь управиться до вечера, чтобы завтра с утра вы уже отправились заключать договор.
    – Действуй, – распорядился старец, после чего его подручный исчез – растворился в воздухе, не вставая с кресла. – Действуй, – повторил седоволосый, уже оставшись один, – а я пока узнаю, как поживает мой избранник.
    Создатель сомкнул веки и как бы задумался. В таком состоянии он пребывал секунд десять. Потом старец открыл глаза, печально вздохнул и произнёс:
    – Да, нелёгким оказалось для него испытание, но по-другому и быть не могло. Надо терпеть, привыкать, надо становиться сильнее. Крепись Элон, я надеюсь на тебя. Не дай мне повода в своём выборе разочароваться.
                ----------------------------------------
    А Элону и вправду приходилось несладко – рутина земного бытия одолевала его.
    Нет, ничего слишком сложного не выпало на долю ангела и многие люди позавидовали его судьбе – красивой молодой жене, работе художника, а не шахтёра, успеху, славе, богатым гонорарам… Жили они со Светланой пусть в небольшой, но отдельной квартире, со временем планировали перебраться в загородный дом… В общем, всё бы у Элона было отлично, если бы не память о жизни небесной, на фоне которой столь ясно видны все недостатки земной.   
    Что касается любви, то она всецело оправдала его ожидания. Это было новое, необычное, поистине прекрасное чувство и ангел ни секунды не раскаивался в том, что решил спуститься ради него с неба на землю, но более ничего хорошего он здесь не находил.
    Да, Элон работал не шахтёром, но и живопись может показаться тяжёлым трудом, когда из творчества превращается в способ добычи денежных средств. А ведь занимаясь портретами, он делал именно это – зарабатывал деньги, без которых в мире материи не прожить. Переключившись на пейзажи, творить Элону стало легче, поскольку теперь он мог выбирать сюжеты для своих произведений сам, а не следуя указанию некой госпожи, купившей на время его мастерство владения кистью, но значительного творческого подъёма при этом ангел тоже не испытывал. Глаза Элона смотрели на берёзки, склонившиеся над прудом, а мысли витали высоко в небесах, где необозримый простор, где другие краски, где свобода, где не нужно печься о завтрашнем дне, о деньгах, здоровье, где у души иной смысл существования, где её настоящий дом, где полёт, где свет, где всё надёжно и вечно… Однажды Элон сам не заметил, как его рука изобразила на холсте нечто из мира небесного. Эта картина была высоко оценена знатоками живописи, и с тех пор он стал рисовать виды, которые не встретить на земле. Такой поворот принёс ангелу мировую славу и ещё больше денег, но они не могли унять его тоску.
    Донимали Элона и многочисленные неприятности, что окружают человека, словно рой слепней и мух, на протяжении всей его жизни. Уличные пробки, хмурые дни, шумные соседи, засорившаяся на кухне раковина, перегоревшая в туалете лампочка… Ангелу, познавшему независимость от материального, всё это было нелегко переносить.
    Но с милым, как известно, рай и в шалаше, тогда как Светлана с Элоном проживали в куда более комфортных условиях. К тому же через некоторое время им удалось осуществить свою мечту – купить дом за городом. Утро теперь они начинали с купания в бассейне, а по вечерам совершали конные прогулки и постоянно были вместе. Потихоньку ангел приспосабливался к своему новому существованию, а любовь скрашивала его тоску по небу.
    Вместе с тем, по мере привыкания к проблемам житейским, Элон всё чаще задумывался о будущем, которое его отнюдь не радовало. Бренная жизнь изменчива и скоротечна – что с ними будет дальше? Ангел всеми силами стремился сделать Светлану счастливой, но в полной мере это невозможно на земле. Какие бы картины он ни рисовал, сколько бы денег ни заработал, какими бы подарками ни одаривал, как бы ни заботился о любимой, ему не удастся уберечь её от болезней, старости, немощи, боли, агонии предшествующей расставанию тела с душой. А ещё Элон был неспособен одарить её радостью материнства – не дано это ангелам.
    Что произойдёт с ними по завершению земного пути, он тоже не знал. В Светлане заключена человеческая душа, тогда как в нём… Едва ли Всевышний позволит им встретиться. Но зачем ему вечность без любимой? Как он будет жить, потеряв её? Тоска и страдания станут в этом случае его неразлучными спутниками, и появится желание исчезнуть в забвении всеисцеляющего небытия.
    Светлане о своих тревогах ангел не рассказывал. Наоборот – уверял, что они уже никогда не расстанутся. Радостью в такие моменты озарялись её глаза, и он не мог допустить, чтобы свет в них погас, чтобы поселилось в её сердце хотя бы сомнение. Он жил её счастьем, берёг его, охранял, а горькие думы таил в себе. Но таи не таи, а от жизни не уйти. Что их ждёт впереди? Это известно лишь Богу, но взывать к нему Элон не осмеливался.
                ----------------------------------
    На следующий день Создатель отправился в офис организации выбранной Сатанаилом.
    Узнав о сумме, которую седоволосый собирался потратить на рекламу, его принял сам управляющий агентством – лысоватый господин по имени Валерий. Он предложил старцу кофе, от которого тот не отказался, довольно потёр руки, предвкушая щедрый куш, и задал свой первый вопрос:
    – Что будем рекламировать?
    – Рекламировать будем меня, – ответил Всевышний.
    – С какой целью?
    – С целью просвещения человечества.
    – Где желаете разместить рекламу? Газеты, радио, телевидение?
    – Везде.
    – Отлично! – снова потёр руки управляющий. – Так как говорите ваша фамилия?
    Вникать в суть предстоящего дела Валерий начал нескоро – минут двадцать спустя.
    – Интересно… – морщил он в задумчивости лоб. – Признаться, с таким заданием нам сталкиваться ещё не приходилось, но, будьте уверены, мы справимся. Только сразу хочу сказать, что выбранный вами псевдоним – Бог, звучит уж слишком вызывающе.
    – Это не псевдоним, – возразил старец. – Вы мне не верите?
    – Простите, но тут дело не в вере, а в целесообразности. Я полагаю, что к чему-то более простому, например, «вестник истины» или «посланник неба», люди потянутся с большей охотой.
    – Нет, я – Бог и ни за кого другого выдавать себя не намерен. О какой истине в таком случае можно будет говорить, если я начну свою миссию с обмана? Кроме того я больше не желаю общаться с чадами через посредников, не хочу, чтобы дети думали, будто Отец Небесный сторонится их. Ныне нам требуется прямое общение. Пусть видят мой лик, пусть слышат голос, пусть знают: я здесь, я с ними, я рядом. Пусть до них донесутся слова любви, произнесённые моими собственными устами, и они в ответ обретут настоящее чувство. Ибо любить нечто далёкое и недоступное для осмысления возможно лишь надуманным образом. То есть – разумом, что довольно легко поддаётся внушению, а не душой, которой нельзя ничего навязать. Так люди порою влюбляются в картинку с видом некой чудесной страны, живут в стремлении туда попасть, а когда попадают… Через несколько месяцев, а то и недель их начинает мучить тоска по родным краям – это душа даёт понять, что думать будто любишь и действительно любить, равно как и верить, – отнюдь не одно и то же. Что любовь к непознанному – чувство сомнительное и нуждается в проверке. Я больше не хочу походить на такую картинку. Мои дети должны обрести не порождённого их фантазией, а реального Отца. А если кому-то я придусь не по вкусу… Что же, действительность далеко не всегда оправдывает наши ожидания, но избавляться от иллюзий надо. А на смену чувству мнимому, должна приходить настоящая любовь.
    – С этим вопросом разобрались, – не собирался с ним спорить Валерий. – Итак, вы хотите донести до людей новую истину…
    – Не новую, а единственную, – поправил его старец. – Просто сокрытую доселе по ряду причин.
    – Разумеется, – согласился управляющий. – Конечно единственную. Но всё же, чем она отличается от сказанного многочисленными мыслителями и религиозными деятелями ранее? Какие имеет преимущества? Чем ваше учение лучше уже существующих? Например, христианского?
    – Вы не понимаете, Валерий. Моя задача заключается не в том, чтобы соперничать с последователями Иисуса, а в том, чтобы дополнить христианское учение своим. Я хочу дать людям знания, в которых они нуждаются – сильно нуждаются, хоть и очень немногие из них это осознают.
    – Скажите, чем вызвана нужда и почему вы решили удовлетворить её сейчас?
    – Потому, что ситуация изменилась. Видите ли в чём дело, – стал объяснять седоволосый, – на протяжении долгого времени считалось, что верить важнее чем понимать. Последнее вообще не являлось обязательным, поскольку необразованная чернь, составлявшая основную часть прихожан, многого осмыслить просто не могла. Этим людям было достаточно пышности обрядов и пары возвышенных фраз, громогласно произнесённых попом, чтобы повалиться на колени и признать себя рабами Всевышнего. Однако теперь, по моему глубокому убеждению, именно понимание, а не церемонии и песнопения, способно вернуть в сердца современных, образованных граждан искреннюю веру. А значит, настала пора вдохнуть в дело Сына моего новый свет, жизнь и силу. Да познает всякий то, что ранее открывалось лишь избранным. Познает, осмыслит и уверует.
    – Ладно, оставим христианство в покое, – решил Валерий. – А что вы думаете об эзотерике?
    – Эзотерике? – усмехнулся старец. – Это что-то вроде: когда третья оболочка астрального тела, что есть суть слияния четырёх потоков, достигнет энергии пятого измерения, тогда откроются врата египетского треугольника и снизойдёт на вашу карму вездесущий ёё? Но позвольте спросить, найдётся ли на земле хоть один из ныне живущих, кто бы действительно понимал смысл этих слов? К сожалению, в результате деятельности многочисленных изыскателей, данная наука стала столь сложна, что уже и близко не может походить на правду, которая, как известно, проста, доступна и понятна. Лично мне достаточно часа, чтобы рассказать об устройстве мироздания всё. И никаких обрядов посвящения, ритуальных песнопений, изнурительных молитв, заучивания текстов наизусть, многодневных медитаций, восхождения на некую гору, растягивания мышц для посадки на шпагат, открытия третьего глаза и всего прочего, заведомо не имеющего отношения к элементарному, по сути, делу – передаче информации от одного лица другому, я от своих слушателей не потребую.
    – Хорошо, – задумчиво проговорил Валерий. – Возможно, мы это где-то используем. А что вы способны сказать философам?
    – Если они научатся отличать нужное от вынужденного, анализируя окружающую действительность, то поймут: задача жизни заключается не в том, чтобы вместить себя в некую емкость, пусть даже и очень большую, пребывать в покое, ходить кругами или двигаться по прямой, а в том, чтобы развиваться по типу геометрической прогрессии. А зная главное нетрудно осознать…  Нет, – вдруг покачал головой Творец. – Не надо им уже ничего осознавать – поздно. Зачем утруждаться, если я всё скажу? Бессмысленным окажется занятие.
    – Так, так… – старался разобраться управляющий с вопросом, что способно заинтересовать публику. – А вы сами не желаете принять участие в проекте? Написать статью, дать интервью, помелькать на телевизионных экранах? А может, вы умеете творить чудеса?
    – Я всё могу, но вот с чудесами… Мёртвых, во всяком случае, мне оживлять больше не хочется.
    – Мёртвых! Оживлять! – однако, зацепился за произнесённые Создателем слова Валерий. – Это отличный рекламный ход!
    – Раньше я тоже так думал, а теперь изменил своё мнение, поскольку в последний раз, когда людям было показано это чудо, результат оказался даже не малоэффективным, а противоположным тому, к какому должна приводить реклама. Хотя, следует признать, для проведения подобных мероприятий ситуация тогда была не самой подходящей.
    – Ну, если не воскрешение, то нечто иное едва ли помешает продемонстрировать публике, – стал уговаривать старца управляющий. – Что-то способное обратить на вас внимание народа. Ведь чтобы клёв был хорошим, рыбу сначала требуется подкормить
    – Да, это они любят, – печально вздохнул седоволосый. – Рады кормиться, да не хотят учиться. К сожалению, большинство людей потребительски относятся даже к вере. Их мало интересует истина, им не знаний, а денег подавай, удачи, крепкого здоровья, помощи в делах… То есть, какую-то практическую, пригодную для материального мира пользу. Я столь часто слышу от них слово «дай» – просто каждую секунду: дай, дай, дай, дай, дай, дай, дай… и так редко «научи», «укрепи», «вразуми», «наставь»… В чём, разумеется, хорошего мало и я намерен в ходе миссии это положение изменить.
    – Я не знаю, поможет ли сотворение чуда бороться с пороками граждан, но уверен, что внимание к вашей персоне это точно привлечет. А разве не в том заключается стоящая перед нами в данный момент задача? – продолжал убеждать Создателя Валерий. – Конечно, решить её можно и обычными способами, но для достижения максимального результата, необходимо задействовать все имеющиеся возможности и средства.
    – Ладно, – поддался в итоге его уговорам старец, – если вы считаете, что это будет полезно для дела, то можно совершить и воскрешение. В чей прах вы предлагаете вернуть душу?
    – Ленин – отлично бы подошёл для этой цели. Вот только с получением разрешения на проведение акции наверняка возникнут проблемы.
    – Для того чтобы воскресить человека, никаких разрешений мне не требуется. Ничего не требуется, окромя приложения воли моей. Всё – сделал. Можете ехать забирать Ильича.
    – Что вы сделали? – не понял Валерий.
    – Воскресил. 
    – Как это? – удивился управляющий. – Уже? Зачем же сейчас-то? Это надо было совершить принародно. Следовало позвать репортёров, заснять процесс на камеры…
    – И вправду, поспешил, – признал свою оплошность старец. – Но всё в наших руках, можем снова умертвить Ленина или воскресить кого-то ещё.
    – Нет, пожалуй, не стоит, – решил отказаться от задуманного Валерий. – Я, к сожалению, не сразу это осознал, но теперь вижу, что вы правы: воскрешение – мероприятие рискованное. Люди могут не так понять, и результат действительно окажется обратным. Лучше скажите, не хотели бы вы пригласить для съемок в рекламе кого-то из знаменитостей? Певца, актёра, телеведущего, модель?
    – Модель… – задумался седоволосый. – Есть у меня модель. Даже две модели. Сегодня же пришлю к вам. Будут работать на совесть и бесплатно.
    На том встреча Создателя с управляющим завершилась. Они пожали друг другу руки и разошлись, а дальше… Дальше всё завертелось, закрутилось, механизм заработал, рекламная компания начала набирать обороты. Первыми её плодами стали большие плакаты, установленные вдоль проспектов и улиц Москвы. На них были изображены два прекрасных молодых человека с радостным блеском в глазах взирающих на нисходящий с лазурного неба луч света. Надпись на плакатах призывала: «Познай истину! Хватит жить во тьме!».
    Параллельно велись работы над рекламой для телевидения, заказывались статьи в газетах и журналах, составлялись тексты для радио эфира и прочее, прочее, прочее…
    Не сидел без дела и старец. Он принимал участие в съёмках, просматривал сценарии и другие материалы – что-то отбраковывал, что-то одобрял. Всё шло отлично, не считая одной маленькой детали – Ленина, который действительно ожил.

                Глава восьмая.

    Владимир Ильич вылез из ванны наполненной формалином, стряхнул с себя руками капли и стал искать, во что бы одеться.
    – Товарищ, не подскажите, где мои брюки и пиджачок? – спросил он у мужчины в белом халате – работника мавзолея. Но мужчина не ответил. Увидев, что мумия вождя мирового пролетариата вдруг восстала из мёртвых, он побледнел, закатил глаза и упал, потеряв сознание, на пол.
    Тогда Ильич прошёл в соседнюю комнату, где обнаружил похожую на свою одежду: брюки, пиджак, ботинки, рубашку – всё, за исключением кепки. Ленин посмотрел по сторонам, стараясь её найти, а потом махнул рукой и произнёс в свойственной ему манере:
   – Ну и ладно. Не архиважная деталь.
   Заглянув в ещё одну комнату и миновав коридор, он поднялся по лестнице вверх, где встретился с неким военным.
   – Товарищ красноармеец, – обратился к нему Ильич, – проводите меня к выходу из этого здания. А потом найдите доктора. Там внизу лежит человек, которому нужна медицинская помощь.
   – Ты что здесь делаешь, шут гороховый?! – выпучил на него глаза военный. – Кто тебя пустил на закрытую территорию?!
   Столь неприветливое обращение побудило Владимира Ильича вспомнить о Феликсе Эдмундовиче и его пистолете, из которого главный чекист страны застрелил много людей, в том числе и за нелестные слова, сказанные в адрес советской власти или лиц стоящих у руля первого в мире социалистического государства. Но так как Дзержинского рядом не было, Ленин ответил вежливо и просто:
    – Простите, батенька, заплутал.
    Военный поднялся, обыскал нарушителя, а затем протянул руку к телефону, с намерением доложить о происшествии начальству.
    – Товарищ майор, – стал говорить он в трубку, – тут Ленин опять объявился. Не могу знать. Никак нет. Есть гнать взашей.
    – Радуйся, что командир сегодня добрый, – сказал он Ильичу. – Но запомни, ещё раз появишься, отправим куда следует.
    Военный открыл дверь и выставил Ульянова на улицу.
    – И что за неспокойный народ эти артисты, – ворчал он, запирая замок. – Всё куда-то лезут, всё им неймётся, выдумывают разное… Человек там, видите ли, лежит… Тоже мне новость. Этот человек там лежит уже много десятилетий, но медицинская помощь ему не требуется.
    Оказавшись на свежем воздухе Владимир Ильич осмотрелся и пошёл в Кремль, но попасть туда ему не удалось – не пустили. В одном месте направили к другим воротам, а там потребовали входной билет, купить который Ульянову было не на что.
    Вообще происходило что-то странное: все его узнавали, обращались по имени отчеству, желали с ним сфотографироваться, но словно не воспринимали всерьёз. А на вопросы вроде «Где находится Совнарком?» или «Как пройти в ОГПУ?», в ответ лишь весело смеялись. Ситуацию отчасти разъяснила некая старушка, которая, подойдя к Ленину, с горечью в голосе произнесла:
    – Если бы вы знали, Владимир Ильич, как нам вас не хватает. Одолели опять простой народ буржуи проклятые.
    – Значит, не смогла защитить себя революция, – опечалился Ленин. – Жаль. Но неужели партии рабочих и крестьян больше не существует? – спросил он у бабушки.
    – Рабочих и крестьян? – задумалась она. – Нет, только коммунисты. А я так понимаю, что это уже давно не одно и то же.
    – Странно, – почесал затылок Ульянов. – Ты бабуля ничего не путаешь?
    – Может и путаю. Разве в наши дни можно иметь хоть в чём-то уверенность?
    – Где найти этих коммунистов?
    – Известно где – в Думе заседают.
    – Какой же государственный строй сейчас в стране?
    – Демократия, милок. Капитализм.
    После разговора со старушкой Владимир Ильич направился к Государственной Думе. Повидаться с однопартийцами всё же следовало, как и разобраться во всём самому.
    Оказавшись у входа в Думу, куда его также не пустили, он попросил вахтёров помочь ему встретиться с кем-то из членов компартии. Охранники решили посодействовать  вождю мирового пролетариата и вскоре обратили на Ленина внимание одного депутата, который к нему подошёл.
    – Здравствуйте, – поздоровался депутат с Владимиром Ильичём. – Чем могу быть полезен?
    – Вы узнаёте меня, товарищ? – спросил Ильич.
    – Извините, нет.
    – А вы коммунист? – с сомнением посмотрел на собеседника Ленин.
    – Да, коммунист.
    – Странно, – снова почесал затылок Ульянов. – Все на улице меня узнают, а вот члены родной партии…
    – Если вам нужна работа, – перебил его депутат, – то вы опоздали. У нас уже имеется актёр, играющий на разных мероприятиях Ленина, и он, на мой взгляд, больше похож на оригинал чем вы. Картавить, правда, у него не так хорошо получается, но нас устраивает. Так что извините… Впрочем, вы можете оставить свой телефонный номер и если возникнет необходимость в двух Ильичах, мы позвоним. Пока же ничего предложить не могу.
    – Я не актёр! – возмутился Ульянов. – Я один из основателей той партии, в которой вы состоите, и хочу вести в её рядах борьбу за дело Маркса и Энгельса против поработителей трудового народа! Непримиримую борьбу!
    – Да по вам, уважаемый, Кащенко плачет, – заявил в ответ коммунист. – Какая борьба? Какие основатели? Охрана! – крикнул он, повернувшись к проходной. – Будьте любезны проследить за тем, чтобы этот человек здесь больше не появлялся.
    Взгляд вахтёров изменился – был насмешливым, а стал суровым. Оценив обстановку, Ленин решил исчезнуть из зоны их видимости прежде, чем они к нему подойдут. Скорым шагом он устремился в сторону Тверской, свернул за угол и там остановился, а остановившись – задумался.
    «Непонятная история, – размышлял он. – Меня явно приняли за кого-то другого. Хотел бы я знать, за кого? Буржуйского провокатора? Царскую ищейку? Впрочем, царя, если верить старушке, больше нет. Ну, хоть что-то хорошо. Хоть с одним злом нам удалось справиться, от одного тирана избавить народ. Но что же делать? Какой дорогой пойти? Каким путём?»
    Конечно, стоя на тротуаре шумной московской улицы разработать новый план революционной борьбы было невозможно. Для этого следовало где-то расположиться, лучше всего в одном из тихих женевских кафе, за столиком накрытым белоснежной скатертью, с чашечкой горячего чая в руках… Но Швейцария в настоящий момент была недосягаема, а на порог Госдумы, похоже, его уже не пустят. Во всяком случае, в том виде, какой он имеет сейчас.
    «А что если изменить внешность? – задался вопросом Ульянов. – Если современным коммунистам не нужен Ленин, может сгодиться кто-то ещё? Я могу сбрить усы и бородку, сменить костюм и представляться, например, Ильёй Владимировичем Льяновым. Вступлю в партию заново, получу билет, а дальше… Пожалуй, стоит попробовать».
    Задумка была интересной, но для её осуществления требовалось то, чего он не имел – деньги. Ильич поразмыслил над этой проблемой и решил их заработать. Он вернулся на Красную площадь, где многие снова захотели с ним сфотографироваться. Как и прежде Ленин шёл людям навстречу, но теперь за определённую цену, которую они охотно платили. Через несколько часов позирования перед объективами в кармане его пиджака скопилось некоторое количество купюр, тогда он закончил трудовую деятельность и направился в ГУМ.
    Конечно, на хороший костюм набранных им средств не хватило. К тому же замены одного костюма другим, пусть и иного фасона, едва ли оказалось бы достаточно для достижения поставленной Лениным цели. Поэтому выяснив, путём осмотра прохожих, во что, в основном, одеваются современные люди, он приобрёл джинсы и куртку-ветровку. На новые ботинки Ильич тратиться не стал, тогда как покупку головного убора счёл делом необходимым. Во-первых потому, что он привык таковой носить, а во-вторых, чтобы скрыть главную свою примету – известную всему миру лысину. Шляпу Ленин выбирал довольно долго, в итоге остановившись на ковбойской – чёрного цвета и с лихо загнутыми по бокам полями. На всякий случай, для пущей конспирации, Ильич приобрёл ещё солнечные очки. После чего, в примерочной кабинке одного из магазинов, он надел обновки на себя, посмотрелся в зеркало и решил усы с бородкой оставить. Ведь узнать в нём вождя мирового пролетариата теперь итак было довольно трудно, а отсутствие данных атрибутов сделало бы его внешность менее стильной. 
    Покончив с процессом преображения, Ленин вновь отправился налаживать отношения с коммунистами к Государственной Думе, но сделать это ему опять не удалось. Пока он зарабатывал деньги и ходил по магазинам наступил вечер, депутаты разъехались по домам и в сером здании на Охотном Ряду находились теперь одни охранники. Которые, следует заметить, после переодевания не признали в нём того, кем в действительности он являлся. Даже несмотря на картавый говор, оставшийся неизменным. 
    Данное обстоятельство порадовал Ильича, но радовался он недолго. Проследовав неспешным шагом по уже проложенному ранее маршруту – от парадного входа Думы до Тверской, Ленин, как и днём, остановился и вдруг осознал, что грядёт ночь, а ночевать ему негде.
    Некоторое время Ульянов размышлял, стараясь найти выход из сложившегося положения, а потом его внимание привлекло здание гостиницы «Националь», где когда-то, вместе с супругой, они занимали один из номеров.
    Ленин с сомнением сунул руку в узкий карман новых джинсов, куда он переложил деньги из пиджака, но вытащив пару червонцев и мелочь, лишь убедился в том, что оставшейся суммы на номер не хватит – в ходе проведённого шопинга он успел понять, каков нынче «вес» рубля. И всё же пошёл в сторону отеля.
    «Хотя бы чайку попью, – решил Владимир Ильич. – Посижу, соберусь с мыслями…»
    Однако и чайку попить ему не удалось. Ознакомившись с меню бара «Александровский», расположенного на первом этаже вышеназванной гостиницы, он выяснил, что за двадцать рублей с мелочью здесь не то что чаю, воды простой не подадут.
    В унынии он направился к выходу, но вдруг, не дойдя до него, повернул к лестнице и стал подниматься на второй, а затем третий этаж. Он шёл к номеру, в котором когда-то проживал. Шёл без всякой мысли – просто посмотреть. Вспомнить время, которое не вернуть, жену – Наденьку.
    «Вот эта дверь – двойная, высокая, со стеклами… Да, всё изменилось, но не так уж и сильно, – думал он. – Наверное, и внутри многое по-старому. Вот бы взглянуть, хоть одним глазком…»
    – А это что? – приметил он табличку, прикреплённую к стене. – В этом номере в 1918 году проживал Владимир Ильич Ленин… – стал зачитывать Ульянов нанесённый на неё текст. – Помнят, значит, – улыбнулся он. – Как же хочется заглянуть внутрь. Может постучаться? В случае чего скажу, что ошибся дверью.
    Ленин постучался и тут же услышал:
    – Входите, не заперто.
    Ульянов вошёл, осмотрелся и увидел следующую компанию: двух красивых молодых мужчин и седоволосого старца, сидящих за круглым столом. На столе стояли блюдца, чашки, тарелки с разнообразной снедью… Судя по всему, постояльцы ужинала.
    – Владимир Ильич… – обратился к нему старец по имени отчеству, хотя Ленин полагал, что никто в нём теперь вождя мирового пролетариата не опознает. – Вот же как получилось… А я, признаться, за делами-заботами о вас позабыл. Ну, что же вы стоите? Проходите и садитесь за стол.
    – Спасибо, товарищ, – поблагодарил Ульянов и поспешил воспользоваться приглашением.
    – Водочки? – предложил старец.
    – Чайку, если можно, – отказался от алкоголя Ильич.
    – Зоха, закажи нашему гостю чаю, – распорядился Всевышний. – Ну и к чаю чего-нибудь.
    – Простите, могу я узнать, как мне вас величать? – снял шляпу, обращаясь к старцу, Ленин. – Я, извините, не представляюсь, поскольку вижу, что и так вам знаком.
    – Зовите меня просто – Бог, – ответил тот.
    – Бог? – снял Ульянов теперь и очки. – Позвольте, но… Бога нет.
    – Как же так, Владимир Ильич? – посмотрел на него с недоумением седоволосый. – Ведь вы умерли и воскресли, и после этого говорите…
    – Да, умер и воскрес, но разве это повод, чтобы отказываться от убеждений?
    – А разве нет? Не могу с вами согласиться, но и тратить своё время впустую, ибо вас, как я понимаю, не переубедить, не хочу. Хорошо, можете обращаться так, как вы уже начали это делать – используя слово «товарищ».
    – Вы очень добры. Право, мне так будет удобней, – выразил свою благодарность Ленин, после чего перешёл к излюбленной теме. – Позвольте поинтересоваться вашим мнением о партии большевиков и в целом идеях коммунизма?
    – Моё мнение… – задумался Создатель. – Намерения казались благими: построение справедливого общества, равенство людей, братство народов…   Был период, когда я твёрдо верил в правильность этого пути.
    – Вот как! – оживился Ульянов. – Вы что же коммунист?
    – Как вам сказать… Партийный билет мне никто не выдавал, но некоторое время я вполне мог таковым считаться, поскольку являюсь основоположником данного учения.
    – Основоположником! – удивился Ильич. – Вы хотите сказать, что были соратником Маркса?!
    – Вдохновителем идеи. Хотя того, что Бога нет, я ему не внушал, но и убеждать в обратном не торопился, поскольку понимал: призывать верующих к свержению помазанника Божьего довольно странно и, скорее всего, бесперспективно. А ещё, в какой-то момент, мне захотелось посмотреть, не окажется ли атеизм тем, что способно объединить чад моих. В общем, много было замыслов, и много я возлагал надежд на марксистское учение.
    – Почему же вы отступились?
    – Эксперимент не удался. Всё вышло не так, как задумывалось. Пришлось от него отказаться.
    – Эксперимент, говорите. А вам не приходило в голову, что для многих он стал смыслом жизни?
    – От чего же, я прекрасно об этом осведомлён. Знаю, тяжело пришлось вовлечённым в проект людям, но разве может в таких делах быть по-другому? Да и вообще, кому и когда на земле было легко?
    Тут в дверь постучали – это официант принёс Ильичу заказанный им чай с пирожными. Ленин наполнил чашку, сделал пару глотков, а затем обратился к старцу с новым вопросом.
    – Могу я узнать, чем вы занимаетесь сейчас?
    – Разумеется. В данный момент передо мной стоит задача донести до человечества слова истинны.
    – Интересно. Как собираетесь действовать? Каким способом предполагаете брать власть?
    – Причём тут власть? Вы не понимаете, Владимир Ильич, речь идёт о вере.
    – А какая разница? К власти надлежит стремиться в любом случае. Если мы обратимся к истории, то узнаем, что настоящий рассвет христианства начался с принятия данного вероисповедания римским императором Константином – когда религия оказалась под крылышком власти. Мы узнаем, что язычники с куда большей охотой внимали Благую Весть, если видели, что за спиной проповедника стоит отряд воинов, готовых в любой момент вспороть непокорным мечами их животы, а при отсутствии оных, сами частенько лишали миссионера жизни. Имея силу можно привить людям любую идеологию и миропонимание, или наоборот – заставить отказаться от них. Когда партия большевиков взяла бразды правления в свои руки и объявила, что Бога нет, не больно-то кто и роптал, поскольку знали: с властью – не поспоришь. А потому, затевая большое дело, прежде всего, следует подумать о ней.
    – Кстати, я имею богатый опыт, соответствующую подготовку и могу помочь вам справиться с этой задачей, – предложил Ильич.
    – Нет, – отказался от его услуг Создатель. – Нам этого не требуется. 
    – Напрасно, батенька, напрасно, – покачал головой Ульянов. – Без власти вы едва ли получите тот результат, который нужен.
    – Да мне собственно ничего не нужно, я для чад своих стараюсь. И я не хочу совершать над ними то, что вы называете «прививанием». Разве за Христом ходил отряд воинов? Нет, не ходил. Почему же я должен действовать с позиции силы? В объятия к отцу дети должны идти добровольно, а не затаскиваться силком. Вот вы упомянули Константина, но как раз с него и начинается эпоха борьбы с иноверцами, навязывания церкви воли правителей, или даже их жён, как это было при императоре Юстиниане, охоты на ведьм, вспарывания животов и многого прочего. То есть, рассвет случился, вот только непонятно чего, ибо на христианство это уже мало походило. В общем, тут я за разделение: кесарю – кесарево, а Богу – божье. Жаль на земле моё мнение мало кого интересует, всё мешается в кучу и даже священники частенько не считают для себя зазорным служить сразу нескольким господам: лезут в политику, состоят на службе в органах, участвуют в законотворчестве, занимаются бизнесом… А если прибавить к этому необходимость вести текущую хозяйственную деятельность: надо злато на маковках поменять, запас свечей пополнить, иконостас отреставрировать, с дорожек на церковном дворе снег убрать… то возникает вопрос: сколь много времени у них остаётся на думы о Боге и пастве? Мало, очень мало. Хотя и то для некоторых – через край. Поскольку по глазам видно, что перед тобой прожженный делец, а не добрый одухотворённый пастырь. Взирая на таких, думаю: какой слепец позволил ему рясу надеть?
    – Хорошо, не желаете править – не надо, но едва ли помешает наладить с властью связь, внедрить в её структуры верных людей, заручиться поддержкой высокопоставленных лиц… Иначе вести пропаганду среди народа может оказаться непросто, – продолжал убеждать старца Ленин.
    – Я полагаю, что проблем не будет. Ведь на дворе не средневековье и не тридцать седьмой год. Будем надеяться, что людям ныне не затыкают рты и все могут говорить свободно.
    – Так ведь палка о двух концах. Допустим, вы можете говорить свободно, но и ваши враги имеют аналогичную возможность и ещё неизвестно, кто данный диспут выиграет.
    – Ошибаетесь, результат вполне предсказуем, – возразил седоволосый. – Ибо кто из рода людского способен хотя бы на равных спорить с Небесным Отцом? Смею вас заверить, что никаких шансов у моих оппонентов нет.
    – Положение, при котором выиграть бой в честном поединке нереально, может подтолкнуть противников к действиям коварным.
    – Может подтолкнёт, а может обойдётся. Что говорить об этом сейчас, поживём – увидим. Я должен успеть сказать людям слово своё, а времени до этого дня остаётся немного.
    Не зная, с какой ещё стороны подступиться к старцу, Ленин стал молча допивать чаёк.
    – А каковы ваши планы, Владимир Ильич? – поинтересовался седоволосый.
    – А я, знаете ли, не считаю, что эксперимент не удался. Да, признаю, ошибки были, но ничего такого, чтобы не поддавалось исправлению. Теперь, набравшись опыта, мы учтём всё и пойдём в светлое будущее верной дорогой.
    – То есть, как я понял, вы решили присоединиться к коммунистам?
    – Хотел, но передумал. Теперь я собираюсь организовать и возглавить собственную партию.
    – Лидером, значит, желаете стать. Продолжаете стремиться к власти, даже не смотря на то, что уже проходили этот путь и понимаете, сколь трудным и опасным он может оказаться.
    – Пусть боятся те, кто не с нами. Под моим руководством партии рабочих и крестьян удалось свергнуть веками правивший и поддерживаемый попами царизм. Полагаю, что с демократами, находящимися у власти всего несколько лет, справиться будет куда проще.
    – Ладно, попробуйте, – не стал отговаривать его седоволосый. – Попытка, как говорил один ваш однопартиец, – не пытка.
    – Могу я вас попросить… – обратился Ленин к старцу, закончив чаепитие. – Мне, видите ли, ночевать негде…
    – Конечно, – поспешил ответить тот. – Конечно, вы можете остаться на ночь. Как я могу отказать, когда этому номеру присвоено ваше имя. Но должен предупредить: спать вам придётся вместе с моими спутниками – на коврике или диване. Кровать, уж извините, занята мной.
    – Разумеется, – согласился Ильич, но как только старец удалился в спальню, а ангелы в ванную комнату, начал тихо ворчать:
    – Вот они буржуйские замашки – я на ложе, а вы на коврике. И они ещё удивляются, почему это коммунисты отвергают Бога? Настоящие коммунисты! А как же иначе? Ведь что поп, что буржуй – одна вражья сила, которая ни сеет, ни пашет, но только и думает, как бы прожить трутнем за счёт трудового народа. Ну, допустим, Бог есть и что с того? Разве это дает кому-то право причислять себя к белой кости, а других к плебеям? Насочиняли небылиц для дураков: трудитесь, работайте, почитайте царя и Бога, отдавайте им последнюю копейку и будет вам за это место в раю приготовлено. А сами не только не хотят работать, но и не верят в эти бредни. Да, не верят, а иначе как объяснить тот факт, что монахи и священники владели рабами? Как это согласуется с христианской любовью, как соответствует правилу: поступай с другими так, как бы ты хотел, чтобы они обходились с тобой? Между тем церкви принадлежало столько сёл и деревень, такое количество крестьянских душ, сколько не было ни у одного помещика! Невольники кормили поповскую братию, поили, одевали, обували, строили и ремонтировали храмы. В ответ церковники и богачи издевались над простыми людьми, заставляли работать на износ, торговали ими как скотом, наживали состояния на чужом горе, пользовались невежеством народа. То есть, обманывали, несли боль и зло, нарушали все существующие заповеди! При этом грешными, подлым племенем, как их называли дворяне и духовенство, считались рабочие и крестьяне – сословие тех многострадальных, бесправных, измученных барщиной и поборами, кого действительно можно причислить к лику святых!
    Ныне крепостных больше нет, тёмные времена рабства миновали, только сказка осталась и продолжает вводить доверчивых людей в заблуждение. Нам, например, хорошо известна такая закономерность: чем меньше правитель может или хочет дать народу сам, тем больше дел у него оказывается в ведении Бога. «Молите о мире. Просите Всевышнего, чтобы выдался урожайный год» – призывает он подданных вместо того, чтобы грамотно вести внешнюю политику и обеспечить крестьян тракторами. А если граждане начинают роптать, он обращается за помощью к духовенству: «Велите прихожанам мою власть поддержать». И верующие поддерживают, рады стараться требования священников исполнять. И не приходит им в голову, что они принимают участие в заговоре против самих себя, собственную жизнь делают скуднее и горше.
    К счастью есть товарищи, которые могут твёрдо сказать: «Довольно! Хочешь любезничать с церковниками, ступай в монастырь, а нам нужны правители иные – думающие о благополучии народа и величии страны! Нам нужны правители, которые будут не набожность свою демонстрировать, а делом заниматься!»
    Да, в древние времена, когда священники старалась преобразовать племена дикарей в общество способное называться человеческим, от них была польза. Но со временем подопечные превзошли своих наставников практически во всём, после чего результат стал получаться обратным – ударяясь в веру, люди становятся дикарями. Начинают противиться научно-техническому прогрессу, полагаться не на факты, а на библейские вымыслы, но хуже всего – отделять себя от атеистов и иноверцев, что для дальнейшего развития человечества, идущего, несомненно, в сторону всеобщего объединения, абсолютно недопустимо. И ладно бы они просто верили, так нет – всё стремятся подмять под себя. Дайте таким право голоса и вскоре непременно услышите: требуем, чтобы в школах преподавали богословие; следует поставить цензурные барьеры на пути иных верований, культур, философий, эротики и прочих гадостей, а за их распространение предусмотреть наказание, лучше уголовное, а в идеале – смертную казнь; в стране не должно быть публичных и игральных домов, ночных клубов, всевозможных кабаре, варьете, да и балета, где мужики с девками в исподнем ноги дерут – распутство одно, тоже; все высшие руководящие должности государства должны занимать люди нашей веры и многое прочее в том же духе – чем дальше, тем больше. Ну и куда, скажите, мы придём, если станем эти требования выполнять? Пожалуй, вернёмся во времена допетровской России, когда всё было чинно и богоугодно. Когда всякое дело начиналось с молитвы, и жизнь протекала под звон колоколов. Когда все мужчины носили бороды и не забывали о послеобеденном сне... Благодатная пора – благодатная для попов и одурманенной их проповедями части народа. Но мы принадлежим к числу тех, на кого церковный опиум не действует, разум наш не замутнён, а потому возвращаться в средневековье отказываемся и никому не позволим страну туда загнать.
    Нет, с этими сказками и пережитками прошлого нам не по пути. Извините, господа буржуи и церковники, но вас в светлое будущее мы не возьмём. Там где правит справедливость и живёт настоящая любовь, вам делать нечего. Всему, что на протяжении многих веков превращало людей в батраков, мы даём от ворот поворот и отправляем на помойку истории. Отныне и…
    Тут он прервал свою речь, так как в комнату вдруг вернулся старец.
    – Не спится? – с нескрываемым раздражением посмотрев на Ильича, спросил седоволосый.
    – Вы всё слышали, – догадался Ленин.   
    – Я вообще всё слышу, а уж столь интересные рассуждения никак не мог пропустить мимо ушей.
    – И что? – взял себя в руки после секундного замешательства Ульянов. – Скажете, что я неправ?
    – От чего же, вы правы Владимир Ильич, во многом правы. Действительно, власть имущие порой использовали веру, умышленно, ради своих интересов, в качестве средства управления народом. Ещё чаще они творили богопротивное, не понимая, что грешат. Да, потенциал некогда прогрессивных учений, во всяком случае, если говорить о странах определённого уровня развития, ныне исчерпан. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: вперёд человечество теперь ведут отнюдь не они. Потерян ряд функций: воспитательно-образовательную работу взяли на себя иные организации, и выполняют её, следует заметить, куда качественнее – по-научному, за исцелением от душевных травм или неким советом граждане всё чаще обращаются не к священнику, а психологу, и так со многим прочим. Столетие назад ситуация уже была плачевной: если бы церковь играла в жизни россиян более важную роль, они бы не стали в семнадцатом году столь массово и столь легко отрекаться от Бога. Крепкая вера непоколебима, а власть большевиков разрушила то, что уже имело трещины. Да, сейчас, в период идейного затишья, когда количество путей, позволяющих наполнить человеческую жизнь неким высоким смыслом, сведено к минимуму, часть граждан возвращается в храмы, но он не будет длиться вечно и однажды закончится. Тогда события названного года, если не принять должных мер, если не дополнить «просто веру» чем-то более весомым и значимым, если не начать давать больше, чем брать и требовать, неизбежно повторятся. Конечно, я согласен и с тем, что в распрях, порождаемых религиозными разногласиями, ничего хорошего нет, один только вред. Вы правы, но не во всём. Например, то светлое будущее, столь усердно идеализируемое вашим воображением, в реальности представляет собой лишь замену одной небылицы на другую. При этом ограничений прав и свобод простых граждан в нём будет едва ли меньше чем при крепостном праве. Вы ошибаетесь полагая, что быть верующим и цивилизованным одновременно – невозможно. Нет, можно и нужно. Такие люди есть и с каждым днём, а моя миссия, как я надеюсь, будет способствовать этому процессу, их становится всё больше. А вам, прежде чем называть дикарями лиц иных, следовало ознакомиться с деятельностью своих соратников и последователей, многие из которых не то что с нетерпимостью, а с лютой ненавистью относились к инакомыслию, совершенно по-варварски взрывали храмы, а уж «врагов народа» погубили столько, что инквизиторы на их фоне стали казаться невинными овечками. Так ли должны вести себя люди цивилизованные? И главное: Бог, что бы вам не думалось, какие бы цели вы не преследовали Его отвергая, всё-таки есть, и спать Он должен на отдельной кровати.
    Ленин на это ничего не ответил, так что некоторое время они стояли молча, лишь внимательно глядя друг на друга.
    – Что-то братья ангелы слишком долго купаются, – наконец-то проговорил, прервав тем самым затянувшуюся паузу, старец. – Пойду их потороплю. Пусть вылезают – спать пора. А вам, Владимир Ильич, я настоятельно рекомендую отказаться от своих планов. Непосильно их осуществление человеку без Божьей помощи, а её в этот раз у вас не будет.
    – Не будет и не надо, – проворчал Ульянов, когда седоволосый удалился. – В прежние времена я на Бога не полагался и теперь не стану. Да и выбора, если разобраться, у меня нет, ведь я был рождён для совершения революций – в том заключается моё предназначение, такова моя судьба.
    Ленин снял ботинки и лёг на диван. Через пару минут, когда ангелы вернулись из ванной, он уже спал.
    – Ну вот, занял-таки лысый диванчик, а очередь, между прочим, сегодня моя была на нём спать, – пожаловался Зоха собрату. – Вот же порода дворянская… Ладно, ляжем на полу, нам не привыкать. Пусть не так мягко, зато рядом…
    Вскоре все в Ленинском спали – тихо, мирно, спокойно. А на территории Кремля этой ночью свет в ряде кабинетов горел до самого утра. Там случилось ЧП – пропало тело вождя.
    Конечно работник мавзолея, после того как пришёл в сознание, сразу поднял тревогу. Появились вооружённые люди, начали бегать, искать пропажу… Затем, минут сорок спустя, все лица причастные к происшествию, а именно уже упомянутый работник, военный, вытолкавший Ильича на улицу, и майор, отдавший ему такое распоряжение, были вызваны к одному генералу.
    – Вы должны чётко, подробно, а главное честно всё рассказать, – потребовал тот от подчинённых.
    – Я мало что знаю, – всё ещё находясь в шоке, плаксивым голосом запричитал работник. – Тело поднялось из ванной и… И всё. Дальше я лишился чувств и ничего видеть не мог.
    – Что же, само поднялось? – не верил ему генерал. – Может, всё-таки, его кто-то поднял?
    – Да нет же! – готов был расплакаться работник. – Кто его мог поднять, когда в помещении нас было двое: я и он – труп!
    – Что известно вам? – обратился генерал к военному.
    – Я находился на посту, всё было спокойно, и вдруг появился Ленин, – стал рассказывать тот. – В соответствии с инструкцией я доложил…
    – Подождите, – замахал на него руками генерал. – Откуда появился? Что сказал? Во что был одет? Излагайте подробней.
    – Виноват. Ленин был одет обычно: брюки, пиджак, рубашка… Он попросил меня проводить его к выходу на улицу. Откуда Ильич появился, я не заметил – просто возник и всё.
    – Как Ленин выглядел? В смысле, был ли он похож на живого человека или…
    – Живой, живой… – спешил оправдаться военный. – Совсем как живой. Поэтому мне и в голову не пришло подумать будто бы это…
    – Почему постороннего, проникшего на охраняемую территорию, вы отпустили, даже не установив его личность?
    – О постороннем я доложил майору, а от него получил распоряжение, выпроводить Ленина на улицу.
    – Потрудитесь объяснить, – перевёл генерал свой суровый взгляд на майора, – как вам пришла в голову столь светлая идея?
    – Так я же не знал, что данный субъект находится внутри. Я подумал, что он хочет войти снаружи – у нас такие случаи порою бывают. А виновен в этом докладчик, – недобро посмотрел майор на военного, – который не смог должным образом разъяснить ситуацию.
    – С вашей виной будут разбираться другие люди в ином месте, а мне поручено найти и вернуть тело Ленина в мавзолей. Через час я должен явиться к главнокомандующему с докладом об итогах предварительного расследования, а что я скажу? Что тело Ильича превратилось в зомби, встало, оделось и ушло само собой? Вы знаете, куда меня отправят после такого доклада? В лечебницу к этим…. – генерал поднёс руку к голове и покрутил у виска указательным пальцем. – Вместе с вами, между прочим. Есть желающие нервишки подлечить? Нет? Тогда соберитесь и расскажите о случившемся ещё раз, но уже без чертовщины и мистических выдумок.
    Однако пересказ ничего не изменил. Обойтись без чертовщины у подчинённых не получалось и в скором времени генерал был вынужден с ними попрощаться, а материалы предварительного расследования извлекать из собственной головы. Он посидел, подумал и на докладе у главнокомандующего изложил следующее:
    – По всей видимости, злоумышленниками был применён некий газ, действие которого привело к тому, что работник мавзолея упал в обморок, а военный из охраны потерял ясность сознания, вследствие чего принял выносимое тело за живого Ленина. Акция, несомненно, была тщательно спланирована, а провели её профессионалы – чётко, организованно, быстро и не оставляя следов на месте преступления. На связь похитители пока не выходили и нам неизвестно, что они потребуют. Впрочем, возможно их целью является не выкуп, а скандал, который наверняка разразится, если о случившемся узнают журналисты.
    – Значит так, – начал отдавать распоряжения главнокомандующий. – Мавзолей закрыть. Следствие вести с соблюдением строжайшей секретности. Посмотрим, как будут развиваться события дальше, а пока информацию о пропаже нам лучше хранить в тайне. И чтоб хоть кровь из носу, но тело найти. 

                Глава девятая. 

    Утром, когда проснулись ангелы и старец, Ильича в номере уже не было. Ленин вообще оказался человеком весьма активным: вставал рано, ложился поздно, довольно быстро обзавёлся состоятельными сторонниками, готовыми финансировать его деятельность, и к поставленной им цели – созданию партии, шёл, что называется, семимильными шагами.
    Не терял времени и седоволосый. Он писал статьи, давал интервью журналистам, снимался вместе с ангелами в рекламных роликах, а в один из дней принял участие в теледебатах, где его оппонентом стал священник по имени Макарий.
    Дебатов Создатель не боялся, отлично понимая, что ему никто не сможет противостоять. Однако священник, судя по всему, пришёл на съёмки не ради обсуждения извечных вопросов, а с задачей иной – выставить старца в нелицеприятном свете. 
    – Какую вы преследуете цель? Чего стремитесь достичь своими выходками? – возмущённо спрашивал он у Творца. – Внести смуту в души людей? Надругаться над верой?
    – Не кипятись, Макарий, – старался успокоить его Всевышний. – Не надругаться над верой, а укрепить её – вот чего я хочу. Ибо наивысшую стойкость и силу она обретает тогда, когда опирается на полноценные, убедительные знания, а я принёс в мир именно такие.
    – Да неужели! – продолжал язвить священник. – И как это мы раньше без них обходились?!
    – Плохо. Обходились так, что вера без сомнений ныне оказалась в большом дефиците, а злобы в сердцах прихожан стало больше чем любви: попробуй задень – набросятся с кулаками.
    – Не надо преувеличивать! Вы судите, видимо, обо всех по себе, оттого и мерещатся столь страшные картины!
    – Хорошо, давай судить по тебе. Покажи мне свою веру.
    – Да он просто издевается над нами! – негодовал священник. – Как можно показать то, что есть состояние души?!
    – Крепкая вера – это не просто состояние души, но и сила способная творить чудеса. Разве не утверждал Христос, что с верой, если и горе скажете: «поднимись и ввергнись в море», то ваше желание исполнится? Не прошу горы, но подвинь силой своей веры хотя бы стакан с водой, стоящий перед тобой. Что ответишь, рукоположённый? Справишься?
    – Это слова искусителя, который испокон веков стремится к тому, чтобы все люди, подобно роду лукавому, сомневались и искали подтверждения!
    – Ради благого дела, не грех и поддаться на них разок.
    – Не понимаю, в чём тут благо?
    – Покажи, на что способна непоколебимая вера и многие захотят обрести такую – вот в чём благо. Делай что должен: обращай, вразумляй, укрепляй. Решайся, Макарий, а то зрители подумают, что к искренности их призывают маловерные. Что данная апостолам сила Духа Святого в соработниках Божьих со временем иссякла. Что они отошли от истины и были за это способности творить чудеса лишены.
    – А вы сами на это способны?
    – Я способен на такое, что тебе и не снилось, а уж со стаканом справлюсь легко. Только прежде давай договоримся, что ты не станешь утверждать, будто я сделал это силой бесовской. 
    – Как же я смогу это узнать?
    – А просто поверить?
    – Поверить?! В это шарлатанство?! В этот обман?!
    – Почему ты решил, что это будет обман? Вот так – заранее? Только потому, что деяние совершается без благословения? Так ты благослови, батюшка.
    – Ни за что!
    – Спасибо за откровенность, но ничего другого я и не ожидал. Ваша позиция мне совершенно ясна: сами не можем, а другим не позволяем.
    – Вы не смеете так говорить!
    – Я – смею. Ещё и не так.
    – По-моему наш разговор начинает выходить за рамки приличия!
    – Что ты находишь неприличным? То, что в ответ на свои нападки получаешь отпор? Непривычна для тебя такая ситуация? Изменить её просто: не суди, да не судим будешь. Мы пришли сюда дискутировать, вот и давай заниматься делом.
    – А что, собственно, вы собираетесь оспаривать? – однако не желал идти навстречу старцу священник. – И почему решили, что имеете на это право?
    – Интересный вопрос, – сделал вид, что задумался Творец. – Откуда у меня такое право? Кто разрешил отцу воспитывать своих детей? А если я скажу, что не оспаривать уже открытое явился в мир, но дополнить и разъяснить, это как-то смягчит мою вину?
    – Нет. Помочь вам способно только одно – глубокое, искреннее раскаяние. Отрекитесь от грешных заблуждений, обратитесь к Господу и молите Отца Небесного, чтобы он простил раба своего.
    – Что за несуразный винегрет! – возмутили старца его слова. – Да ладно бы один Макарий, так ведь многие совмещают несовместимое: скажут «Отец» и тут же добавят – «раб». Ну как так можно?
    Если вы называете Бога Отцом, – стал поучать седоволосый, обратившись к телезрителям, – как Иисус велел, как учит главная христианская молитва, то будьте любезны именоваться его сынами и дочерями. А если считаете себя рабами… Нет, кто спорит, история человечества богата событиями, и не раз в ней случалось так, что и дети у родных отцов рабами становились. Но кто скажет, что это нормально? Кто не сочтёт сие извращением? Рабство вообще – гнусное явление, а уж делать подневольных из собственных детей… Однако то, что считается плохим на земле, люди почему-то находят пригодным для неба, и мало кому приходит в голову, что взывания вроде «Отец Небесный, помилуй раба твоего», превращают и меня в извращенца. Надо забыть это слово – «раб», равно как и обращение – «господь», поскольку они не только постыдны, но и мешают моему единению с детьми, препятствуют близким, доверительным отношениям. А ещё они наносит урон любви, ибо какой любовью может любить рабовладелец раба? Господской – обманчивой, непостоянной. То есть, сегодня господин говорит: «Молодец, вот тебе пятак», – а завтра: «Получи, свинья, сапогом в рыло!» Да, вот так – сапогом. Может за дело, а может по причине плохого настроения. Похмелье у барина – голова болит и нечего перед глазами маячить. Ну и скажите, разве ради такой любви Христос принял распятие? Конечно нет, не ради господской, но родительской – верной, бескорыстной, непреходящей. И не ради холопской, чья суть есть страх и лесть, а не искренность, но сыновней. А потому не следует словами «раб» и «господь» умалять величие его подвига и значимость деяний.
    «Условные дети, условный Отец, условная любовь, условная свобода… Что же настоящее?» – задаётся вопросом автор книги, которую я недавно прочитал. Должен сказать, мне тоже не нравится, что люди живут без чёткого представления о том, кто они есть, – продолжал говорить, глядя в камеру, Всевышний. – Не нравится, что вместо главного, выраженного во множестве высказываний Иисуса, они с куда большей серьёзностью отнеслись к слову «грех», сделали его мерилом родства и в результате оказались неспособны правильно ответить на вопрос: как могут язычники, атеисты и прочие «плевелы» рода человеческого называться детьми Божьими? Поскольку верным ответом является следующий: точно так же, как некий шалопай, лоботряс и двоечник, написавший угольком в школьном туалете неприличное слово, разбивший пущенным из рогатки камнем окно в классе, подложивший учительнице на стул канцелярскую кнопку, натворивший много других нехороших дел, вместе с тем остаётся любимым сыном своей мамы, которая, если понадобится, жизнь за него отдаст. По той же причине и я ни от кого никогда не отказывался, ни от кого никогда не отрекался и грешен тот, кто помышляет о Боге подобное. Да, есть дети непослушные, есть совсем отбившиеся от рук, но, тем не менее, все мои. За каждого я веду борьбу и верю: много заблудших, но нет неисправимых, ибо детские капризы и юношеская дурь – явления временные, тогда как родная кровь остаётся таковой всегда. Придёт срок и она проявит себя, возьмёт верх над прочим и в итоге позволит вознестись на небо для того, чтобы уже пребывать в его обителях вечно. Давайте же исправим ошибки. Пора забыть об условностях и начать верить в настоящее – настоящего Отца, настоящую любовь, настоящую свободу и настоящих себя – чад Божьих.
    – Какая чудовищная ересь! – покраснел от негодования Макарий. – Слова, о которых вы говорите, в своих обращениях к Богу употребляли наши отцы, деды, прадеды, прапрадеды!
    – Да, употребляли, – подтвердил старец. – А ещё они думали, что Земля плоская и Солнце вращается вокруг неё, а не наоборот. Ну что же вы всё назад оглядываетесь и почему столь плохо думаете о предках? Разве не подобает порядочным родителям желать своим детям лучшей доли: стать образованнее их, богаче, в том числе духовно, умнее, краше? А если это так, почему вы решили, будто прадедам надо, чтобы правнуки топтались на месте, не развивались и вперёд не шли? Может, в таком случае, вам следует отказаться от машин и ездить на лошадях – как они? Лапти носить да щи хлебать деревянной ложкой? Нет желания? Отчего же? Кстати, хочу напомнить, что по отцовской линии, начиная с деда и далее, все в твоём роду, Макарий, были иудеями, а прадед матери являлся потомственным сибирским шаманом. Как быть с этими фактами? Что же ты об их обряды и веру ноги вытер? И ещё задам вопрос: разве христианство и многие другие вероисповедания не возникли в результате того, что их основатели, в той или иной степени, отошли от религиозных традиций предков? Как мы отнесёмся к этой проблеме? Осудим отступников или всё-таки решим, что знания предыдущих поколений обретают наивысшую пользу тогда, когда выступают в качестве лестницы, взойдя на вершину которой их потомки смогут видеть дальше и познать больше?
    – Нет, напрасны молитвы, – тяжело вздохнул Макарий. – Не будет вам прощения. За столь дерзновенные речи – никогда. И разведён уже огонь под котлом со смолою и маются черти в ожидании грешника, какого не видела ещё земля.
    – Как я понимаю, если дело дошло до угроз, значит возразить нечего. Что же, давай тогда попьём водички, – предложил старец, после чего поднёс стакан к губам и сделал пару глотков.
    Глядя на него, Макарию тоже захотелось пить. Он протянул руку к своему стакану, но взять его не смог – кисть совершила хватательное движение по пустому месту, а стакан… Стакан увернулся и отъехал по поверхности стола чуть в сторону!
    – Что такое? – удивился Макарий.
    Он попытался поймать стакан ещё раз, потом ещё, но ничего не получалось.
    – Что за шутки?! – возмущённо обратился он к ведущему программы. – Прекратите эти дешёвые фокусы!
    – Я сам не понимаю, что происходит, – ответил ему тот.
    – Да как же! – не поверил Макарий. – Наверняка в стакан вставлена железка, а под крышкой стола двигается магнит!
    – Стакан обыкновенный – стеклянный, – заверил его ведущий. – И магнита под крышкой нет. Посмотрите сами.
    – Я пришёл сюда не для того, чтобы ваши глупые загадки разгадывать! – отверг его предложение священник. – Да и пить мне вовсе не хочется.
    Однако он врал, пить ему хотелось, причём сильно. Пытаясь подавить в себе это желание, Макарий отвернулся от емкости с водой, посмотрел на старца, собираясь продолжить разговор, но в пересохшем горле вдруг запершило, да так, что он понял: без глотка живительной влаги не получится и слова нормально произнести. Тогда священник предпринял ещё одну попытку поймать стакан. Резким, как ему казалось, внезапным движением он протянул к нему руку, но тот – вот же сволочь! – снова успел отскочить в сторону, что вывело Макария из себя.
    – Шуты! – прохрипел он, стараясь не раскашляться и кидая разгневанный взгляд то на старца, то на ведущего. – Над кем смеётесь?! Неужели ничего святого для вас нет?!
    – Интересно узнать, что в тебе особенного? Почему ты решил, что над твоей персоной подшучивать нельзя? Я над собою порою смеюсь, а тут, видите ли, выискался… Проще надо быть. А уж служителю Божьему задирать нос, поддаваясь греху гордыни, в особенности не к лицу, – сказал в ответ на его упрёк Всевышний.
    Священник не дослушал седоволосого, поскольку возникшее у него желание напиться вскоре стало непреодолимым, и он кинулся из студии вон, к ближайшему водопроводному крану, который прикручен к раковине или стене и не сможет сдвинуться с места. Понятно, что обратно он уже не вернулся, оставив тем самым Творца без оппонента наедине с ведущим.
    – Что вы намерены поведать миру? – спросил у Создателя шоумен.
    – Истину, – ответил старец. – Поверьте, мне есть что добавить, ибо не всё открыто и не всё растолковано. Впрочем, зачем верить, когда можно проверить – способы имеются, и я расскажу о паре из них. Во-первых, убедиться в верности моих слов вам поможет следующие изречение Христа: «…и познаете истину, и истина сделает вас свободными». Но скажите, разве можно увязать свободу с уже упомянутым ранее словом «раб»? Нет, уж как не вяжи всё равно некрепкой, надуманной окажется привязка. А если оно и поныне столь широко распространено, означать это может только одно – в полной мере люди истину не познали.
    Второй способ сложнее – ревизия знаний, в ходе которой непременно обнаружатся и сомнительные толкования, и вовсе пустые места. Смысл жизни, например, человечеством так и не постигнут. На вопрос, зачем был создан мир, верного ответа нет, лишь странные версии, вроде «когда Всевышнему наскучило смотреть на самого себя, он создал Землю и населил её людьми, чтобы смотреть, время от времени, ещё и на них», которые, уж извините, серьёзными не назовёшь. Поскольку с намерением развлечься и на кого-то посмотреть можно, допустим, посетить цирк ангелов, тогда как упорно и долго – на протяжении нескольких миллиардов лет, решая в процессе наисложнейшие задачи! – творить Вселенную и порождать затем себе подобных – перебор явный. Да и вообще скука, чем бы она ни была вызвана, – причина недостойная Божьих дел. Цель существования человеческой души вознёсшейся на небо – не определена. При этом многие полагают, что таковой нет вовсе. «О какой цели может идти речь, когда уже всё достигнуто?» – с недоумением спрашивают они, что для меня является неприятным. Ведь если у человеческой души – венца творений! – цели нет, что же говорить о прочем. Выходит, что все мои дела никчёмны, а если дела таковы, значит и я – существо бесполезное. Занимаюсь ерундой от безделья или тщеславия ради – чтобы слушать, как люди мне славу поют. То есть, как никчёмные порождения никчёмного божества хвалят его за то, что он создаёт никчёмности.
    Нет, чада дорогие, пороков оных я не имею, бессмысленностей не терплю, и места таковым в моём царстве нет. Да и вы, полагаю, существование без пользы и цели – ни век, ни тысячелетие, а вечность! – едва ли сочтёте для себя достойным. После того как я столько лет прививал вам любовь к труду. После того как заповедовал: леность и праздность – занятия греховные. После того как вы сами решили, что человека красит – дело. Неужели на небе всё это окажется ненужным и забудется? Поразмыслите об этом на досуге. Поразмыслите и решите: действительно ли жизнь, по сути сходная с той, какую вёл Незнайка на Дурацком острове, является пределом ваших мечтаний?
    – Ещё можно вспомнить о судьбе, – продолжал седоволосый, – предназначение, устройство и работа механизмов которой для священников и вовсе – тёмный лес. Что у них не спроси, ответ один: на всё Божья воля. Но почему в каждом конкретном случае Всевышний проявил её так, а не иначе, они объяснить не в состоянии. А теперь подумайте и скажите, возможно ли учению с таким количеством пробелов, а перечислил я далеко не всё, именоваться полноценным, законченным? Совершенно очевидно – нет, и отрицать сей факт глупо. На многие вопросы, причём очень важные, ключевые, у человечества ранее не было ответов, но теперь положение изменится – истина откроется и поселится во всей полноте в сердце каждого.
    – Когда это случится? – поинтересовался ведущий.
    – Как только мы определимся с местом проведения выступлений, я скажу миру слово своё.
    – Интересно будет послушать. Но я хотел вас попросить открыть нам хотя бы один секрет сегодня. Например, о цели существования души.
    – Говорить о чём-то отдельно довольно сложно, поскольку всё взаимосвязано и не усвоив одного не осмыслить другого. Поэтому открыть не могу, разве дать пищу для размышлений: большинство религий единодушны во мнении, что люди, пребывая на земле, должны чему-то научится, воспитать в себе некие качества, развить творческие способности, обрести любовь, терпение, трудолюбие, постичь азы отцовства и материнства… Постарайтесь понять, в каких делах всё это сможет пригодиться и вы узнаете, кем однажды станете.
    – Что же, звучит многообещающе, – начал заканчивать программу ведущий. – Полагаю, что многие из наших телезрителей с нетерпением будут ждать ваших выступлений. А я надеюсь, что наша встреча не последняя, и после того, как вы поведаете миру истину, мы снова увидимся в этой студии. Мне также хотелось бы верить, что и отец Макарий не откажется принять участие в новой передаче и придёт более подготовленным – утолив предварительно жажду.   
    Под занавес программы были объявлены результаты голосования, из которых седоволосый узнал, что дебаты он… проиграл! Уступил, к своему немалому удивлению, победу сопернику, даже несмотря на побег Макария из студии, за которого проголосовало гораздо больше телезрителей! С целью разобраться, почему это произошло, старец отправился к Валерию – управляющему рекламного агентства, и вот что тот ему сказал:
    – Поражение – это нормально. Лично я другого результата не ожидал. Судите сами: появились вы недавно, ваше учение людям вновь, а они, во всяком случае, среди тех, кто смотрит подобные передачи, в основном придерживаются консервативных взглядов. Сыграло свою роль и ваше желание именоваться Богом, что аудитория, как я и предполагал, восприняла не лучшим образом. С другой стороны это привлекло внимание: пусть дебаты вы проиграли, зато их смотрело, если верить статистике, небывало огромное количество телезрителей – как никогда раньше. Гражданам интересно было увидеть того, кто считает себя божеством. Так что с поставленной задачей мы справились на все сто, а то и двести процентов – отныне вы известная личность. Только должен предупредить: слава эта из числа опасных. Многие недовольны вашей деятельностью. Я рекомендую вам проявлять осторожность.
    – Спасибо за совет, – поблагодарил управляющего старец. – Я постараюсь ему следовать. Не потому, что переживаю за себя, а ради дела – чтобы задуманное осуществилось.

                Глава десятая.

    Недовольных деятельностью старца было действительно много, а среди них имелись и влиятельные люди. Например, уже известный нам политик, который рассчитывал получить от бизнесмена Петренко деньги на проведение избирательной компании, а стал обладателем двух крупных синяков в районе живота и ссадины на переносице, чем, разумеется, был возмущён. Политик вскоре выяснил, куда подевались средства изначально предназначенные, как он считал, для него, а выяснив, затаил на старца обиду.
    Прежде чем что-то предпринять он решил навести о седоволосом справки: кто такой, откуда взялся, на кого работает, какие преследует цели, почему после встречи с ним вдруг распустил руки Петренко? Но не узнал ничего, даже имя и фамилию старца установить не удалось. Это показалось политику подозрительным, и он счёл нужным донести о возникшей проблеме до самых верхов власти. Там быстро во всём разберутся и найдут на человека нарушившего его планы управу.
    С этой целью он позвонил по телефону, набрав один из номеров известных немногим избранным мира сего, и попросил о встрече по важному делу, в чём политику не было отказано. Однако встреча не состоялась. В тот день, на который она была назначена, политика не стало – он умер, скоропостижно скончался при весьма загадочных обстоятельствах.
    Надо сказать, что накануне трагедии на сотовый политика позвонил неизвестный и недвусмысленно предупредил, чтобы тот никуда не ездил и никому ничего не докладывал. Звонок встревожил политического деятеля, но не более того. Не первый год он вёл борьбу за власть, привык к разного рода провокациям и мысли отказаться от запланированного у него не возникло. К тому же отменить приём, когда до него оставалось всего несколько часов, было непросто и чревато проблемами. В тюрьму, конечно, его бы не посадили, а вот доброе к себе отношение, за столь непоследовательное поведение, он вполне мог потерять. Поэтому в назначенный день, утром, политик вышел из дверей своего загородного особняка, сел на задний диван роскошного Мерседеса и приготовился ехать в Кремль. И ничто, казалось, не предвещало беды: погода выдалась солнечной, охрана в полном составе и начеку, водитель на месте, машина исправна… но несчастье случилось.
    Да, машина была исправна, но она почему-то не поехала. Водитель давил на газ, автомобиль ревел двигателем, дёргался, но тронуться не получалось. Шофёру пришлось выйти из Мерседеса и посмотреть, что препятствует движению. Он обошёл автомобиль и обнаружил причину – довольно толстый корень застрял между спицами диска колеса и не давал ему вращаться. Водителю это показалось странным, поскольку корень вылез из земли, пробив уложенный поверх неё асфальт, напротив входа в особняк – там, где деревья не растут. Откуда же он взялся? Почему его не удалили раньше? Чем был занят дворник? Куда смотрел садовник? Как мог не увидеть помеху сам шофёр, когда подавал машину?
    Однако разбираться с этими вопросами было некогда – в Кремле их ждать не будут. У политика ёкнуло сердце, когда он узнал о случившемся, сжалось в предчувствии чего-то нехорошего, мелькнула мысль: «А может махнуть на всё рукой и остаться дома?» Но после секундного замешательства он приказал водителю решить проблему, а когда тот сообщил, что одному с толстым корнем ему не справиться, велел охранникам оказать помощь.
    Охранники из машины вышли, а вот попасть обратно долго не могли. Когда последний из них покинул салон, двери автомобиля вдруг заблокировались, отделив тем самым охрану от охраняемого ими человека. Услышав щелчок сработавших механизмов центрального замка, телохранители принялись дёргать за ручки, но открыть двери им не удалось. Не смог это сделать и шофёр, поскольку и ключ, и брелок от сигнализации, при помощи которых блокировку можно было снять, находились внутри заведённой машины.
    Тогда охранники обратились с просьбой открыть замки изнутри к политику. Кричали, стучали в непроглядно-чёрные от сильной тонировки боковые окна, но он почему-то не отвечал и дверей не открывал. Осмотрев салон через лобовое стекло, где тонировка отсутствовала, телохранители выяснили, что их шеф вроде как спит – тихо, мирно, закрыв глаза и сложив на животе руки. В дороге с ним часто такое случалось, но в данный момент они никуда не ехали, а должны – должны лететь на всех парах.
    Между тем проходили минуты и телохранители начинали подумывать о том, что будет, когда политик проснётся и поймёт, что за время его пребывания в царстве Морфея они даже от дома не отъехали – скорее всего, для них эта история закончится увольнением.
    Что было делать? Кто-то предложил взять лом и разбить им одно из боковых окон. Недолго думая взяли и ударили, но быстро поняли, что с тем же успехом можно пытаться вскрыть танк. Поскольку стекла в окнах стояли не простые, а бронированные и для того чтобы пробить в них хотя бы маленькую дырочку мог понадобиться не один час.
    Конечно, самым разумным и правильным способом решения возникшей проблемы оказался бы вызов специалистов из сервиса, но на это тоже требовалось время, которого у них не было. Они и так уже выбивались из графика, а ещё пять – десять минут и о встрече в Кремле можно забыть – она не состоится.
    Водитель и охранники стояли у Мерседеса, почёсывая в раздумьях затылки и начиная строить новые планы на жизнь, – чем они займутся, оставшись без работы? – как вдруг раздался щелчок, и двери открылись сами собой.
    Все спешно заняли свои места в машине, после чего водитель вдавил педаль газа в пол, стараясь за счёт скорости наверстать упущенное время. Включив проблесковый маячок, он гнал автомобиль, позабыв о правилах дорожного движения, не обращая внимания на сигналы светофоров, и приехал в Кремль почти без опоздания. Но там возникла проблема другая – политик никак не хотел просыпаться. Охранники его долго толкали, трясли, пока не поняли: их шеф не спит, он умер! Бравые телохранители привезли на встречу труп!
    Пришлось им идти с известием о происшествии к кремлёвскому начальству. Вскоре к злополучному Мерседесу подъехали несколько машин: с красным крестом, милицейские и без опознавательных знаков. Мертвеца отправили в морг, автомобиль на стоянку, охранников и водителя на допрос. По данному делу началось следствие, но вскрытие показало, что политик умер своей смертью – от сердечного приступа, и оно было прекращено.
    Поначалу это событие широко обсуждалось. Много было разговоров и ходило слухов, например, о том, что народного избранника вполне могли отравить – таким ядом, который маскирует своё действие под естественную причину и не обнаруживается в теле жертвы. Но вскоре интерес к случившемуся сошёл на нет. Схоронили люди политика и забыли, что он существовал. Время от времени вспоминать о нём продолжали лишь близкие друзья, родственники, кое-кто из сослуживцев и телохранители, которые никак не могли понять, что произошло с их шефом? Есть в его гибели их вина или нет? Поскольку было в этой истории много странного. Взять, к примеру, корень: охранники просмотрели записи с камер, установленных на территории загородного дома их бывшего работодателя, и выяснили, что он вылез на поверхность в тот самый момент и в том самом месте, чтобы точно попасть между спиц колеса и помешать движению автомобиля! А самовольно закрывающиеся и открывающиеся двери! Конечно, кто спорит, электроника может чудить, но почему она начала это делать именно тогда, когда у политика возникли проблемы с сердцем? Когда все оказались вне машины, и никто не мог ему помочь?
    Нет, случайным совпадением это не назовёшь, от этого веет чем-то таким… Но чертовщиной – тем словом которое вертелось у них на языке, данное происшествие тоже не объяснить. Не принимают в органах внутренних дел жалобы на нечистую силу, и журналистам не скажешь, что выполнить профессиональный долг им чёрт помешал – сочтут за сумасшедших. В общем, охранники так и не смоли понять, что произошло с их шефом, а случилось с ним следующее.
    Как только водитель и телохранители вышли из Мерседеса, двери машины заблокировались. Политик услышал щелчок и потянулся к замку, чтобы исправить недоразумение, но вдруг заметил, что рядом с ним на заднем сиденье возникло привидение, представляющее собой рыцаря в латах, шлеме и с мечом в руке. 
    Неожиданное появление потустороннего субъекта вызвало у политика острую потребность закричать, и он даже открыл с этой целью рот. Но привидение поднесло к своим полупрозрачным губам такого же свойства указательный палец, и политик почувствовал, что крикнуть не получится, какая-то сила лишила его способности издавать звуки.
    Потом он услышал голос привидения – спокойный, безучастный, что слетал не с губ облачённого в золотые доспехи рыцаря, а как бы рождался чудесным образом прямо у политика в голове: «Тише. Не надо кричать. Не надо бояться. Ты умрёшь быстро и относительно легко».
    «Умру?! Но я не хочу умирать!» – с ужасом подумал политик, но привидению не составило труда понять его мысли.
    "Не хочу… – краем рта улыбнулся воин. – Когда в таких делах что-либо решало человеческое хотение? Твоё пребывание на земле больше не угодно Богу, а потому сейчас ты пойдёшь со мной".
    "Сейчас?! Как можно сейчас?! – взывал политик к привидению. –  А как же выборы?! Как же Кремль?! А деньги, ведь ими надо распорядиться!"
    "Ты бредишь, человече? – не хотел понимать его проблем рыцарь. – Какие деньги? Какие выборы? Какой Кремль? – тут он поднял меч и коротким, быстрым движением ткнул им политика в грудь. – Всё это уже в прошлом. Всего этого и не было. Добро пожаловать в реальность, сэр".
    Остриё меча больно кольнуло политика в сердце. Волна холода прокатилась по телу, смывая все остальные чувства. Но вскоре пропал и холод, а тот, кто совсем недавно был политиком, вдруг увидел, что находится уже не в Мерседесе, а снаружи. Причём сверху – над крышей машины. Внизу бегали люди, один человек зачем-то бил по автомобилю ломом, но возносящейся душе больше не было до них дела, земная суета её перестала интересовать.
   
                Глава одиннадцатая.   

    Небольшая помеха в лице политика, сунувшего свой нос, куда не следовало, старцем была устранена, но проблема в целом только начинала набирать обороты. Так в один из дней внимание седоволосого привлёк шум доносившийся с улицы. Он подошёл к окну Ленинского номера и увидел внизу толпу человек в триста. Некоторые граждане держали хоругви, флаги или транспаранты. Старец присмотрелся к последним и смог прочитать следующие тексты: «Богохульник, убирайся вон!» – требовал первый, «Сатана, мы тебя узнали!» – утверждал второй, а третий заставил Творца улыбнуться, поскольку заявлял: «Такой Бог нам не нужен!»
    «Будто бы их много, – подумал Создатель. – Воистину история повторяется – всё, как и две тысячи лет назад».
    Разглядел он ещё одну надпись, которая гласила: «Алкоголик, чревоугодник и извращенец, возвращайся в ад!», что побудило седоволосого недовольно наморщить свой высокий лоб.
    «А вот это уже хамство! – осудил он мысленно прочитанное. – Гнусная ложь! Я ни тот, ни другой и уж тем более ни третий! А если и выпиваю иногда, так что с того? Многие святые и праведники не гнушались порой пригубить вина, Иисус от него не отказывался… Почему же мне нельзя? Хотя, конечно, не надо мне было идти на поводу у ангелов… Впрочем, какая разница. Ведь даже в том случае если бы я не пил и не ел, представлялся как-то иначе и делал вид, что ежечасно молюсь, эти люди внизу всё равно бы нашли к чему придраться. Сказали бы, например, что я не той ноздрёй воздух вдыхаю или придумали что-то ещё – кому нужна причина тот её найдёт. Найдёт, позабыв о том, что ни чистотой рук, ни алкотестером в промилле и ни числом пальцев сложенных при крещении измеряется светлость души, но тем, что заключено внутри человека – качествами нетленными. Учил их тому Христос, да тщетно. Ещё он говорил: «Не судите, да не судимы будете» – тоже мимо ушей. «Почему ты замечаешь соринку в глазу брата, а в своём не чувствуешь бревна?» – вопрошал Иисус. Но неужели тот, кто держит этот транспарант, сам ни разу не выпивал и не закусывал? А если делал это неоднократно, почему предъявляет претензии мне? Почему решил, что ему можно, а мне нет? Ох, ребята, вы не отдаёте себе отчёт, сколь много греховного сейчас творите, и прежде чем хулить моё поведение вам следовало обратить внимание на собственное. Тем более что между нами в настоящее время есть весьма значительное различие: вы – ученики, которым надо молиться, поститься, воздерживаться, закаляя тем самым характер, волевые и прочие качества, а я – учитель и у меня другие задачи, обязанности, возможности и права. Поймите же это, твердолобые».
    Внизу некий человек, забравшись на большой ящик как на подиум, что-то говорил собравшимся. Старец прислушался и смог разобрать следующее: «Чем прельщают доверчивых людей подобные лжепророки? Обещанием открыть новую истину? Но мы отлично знаем, что всё новое – это хорошо забытое старое, и вещают уста самозванцев древние, порою языческие ереси!»
    «Какие скорые, – подумал старец. – Ещё не знают, что я скажу, но уже заранее объявили моё учение ересью. Да ещё и языческой – во как! А если окажется, что моя «ересь» наполнена мудростью, вы и в этом случае продолжите её ругать? Впрочем, скорее всего, вы и слушать меня не станете. Наученные жить по правилу: что не наше – чужое, отвернётесь, заткнёте уши и будете дальше ошибочно считать, что Солнце светит лишь в окна вашего дома, а у соседей в комнатах царит кромешная тьма и даже дымящая лучина их не освещает. Глупо. Ох, как глупо».
    Внутренний монолог старца прервал стук в дверь.
    – Откройте, – приказал он ангелам.
    – Сергей Ильич… – с удивлением посмотрел седоволосый на гостя, признав в нём бизнесмена Петренко. – Что это вам не сидится в Англии? Зачем прилетели в Москву? Опять нечто вредное для своей Родины собираетесь предпринять?
    – Заниматься этим можно и не покидая Лондона, но я с вредительством завязал, – заверил его бизнесмен. – В Москву меня привели дела иные.
    – Позвольте поинтересоваться, какие?
    – Личные. Я хотел ещё раз увидится с вами, чтобы попросить… – начал отвечать на вопрос Петренко, но вдруг замялся и сменил тему. – А что это у вас под окнами происходит? Вроде как митинг собрался?   
    – Да, проявляет народ недовольство.
    – По какому поводу?
    – Причин, судя по надписям на транспарантах, много: не то ел, не то пил, не тем пальцем в ухе ковырялся… Но если говорить по существу и кратко, то люди не хотят, чтобы в их отечестве появился пророк.
    – Странно, – решил Петренко.
    – Обычное дело, – возразил Создатель. – Так о чём вы желаете меня попросить? Что ещё у вас стряслось? Али с дочерью опять неприятности?
    – Нет, с дочерью – слава Богу! – всё в порядке.
    – Спасибо, – поблагодарил седоволосый.
    – За что? – не понял бизнесмен.
    – За то, что оценили мою помощь. Или вы так и не поверили, что я являюсь…
    – Поверил, конечно. Просто никак не привыкну к такому… как бы сказать… Никак не осознаю это возможным. Трудно, знаете ли, человеческим умом…
    – Давайте присядем, – предложил старец. – Митингующие своими криками отвлекли меня от завтрака, а он стынет. И вы раздевайтесь, присоединяйтесь, попейте кофейку или закажите что-то посытнее.
    Беседующие переместились за стол.
    Конечно, происходящее на улице расстроило старца, но вместе с тем в увиденном за окном он нашёл и нечто хорошее, а потому пил кофе и хрустел круассанами, чему-то при этом довольно улыбаясь.
    – Вы заметили, что среди митингующих немало мусульман? – спросил он у бизнесмена.
    – Не обратил внимания. А разве их присутствие имеет какое-то значение?
    – Огромное! Поскольку нечасто христиане с мусульманами действуют сообща – это редкий случай, весьма радостный для меня! Я всё думал, что их может сплотить? Оказывается – наличие общего врага. Странно, конечно, что этим врагом оказался я… но, тем не менее, если это будет способствовать объединению чад моих, готов и впредь считаться таковым.
    – Видите ли, Сергей Ильич, – продолжил говорить старец после того, как наполнил свою опустевшую чашку ещё одной порцией кофе, – цели насадить на земле множество вероисповеданий, что разобщали бы человечество, передо мной никогда не стояло, я хотел обратного. Вспомните слова Христа о том, что благая весть должна быть проповедана во всех народах, но разве не та же задача у мусульман? Все расы и народы должна была объединить вера в единого Бога, да вот, к моему глубочайшему сожалению, не объединила. Конечно, у названных религий разные основатели, но я не думал, что это станет серьёзной причиной препятствующей их сплочению. Ведь они как две ветви, произрастающие из единого корня, у них много схожего, а их приверженцы, будучи порождениями одного Небесного Отца, как, собственно, и все люди, являются братьями. А какому родителю понравится то, что его дети не ладят между собой? Вот и меня это расстраивает. Проблема осложняется тем, что и среди единоверцев мира нет, и в итоге мы имеем следующую ситуацию: вместо того чтобы слиться в большой океан, полноводные реки разбежались всяк в свою болотину мелкими ручьями.
    – Почему это произошло? – поинтересовался Петренко.
    – По многим причинам. В ряде случаев свою пагубную роль сыграла борьба за власть, часто приводящая к разделению целого на части. В иных – появление местных традиций, от которых непонятно чего больше – пользы или вреда, поскольку сплачивая народ, они разобщают при этом народы. Но более прочего – гордыня человеческая, нежелание слушать других, идти на уступки. Как часто в истории бывало, что споры между священниками, порою по незначительным вопросам, заканчивались не примирением, а расколом. Но разве можно в таких условиях говорить о слиянии между конфессиями, если даже внутри одной религии люди не способны прийти к согласию? А это значит, что нашим планам по объединению человечества не суждено сбыться. Не увидим мы любви, заповеданной Христом, но будем продолжать довольствоваться тем, что некоторые люди стараются проявлять терпимость.
    – Что же делать? – озадачился Петренко. – Как проблему преодолеть?
    – Прежде всего, надо донести до детей моих полноценные знания, чтобы их больше не мучили вопросы и сомнения, а те в свою очередь не порождали споры и разногласия. Надо открыть им правду – ту правду, что покажет людям, в свете великолепия своего, всю мелочность, никчемность склок и ссор. Следует напомнить жителям земли о задачах и целях, которые перед ними стоят, и ещё раз объяснить, а то многие позабыли, какими путями к ним надлежит идти. В общем, требуется осуществить целый комплекс разного рода действий.
    – Заранее прошу прощения, если позволю себе лишнее, – извинился Петренко, – но хотелось бы прояснить один вопрос. Люди привыкли считать вас всеведущим, знающим будущее наперёд. Почему же с такими способностями…
    – Не удалось предусмотреть развитие событий и своевременно принять необходимые меры? – договорил за бизнесмена старец. – Всё очень просто. Детям моим свойственно преувеличивать власть Всевышнего над временем и пространством.
    – Выходит, что будущее вам неизвестно?
    – А чем является будущее для Бога? Кто его определяет мне?
    – Полагаю, никто.
    – Правильно. А если никто, значит для меня будущее – это собственные планы и замыслы. Но в этом нет ничего сверхъестественного. Такое же всеведение проявляет всякий человек планируя, например, поездку к морю: это будет в августе, в Греции, в отеле где всё включено… Почему мои начинания порою не имеют должного осуществления? По той же причине, что и отпускника, вместо запланированной солнечной погоды, могут встретить на курорте тучи и дождь. К сожалению, обстоятельства часто оказываются сильнее нас, а уж когда имеешь дело с людьми, у которых собственных планов, как написал поэт, – громадьё, что-либо предсказать особенно сложно. Но что поделать, ведь дети мои не роботы, я не могу и не имею права ввести в их головы некую программу, следуя которой они все разом станут поступать и мыслить как надо. Приходится придумывать различные подходы и методики – что-то получается, что-то нет.
    – А как насчёт перемещений в прошлое?
    – С какой целью? Чтобы изменять нечто в настоящем? Хотел бы я иметь такую возможность. Тогда бы, например, я мог вернуться и начать сотворение человечества не с Адама и Евы, а сразу с Ноя и его жены, чтобы избежать Всемирного потопа – свершения, за которое по сей день себя виню. Но, к сожалению, такие перемещения возможны лишь в измышлениях писателей-фантастов. Впрочем, как и некоторых учёных полагающих время не тем, чем в действительности оно является. «До Большого взрыва, – говорят они, – времени не было, поскольку ничего не происходило, не существовало, не двигалось…» А как же я, позвольте спросить? Меня тоже не было? Я тоже не существовал и не двигался? Не вынашивал планов по созданию Вселенной, не производил необходимые расчёты: что должно взорваться, с какой силой, при какой температуре?.. А разве действия могут происходить вне времени? Как бы я занимался всем этим без него? Как бы жил, мыслил, творил? А тем, кто в Бога не верит, я бы посоветовал, чтобы избавиться от заблуждений, представить, что существует несколько вселенных и в тот период, когда одна из них была сжата в точку или даже являла собой абсолютно пустое место, в других всё двигалось, функционировало и время, соответственно, не останавливалось. То есть, Вселенной не было, а не времени. Материи не было, которая подвластна ходу часов, тогда как время вполне может обходиться без бозонов, нейтрино, кварков и всех прочих её частиц.
    – Значит, остаётся лишь день настоящий? – продолжал расспрашивать Создателя Петренко.
    – А вот этот отрезок вечности я контролирую достаточно хорошо. Мне известно многое о том, что происходит на земле, чем занимаются люди, какие они строят планы… Бо;льшую часть нежелательных процессов удаётся остановить или направить в нужное русло, но за всем уследить невозможно. Представьте, что у вас несколько миллиардов детей. Как бы вы с ними управлялись? Полагаю так: пока одного усаживали на горшок, миллион других уже справили нужду в штаны. Поэтому вам пришлось бы задуматься о том, как организовать жизнь потомков. Пришлось бы придумывать небылицы: будете хорошо себя вести – попадёте в рай, а если плохо… Ну, надо же как-то заставить их слушаться, а метод кнута и пряника, пусть даже вымышленных, они ведь об этом не знают, до определённой поры оказывается наиболее действенным. Пришлось бы заняться составлением инструкций и правил, чем, в своё время, занимался я, следуя которым хотя бы с потребностями собственных организмов они научились справляться без посторонней помощи. Вы бы расписали всё подробно: как снимать штанишки, как садиться на горшок, как пользоваться бумагой… Однако, к своему удивлению, вскоре услышали следующие заявления: «Мой прадед клал в портки, мой дед клал в портки, мой отец клал исключительно в портки, и я буду поступать также! А горшок – это от лукавого!» – объявляло одно ваше чадо; «Не надо жалеть презренную плоть! Подтирайтесь как я – наждачкой!» – призывало другое; «Горшок должен быть квадратным, а все кто пользуется круглым – богохульники, извращенцы и дураки!» – утверждало третье; «Нельзя справлять нужду в горшок! О нём говорится в священном писании, а значит, этой вещи надлежит поклоняться!» – поучало четвёртое; «Я с москалём рядом не сяду» – выражало недовольство пятое.  И чем дальше, тем всё более многоголосой и шумной становилась бы эта какофония. А однажды дело дошло бы и до драки, остановить которую непросто. Ибо короткая у людей память, быстро они забывают о том, что война – это плохо, и ценность мирного сосуществования начинают осознавать лишь тогда, когда уже щедро понаставят друг другу синяков и шишек, когда обнаружат в своих рядах большие потери.
    Но всё же, пусть понемногу, неспешно и с трудом, процесс воспитания человечества продвигался вперёд. Мне удалось привить своим чадам, пока, к сожалению, не в полном объёме, поверхностно, должные представления о морали, любви, культуре, дружбе… То есть, возвращаясь к нашему примеру, подтирать попку ныне уже никому не требуется. Все – слава моим тяжким трудам и поистине безграничному терпению! – справляются с этим сами. Но надо идти дальше. Нельзя вечно повторять пройденное, необходимо осваивать новое. Пора избавляться от веры в сказки и обретать настоящие знания. В общем, как завещал один мой недавний собеседник… Кстати, куда-то он пропал и в номер ночевать не приходит… А завещал он следующее: учиться, учиться и учиться.
    – Вообще-то это слова Ленина, – удивился Петренко, – а он умер уже давно.
    – Для кого-то может и умер, а для меня – живее всех живых.
    – Вы это серьёзно? – не понимал Сергей Ильич. – Но в таком случае… В таком случае позвольте мне не поверить в то, что люди преувеличивают вашу власть над временем и пространством.
    – Как вам будет угодно, – не стал разубеждать его седоволосый, – Желаете узнать что-то ещё? 
    – Да, если позволите. Почему вы решили сказать своё слово в Москве? Не кажется ли вам, что россияне устали от разного рода идеологий, прививаемых им на протяжении почти всего двадцатого века? Не надо ли им дать пожить со свободной головой?
    – Именно поэтому я здесь и сейчас. Ведь свободная голова – что вакуум, который стремится чем-то заполниться, и будет хорошо, если этим наполнителем окажутся мои слова. Кроме того Россия – словно мостик перекинутый между востоком и западом. Пока лишь мостик, но вовсе недаром страна распростёрлась столь широко, ведь в случае успеха миссии она может стать их связующим звеном.
    Люди не раз подмечали, –  продолжил говорить старец, отхлебнув из чашки кофейку, – особенную стать, как выразился поэт, двуглавой державы, однако так и не смогли объяснить, в чем именно она заключается. Пора поведать великой стране о её главном предназначении, задолго до нынешних дней, определённом самим Всевышним. Да и кто ещё как не россияне должны моё начинание поддержать? Ведь они привыкли быть первыми: жить в первой стране развитого социализма, первыми осваивать космос, брать наибольшее количество наград на олимпиадах… Да, брали когда-то. А потому едва ли сробеют и откажутся, после нескольких лет унизительной для них игры в догонялки, вновь оказаться на месте лидера – мирового лидера в области генерирования культурных и духовных ценностей. А разве не они являются главными богатствами вашей Родины? Именно они, только ныне российские просторы фонтанируют лишь нефтью, что, конечно, неплохо, но где же гении? Нет таковых, ибо оскудела земля и более не имеет сил их взращивать. Обогатить же её способно только одно – появление чего-то нового. В идеале – мировоззрения. И оно у меня есть, приготовлено, пожалуйста, берите и пользуйтесь, – учение, которое позволит стране занять правильное, специально для неё отведённое место.
    – Вот, оказывается, как всё задумано! – с восторгом произнёс Петренко. – Мне нравится ваше дело! Есть в нём нечто действительно высокое, настоящее… То, ради чего стоит жить – жить ни хорошо или плохо, богато или бедно, а не бесцельно.
    – А вы, Сергей Ильич, изменились с момента нашей предыдущей встречи, – сказал старец, внимательно посмотрев на бизнесмена.
    – Вы правы, изменился. Произошедшие в последнее время события повлияли на меня. Сначала чудесное исцеление дочери, потом кончина одного политика…
    – Это которого? – поинтересовался Создатель, – Того, что помер в машине от сердечного приступа?
    – Да, его. Весьма неожиданная смерть. А ведь я… Я побил этого политического деятеля во время прошлого визита в Москву.
    – Вот как! – сделал вид, что удивлён седоволосый. – Позвольте узнать, за что?
    – За то, что он сам подлец и меня хотел таким сделать. Но не драка стала причиной изменений. Меня поразило то, как быстро человек, известный, богатый, влиятельный, стёрся из памяти людской. С момента гибели прошло лишь несколько недель, а его словно и не было на свете. Не было, поскольку не оставил он после себя ничего действительно важного. Ни мудрых законов, ни светлых идей, ни значимых дел… Одни только деньги, но они разойдутся по карманам других, если уже не разошлись, и не останется совсем ничего, никаких следов пребывания на земле. Это грустно. Это недостойно жизни человеческой. Но всё идёт к тому, что и меня постигнет такая же участь, или даже более печальная. Ведь политик пребывал в своей стране, а я поселился за границей – на Родине теперь чужой и в Англии своим не стал. Кто меня любит? Кому я дорог? Кто сохранит память обо мне? Разве дочка? Один человек из всех живущих будет с искренним сожалением и чувством утраты приносить цветы на могилу. Поначалу часто, потом всё реже… Собачья участь.
    – Почему собачья? – не понял старец.
    – Потому, что о почивших друзьях четвероногих изредка вспоминают лишь их хозяева. Да и те, как правило, недолгий срок – пока не завели себе нового щенка.
    – Напрасно вы так. Если к кому-то не приходят на могилку это не означает, что человек был плохим или никчемным, а помнят отнюдь не только хороших.
    – Это я понимаю. Я так же понимаю, что у многих просто нет возможности заниматься большими делами. У меня такая возможность есть, но я не занимаюсь. Почему? Сам не знаю. Как-то по привычке, по инерции гребу всё под себя, а ведь у меня миллионы на банковских счетах, я мог бы совершить что-то такое…
    – Извините, Сергей Ильич, но вы уж слишком зациклены на деньгах, а ведь добрые, значимые поступки можно совершать и без них.
    – Я вас умоляю… – возразил бизнесмен. – Что в наши дни можно сделать без денег? Разве помочь старушке дорогу перейти. Так я помогаю… то есть помогал, когда ходил по улицам пешком. Но мой потенциал позволяет большее – гораздо большее!
    – Что-то не пойму я вас, – недоумённо пожал плечами старец. – Скажите прямо, вы хотите славы?
    – Нет, не славы, а смысла. Я ищу идею, которая наполнит им мою жизнь. После нашей прошлой беседы я много думал и понял, что вы правы: обогащение ради самого обогащения – убогая цель. Должно быть что-то ещё. Нечто великое, светлое. В лихие девяностые, сорвавшись с цепи социализма, многие погнались за длинным рублем, и я поддался искушению, превратился в аппарат для добычи денег, но пора уже прекратить гонку, пора остановиться и задуматься – о вечном, нетленном.
    – Вы хорошо говорите, – похвалил бизнесмена старец. – А главное – правильно. Особенно мне понравилось слово «задуматься». Ведь сейчас на земле все словно в детскую игру играют: верю – не верю. Причём утром в церкви человек может верить, а вечером в компании друзей за кружкой пива – нет. А как же поиски Творца? А как же путь духовного развития? А как же дорога к Богу, что, как известно, не одними молитвами преодолевается? А как же личные примеры Мессии, святых и пророков? Куда, позвольте спросить, всё это подевалось? Ну ладно женщины, им простительно, однако мужчинам так относиться к вопросам вечности – грех. Не для того им дан пытливый ум, чтобы они просто верили. Не вера это – равнодушие. А равнодушие, скажу я вам, хуже всего, даже ссор и разногласий. Ибо в те времена, когда люди спорили, они действительно верили в то, в чём старались убедить других. Их сердца переполнял энтузиазм, огонь горел в глазах… А что мне приходиться видеть сейчас? То, как за внешним процветанием ряда религий, – да, уже не отдельных людей! – в действительности скрывается безразличие? То, что мир в них возник не благодаря воцарению согласия, а потому, что в какой-то момент всем стало на всё наплевать? То, как некогда молодые, идейные, полные сил и перспективные превратились в хорошо откормленных, зажиточных, авторитетных, но малоподвижных, закостенелых умом и больше ничем не интересующихся кроме собственного благополучия и спокойствия стариков? То, как множатся странные верования, следуя которым, например, толпы паломников отправляются за много вёрст к чудодейственному роднику? Но чем его вода лучше той, что освящена в ближайшем храме? Какая сила смогла превзойти Святой Дух и сделать её особенной? Или святая вода, словно спирт, бывает разных видов: эта – «Экстра», эта – «Люкс», эта – «Альфа»? При этом наивысшего качества в обычных церквях вам не нальют, за ней в специальное место ехать надо? Откуда взялось столь несуразное представление о святости? Разве дело в воде? Нет, дело в вере и в Боге, с которыми любая жидкость или предмет станут чудотворными, а без веры и Бога ничто не поможет и спасения не принесёт. Да и предметы тут ни при чём. Лишь на Всевышнего – и только на него! – всегда уповали, в отличие от заблудших и маловерных, люди праведные. Не молился Моисей Еноху, не взывал Иисус к пророкам, не ездил Сергий Радонежский в туры по родникам, но искал места уединённые для общения с Отцом Небесным, и надо очень далеко отойти от корней, и слишком мало интересоваться исповедуемым учением, чтобы этого не знать.
    Требуется остановить, образумить паству, – продолжал делиться с собеседником своими печалями Создатель, – однако священники проблем не замечают и не перестают размышлять о том, какой бы ещё источник им объявить чудотворным, чтобы и к нему потянулись люди. Попам ведь тоже всё равно, нравится прихожанам мотаться по родникам – пусть мотаются, путь топчут ноги. Это даже полезно – физические нагрузки хорошо отвлекают, а то больно образованные все стали, от работы головой. Пчёлам полагается мёд исправно в улей приносить, жалить врагов его защищая, а если они вдруг остановятся да задумаются, то, не ровён час, поймут: не тем, братцы, мы занимаемся, а все эти поездки ведут куда угодно, но только не к Богу, поскольку дорога к нему требует ни беготни, ни гонки за чудесами и чудотворцами, а действий других, иного поведения и отношения. И некому сию тенденцию обличить, всем всё безразлично. Канули в вечность праведники, осиротела земля юродивыми и даже философы ныне стараются избегать религиозных тем, поскольку понимают: чтобы они не придумали – это заведомо никому не надо. Вот чудесный родник – нужен, а знания…
    Горько наблюдать мне такую картину. Со скорбью я взираю на пустоту в глазах и сердцах чад своих. Уж лучше, право слово, быть атеистом, честнее, знаете ли, чем таким равнодушным верующим, в которых с каждым днём превращается всё больше детей моих. Это серьёзная проблема, с которой надо бороться, чем, собственно, мы сейчас и занимаемся: проводим рекламную компанию, организуем дебаты, иные мероприятия и акции. Да, часто скандальные, но что поделать, если по-другому до аудитории не достучаться и задачи не решить. А справиться с ней надо непременно, поскольку если не растормошить, не заинтересовать общественность, не пробудить в людях тягу к вопросам вечности, равнодушие убьёт, превратит в пустой звук и правду, и истину, и всё во что они верили, и всё во что могли бы верить.
    – Ладно, поговорили, – закончил завтракать старец. – Слышите, митингующие больше не шумят. Разошлись видимо.
    – Да, разошлись, – подтвердил бизнесмен, встав из-за стола и посмотрев в окно. – Но они вернутся, вам следует подумать о переезде.
    – Куда я могу переехать? – развёл руками седоволосый. – Разве в другую гостиницу, но есть ли в этом смысл?
    Петренко на минуту задумался, а потом предложил:
    – В этот раз я остановился в загородном доме одного знакомого. Сам он сейчас в отъезде, а потому позволил, узнав, что я собираюсь в Москву, пожить у него. Мы можем поменяться местами – вы переедете за город, а я останусь в гостинице. Дом у знакомого большой, комнат много, есть биллиардная, парная, бассейн, спортзал… Имеется охрана и прислуга. Одно нехорошо – повара знакомый забрал в поездку и готовить некому. Но можно заказывать еду в ресторане, расположенном на территории коттеджного посёлка. Тоже, кстати, охраняемой. Так что вам там будет куда безопасней.
    – Надо подумать, – наморщил лоб седоволосый. – А этот посёлок находится далеко от Москвы? Сколько времени уходит на дорогу?
    – От Москвы недалеко, а по поводу дороги… Знакомый разрешил пользоваться его автомобилем с водителем, а машина эта непростая – с мигалкой на крыше и российским триколором на номерах, так что в пробках толкаться вы не будете.
    – Хорошо, – принял предложение старец. – С удовольствием перееду на свежий воздух, а то город мне уже поднадоел. Только не сейчас, днём у нас в Москве есть дела, а вечером. Кстати о делах, заговорились мы, а надо собираться. Зо;хачка, Ульса;рчик, вставайте, – поднял Создатель слуг на ноги. – Кладите ложки, вилки, довольно пузо набивать. 
    – Так и договоримся, – согласился бизнесмен. – После работы вы возвращайтесь в гостиницу, а уже отсюда поедете осваивать новое место.
    Ближе к вечеру того же дня старец, Петренко и ангелы снова встретились в Ленинском номере и опять расселись за круглым столом, поскольку решили перекусить перед дорогой. За трапезой седоволосый вспомнил, что бизнесмен хотел его о чём-то попросить и заговорил с ним об этом.
    – Сергей Ильич, у вас вроде просьба ко мне была.
    – Была, – утвердительно качнул головой Петренко, –  но теперь я не знаю, стоит её озвучивать или нет. Меня, видите ли, так поразило чудо исцеления дочери, что я решил попросить кое-что и для себя. Не бесплатно конечно. С этой целью я и прилетел в Москву. Однако, побеседовав утром с вами, засомневался, действительно ли я этого хочу?
    – Чего этого? Если не можете решить сами, давайте подумаем вместе, – предложил старец. – Говорите, спрос – не грех. Так о чём идёт речь?
    – Я хотел попросить молодость, – потупив взгляд, ответил бизнесмен. – Ещё за десять миллионов…
    – Молодость, – усмехнулся седоволосый. – Тоже мне удумали… Глупая идея.
    – Теперь я и сам понимаю, что глупая.
    – Хорошо, что понимаете, но всё же, на тот случай, если размышления привели вас к выводам неверным, как обычно у людей бывает, позвольте мне кое-что разъяснить. Да, Сергей Ильич, и на вашу долю выпали довольно тяжёлые проблемы и потери, но в целом можно считать, что жизнь удалась, и вам, разумеется, не хочется с ней расставаться. Вы мечтаете о том, чтобы она тянулась как можно дольше и лучше не в старом, а в полном сил молодом организме. Это понятно, но такое стремление сравнимо с поведением ученика, которому говорят: молодец, ты хорошо учился в пятом классе и будешь переведён в шестой. А он в ответ просит: пожалуйста, позвольте мне ещё разок отучиться в пятом.
    Как вы считаете, есть в желании данного ученика здравый смысл? Узнает ли он что-то новое, повторно отучившись в классе, программу которого уже прошёл и усвоил? Не задержит ли он тем самым своё развитие на целый год?
    К сожалению, большинство людей заботит лишь качество жизни, и редко кто задумывается о пользе своего существования. А думать в первую очередь следует как раз об этом – о развитии души. Но изменится ли душа, вдруг оказавшись в помолодевшем теле? Станет ли она тоже юной и жадной до новых знаний, навыков, чувств? Нет, не станет. Как ни странно, полагаю, для вас это прозвучит, но омолодить её по-настоящему способна только смерть.
    – Жаль, – печально вздохнул Сергей Ильич. – Вы поймите, меня не так страшит визит костлявой, как старческая немощь…
    – Задача старости подготовить человека к переходу в жизнь иную, дать ему возможность на собственном примере удостовериться в тленности и недолговечности материи, убедить, что душе больше нечего делать в обветшавшем в ходе лет организме. Старость в действительности – благо, и если вы до неё дожили, за это надо сказать спасибо судьбе.
    – А зачем потребовалось помещать души в тела? – задал очередной вопрос бизнесмен. – Зачем был создан мир материи? Почему бы всем и всегда не пребывать в обители небесной?
    – Знаете чем схожи маленький ребёнок и новорожденная душа? Они одинаково бестолковы, капризны и желают делать лишь то, что им нравится. А знаете, чем отличаются? Ребёнок нуждается в родителях, тогда как душа самодостаточна, неуязвима и не нуждается ни в ком и ни в чём. Дай ей волю – вмиг исчезнет из поля зрения, отправится блуждать по пространствам и мирам, а что она там сотворит, не получив должного воспитания, образования, не познав законов мироздания и не определившись со своим местом в нём, мне даже представить страшно. Незрелую душу необходимо как-то удержать. К сожалению, в Небесной Обители это невозможно, а вот на земле – да.
    Есть ещё одна причина, – продолжал объяснять седоволосый. – Без тела душа многое не смогла бы постигнуть. Попробуйте, например, объяснить слепому, чем синий цвет отличается от зелёного – уж как не старайтесь, ничего у вас не выйдет. Так же и душе, пребывающей вне плоти, не понять, что такое холод, голод, жажда, боль… Не столкнувшись со злом она бы не осознала всю ценность добра, не испытав смерть не научилась радоваться жизни, не потеряв однажды любовь не стала бы должным образом ею дорожить… В общем, большой… нет, огромный пласт знаний, чувств и важного опыта оказался бы для неё недоступен.
    – Понятно, – произнёс Петренко после непродолжительной паузы, в ходе которой его мозг усваивал полученную от Творца информацию. – Всё понятно, кроме одного: зачем вы породили души?
    – А для чего вам понадобились дети?
    – Мне? – задумался бизнесмен. – Чтобы их любить, чтобы о них заботиться, чтобы передать им свой опыт и знания, ради продолжения рода и чтобы было кому оставить накопления.
    – Вот вы и получили ответ на свой вопрос, поскольку я могу сказать то же самое. Разве за исключением накоплений – ни денег, ни золота у меня нет, без надобности они на небе. К тому же помирать я не собираюсь, и оставлять своё царство бесхозным соответственно тоже. Хорошее воспитание, великую силу божественных знаний и безграничную свободу – вот что наследуют чада мои. Богатства истинные, а не мнимые, вечные, а не тленные.
    – С вами приятно беседовать, – вдруг разоткровенничался Петренко. – Умеете вы вселить в человека долю здорового оптимизма. Говорите вы хоть и довольно жёстко, но очень убедительно. И получается у вас так, словно ничего плохого, никакого зла в мире не существует – всё для чего-то, всё во благо.
    – Так и есть. А убедителен я потому, что не гадаю на ромашке – верить или нет, но точно знаю, и хочу, чтобы эти знания отныне имели все.
    – Я могу помочь вам справиться с заданием? Если нужна финансовая поддержка, так вы только скажите…
    – Нет, – поспешил отказаться от предложения бизнесмена старец. – Спасибо, Сергей Ильич, вы нам уже достаточно помогли.
    – Достаток – это хорошо. Но ведь деньги лишними не бывают.
    – Ошибаетесь, – возразил Создатель, – бывают. Видите ли в чём дело, недавно были приняты новые законы и теперь финансирование из-за рубежа нам может навредить. Поэтому я не только помощь от вас принять не могу, но и вынужден просить покинуть Россию.
    – Хорошо, – согласился Петренко, – завтра же уеду в Лондон. Жаль, конечно, с вами расставаться… но я буду надеяться, что наша сегодняшняя встреча – не последняя.
    – В этом можете не сомневаться, – заверил его седоволосый. – Если не в земном мире, то в ином обязательно свидимся.
    Закончив трапезу, старец и ангелы попрощались с бизнесменом, покинули номер, спустились на лифте вниз и вышли из гостиницы к стоянке у подъезда, где их поджидала чёрная семёрка БМВ. Троица разместилась в салоне, после чего автомобиль тронулся и повёз их из центра в сторону области.
    А время было вечернее, когда на выездах из столицы образуются транспортные заторы. Конечно, с включённым проблесковым маячком преодолевать их легче, но не во всех случаях спасал даже он, ведь вертолёта из машины мигалка не делает, так что потолкаться всё равно пришлось. Но куда хуже было прочим, рядовым участникам дорожного движения не имеющим привилегий синего огонька.
    – Бедные. Несчастные. Эх, бедолаги… – сочувственно вздыхая, произносил Зоха, когда семёрка проносилась по разделительной, а то и встречной полосе мимо застрявших в пробках машин. – Я бы так не смог.
    – Чего не смог? – поинтересовался Ульсар.
    – Вот представь, что живёшь ты на окраине столицы или в неком подмосковном городке, а трудишься в центре и каждое утро, добираясь до места работы, час – два толкаешься в пробках, а вечером ещё столько же возвращаясь домой. То есть каждый будний день у тебя уходит, в среднем, по три часа на дорогу!
    – Тяжело приходится людям, – посочувствовал брюнет.
    – Это не только тяжело, но и бессмысленно! Люди тратят несколько часов в сутки на тяжёлое и бессмысленное занятие!
    – Занятие не из приятных, – услышав их разговор, присоединился к беседе старец, – но не сложнее многих прочих. Да и цель присутствует – добраться до места. 
    – Может и так, но толкаться в пробках я бы всё равно не стал, – заверил его Зоха. – Не имею желания занимать этим своё существование.
    – Вот поэтому на земле и живут люди. По сравнению с ангелами они не столь миролюбивы, добры, честны… Зато они могут стоять в пробках, работать на заводах, пахать землю… У меня давно возникла идея… – хотел что-то рассказать старец, но передумал. – Нет, вам это знать ни к чему. Остановите, пожалуйста, вон у того магазина, – попросил он водителя. – Думаю, нам следует прикупить кое-что из продуктов и пивка. Сейчас приедем, затопим баньку… Раз уж мы решили не отказывать себе в маленьких земных удовольствиях, нам не стоит упускать возможность посетить парную. А в народе говорят: баня без пива – что мыться без мыла. Конечно, это утверждение небесспорно, но сегодня я с ним соглашусь.
    Загородный дом, в который переехали старец и ангелы, оказался большим особняком, построенным в стиле средневекового замка, с островерхой черепичной крышей сложной формы и башенкой. Особняк располагался на просторном участке, огороженном высокой стеной и поросшем соснами и берёзками. В доме для каждого из троицы нашлось по отдельной комнате, а в них и по кровати, чему, разумеется, больше всего порадовались Зоха и Ульсар – теперь им не надо было спать на полу. В завершении осмотра своего нового жилища, старец и ангелы поднялись в башенку, откуда открывался вид на окрестности. Многого увидеть с неё не удалось, обзору мешали высокие деревья, но они смогли разглядеть находящийся неподалёку водоём, то ли озеро, то ли речку, и старец пообещал своим спутникам, что завтра они отправятся к нему купаться.
    Однако и не покидая чудесного дома можно было отлично провести время. Небожители затопили баню, а пока она набирала температуру, плескались в бассейне. Когда же банька стала готова к принятию дорогих гостей, они надели на головы войлочные шапки и пошли париться, при этом Всевышний прихватил с собой кружечку холодного пивка.
    В парилке ангелы расположились на полках, а старец орудовал как заправский банщик: сунул венички в кипяток размокать, поддал парку, побрызгал по стенам неким ароматным настоем, между делом не забывая отхлёбывать из кружечки. Вскоре он управился с делами и тоже возлёг на полок, но ангелы к этому времени уже были готовы покинуть жаркое помещение.
    – Куда собрались, братцы? – остановил их Создатель. – Пяти минут не прошло, а вы уже к выходу тянетесь.
    – Всё, нам пора, а то помрём. Отпустите, Всемогущий, – взмолился золотоволосый.
    – Ты что же, смерти боишься? – усмехнулся Творец. – Но разве не она единая способна осуществить вашу мечту – вернуться на небо?
    – Нет, смерти не боюсь, – ответил Зоха, вытирая полотенцем пот с раскрасневшегося лица, – но зачем же зажаривать себя почём зря?
    – А вот и не зря. Баня здоровье укрепляет, характер закаляет, а вам мягкотелым она просто необходима. Ладно, бегите, – смилостивился старец. – Для первого раза и этого достаточно. Но только чтоб из парилки сразу в прорубь.
    Радостные ангелы направились к выходу, но затем, услышав распоряжение седоволосого, остановились.
    – Всемогущий, в какую прорубь? Откуда ей взяться? Лето на дворе.
    – Делайте что велено, – прикрикнул на них старец, после чего Ульсар и Зоха поспешили покинуть парную.
    – Вот чудаки, –  добродушно улыбнувшись, проворчал им вслед обладатель седой бороды. – Если после бани нельзя охолодиться, то какой смысл париться?
    У бассейна ангелов ждал сюрприз – он замёрз. Всю его поверхность покрывала корка голубоватого льда, и лишь у одного края имелась полынья, размером, примерно, два на три метра.
    Выполнять распоряжение старца и лезть в прорубь ангелы отнюдь не спешили, затеяв вместо этого спор: кто первым из них должен это совершить. Пока они спорили, пришёл черёд покинуть парную Творцу. Он добежал от неё до бассейна и прыгнул «бомбочкой», подняв фонтан брызг, с бортика в ледяную воду.
    – Ух, хорошо! – сообщил Создатель Зоха и Ульсару, когда его мокрая голова снова оказалась на поверхности. – А вы, как я вижу, так и не нырнули. Вот же какие… Одним словом – ангелы.
    – Ладно, пойдёмте в гостиную, – решил он, выбравшись из полыньи и укутавшись в тёплый, мягкий халат. – Полагаю, что сейчас самое время почать бутылочку водки. Как говорится, год не пей, два не пей, а после бани… Закончить эту поговорку можно по-разному, поскольку много существует вариантов, но все они настаивают на том, что выпить надо непременно. Причём некоторые даже утверждают, будто поступать так велел людям Бог. Что, конечно, не является правдой – я такого не говорил. Но уж коли сегодня мы решили традиции соблюдать, то хотя бы по рюмочке нам следует принять. 
    После подхода к столу, старец вновь повёл Зоха и Ульсара в парилку, где принялся обрабатывать вениками: нагонял на них жару, хлестал по плечам, ягодицам, ногам… Ангелам это ужасно не нравилось, они стонали, визжали, хныкали, но были вынуждены происходящее терпеть. А потом Всевышний всё же заставил небесных братьев окунуться в прорубь, что они совершили, издавая громкие крики.
    Создатель хотел посетить парную ещё один раз, но ангелы уговорили его этого не делать, а бассейну вернуть первоначальное состояние. Седоволосый выполнил их просьбу, после чего все трое пошли купаться.
    Тут явился Сатанаил – возник над водой, словно стоял на ней как на чём-то твёрдом.
    – Вот дела, какие… – лишь только увидев его, сразу догадался старец, что за весть тот принёс. – Ленина, значит, убили. Что же, этого следовало ожидать.
    – Да, – подтвердил Сатанаил, – Владимир Ульянов мёртв.

                Глава двенадцатая.

    Ленина и в самом деле убили. Когда Ульянов выступал на митинге, некая женщина выпустила в него из пистолета пару пуль.
    Точно неизвестно, что побудило её совершить преступление, но поговаривали, будто злоумышленница выполняла заказ одной партии, в руководстве которой были недовольны чрезмерной активностью и растущей словно на дрожжах популярностью их политического конкурента – Ильи Владимировича Льянова, как именовал себя воскресший Ильич.
    Совершив убийство, преступница попыталась скрыться, но была поймана митингующими и передана в руки сотрудников правопорядка. В отношении задержанной возбудили уголовное дело, но следственные органы предъявить ей ничего не смогли и через некоторое время женщину отпустили.
    Да, пришлось освободить, хотя поначалу казалось, что при таком большом количестве свидетелей и наличии на орудии преступления отпечатков её пальцев, продолжательнице дела Фанни Каплан не отвертеться. Но случилось непредвиденное: осмотр тела Льянова показал, что он умер давно – лет восемьдесят назад, и убить его в наши дни было невозможно.
    Пока следственная группа работала на месте преступления, погибший выглядел вполне обычно, но по дороге в морг, он стал быстро изменяться – усыхать, ветшать. Когда же труп попал на стол к судмедэкспертам, он уже больше походил на мумию, чем на тело обыкновенного мертвеца. А когда судебные медики его вскрыли, то были весьма удивлены отсутствием почти всех внутренних органов и даже мозга!
    Заключение, которое они выдали следователям, привело последних в состояние глубокого недоумения. Конечно, детективы решили, что произошла ошибка, и потребовали повторного осмотра и именно тела Льянова, а не восьмидесятилетней мумии, которую судмедэксперты неизвестно из каких закромов своих холодильников извлекли. Но эксперты утверждали, что труп никто не подменял и ошибки не произошло, а откуда мумифицированные останки взялись, должны знать не они, а как раз те, кто их в морг доставил.
    «Всего несколько часов назад Льянов был живым. Это – факт, который могут подтвердить сотни людей, – пытались объясниться детективы с работниками морга. – Когда в него стреляли, Илья Владимирович выступал на митинге с речью. Разве мог он это делать, не имея в груди сердца, а в голове мозга?»
    «Почему бы и нет? – со смехом отвечали им эксперты. – Что вас удивляет? Мы давно подозревали, что у многих наших политиков в черепных коробках ветер гуляет, а сердца отданы Михелю Голландцу в обмен на деньги и власть. Да, догадывались и ныне лишь убедились в верности своих предположений. А если говорить серьёзно, то нас не интересует, что вытворяли люди до того, как попали в морг. С мозгами они ходили по улицам и вели беседы или без таковых – не наша забота. Мы даём оценку тому, что имеем в итоге, а в данном случае это подвергшееся мумификации тело человека, смерть которого наступила не один десяток лет назад».
    Наверное, спор между ним длился бы ещё долго, но вскоре на загадочный труп приехал посмотреть один полковник, после чего останки политика увезли в другое место, откуда следователи, через пару дней, получили новое заключение. В нём говорилось, что сделанные ранее выводы являются ошибочными и живым мертвецом, способным осуществлять разного рода деятельность без мозга и сердца, Льянов, конечно же, не был. Просто попавшие в него пули, как показали дополнительные исследования, были смазаны одним малоизвестным ядом, действие которого приводит к быстрому разложению внутренних органов, иссушению плоти и другим изменениям похожим на те, что возникают при мумификации, хотя на самом деле тело этой процедуре не подвергалось.
    Прочитав это заключение, следователи облегчённо вздохнули, обрадованные тем, что наконец-то всё разъяснилось, и поехали снова арестовывать женщину стрелявшую в Льянова, вину которой теперь можно было считать доказанной. А скорбящим соратникам погибшего, желающим похоронить своего лидера с громкими почестями, спустя ещё пару дней выдали нечто в закрытом гробу, объяснив это тем, что тело сильно обезображено действием яда, и настоятельно рекомендовали его не открывать.
    Вскоре останки были преданы земле, а после похорон случилось на первый взгляд никак не связанное с ними событие – вновь открылся мавзолей на Красной площади, где отреставрированное специалистами тело вождя мирового пролетариата, было выставлено на обозрение публики. 
    Нельзя не упомянуть ещё об одном событии, произошедшем за это время: некая особа, да, опять же женщина, покушалась на жизнь самого Создателя. Она выяснила, по какому маршруту проезжает БМВ седоволосого следуя от загородного дома в Москву, и стала нести на обочине дороги дежурство, с намерением кинуть в автомобиль гранату, когда он окажется рядом.
    Ничего из её затеи не вышло. Прозорливый старец узнал о засаде на пути и распорядился остановить автомобиль заблаговременно – не доезжая несколько сотен метров до опасного места. Затем он приказал ангелам подкрасться лесом к злоумышленнице, отобрать у неё гранату и привести женщину к нему.
    Удивительно, но ангелы с заданием справились. Правда в ходе его выполнения, их руки оказались не единожды поцарапаны и покусаны пойманной гражданкой, которая вела себя весьма агрессивно. Но оказавшись в машине, она угомонилась.
    – Ну-ка не буянить, – сказал старец женщине, после чего конечности преступницы налились свинцовой тяжестью, и ей стало трудно даже пальцем пошевелить.
    – Отвечай, зачем затеяла худое? – начал допрашивать её Творец.
    – Я в лесу грибы собирала, – не желала сознаваться злоумышленница.
    – А гранату взяла, чтобы рыбу глушить? Ты, Наталья, брось юлить, – обратился седоволосый к ней по имени. – Мне и без признаний всё задуманное тобою известно, но я хочу понять: почему?
    – Потому, что вы – богохульник! – крикнула в ответ женщина.
    – Вот оно как, – усмехнулся старец. – А ты что же святая?
    – Не святая, но верующая!
    – Позволь узнать, во что ты веришь? Интересуюсь потому, что истинно верующий человек, как я всегда полагал, встретив на своём пути богохульника, должен сказать: «Бог тебе судья», а не бросать в него гранату. Твоё же поведение мне не понятно.
    – Я верю в Отца и Сына!
    – А разве ты не слышала, что ими заповедано – не убей? Разве ты не знаешь, что задуманное тобою грех?
    – Убить чёрта – вовсе не грех!
    – Чёрта? – рассмеялся старец. – Это кто же, доченька моя неразумная, тебе в голову такое втемяшил? Али сама придумала? Неужели ты полагаешь, что Создатель не в состоянии сам управиться с любым чёртом, если таковой вдруг объявится и будет ему неугоден? Неужели ты осмелилась за Всевышнего решать, кому жить, а кому не жить на этом свете? Ох… – перестав смеяться, вздохнул седоволосый. – Неправильное это занятие, богопротивное. Особенно в отношении "чертей", ибо далеко не всегда человеческое зрение позволяет отличить рожки от нимба. Так люди распинавшие Христа или преследовавшие Мухаммеда полагали, что совершают хорошее дело, но в итоге презренными стали их имена, содеянное сурово осуждено историей.
    – Итак, ты назвала Отца и Сына, – продолжил допрашивать старец женщину. – Во что ещё ты веришь, помимо них?
    – В Святую Троицу, в воскрешение, в преображение Господне… – стала перечислять Наталья.
    – А в то, что Отец Небесный любит тебя, ты веришь? – перебил её седоволосый, задав очередной вопрос.
    – Конечно.
    – Тогда растолкуй мне, на своём примере, в чём и как его любовь проявляется. 
    – Он дал мне жизнь.
    – Это всё? Наталья, тебе ли детдомовской объяснять, что дети не всегда бывают любимы теми, кто их породил. Нет, это не доказательство. Попробуй придумать другое.
    – Я живу хорошо, ¬– произнесла допрашиваемая всё так же чётко и громко, но теперь в её голосе чувствовалась неуверенность.
    – Согласен, – усмехнулся старец, – если «хорошо» в данном случае означает – бывает и хуже. Извини, но это тоже подтверждением не является. Можешь привести какое-то ещё?
    Женщина молчала, а потому снова заговорил Творец:
    – Бедная моя девочка, не чувствуешь ты любви Отца Небесного, ищешь её, но не находишь, а вера твоя надумана и полна сомнений. Мало того, что мать оставила тебя в родильном доме, так и родилась ты к тому же с разными ножками – одна короче другой. А когда ты повзрослела, то выяснилось, что женихи обходят тебя стороной. Была пара непродолжительных романов закончившихся расставанием – вот и всё, что можно рассказать о твоих отношениях с противоположным полом. Таким образом, ты не познала родительской любви, оказалась лишена мужской, а любить-то так хотелось и тогда ты стала искать Божью. Всё-таки воображая будто кто-то, пусть там – за облаками, любит тебя, жить чуточку легче. Но в то же время ты не могла понять, почему Небесный Отец ниспослали тебе такую судьбу, словно не добрые чувства, а ненависть он испытывает к своей несчастной, вечно одинокой дочурке. И вот печальный итог: поиски любви и неустроенность в жизни толкнули тебя на преступление. Ты подумала: «Убью богохульника и обрету людскую любовь. Пусть меня осудит закон, пусть остаток дней своих я проведу в тюрьме, всё равно моя жизнь ничего не стоит, зато получу желаемое». То есть таким путём ты хотела решить собственные проблемы.
    – Я хотела совершить благое дело угодное Богу! – снова прокричала Наталья.
    – Не ври, Бог тебя об этом не просил, – тоже повысив голос, возразил ей Создатель. – Отец Небесный чадо на грех не толкнёт и мерзости творить руками детей своих не станет.
    – Что же, значит, Бог меня не любит?! – вдруг расплакалась женщина, – Значит, меня никто не любит?! Никому я не нужна на всём белом свете?!
    – Ну что ты, успокойся, – погладил старец Наталью по голове. – Не надо лить слёзы, ведь я пошутил. Я лишь хотел показать шаткость твоей веры и то, сколь сильными сомнениями она снедаема. А Бог… Ну конечно он любит тебя, сильно – истинно как родную дочь. И ничто этого не изменит.
    – Почему же мне не везёт? Что я такого совершила, в чём согрешила, что Создатель обделил меня буквально во всём?
    – Дело не в грехах, просто судьба у тебя такая.
    – Но почему? – не понимала женщина. – Почему у меня такая, а у других иная? Почему кому-то достаются заботливые родители, любящий муж, семья, счастье, ноги одной длины, а мне…
    – Вообще-то судьба – дама исключительно справедливая. Всем одинаково раздаёт она пряников и ударов кнута. К сожалению, в двух словах этого не объяснить… Ты вот что сделай, – стал наущать злоумышленницу седоволосый, – заканчивай заниматься туповерством, таким образом от сомнений не избавишься, и приходи послушать мои лекции. На них я разберу этот вопрос достаточно подробно, а так же разъясню, в чём заключается проявление Божьей любви к людям.
    – Вы меня отпускаете? – удивилась Наталья.
    – Ну а что мне с тобой делать? Ступай с миром. Только богопротивным больше не занимайся.
    – Позвольте задать вопрос, – однако, не торопилась выходить из автомобиля женщина. – Вот вы говорили о судьбе, справедливости, о том что способны всё растолковать… А можете сказать, что меня ожидает в будущем?
    – Если тебя интересует замужество, то ничем порадовать не могу, на данном этапе свадьбы не предвидится.
    – Ну конечно, – поникла головой женщина. – Какого ещё ответа можно было ожидать, имея разной длины ноги.
    – Твои конечности тут совершенно ни при чём. Бывало, что девушки и не имея таковых, ни ровных, ни кривых – ни каких, тем не менее, выходили замуж. Просто путь у тебя иной.
    – Куда может вести путь без любви? Зачем мне по нему идти?
    – Да почему же без любви? – всплеснул в сердцах руками старец. – Ладно, хоть я уже опаздываю на важную встречу, но объясню. Ты слишком зациклена на себе: меня никто не любит, я никому не нужна… У тебя, Наталья, потребительское отношение к этому чувству, в то время как любовь, прежде всего, – это отдача, а не поглощение. Больше всех жаждут, чтобы их любили как раз те, в чьих сердцах любви мало, и они стремятся напитаться ею от других. В ком же этого чувства много, найдут ему применение, и никто не сможет им помешать. 
    Урок, который ты сейчас изучаешь, – продолжал поучать седоволосый, – должен показать тебе ценность любви и научить мыслить по-другому: может кто-то нуждается во мне, может кому-то нужна моя забота? Ведь любовь, Наталья, бывает разной и не все её виды усвоить легко, но сделать это надо непременно. Вот иди и учись – выполняй свою главную работу.
    – Я не понимаю, – готова была снова расплакаться женщина, – куда конкретно вы меня направляете? Где я смогу найти человека, нуждающегося во мне?
    – В разных местах, ибо таких людей много. Вот скажи, давно ли ты навещала детдом, в котором росла?
    – Давно. А по правде сказать, ни разу – и ехать до него далеко, и вообще, чего я там не видела?
    – Да, далековато, – согласился старец. – Но всё же съездила бы, навестила. Вдруг что-то новое приметишь. Знаешь, сейчас там содержится девочка четырёх лет – хорошенькая, смышлёная…
    – Если хорошенькая да смышленая, удочерят добрые люди.
    – Она там с рождения, многие к ней присматривались, но пока никто не решился. Видишь ли в чём дело, у неё ножки разной длинны, прямо как у тебя.
    От новости поведанной старцем у женщины случилось что-то вроде ступора – она больше не плакала, но и сказать ничего не могла.
    – Ладно, вылезай, – стал прощаться с ней седоволосый. – Ты поди погуляй по лесу, подумай, а нам в путь отправляться надо.
    – Зоха, Ульсар, помогите Наталье выйти из машины, – приказал он ангелам.
    – Гранату ей вернуть? – спросил у старца брюнет, после того как злоумышленница оказалась на обочине.
    – Ты дурной что ли! – заругался на него Творец. – Сейчас проедем пару километров и закопаем её в лесу, предварительно удалив запал.
    Ангелы сели в машину и автомобиль тронулся. Старец проводил взглядом оставшуюся стоять на краю дороги женщину.
    – Да, нелегко даётся людям наука любви, – проговорил Создатель, когда она скрылась за поворотом. – А уж такие её высоты, как любовь к врагам – в особенности. Да и мало кто в современном мире пытается их одолеть. Однако придётся, ибо до тех пор, пока человек не усвоит весь курс, небесные врата перед ним не откроются.

                Глава тринадцатая.

    И вот он настал – главный день миссии старца. День, в который он собирался открыть людям истину. А произойти это должно было на большом стадионе, вмещающем несколько десятков тысяч человек.
    Рекламная компания сделала своё дело – все билеты на лекции седоволосого были раскуплены, а их планировалось провести восемь. Кроме того, имелась договорённость с телевидением, о показе в прямом эфире одного из выступлений, так что аудитория у Создателя в итоге должна была набраться немаленькая, и он мог надеяться, что слово его не затеряется, но будет услышано человечеством.
    Утро выдалось солнечным, а старец проснулся в хорошем расположении духа, но ближе к вечеру, на который выступление было назначено, настроение Творца стало портиться, равно как и погода – небо заволокли тучи и начал накрапывать мелкий дождь. Потом дождь припустил сильней, по небу прокатились раскаты грома, а землю озарили вспышки молний.
    – Ну, какие же упрямые, – произнёс Создатель во время поездки от загородного дома к стадиону. – Дождь, гром, молнии, а они – стоят.
    – Кто они? Где стоят? – поинтересовался Ульсар. – Кого, Всемогущий, вы хотите разогнать этими природными явлениями?
    – Протестующих, которые перекрыли входы на стадион – встали грудью и не дают пройти желающим послушать мою лекцию.
    – Может наслать на них град размером с куриное яйцо? – предложил Зоха. – Или ураганный ветер?
    – Град с ураганом разгонят не только протестующих, но и купившим билеты не позволят до стадиона дойти.
    – А чем протестующие недовольны? – не понимал брюнет.
    – Тем, что я призываю идти вперёд, тогда как они желают оставаться на месте. Конечно, понять этих граждан можно. Жили они спокойно – в ус не дуя. Жили, полагая, что уже достигли пределов понимания бытия и теперь могут спокойно почивать на лаврах. И вдруг заявляется смутьян с какой-то своей правдой, начинает воду мутить, ворошить их сонное царство, задавать вопросы: почему у вас на это ответа нет, почему то не имеет объяснения? Зачем-то извлекает из небытия уже давно похороненные и позабытые ими истины, которые утверждают: жизнь – это движение, пределов совершенству нет, а сон и дремота вовсе не то, что требуется для развития души. Им бы прислушаться к моим словам и некоторые, я знаю, внемлют, только привыкли они к горизонтальному положению и уже не имеют сил от него отказаться. Вот и ныне восстали не для того чтобы бодрствовать, а для того чтобы заткнуть крикуну рот и снова улечься спать.
    Но даже не то плохо, что они сами идти за мной не хотят, я никого силком не тяну, не хотите – не надо, плохо то, что другим не позволяют. «Ишь чего удумали, – говорят. – Какая вам правда понадобилась? Какие поиски? Зачем? Ведь главное – покой и порядок. А потому ложитесь с нами на боковую и чтоб ни гугу, ни шага влево, ни шага вправо от утверждённых церковью догматов. Метания же ваши оттого, что живёте без покаяния, вот вас бесы и мучают». А я скажу, что каяться надо тем, кто не хочет, чтобы храмы Божьи из хранителей традиций, каковыми фактически они сейчас являются, вновь превратились в оплоты мудрости. Где детям моим не приходилось бы слышать: «человеческим умом это понять невозможно» и прочие отговорки, но на каждый заданный вопрос они бы получали чёткий, понятный, а главное – верный ответ. Где бы людям открывались тайны мироздания, где бы они постигали науку любви – самую важную из наук. Куда бы чада приходили за знаниями, а молиться… молиться можно и дома. Где бы прихожане не чувствовали себя неизменно в чём-то виноватыми, и не вели себя так – даже в праздники! – словно оказались на похоронах. По какому поводу они скорбят, по кому? По Христу, который воскрес и ныне пребывает на небе или по тому, что их самих впереди ждёт вечная, в высшей степени достойная и крайне интересная жизнь? Да, конечно, церковь – не кабак и отплясывать гопака в ней непозволительно, но и в дом скорби превращать её не следует. Тем более что это название закрепилось за другими местами – к религии отношения не имеющими.
    Не может меня устраивать и происходящее с уже упомянутым таинством покаяния, где творится много неправедного. Сколь часто, например, мне приходиться видеть, как некий вор или мошенник, пожертвовав церкви долю от украденного, получает прощение, причащается и живёт дальше припеваючи – и богатый, и безгрешный. А обманутые им люди в это время плачут, не знают, как прокормить детей своих… Не надо мне таких "праведников". Пора начать относиться к исповеди с должной серьёзностью и уважением. Пора вспомнить, что святость не продаётся, а прощения заслуживают лишь те, кто действительно раскаивается. Если же человек говорит: мне стыдно, грустно, тяжко, но возвращать украденное законным владельцам я не стану, это значит, что нет в его словах искренности и списать с себя грехи он пытается привычным для него путём – обманным. Это значит, что ничего он не осознал и что главная задача священников – наставлять сынов и дочерей моих на путь истинный, в этом случае ими не выполнена. Более того, в результате их безответственных действий положение усугубилось: если раньше заблудший хотя бы признавал свою вину, то теперь он будет думать, что никому ничего не должен, а если вдруг задолжает, то купит ещё одну индульгенцию. Пропащая душа…
    Я убеждён, что даже те, кто мокнет сейчас под дождём, протестуя против моих выступлений, в глубине души понимают: надо что-то менять, пришло время. Поскольку на одних традициях далеко не уедешь. Нового духовного подъёма человечества на столь ветхом фундаменте уже не соорудить. А если вдруг случится всплеск, так это не подъём, это – временная ремиссия продолжительной и ставшей уже хронической болезни, которая, без надлежащего лечения, в конечном итоге приведёт к смерти.
    Все осознают необходимость перемен, но только я знаю, каких именно. Я вижу, что дети мои повзрослели, поумнели, во всяком случае, многие из них, и стали готовы принять полноценные знания. Те знания, что прольются целебным бальзамом, даруя спасительное выздоровление. Те знания, что зажгут в сердцах и душах чад моих свет искренней веры. Те знания, что возвестят своим появлением о начале новой эры.
    – Всемогущий, – обратился к Творцу, всхлипывая и утирая рукавом слёзы, вдруг начавший горько плакать Зоха, – только пусть они умрут быстро и по возможности безболезненно.
    – Кто умрёт? – с недоумением посмотрел на него седоволосый.
    – Протестующие. Ведь иного выхода, как только убить их всех, из сложившейся ситуации, насколько я понимаю, нет.
    – Не говори глупостей, – заругался на слугу Всевышний. – Разве ты забыл, как после Всемирного потопа я обещал, что массовых истреблений больше не будет? Я не свёл с лица земли противников Сына моего и сейчас этого делать не стану.
    – А как же Содом и Гоморра? – напомнил ему ангел.
    – То был особый случай, а эти люди просто не ведают, что творят. Ведь не только пришедшим послушать лекцию они преграждают сейчас дорогу, но и самим себе – сами себе чинят препоны на пути ведущем в светлое будущее. Ох, дети мои дорогие, когда же вы перестанете чудить?
    У служебного входа людей недовольных деятельностью Создателя было немного, проезду они не препятствовали, и на территорию спорткомплекса троица попала без проблем. Однако все прочие подступы протестующие перекрыли надёжно и трибуны оказались пусты.
    – Что же делать? – размышлял старец. – Я вовсе не хочу потасовки, а она назревает. Граждан пришедших послушать мою лекцию тоже собралось немало и с каждой минутой прибывает всё больше. Они, разумеется, возмущены тем, что их не пускают на стадион. У входов давка, толпа бушует – того и гляди дойдёт до рукоприкладства. Сначала между отдельными лицами, а потом… Это необходимо остановить. Но каким образом?
    – Как же поступить? – продолжал рассуждать седоволосый, нервно шагая из угла в угол по отведённой ему гримёрной. – Отменить сегодняшнее выступление? Но кто поручится, что протестующие не придут к спорткомплексу и в другие дни? Отменить – значит провалить миссию. Это значит, что месяцы работы и огромные средства были потрачены зря. Однако придётся, ибо меч вместе со словом я приносить не хочу.
    – Ульсар, – обратился старец к брюнету, – быстро беги в администрацию. Скажешь там, что лекцию необходимо отменить и в срочном порядке сообщить об этом по стадионному радио, чтобы собравшиеся объявление услышали и начали расходиться.
    Ангел кинулся выполнять распоряжение, отсутствовал минут пять, затем вернулся.
    – Всемогущий, – стал докладывать он, – в администрации сказали, что вызвали милицию и отряды ОМОНа, которые прибудут с минуты на минуту и разгонят протестующих.
    – Этого ещё не хватало! – схватился за голову старец. – Да разве милиционеры смогут разобрать в такой толкотне, кто протестующий, а кто пришёл с билетом?! Они только ухудшат положение!
    – Беги обратно, – приказал седоволосый Ульсару, – и потребуй… Нет, поздно, – махнул он в сердцах рукой и опустился в кресло. – Омоновцы прибыли. Добраться до входов на стадион, конечно же, не смогли, а потому начали разгонять собравшихся с краю, где стоят люди с билетами. Они подались от омоновцев в сторону протестующих, сошлись нос к носу и начались драки. Ах, дети мои, дети, что же вы творите…
    – Всемогущий, – обратился к старцу Зоха, – остаётся одно средство – град размером с куриное яйцо вкупе с ураганным ветром. Они разгонят всех вместе с ОМОНом.
    – Позволь узнать, тебе самому нести чушь не надоело? – спросил в ответ Создатель. – Вот заладил: град, ветер, яйца… Нет бы что-то дельное предложить. Я не могу понять, вы с Ульсаром чад моих стремитесь спасти или насладиться зрелищем катастрофы? Нельзя к урагану прибегать ведь люди будут падать, многих подавят и затопчут. В сложившейся ситуации лучше наоборот – солнышко организовать и штиль. А ещё зону небывало низкого давления, чтобы все стали вялыми и захотели спать, а не драться. Точно! Так мы и сделаем. Всё, дорогие мои, расходитесь. Тихо, мирно, спокойно… Да будут исцелены синяки, которых, к счастью, вы успели понаставить друг другу немного.   
    Некоторое время Творец сидел неподвижно, словно задумавшись, потом облегченно вздохнул и произнёс:
    – Разошлись. Нам удалось справиться с ситуацией.
    – С ситуацией удалось, а вот с миссией… – опечалился Ульсар. – Всемогущий, неужели всё потеряно?
    – Нет не всё, – успокоил его Всевышний, – ведь у нас ещё есть договорённость с телевидением и граждане, которым не довелось послушать мои лекции на стадионе, смогут это сделать сидя у экранов телевизоров. Так что рано отчаиваться и вешать нос. Только надо будет позвонить в телецентр и предупредить, что съёмки придётся перенести в студию. А сейчас, пожалуй, поедем домой, – поднялся он на ноги. – Хотели мы открыть людям истину сегодня, да не пришлось. Что же, отложим до завтра.
    Старец и ангелы вышли из гримёрной, проследовали на стоянку, сели в машину и поехали обратно в загородный особняк. Спиртное вечером они не употребляли, в бане не парились, на речку купаться не ходили. Ангелы играли в бильярд, а седоволосый, расположившись с сигарой у камина, готовился к съёмкам. По всему выходило, что из восьми запланированных лекций состоится лишь одна, а потому подготовиться к ней следовало ещё раз и со всей ответственностью.
    Утром, как и в день предыдущий, старец проснулся в хорошем настроении.
    – Итак, сегодня всё решится, – сказал он сам себе, и направился в ванную совершить омовение. Затем он разбудил ангелов и сел с ними завтракать, а после приёма пищи они вышли на улицу где их поджидал уже заправленный топливом, помытый и поданный водителем к парадному входу вороной баварец.
    В дороге обошлось без происшествий, но на подъезде к Останкино настроение старца снова испортилось.
    – Некие люди интересуются мной, – сообщил он своим спутникам. – Стоят у телецентра и ждут, когда я появлюсь.
    – Кто они такие? – обеспокоенно спросил Зоха. – Опять убийцы?
    – Нет, это сотрудники правоохранительных органов.
    – Тогда давайте вернёмся в загородный дом, – стали просить ангелы. – Пожалуйста.
    – Да, вам лучше вернуться, а я всё же попробую попасть на съёмки, – решил седоволосый. – Я должен попытаться это сделать, ведь другого шанса выступить в телеэфире у меня может и не быть.
    Создатель попрощался с ангелами, вылез из автомобиля и пошёл к телевизионному центру.
    Двух типов в темно-серых костюмах он заметил издалека. Вычислил и третьего, сидящего в машине припаркованной неподалёку.
    – Сейчас я отведу вам глаза, – проговорил Творец, смело шагая в их сторону.
    И произошло чудо! Сыщики внимательно осматривали всех входящих в телецентр, но в отношении старца их зрение дало сбой и оказалось неспособным воспринимать его коренастую фигуру. Поэтому он прошёл мимо них незамеченным и уже протянул руку к двери, когда у одного из наблюдателей вдруг закричала лежащая в кармане рация: "Вы что там заснули, олухи! Объект проследовал мимо вас!" Это развеяло наваждение, и дозорные в костюмах смогли разглядеть старца.
    «Прокол, – подумал седоволосый. – Но что я не учёл?»
    Он поднял голову и увидел направленную на него камеру.
    – Ах, вот в чём дело, – с досадой произнёс старец. – Оказывается, за входом следили ещё и при помощи видеонаблюдения.
    – Что же, ваша взяла, – молвил он подбежавшим к нему людям в сером.
    – Гражданин, вам придётся проехать с нами, – сказал Создателю один из них.
    Старца отвели в сторону и усадили в машину, где надели наручники.
    – Я арестован?! – возмутился он. – Но за что?
    – Разберёмся, – ответил ему тот, кто находился за рулём. – Был бы человек, а уж обвинение, поверь, у нас для него найдётся.
    Машина тронулась. Старец с большим сожалением проводил взглядом шпиль Останкинской башни, с которого так и не слетел, не разнёсся по миру сигнал несущий людям слово его.
    В отделении всё пошло своим чередом: допрос, снятие отпечатков пальцев и фотографий для приобщения к делу, снова допрос… Потом Всевышнего отвезли в следственный изолятор и посадили в камеру.
    Ночью, когда другие заключённые спали, к старцу явился Сатанаил.
    – Какие будут распоряжения, Всемогущий? – спросил он. – Когда и каким образом вы желаете совершить побег?
    – Совершить побег – значит оказаться вне закона и тогда у меня не будет возможности проповедовать. Разве медведям в дебрях чащи лесной, где придётся скрываться.
    – Но вы же не собираетесь хлебать баланду и спать на нарах? – не мог понять замыслов Творца Сатанаил.
    – Я собираюсь дождаться суда и выйти на свободу оправданным, поскольку не нахожу за собой никакой вины, – посвятил его в свои планы Создатель. – К тому же предстоящий процесс, на котором люди будут судить Бога, обещает быть весьма интересным и мне едва ли стоит от участия в нём отказываться.
    – Как прикажете, – преклонил голову слуга.
    – Ты вот что сделай, – стал отдавать распоряжения седоволосый. – Проведай Зоха и Ульсара, скажи им чтобы за меня не переживали, а потом… Я думаю, что в спокойную жизнь Элона пора внести коррективы. Пора узнать, как поведут себя Светлана и ангел, если лодку их семейного счастья начнёт раскачивать шторм.
    – Слушаюсь, – ещё раз поклонился Сатанаил, а затем исчез.

                Глава четырнадцатая.

    «Что такое не везёт и как с этим бороться?» – с некоторых пор данным вопросом Элону и Светлане приходилось задаваться часто, поскольку созданный ими семейный рай вдруг начал разрушаться. Первым делом погибли лошади, на которых им так нравилось кататься по окрестностям загородного дома. Лошадок отравили накаченными ядом яблоками, подкинув их на лужайку, где они паслись, но кто это сделал, выяснить не удалось. Может недалеко проживающий фермер, неоднократно выражавший своё недовольство тем, что пара лошадей якобы объедает каким-то образом его стадо коров в полсотни голов. Может соседка по посёлку, у которой лошади однажды сжевали посаженную перед домом молодую сирень, и хотя ангел возместил ей убытки, она продолжала смотреть на его любимцев недобрым взглядом. А возможно кто-то совершил это просто из вредности, в нашем обществе и такое не редкость.
    Элон и Светлана тяжело переживали потерю. Лошадей они приобрели ещё жеребятами и в отсутствии детей растили их проявляя почти родительскую заботу. Поэтому горевали сильно, долго и много пролили слёз. Похоронить лошадок они решили на своём участке в могилках, на которые каждый день приносили цветы, печенье, клок сена – всё то, что любили их питомцы. Кроме яблок, разумеется.
    Но это было только начало. Не успели влюблённые отойти от первого потрясения, как в их доме случился пожар, виновником которого, скорее всего, стал сам художник. Как-то прохладным дождливым вечером он включил в мастерской электрообогреватель, чтобы работы сохли быстрей, а сам отправился спать. Ночью Элона разбудил запах дыма и странные звуки – за стеной что-то трещало и бухало.
    Дом выгорел практически полностью, но это было не самое плохое из последствий, к которым привело произошедшее. Когда в ту злополучную ночь Элон осознал, что случилась беда, он разбудил Светлану, велел ей выбираться на улицу и звонить пожарным, а сам направился к мастерской спасать полотна. Он безрассудно вошёл в помещение, где было уже настоящее пекло. Ангел взялся за одну ещё не тронутую пламенем картину, но она оказалась очень горячей, тогда он отдёрнул руки и сбил банку с краской, выплеснувшей своё содержимое на конечности художника. Рядом взорвался и вспыхнул огненным облаком флакончик с растворителем, заставив запачканные ладони и пальцы Элона тоже загореться.
    «А-а-а!..» –  закричал ангел, но уже через секунду подавился попавшим в открытый рот горячим воздухом и смолк. От боли и удушья он повалился на пол, пополз к выходу, но добраться до него не смог – лишился сознания.
    Спасла художника Светлана: услышав короткий вскрик, она поспешила на помощь любимому. Превозмогая жар, девушка вбежала в пылающее помещение, схватила Элона за одежду и вытащила, прилагая все свои силы, сначала за порог мастерской, а потом на улицу.
    Несколько следующих дней Элон провёл в больнице. Обожжённые руки врачам удалось сохранить, но владел он ими плохо. Даже просто держать кисть теперь ему было нелегко, ангелу приходилось привязывать её к пальцам бинтом чтобы не выпадала, а уж рисовать… Как он не старался, но вместо задуманного на холсте выходила мазня.
    И снова плакали: по обожженным рукам, по сгоревшему дому, по волосам Светланы опалённым пламенем пожара из-за чего их пришлось сильно укоротить, по тому, что они вынуждены вернуться в город, ещё раз по отравленным лошадкам и о своём горьком положении в целом.
    Далее на плечи несчастной пары лёг груз финансовых проблем. Дело в том, что на покупку загородного дома, чтобы ускорить его приобретение, Элон взял в банке приличного размера кредит. Взял со спокойной душой, полагая, что его мастерство и всё более возрастающая популярность позволят легко и в скором времени долг вернуть. Однако рисовать ангел больше не мог, поток сумм, которые он получал за свои художественные работы, иссяк, и как теперь расплачиваться по кредиту спустившийся на землю небожитель не имел представления. 
    Но с этой проблемой влюблённым удалось справиться. Для её решения им пришлось отдать банку все свои накопления и участок, на котором располагался сгоревший дом. Долг они погасили, но остались после этого, как принято говорить, на мели.
    Элон сильно переживал из-за того, что он больше не может содержать любимую, покупать ей всё самое лучшее, дарить подарки… Ещё ангелу было стыдно прикасаться искалеченными руками к Светлане, а когда он всё же решался это сделать его расстраивало то, что пальцы теперь не ощущали теплоту её тела, нежность кожи, шелковистость волос…
    Вскоре девушка была вынуждена пойти на работу – устроилась официанткой в бар. Конечно, её заработок не мог сравниться с некогда имевшими место доходами Элона, но на еду, квартплату, мелкие покупки хватало.
    Нашёл себе новое занятие и ангел – он стал сочинять стихи, что совсем неплохо у него получалось. Тексты сочинений он наговаривал на диктофон, а Светлана потом заносила в компьютер. Через некоторое время стихов набралось на объёмный сборник, тогда Светлана отослала их в несколько издательств.
    Ответы пришли в разные сроки, но практически одинаковые по содержанию. "Стихи замечательные! – хвалили редакторы. – Но издать их в настоящий момент не представляется возможным. Поэзия ныне в упадке, это экономически нецелесообразно". 
    Стихов после этого Элон больше не писал. Когда Светлана уходила на работу, он садился у окна и ждал её возвращения. Он смотрел на мир за стеклом – суетный, ищущий во всём выгоду, где никому не нужна поэзия, который так и не стал для него своим, привычным, а в голове возникали другие картины – чудесные виды небесной обители, где нет ни страха, ни боли, но в тоже время почему-то… лошади.
    Да, его с новой силой тянуло на небо, но и от части земного он отказаться уже не мог – от любви, от Светланы, от тех дивных вечеров, когда они катались вдвоём на лошадках по залитым светом красноватого Солнца лугам. Когда отпускали их пастись, а сами ложились в траву, вдыхали её ароматы, а в звенящей тишине было слышно, как порхают над цветами бабочки.
    Как счастлив он был в такие моменты! Как счастливы были они! Чего бы он только не сделал, чтобы вернуть то время, но что можно сделать без рук? А как можно вернуть лошадок, ныне лежащих в земле уже на чужом участке? Холмики их могил новые хозяева снесли и теперь это просто газон – ничем не примерное место. Словно там никого не хоронили, словно и лошадок никогда не было. Но нет – были, и запечатлелись в памяти. Памятью Элон и жил – той памятью, в которой соединилось всё лучшее из познанного им в двух мирах, и что не может соединиться в действительности. 
    Не оставляли воспоминания и Светлану. Не оставляли, даже несмотря на то, что она старалась гнать их от себя, так как всякий раз начинала плакать, едва только память возвращала её в загородный дом и наполненные счастьем дни. Поэтому тем прошлого в своих беседах влюблённые касались редко, да и разговоров о будущем старались избегать, поскольку ничего хорошего не видели в нём ни тот ни другой. Так что жили они теперь лишь днём настоящим – теми радостями и печалями, что выпадали на их долю за этот недолгий срок.
    Элона Светлана продолжала любить очень сильно. За его обожженными руками ухаживала как за своими собственными, и через некоторое время они перестали походить на красноватые щупальца варёной каракатицы, приобрели почти нормальную форму и цвет, вот только чувствительность к ним не возвращалась.
    Возможно потому, что днём Светлана гнала от себя воспоминания, прятала их в закоулках сознания, по ночам ей снова стали сниться необычные сны: луга, поросшие диковинными цветами, просторные леса с высокими деревьями, избушка на берегу широкой реки, в которой они хозяйничают вместе с Элоном… Красивое место, удивительное. Но более всего удивляло и радовало девушку то, что кроме них в домике жили дети. Разных возрастов – от грудного до подростка. Некоторые похожи на Элона, другие на Светлану, но все одинаково ей дороги и милы.
    Элон в сновидениях выглядел иначе: загорелый, улыбчивый, взгляд смелый, уверенный, растрёпанные длинные волосы выбиваются из-под повязки на голове, словно как у корсара, руки – абсолютно здоровые, даже без следов от ожогов, и при этом мускулистые, крепкие – такие, будто его рабочим инструментом была не художественная кисть, а, например, топор лесоруба. И в этом образе, к очередному удивлению девушки, поскольку раньше она считала, что нельзя любить сильней, чем она уже любит, он нравился ей ещё больше.
    В этих снах и сама Светлана ощущала себя по-иному. Она много работала: шила, стирала, готовила, убиралась… но без суеты и с охотой. Её не мучили тревоги, сожаления, тоска по былому, их сменили, с комфортом поселившись в душе, спокойствие, уверенность, радость.   
    Хорошие сны, желанные. Светлана размышляла над тем, почему они ей снятся, о чём хотят сообщить, но смогла найти лишь одно объяснение: так проявляется её жизненная неудовлетворённость. Поэтому она не стала рассказывать о них Элону. Девушка знала, сколь сильно тяготит её избранника то, что он не может предложить своей возлюбленной лучшей доли и расстраивать лишний раз его не хотела. 
    Но чудесные сновидения ей грезились недолго – пару недель, потом перестали. А ещё через месяц пришла новая беда – Светлана попала в аварию.
    Девушка ехала на машине возвращаясь с работы домой, как вдруг на дорогу выскочила собака. Чтобы её не сбить Светлана взяла резко вправо, но вырулить обратно не смогла – вылетела на тротуар и врезалась в фонарный столб.
    Подушки и ремень сработали исправно, поэтому ни голова, ни туловище не пострадали, но одна нога получила переломы в двух местах возле ступни, кроме того треснувший пластик передней панели порезал сухожилия под коленной чашечкой.
    Врач в больнице, куда доставила Светлану скорая помощь, поначалу её обнадёжил, сказав, что через пару месяцев всё заживёт, но в месте пореза началось воспаление. С помощью антибиотиков его удалось остановить, но сухожилия после этого срастаться не хотели. Понятно, что работать официанткой она больше не могла, да и вообще ходила с трудом, опираясь на трость.
    Тогда Элон, переборов страх, в первый раз с момента своего появления на земле, обратился к Богу. Он просил Всевышнего исцелить его возлюбленную. Ангел готов был стерпеть любые горести выпавшие на его долю, но не мог видеть мучений Светланы.
    «Да, я грешен, – молился он, – сбился с праведного пути и заслуживаю наказания. Но ведь Светлана ни в чём не виновата, почему страдает она? Сжальтесь, Всемогущий, верните ей доброе здравие! Как можно допустить, чтобы столь красивая и молодая вдруг захромала?! Чтобы стала инвалидом?! Чтоб ходила с клюкой?! Как можно взирать равнодушно, на мучения дщери своей?! Не нужен нам дом, не нужны деньги, если надо лишите меня рук совсем, только пусть её раны заживут, чтобы не чувствовала она себя обделённой вашей милостью!» 
    Творец на его обращение не ответил. Тогда Элон повторил попытку, стал взывать каждый день, но Всевышний молчал, а Светлана хромать не переставала, и вскоре ангел понял, что божьей помощи им не будет, Создатель отвернулся от провинившегося слуги и ныне слышать его не желает.
    «Неужели нам нет прощения? – не мог осмыслить происходящего Элон. – Неужели мы обречены страдать вечно? Неужели Творцу не ведомо чувство любви, и он никогда не сможет понять, какая сила притягивает нас друг к другу? Неужели он сам никогда никого не любил? А если любил, то почему осуждает нас, почему столь сурово наказывает? Почему вменяет любовь – самое прекрасное, что есть на свете! – в прегрешение? Ведь не убили мы, не украли, лишь хотели быть вместе и только. Неужели это желание – смертный грех?»
    Но размышления тоже ни к чему не приводили. Сколько бы ни внушал себе Элон, что ничего страшного они со Светланой не совершили, Бог, по всему выходило, так не считал, к его мнению не прислушивался, а к мольбам оставался безучастным.
    Тогда ангелу совсем стало худо. Время, когда он мог мечтать о лошадях и лужайках, ушло в прошлое. Теперь его мысли были заняты лишь одним вопросом: как им – двум инвалидам, заработать хотя бы на пропитание?

                Глава пятнадцатая.

    Суд над Всевышним состоялся нескоро – уже в следующем году в середине лета. Дело его оказалось запутанным, сложным. Сотрудники следственных органов, например, никак не могли понять, кого они поймали? Каких-либо документов у седоволосого обнаружено не было, а все попытки установить его личность ни к чему не приводили. Когда он родился, где прописан, был ли женат, имеет ли родственников – ровным счётом ничего выяснить не удалось, словно арестованного ими человека в природе не существовало. В итоге следователи предположили, что старец является выходцем из лесов дремучей тайги, где даже в наши дни продолжают жить общинами сектанты, не имеющие паспортов и не желающие контактировать с погрязшим в грехах, как они считают, большим миром. Но это была лишь рабочая версия и поиски сведений о нём продолжались.
    Конечно узнав о том, что заключённый называет себя Богом, следователи отправили его к психиатру, который, однако, никаких патологий у седоволосого не выявил. Поначалу доктор его долго осматривал, стучал по коленкам молоточком, внимательно разглядывал вены, стараясь определить, не наркоман ли перед ним находится, а потом стал задавать вопросы.
    – Скажите, Бог – это ваше имя? – спросил он у Создателя.
    – Нет, – ответил тот.
    – А что? Объясните.
    – Попробую, – был не против скоротать время, которое в неволе тянется весьма неспешно, за беседой с медиком Всевышний. – Скажем так, Бог – это, в какой-то мере, должность. Ответственная должность.
    – Значит, должность. Ну а имя у вас имеется?
    – Имеется. У меня много имён.
    – Много, – удивился доктор. – Вы хотите сказать, кличек много, поскольку имя у человека должно быть одно.
    – У человека должно быть одно, но ведь я – Бог.
    – Вы говорите о трёх ипостасях Творца?
    – Я говорю о Духе Святом, природа которого сложна.
    – Ясненько… – задумчиво произнёс врач, в действительности ничего не уяснив, и решил перейти от духовных вопросов к мирским, на которые подследственный отвечал вполне разумно, а потому кроме замечания "крайне религиозен" ничего иного в своём заключении психиатр не написал.
    Шло время, следователи работали и собрали по делу старца три объёмные папки обвинительных материалов, в которые вошло всё – от организации уличных беспорядков до незаконного проживания в гостинице, после чего государственный обвинитель стал готовиться к суду.
    К нему же готовился и старец, а пуще его адвокаты, работу которых оплатил, узнав о неприятностях, случившихся с седоволосым, господин Петренко. Понятно, что абы кого он нанимать не стал, привлёк серьёзных, уже хорошо зарекомендовавших себя асов этой отнюдь непростой профессии. Асы не теряли времени зря и собрали сходное количество папок. В них были помещены показания свидетелей и другие сведения, которым надлежало защитить старца от обвинений, выдвинутых против него.
    И вот он настал – день, когда должна была решиться судьба седоволосого.
    Желающих присутствовать на столь громком процессе нашлось немало и свободных мест в зале суда не наблюдалось, но из знакомых старец приметил лишь Зоха и Ульсара, сидевших на заднем ряду с весьма печальными и растерянными лицами. Создатель помахал им рукой и улыбнулся. Ангелы помахали в ответ, но выражение их лиц не изменилось.
    Вскоре суд приступил к работе.
    Самым тяжким преступлением вменяемым Творцу являлась организация уличных беспорядков, с этого государственный обвинитель и начал. Он попросил вызвать свидетеля – участника событий произошедших у спорткомплекса, когда проявляющую недовольство толпу пришлось разгонять ОМОНу. Свидетель рассказал обо всём подробно, после чего к нему подошёл адвокат, осуществляющий защиту Всевышнего, и начал задавать вопросы.
    – Зачем вы пришли к спорткомплексу? – спросил он. – Вы хотели послушать лекцию?
    – Нет, – зло сверкнул глазами свидетель – крепкого телосложения мужчина средних лет, – я пришел, чтобы помешать проведению выступления.
    – Кто посоветовал вам так поступить? Был ли этим человеком старец? Скажите, вы слышали призыв прийти на митинг от подсудимого?
    – Разумеется, нет, – усмехнулся свидетель. – Зачем ему призывать протестовать против себя?
    – Вот именно, –  повернулся адвокат к судье, – совершенно незачем. Обвинение пытается представить моего подзащитного организатором беспорядков, но если кто и был заинтересован в них, то никак не он. Старец в тот день действительно собрал людей, но на законном основании. Собрал для того, чтобы они лекцию послушали, а не кулаками махали. Инициаторами же волнений являются лица иные, отношения к которым он не имеет.
    – Ваша честь, – поднялся обвинитель, – я согласен с защитой: прямым организатором беспорядков подсудимый не был. Однако в прессе, на радио и телевидении он не раз позволял себе делать оскорбительные для части наших граждан заявления, чем и вызвал их гнев.
    – Поясните, – потребовал адвокат, – кого конкретно оскорбил мой подзащитный? И о каких оскорблениях идёт речь? Применял ли он бранные слова или нанёс их как-то иначе?
    – Никого конкретно он не оскорблял и бранных слов не произносил, но некоторые из его высказываний задевали религиозные чувства верующих.
    – То есть дело не в форме, а в содержании, – заключил адвокат. – Так сказать, в идейных разногласиях. Но почему в таком случае потерпевшая сторона решила подать в суд именно на моего подзащитного, ведь идеологических противников вокруг масса? Хочу напомнить, что в нашей стране узаконена свобода вероисповедания, а потому в ней насчитываются десятки, если не сотни религиозных организаций, и все они имеют разное представление о мироустройстве, поклоняются разным святыням, совершают различные обряды и говорят разное, часто идущее вразрез с утверждениями течений иных. Так почему же гнев верующих пал на старца? Разве потому, что на давно поделённом рынке религиозных услуг принято таким образом относиться к новичкам? Или, что ещё хуже, одинокого философа сочли лёгкой добычей пригодной для разминки, чтобы затем устроить охоту на более крупную дичь?
    – Ваша честь, я прошу сделать представителю защиты замечание, – обратился к судье прокурор.
    – Простите, если сказал что-то не так, как следовало, – извинился защитник. – Я не хотел выразить неуважение, но только прояснить ситуацию, поскольку многое в этом деле, во всяком случае, для меня, остаётся непонятным.
    Адвокат подошёл к столу, плеснул в стакан воды из графина, выпил, а затем продолжил свою речь.
    – Хорошо, пока мы отложим эти вопросы и перейдём к другим, наиболее важный из которых следующий: действительно ли высказывания старца являются оскорблениями или некоторые люди оскорбительными их сочли? Что, как мы знаем, отнюдь не одно и то же. Моего подзащитного, например, осуждают за то, что он нелестно отзывался о некоторых религиозных церемониях, считая их слишком пышными, многословными и продолжительными по времени. Подсудимый этого не отрицает, но поясняет, что поступал так, во-первых, желая не оскорбить, а вразумить верующих, а во-вторых, следуя наставлениям Святого Писания, где действительно имеются строки, информирующие о том, что молитвенные обращения к Богу должны быть краткими. И взывать к нему лучше не в людном месте, а в уединении: «войди в комнату твою, и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему… и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Но если высказывания подсудимого подтверждены Библией, можно ли считать их оскорблениями? Ведь в этом случае получается, что последователей Христа оскорбило Евангелие! И обижаются они на слова, произнесённые самим Спасителем! Прошу прощения, но это абсурд. И обвинения, выдвинутые против старца, соответственно, тоже абсурдны. Всё что он говорил нельзя отнести к оскорблениям, в крайнем случае – к критике, за которую не подвергают уголовному наказанию. По сути это просто дискуссия: он выразил собственное мнение, а потерпевшей стороне ничто не мешает привести в ответ свои доводы и оспорить замечания подсудимого. Как, например, это происходило с Деном Брауном и его романом "Код Да Винчи", в котором писатель изобразил Христа и Марию любовниками и наделил потомками. И что же? Прозаика посадили в тюрьму? Запретили издавать его книги? Нет. На Западе сняли фильмы, телепередачи, выпустили печатные издания, в которых опровергли утверждения Брауна. То есть поступили одновременно и по-христиански, и цивилизованно, и мудро. Священники использовали возникшую ситуацию для того, чтобы ещё раз донести до своей паствы: пусть боятся критики и прочих нападок слабаки, тогда как мы – сильны и идём правильной дорогой. А ещё – великодушны, поскольку настоящей, уверенной в себе силе полагается быть таковой. А если, осмелюсь предположить, в ответ на замечания старца церковнослужителям возразить нечего, тогда им стоит задуматься…
    – Ваша честь, – снова вмешался обвинитель, – я должен ещё раз заявить протест. Подобные предположения, во-первых, не имеют отношения к делу, а во-вторых, тоже могут нарушать закон.
    – Каким образом? – развёл в недоумении руками защитник. – Я ведь чисто теоретически…
    – Давайте обойдёмся без теорий, – однако принял сторону прокурора судья.
    – Хорошо, – вынужден был согласиться адвокат. – Тогда я попрошу уважаемый суд ознакомиться с диктофонной записью, сделанной мною по дороге на слушания, у стен данного заведения, где в настоящее время проходит митинг граждан осуждающих деятельность старца.
    Защитник достал из внутреннего кармана пиджака миниатюрный звукозаписывающий аппарат, включил и положил на стол перед служителем Фемиды. Из динамика разнёсся по залу шум и гам, из которого, однако, вполне разборчиво выделялись отдельные слова и фразы. "Старец – мерзавец! Старец – мерзавец!" – скандировала невидимая толпа. "Будет богохульник знать, как пасть свою разевать!" – выбился из общего гомона озлобленный голос некого мужчины. "Пусть молится гад, чтобы его посадили, а иначе найду и на куски порву!" – заявил голос другой, также мужской. "Не позволим мерзкому учению распространяться по земле! Устроим этому пи…" – начал визгливо ругаться женский, но адвокат выключил диктофон, не дав матерному слову прозвучать в зале суда.
    – Полагаю, ваша честь, – продолжил говорить защитник, – этого короткого отрывка достаточно, чтобы понять: если моим подзащитным и были нанесены оскорбления верующим, то они их с лихвой вернули. Причём большей частью в форме, не требующей привлечения специалистов для анализа. Учение подсудимого они назвали мерзким, его самого – богохульником, что для человека религиозного является весьма неприятным. Да, религиозного. Мы почему-то упускаем эту деталь из вида, однако старец, что подтверждает прикреплённая к делу справка, тоже верит в Бога. Быть может несколько своеобразно, но абсолютно искренне. Таким образом, мы имеем следующую ситуацию: люди разных вероисповеданий наговорили друг другу обидных слов и я, хоть убейте, никак не пойму, почему один из них оказался на скамье подсудимых, а другие в роли пострадавших? И это при том, что мой подзащитный проявлял куда бо;льшую терпимость и в ответ на "богохульника" отвечал – "чада мои". А ещё он никому не угрожал, тогда как от заявлений потерпевшей стороны лично у меня бегут по спине мурашки – страшно. В связи с чем, я вынужден задать вопрос: кто на самом деле оскорблён и кого закон должен защищать?
    – Ваши доводы понятны, – остановил на этом адвоката судья. – К данному свидетелю ещё будут вопросы?
    Ни у защиты, ни у обвинения к участнику событий произошедших у спорткомплекса вопросов не имелось, а потому судья разрешил ему удалиться.
    Старец пока сидел довольный. Адвокат говорил вполне убедительно и Создатель не жалел о том, что не стал защищать себя сам, как изначально планировал, а доверил это дело, поддавшись на уговоры опекающих его юристов, профессионалу.
    Снова поднялся и взял слово государственный обвинитель.
    – Уважаемый суд, я прошу вызвать свидетеля, который расскажет о том, как подсудимый, некими непонятными, но явно противозаконными манипуляциями, воздействовал на него и ещё нескольких ребят.
    В зал вошёл бритый наголо молодой человек – один из тех рокеров, до которых пытался донести своё слово Создатель, и поведал следующее:
    – Мы тусовались во дворе, когда к нам подвалил этот мэн, – указал он на старца, – начал толкать странные речи, а потом показал такое… такое… – замялся он.
    – Смелее, – счёл нужным придать ему решимости прокурор. – Говорите, не бойтесь. Так что же вы видели?
    – Чёрта, – с испугом покосившись на старца, тихо произнёс бритоголовый. – Он нам показал чёрта.
    – Чёрта? – удивлённо поднял брови судья. – Вы хотите сказать, что подсудимый превратился в чёрта?
    – Нет, этот человек не изменился, а вот рядом с ним возникла прозрачная фигура источающая свет – привидение!
    – Ваша честь, – решил пояснить показания свидетеля обвинитель, – есть основания предполагать, что подсудимый владеет приёмами гипноза, при помощи которых ему удаётся показывать людям то, чего на самом деле нет.
    – Скажите, чем вы занимались с друзьями, когда к вам подошёл мой подзащитный? – задал вопрос свидетелю адвокат.
    – Просто сидели – тихо, мирно. Ну, выпили по бутылочке пивка…
    – Курили?
    – Сигареты.
    – А травку?
    – Не употребляем.
    – Не употребляете, значит. И как давно?
    – Ваша честь, – обратился защитник к судье, – в материалах дела имеются сведения о том, что двое из приятелей свидетеля состоят на учёте в наркологическом диспансере, а ещё один отбывал срок за распространение. Конечно, молодой человек будет отрицать, что в день встречи с подсудимым он и его друзья находились под действием наркотиков, но как бы тогда они сподобились увидеть чёрта? Появление нечистого наверняка стало следствием приёма рокерами неких галлюциногенных средств.
    – Я не наркоман! – возмутился бритоголовый, но судья велел ему отойти от трибуны и сесть на место
    – Да, разумеется, – поднялся обвинитель, – к показаниям данного свидетеля можно отнестись с недоверием, но есть и другие. Так целая группа лиц утверждает, что подсудимый на некоторое время якобы оживил мёртвую старушку, когда её отпевали в церкви. Граждане, входящие в группу, отличаются по возрасту, полу, интересам, роду занятий и в этом случае привидевшееся им с наркотиками не связать.
    – Ну почему же, – усмехнулся в ответ защитник. – Религия, как известно, тоже является опиумом для народа и виновником произошедшего вполне мог оказаться священник. Случается, знаете ли, переусердствует батюшка в сгущении страха божия с кадильным маревом, и начинают мерещиться людям восставшие мертвецы и прочая небывальщина. А если учесть, что церковнослужитель имел серьёзное психическое расстройство…
    – Полученное им в результате действий подсудимого, – уточнил прокурор.
    – Не факт, – парировал защитник. – Никто не проверял здоровье священника перед отпеванием старушки, а оно, вполне вероятно, уже тогда имело отклонения от нормы.
    – Служителю Божьему незачем было нагонять гипнотический или некий иной туман на прихожан.
    – Кто знает, что твориться в головах у душевнобольных, – пожал плечами защитник. – Вдруг он посчитал, что в них мало веры и решил таким образом её укрепить. А зачем, позвольте спросить, это могло понадобиться старцу?
    – Я полагаю, что ответ на этот вопрос очевиден – чтобы заманить людей в свою секту.
    – И снова мы слышим голословное обвинение не соответствующее действительности, – заявил в ответ адвокат. – Намерений организовать секту у подсудимого не было. Это может подтвердить свидетель – послушник, которого я прошу вызвать для дачи показаний.
    В зал вошёл человек с бородкой, одетый в чёрную долгополую одежду, в котором теперь с трудом можно было узнать уличного попрошайку, избавленного седоволосым от костылей.
    – Этот старец, – поклонился он подсудимому, – благословил меня и направил в святую обитель Оптиной пустыни, где я пребываю по сей день.
    – К словам данного свидетеля, – поспешил добавить защитник, – можно присовокупить показания ещё нескольких  – трёх старушек и одного ветерана, которым старец не велел ходить к экстрасенсам и ворожеям, а направил в церковь. Но скажите, разве сектанты так поступают? Разве им самим люди не нужны? Что это вообще за секта, в которой нет ни одного сектанта?
    – Хорошо, – снова заговорил обвинитель, – допустим, что вы правы. Допустим, что подсудимый просто хотел поведать миру некоторые из своих умозаключений. Но ведь и философские идеи можно излагать так, чтобы не причинять боль другим.
    – Существует высказывание: плоха та философия, которую не ругают. Поэтому осторожничать в этом деле, тщательно подбирая слова, есть смысл только тем, кто лишь хочет показать, будто что-то новое для человечества постиг, а в действительности таких познаний не имеет. Чем занимаются, например, многие литераторы, желающие наделить свои произведения, чтобы они не прослыли безыдейными, хотя бы видимостью присутствия в них некой оригинальной мысли. Когда же речь идёт о настоящем открытии, способном изменить наше представление о мироустройстве, тут уж как не излагай, всё равно оскорблённые найдутся.
    – Стоит ли в таком случае это открытие обнародовать? – спросил прокурор.
    – А стоит ли совершать полёты в космос? Стоит ли изучать гены? – стал отвечать вопросами на его вопрос адвокат. – Стоило ли Копернику, Галилею или Джордано Бруно рассказывать людям о своих наблюдениях? Стоило ли Сократу, Платону или Демокриту напрягать в раздумьях головы? Стоит ли вообще заниматься наукой, ведь почти у каждого её направления есть свои недоброжелатели, а то и настоящие враги?
    – Полёты в космос – дело нужное. А какая польза от измышлений подсудимого? – продолжал расспрашивать представителя защиты государственный обвинитель.
    – Надеюсь, вы помните, о чём говорил старец? Он говорил о братстве всех людей, о том, что религии должны не разобщать, а объединять человечество. Он говорил о любви, дружбе, призывал забыть о вражде, разногласиях и ссорах. Он хотел сделать мир лучше и если бы это ему удалось... Полагаю, что спорить о пользе философии нам бы тогда уже не пришлось. А что касается столь бурной реакции наших граждан… На мой взгляд истинные причины их гнева следует искать в сферах далёких от религии и философии. Я уверен, что в иной ситуации они бы вели себя по-другому – более терпимо, добрее, цивилизованнее.
    – А какую ситуацию, по вашему мнению, мы имеем сейчас? – задал очередной вопрос прокурор.
    – Напряжённую. Не все это чувствуют или хотят замечать, но в людях копится злоба, которую вызывает вездесущая коррупция, произвол чиновников, налоговое бремя, нести которое с каждым годом становится всё тяжелей, высокие темпы роста цен, всё возрастающая суровость законов, неспособность градоначальников решить проблему транспортных заторов… Злость накапливается и требует выхода. И вот нашёлся тот, на кого, дав волю эмоциям и не опасаясь за последствия, её можно выплеснуть – одинокий, беззащитный старец. И хлынули в его адрес потоки бранных слов и обещаний порвать на куски. Что же, пусть выходит из людей пар, пусть очищаются от негатива их души и сердца. Это даже хорошо, поскольку до тех пор, пока живет в них тьма, любовь не придёт, ибо занят дом, как говорил Христос, и негде её поселиться. А когда очистятся… Я очень надеюсь, что тогда они многое переосмыслят и им станет стыдно за своё поведение и сказанные под действием гнева слова. А ещё мне хочется верить, что тогда они поймут, кто и что в куда большей мере и не единожды, а изо дня в день оскорбляет их человеческое достоинство и обрекает на погибель душу, заставляя её наполняться чёрной злобой.
    Тут судья прервал ударом молотка речь защитника и сказал:
    – Довольно. Здесь не дискуссионный клуб, а потому давайте вернёмся от рассуждений к фактам.

                Глава шестнадцатая.

    Суд длился долго – несколько часов. Защита, казалось, развеяла в пух и прах все обвинения выдвинутые против седоволосого, но его осудили – дали четыре года в колонии общего режима. Судья усмотрел-таки в поступках Создателя противоправные действия и признал его общественно опасным элементом.
    – Мы обжалуем приговор, – пообещал адвокат старцу. – Нашли, тоже мне, врага народа. Сделали из философа – чудовище. Ну куда это годиться? – возмущался он. – Лев Николаевич уж сколь неприятные для священников рассказы сочинял… Взять к примеру "Восстановление ада" или… Да что рассказы, Евангелие на свой лад переписал! Однако на тюремный срок его никто не обрёк и это, прошу заметить, при царском режиме! А мы… в наше-то время… Стыдно! Куда мы идём? Кого завтра объявим опасными элементами? Всю свободомыслящую интеллигенцию? Но ведь именно такие люди, умеющие рассуждать нестандартно, предлагающие что-то новое, двигают общество вперёд. Именно они привели нас к современному уровню научно-технического прогресса и другим достижениям человечества. И процветающие ныне конфессии существовали отнюдь не всегда и не сами по себе появились, но пришли в нашу жизнь благодаря стараниям религиозных новаторов.
    – Если считаете нужным, можете обжаловать, а я сидеть на нарах больше не намерен, – заявил в ответ Всевышний.
    – Что же вы собираетесь делать? – удивился словам подзащитного адвокат.
    – В скором времени вы об этом узнаете, – не стал посвящать его в свои планы седоволосый.
    По окончании процесса конвоиры вывели старца на улицу, где посадили в специальный автомобиль, предназначенный для перевозки заключённых – железный кунг на шасси грузовика с одним-единственным небольшим зарешеченным окном и дверью запирающейся снаружи ключом. На этом автомобиле они должны были доставить Создателя в тюрьму, однако не доставили – по дороге он исчез. При этом целостность кунга не была нарушена, а дверь оставалась закрытой, словно кто-то открыл её ключом, выпустил осуждённого, а потом запер. Но на самом деле произошло следующее: дверь никто не отпирал, она открылась сама – на одном из светофоров, когда автомобиль остановился. Открылась, выпустила Творца, и закрылась. После чего заключённый… то есть уже вполне свободный старец, пересел в чёрный БМВ, помахал перевозке ручкой и был таков.
    В салоне автомобиля старца встретили Зоха и Ульсар, весьма довольные тем, что Всевышний наконец-то оказался на свободе. Конечно, был рад этому долгожданному событию и сам седоволосый.
    – Хорошо! – улыбался он, располагаясь в кожаном кресле. – Хорошо! – повторял обладатель белоснежной бороды, открывая в машине окно, несмотря на работающий кондиционер. – Пусть ветерок подует, мне его так не хватало в камере. Вперёд ребятки – за город, на свежий воздух. Пожалуй, гульнём сегодня по полной, насладимся свободой телесно и духовно. Так что шашлык, баню, пиво, водку, гитару и долгую летнюю вечернюю зорьку попрошу мне обеспечить. И вам советую развлечься напоследок.
    – А напоследок я скажу-у-у… прощай, любить не обязуйся… – затянул старец романс, но ангелы его прервали.
    – Всемогущий, почему напоследок? Разве мы покидаем Землю?
    – Да, делать нам тут больше нечего. Разве ещё разок в баньке попариться. Эх, – махнул он в сердцах рукой, – хотели мы добра, а вышла куча… С ума схожу иль восхожу к высокой степени безумства… – не договорив, что собирался, продолжил Создатель песнопения, а небесные братья обменялись многозначительными взглядами и о чём-то призадумались.
    Когда они подъехали к загородному дому, старец попросил водителя выполнить ещё одно поручение: вернуться в Москву, забрать двух пассажиров и привезти к нему. Автомобиль развернулся и вскоре скрылся за забором огораживающим участок, а седоволосый обратился к ангелам:
    – Ну, что же вы стоите? Давайте выносите мангал, доставайте шампуры, затапливайте баню… Надо успеть всё приготовить к приезду гостей. Но прежде, чтобы работа спорилась веселей, предлагаю принять по соточке. Впрочем, вам и по полтинничку будет достаточно.
    Троица, прихватив бутылочку и стаканы, переместилась в беседку, где старец произнёс следующий тост:
    – Ну, за свободу! За свободу в настоящем и ту, что ожидает нас в скором будущем!
    Небожители выпили, после чего Создатель продолжил говорить:
    – За тюрьму, конечно, не пьют, и я не буду, уж больно нехорошее это место, но именно в заточении начинаешь постигать всю благость свободы, в полной мере осознаёшь то, что многие, пребывая на воле, не ценят. Живут и не знают, чем себя занять, скучают, мечтают о разной ерунде, ходят недовольные – здесь ему чего-то недодали, там он недополучил, переживают из-за пустяков… Но угодив в острог человек понимает, что в действительности ценно.
    Да, это большое счастье – оказаться вне тюремных стен, но настоящая свобода нас ждёт не на земле, а на небе. Вот только большинство людей, как я увидел, привыкли к телесному заточению и желанием туда попасть отнюдь не горят. Грешат, при этом часто почитая себя благочестивыми. Грешат, порою не понимая, в чём именно заключается их грех. Делают в основном то, чего я от них не требовал, тогда как заповеди мои забывают соблюдать. Да и откуда взяться пониманию, если всё перепуталось, обросло божье человеческим, как обрастают деревья лишайником и мхом. Кто, например, запретил православным встречать новый год весело – с песнями, плясками, традиционным Оливье на столе и бокалом Шампанского в руке? Среди моих наставлений ничего подобного нет. Конечно, надо помнить, что человек не корова и кроме процесса наполнения желудка имеется в его жизни много иных задач и дел. Надо тренировать выдержку, учиться брать волю в кулак, но когда я насчитываю в календаре более двухсот постных дней, то недоумеваю: откуда взялась эта цифра? Зачем так много? Разве ради экономии мясомолочных продуктов в стране? Поскольку других причин, на мой взгляд, нет. Ведь праведность с морковкой, съеденной вместо стейка на обед, никак не связана и Дух Святой от её употребления ни на кого не снизойдёт. Зачем же предавать постам столь большое значение? Не лучше ли насытиться мясом, набраться сил и сделать нечто действительно полезное? Взять, допустим, лопату, надеть оранжевый жилет и выйти, вместе с группой единоверцев, на улицу, о существовании которой позабыли дорожные службы, ямы в асфальте латать. За это и люди спасибо скажут, и мною поступок будет оценён. А от того, что множество граждан просидят новогоднюю ночь безрадостно взирая на тарелки с неким силосом, никому ни жарко, ни холодно – никак. Всевышнему человек ничего дать не может, но любо мне видеть пребывающих в согласии чад своих, приятно наблюдать, как они помогают друг другу, а потому если хочешь порадовать Творца, сделай что-то для людей. Не прячь свой духовный свет и силы, не копи, ибо растрачиванием оных Царство Божие приобретается. Неси их в мир да вкладывай в дела, а не глупости, в полезное, а не бестолковое. В общем, поступай так, как учит Отец Небесный, а не кто-то другой.
    Я понимаю, что из благих побуждений, людям вздумалось превзойти положенное, но ведь именно такими намерениями, как известно, часто мостится дорога в ад. Потеряли они чувство меры, увлеклись и не заметили, как изменили представление о богоугодном образе жизни, превратив путь радости, которую нам приносят приобретения, а не потери, созидание, а не голодание, свет знаний, а не гнёт ритуальной суеты, настоящее, а не надуманное, в траурную процессию, проходящую через всевозможные воздержания, ограничения, лишения и занудства – бремена тяжелые, как сказано Христом, и неудобоносимые. Что крайне странно для тех, кому надлежало верить в любящего чад своих Отца. Поскольку порядочные, заботливые родители стремятся облегчить жизнь детей, а не усложнить. Но чем-то эта вера пришлась им не по вкусу, и они свернули с указанного Спасителем пути. Внешнее вместе с тем вновь превзошло по значимости внутреннее, работа над которым ведётся вяло, а то и никак. Не понимают люди, что мне нужны не песнопения, не вид посеревших от недоедания лиц или сгорбленных под тяжестью вериг спин, а светлые души, и шансов попасть на небо у атеиста, если вдруг окажется, что он наделён таковой, куда больше, чем, например, у некой богобоязненной с виду старушки, имеющей между тем множество пороков. Которая клевещет на людей, распуская сплетни, ссорится из-за пустяков с подругами, проявляет жадность, зависть, злобу, а то и радуется, когда у других случается беда: «Мань, ты помнишь соседей по даче, чей новый дом мой крыжовник от солнечного света загородил? Так вот сгорел он. И я думаю, поделом. И я думаю, что ещё наворуют. А то больно сладко им жилось – пусть узнают, почём фунт лиха». При этом она всерьёз полагает, что ей уготовлена дорога в рай. Говорит: «Я молилась, я постилась, я службы стояла, так что будьте любезны». Нет, сударыня, невозможно сие. Не войти тебе в Царство Небесное, ибо ели ты туда попадёшь, мне придётся из обители своей бежать.
    – Всемогущий, – опечалился Зоха. – Выходит, что люди так ничего и не узнают, ведь мы не смогли донести до них слов истины. Не узнают и не исправятся. Будут и дальше верить не в то, во что следует и жить не так, как надо.
    – Узнают. Обязательно узнают. Тем более что всё уже сказано, просто сказанное нужно правильно истолковать.
    – Но кто с этим справится, – не понимал Зоха, – если даже нам это сделать не удалось?
    – Человечество не стоит на месте, но с каждым годом и новым поколением становится всё образованнее и умней. К тому же в последнее время у него появились весьма способные электронные помощники. Так что сами люди и справятся. А по поводу постигшей нас неудачи скажу следующее: время остановить невозможно и эра Водолея придёт в любом случае. Придёт и всё задуманное нами, так или иначе, тем или иным образом, непременно осуществится. Более того – уже осуществляется.
    – Как это? – удивились ангелы. – О чём вы говорите?
    – Я говорю о книге.
    – О какой книге? – недоумевали Зоха и Ульсар. – Неужели о той, название которой нельзя произносить?
    – Уже можно. Хотел я придать её забвению, но теперь наши планы изменились. Да, не всё в ней верно, не всё гладко, но в целом вполне сносно, а местами даже хорошо. Конечно, у меня бы получилось лучше, однако… В ходе визита на землю, посмотрев, так сказать, на всё вблизи и оценив обстановку, родительский долг навеял в мою голову следующую мысль: если чада способны справиться с задачей сами, им надо дать возможность это сделать. Пусть ищут решение, стараются, пусть тренируют ум. Кроме того это позволит уйти от слова божьего, что, к сожалению, воспринимается многими не как доброе наставление, а как приказ, и исполняется соответственно – по-солдафонски, грубо, бездумно. Мне же не хочется громоздить ещё одну казарму и облачать светлое, свободное и чистое в жёсткую форму армейских порядков: ты должен, ты обязан, отдай честь, учи устав, прими присягу, целуй знамя, будь беспощаден к врагам… Хватит с меня этих армий, насмотрелся я на их бои, наслушался исходящих от них угроз. В общем, я даже рад, что всё обернулось иначе, чем планировалось и в некоторой степени, скажу вам по секрету, приложил к тому волю свою. Да, приложил, поскольку многое переосмыслил, а главное понял: помощи от нас, во всяком случае, в данном деле, больше не требуется. Люди уже не маленькие – выросли. Не все, конечно, но уже многие из них в силах самостоятельно постичь истину, а если это так, нам остается лишь пожелать им быть смелей в своих поисках.
    А вообще странно, что они столь долго не моги её найти, – пожал плечами седоволосый. – Ведь для этого им достаточно было просто мечтать. А самая смелая, самая прекрасная фантазия и оказалась бы истиной. Да, именно такая – лучше которой уже нельзя ничего вообразить. Поскольку мне, как настоящему Отцу, не подобает желать своим детям жизни чем-то обделённой и счастья неполноценного, а как Богу – посредственности создавать. Нет, только лучшее! Только самое совершенное! Разве это трудно понять? 
    – Выросли... – расстроился Зоха. – Печально, когда дети вырастают, когда перестают верить в сказки, когда… Всемогущий, давайте ещё по пятьдесят, а то я сейчас расплачусь.
    – Что тут печального? – усмехнулся старец, но и сам вдруг сник. – Впрочем, ты прав, есть в этом что-то такое… сжимающее дух, словно как при расставании или потере. Но уж плакать по этому поводу точно не стоит. Однако к пожеланию твоему я присоединюсь. Ульсарушка, голубчик, плесни нам в стаканчики. Давайте выпьем за чад наших. Чтобы всё у них было хорошо.
    – Всемогущий, – продолжал хныкать Зоха, – вы так говорите, словно решили оставить их навсегда.
    – Дети мои хоть и возмужали, но до самостоятельности им ещё далеко. Поэтому оставлять я их не намерен, – успокоил его седоволосый, – но навещать отныне буду реже. Думаю, появятся у меня в скором времени иные дела, другие заботы и, надеюсь, радости.
    Опустошив стаканы, ангелы пошли заниматься организацией прощальной вечеринки, а старец остался в беседке наедине с гитарой. Он полюбовался немного закатом, затем взял в руки инструмент и с чувством запел довольно известную в наши дни песенку:
    – Как упоительны в России вечера. В закатном блеске пламенеет снова лето. И только небо в голубых глазах поэта – Как упоительны в России вечера…
    Заслышав его пение, ангелы встревожено переглянулись.
    – Что это с ним? – спросил Зоха у собрата. – Настроение Всемогущего меня пугает.
    – Да, настроение романтически-творческое. Он явно опять что-то задумал, – ответил брюнет.
    – Но что? – хотелось выяснить Зоха.
    – Надо будет нам узнать – скажет, – благоразумно рассудил Ульсар. – В данный момент меня куда больше интересует собственная учесть: удастся ли уговорить Всемогущего пойти нам на встречу?
    – Мне тоже не даёт покоя этот вопрос, – озабоченно произнёс золотоволосый. – Но в том состоянии, в котором он пребывает сейчас, к нему лучше с ним не обращаться.
    – Придётся подождать, – согласился Ульсар.
    На том братья ангелы разошлись, напоследок ещё раз многозначительно переглянувшись.
    Через некоторое время всё было готово к началу вечеринки. Дело оставалось за гостями, но вскоре подъехали и они.
    – Ну вот, – прокомментировал это событие Создатель, – прибыли наши инвалиды.
    А инвалидами оказались Элон и Светлана, которые никак не могли понять, куда их везут.
    Поначалу они вообще отказывались ехать. Получив от водителя известие о том, что их желает видеть у себя в гостях некий старец, влюблённые ответили – нет. «Какой ещё старец? Зачем к нему ехать?» – не могли взять в толк они. Тем более что поездка за город для хромой Светланы теперь была мероприятием трудным. Но потом они согласились. Элон подумал, что у нового знакомого, быть может, найдётся для него работа, не требующая участия рук. К тому же, как выяснилось, незнакомец прислал за ними машину, и Светлане не надо было утруждать в дороге больную ногу.
    Дальше они долго и многому удивлялись. Во-первых, роскошному автомобилю с проблесковым маячком на крыше, что говорило о высоком положении человека, на встречу с которым их везут. Это подтверждало и направление поездки – на запад от Москвы. Большой особняк, к которому в итоге доставил их чёрный БМВ, произвел на них ещё более сильное впечатление. При этом Элон и Светлана печально вздохнули, с сожалением вспомнив о своём сгоревшем домике. Но все эти удивления не могли сравниться с тем, что испытал Элон встретив Зоха и Ульсара – вот это для него действительно был сюрприз!
    Старца он увидел вместе с ними, но поначалу не признал в нём Всемогущего, а потому поспешил обняться с братьями ангелами. Элон стал расспрашивать их о том, как они на земле оказались, чем тут занимаются, но более всего прочего ему хотелось узнать, сильно ли гневается на него Вседержитель? На что Ульсар сказал: "С этим вопросом тебе лучше обратиться…" и, не договорив, кивком головы указал на седоволосого.
    Элон внимательно посмотрел на старца, стоявшего чуть в стороне, при этом хитренько так улыбаясь, а затем повалился ему в ноги.
    – Простите Всемогущий! Простите, не признал! Видно создали вы меня для того, чтобы делать одни только глупости!
    – Поднимись, Элон, – повелел ему Создатель. – Встань, не смущай свою барышню.
    А Светлана была не то что смущена, она лишилась на время дара речи, когда увидела, что её возлюбленный  вдруг опустился перед неким бородачом на колени и стал вымаливать у него прощение!
    – Что происходит? – спросила она, когда смогла справиться с постигшей её немотой. – Элон, кто эти люди?
    Прежде чем ответить, ангел посмотрел на старца, тот одобрительно кивнул и Элон поведал возлюбленной следующее:
    – Светлана, я понимаю, это трудно осознать, но перед тобой… – запнулся он размышляя, как лучше представить Творца всего сущего. В итоге решил быть кратким и сказал просто: – Бог.
    – Что за странные шутки? – не поверила Светлана.
    – Это не шутки, – старался убедить её ангел. – Я говорю совершенно серьёзно.
    – Если это Бог, – всё же продолжала сомневаться девушка, – тогда, полагаю, он сможет объяснить, почему сгорел наш дом, почему погибли лошадки, почему ты больше не можешь рисовать, а я попала в аварию? За что нам выпали эти несчастья?
    – Ну, несчастья… – развёл руками старец. – Кого они обходят стороной? Я сам, между прочим, только сегодня из тюрьмы сбежал, а жизнь заключённых счастливой уж никак не назовёшь.
    – Из тюрьмы?! – с ещё большим недоверием посмотрела на него Светлана. – Сбежал?! Да возможно ли, чтобы Бог… – не нашлась она, как закончить предложение.
    – Бог может всё, – поспешил заверить её Элон, пожав вместе с тем недоумённо плечами, поскольку сказанное Творцом и для него являлось новостью.
    – Да, теперь я числюсь на земле в уголовниках, докатился. Но мне не привыкать – и кем только я не успел побывать за свою вечность. А вот вам действительно пришлось нелегко, – посочувствовал влюблённым старец, – и я отвечу Светлана на твои вопросы, но позже. А сейчас давайте забудем о невзгодах, пройдём в гостиную, где нас дожидаются напитки и шашлык, и будем веселиться. Слишком много в жизни человеческой докучливой серости, чтобы в тот миг, когда выглянет из-за хмурых туч солнечный луч, мы отказывали себе в удовольствии посмотреть на него. При этом, конечно, не злоупотребляя, ибо даже свет может навредить человеку, если взирать на него долго, не говоря уже – постоянно.
    Все переместились в дом, где сели праздновать, но особого веселья за столом не наблюдалось. Элон и Светлана вели себя настороженно. Ангел не знал, зачем их пригласил в гости Всевышний, но понимал, что не просто так и каждую секунду ожидал услышать от него нечто для себя страшное. Светлана в компании незнакомцев чувствовала себя неуютно, особенно после того, как один из них был представлен ей Богом – тут любой растерялся бы на её месте и не знал, как следует себя вести. Зоха и Ульсар сидели тихо, словно чего-то выжидая, лишь время от времени заговорщицки переглядываясь, да и сам старец выглядел задумчивым, но это не мешало ему с хорошим аппетитом поглощать шашлык.
    Но вот он насытился, запил съеденное морсом, вытер губы салфеткой и посмотрел на Элона.
    – А что, Элонушка, не прогуляться ли нам по саду? – предложил седоволосый. – Полагаю, нам есть о чём побеседовать.
    Элон послушно поднялся.
    – Можно я пойду с вами? – взяла его за руку Светлана.
    Ангел в ответ отрицательно покачал головой.
    – Мы ненадолго, – пообещал девушке старец. – Скоро вернёмся. А вас пока будут развлекать мои спутники. Ну-ка, кавалеры, – приказал он Зоха и Ульсару, – поухаживайте за дамой. Налейте ей вина.
    – Не скучаешь ли ты по дому? – спросил Создатель у Элона, когда они оказались в саду.
    – Скучаю, Всемогущий, сильно скучаю. Что ни день, то всплывают в памяти чудесные виды созданного вами Царства. Необозримые просторы, удивительные небесные краски, восхитительное чувство полёта…
    – Желаешь вернуться?
    – Да. Если вы сочтёт когда-нибудь это возможным.
    – Отчего же когда-нибудь? Я считает возможным сделать это уже сегодня.
    – Сегодня… – Элон остановился и покачнулся, словно у него вдруг закружилась голова. – Почему сегодня?
    – А почему нет? Чем сей день тебя не устраивает? Я бы на твоем месте поспешил воспользоваться моим предложением, пока я добрый. А то смотри, осерчаю и оставлю на пятьсот лет в теле пребывать. Ты один раз уже провинился крепко, за что и пострадал, не пора ли одуматься, чтобы избежать новых бед и страданий.
    – Да, я виноват, – понурил голову ангел. – Но как же Светлана? Что будет с ней?
    – Ничего особенного. Девушка постепенно превратится в бабушку, а затем умрёт – вот, если коротко описать, что с ней произойдёт. Конечно, погорюет некоторое время о тебе, но это вполне уместная плата за то, что познала любовь ангела, за то, что хоть и недолго, но была по-настоящему счастлива.
    – Но я не хочу, чтобы она горевала, и если я останусь…
    – И что ты сделаешь? С больными-то руками? Или ты думаешь, что твоё присутствие как-то поспособствует заживлению её колена? Нет, болезнь в любом случае будет развиваться дальше и через пару лет Светлана не сможет ходить совсем. Придётся тебе возить её в инвалидной коляске. Увы, Элон, но счастливой жизнь впереди у вас уже не предвидится, и вопрос лишь в том, будете ли вы страдать вместе или она одна? Но зачем, разумно ли мучиться двоим, когда тебя от злой доли можно избавить?
    – Одна?!.. – на глазах ангела навернулись слёзы. – Нет, это решительно невозможно! Да как же я оставлю её одну?! Больную?! И некому будет утешить цветочек мой нежненький!
    – Цветочек… нежненький… – повторил за ним старец, и на секунду показалось, будто и его глаза заблестели чуть сильнее обычного. – Ты вот что, Элон, прекрати мокроту разводить. Разве ты ещё не понял, что излишняя доброта часто соседствует с глупостью. Почему, например, попала в аварию Светлана? Собачку пожалела? И чем этот поступок для неё обернулся? Искалеченной ногой? Инвалидностью? Вашим нищенским существованием? Может, хватит уже распускать нюни и усугублять ситуацию? Это на небе, ангел мой, хорошо оплакивать судьбы горемык, поскольку твоей душе больше ничего не угрожает, а земля – место суровое, и думать здесь приходится о том, как бы о тебе кто слёз не пролил. А потому давай, Элонушка, возноситься. Пошалил и будет.
    – Простите, Всемогущий, – повалился Элон на колени, – но я не могу. Пока жива моя возлюбленная – не могу. Даже ради всех благ Царствия Небесного. Ибо не найдёт мой дух в них успокоения, если я буду знать, что где-то страдает и грустит в это время та, что стала для меня дороже всего на свете.
    – Одумайся, Элон, – стал угрожать ему старец. – Одумайся пока не поздно, не серди меня вновь. Ведь оставлю куковать на земле без всякой помощи на пятьсот лет… нет, на тысячу! Твоя возлюбленная умрёт, допустим, через пятьдесят, что будешь делать ты после её кончины? О своей участи ты подумал?
    – Подумал, – хоть и всхлипывая, но уверенно ответил ангел. – И если такова ваша воля, готов её принять. Но оставить любимого человека в трудную минуту, когда особенно важно, чтобы я находился рядом, не могу. А потому умоляю вас, не забирайте меня.
    – Что же, пусть будет по-твоему, – решил седоволосый. – Ладно, пойдём за стол, – помог он подняться ангелу на ноги, – примем ещё по рюмочке.
    После того как все выпили и закусили, старец повёл в сад избранницу Элона.
    – Ты, девонька, поставь свою палку в уголок, – сказал он ей на выходе из дома. – Когда на прогулку приглашает Бог, клюка человеку не требуются.
    – Как же я без неё? – нахмурилась Светлана, решив, что над ней хотят посмеяться, но вдруг почувствовала, что противная ноющая боль в ноге, постоянно мучавшая её на протяжении уже нескольких недель, стихла.
    – Что за чудеса?! – обрадовалась она и поспешила снять с колена повязку, под которой, к её несказанному удивлению, не оказалось даже шрама!
    – Пройдись, – попросил её старец, а когда она сделала несколько шагов, похвалил: – Вот так должна ходить молодая девушка – легко, красиво, а не ковыляя с палкой словно дряхлая старуха.
    – Так вы и вправду Бог?! – с восторгом, излучаемым блеском широко открытых глаз, посмотрела на него Светлана. – Самый настоящий?!
    – Да, представь себе, не искусственный, – усмехнулся в ответ старец. – Я – Бог Отец, а твой возлюбленный, открою тебе секрет, – ангел. Впрочем, о его нечеловеческой природе ты и сама догадывалась.
    – Догадывалась, – подтвердила Светлана. – Есть в Элоне нечто отличное от других, за что я всей душой его и полюбила.
    – Личико у него уж больно смазливое – вот за что ты его полюбила, – не разделял её высоких чувств седоволосый.
    – Неправда, – возмутилась Светлана. – Он конечно красив – красив как бог!.. Ой, – смутилась она. – Я хотела сказать, как ангел небесный. Но и душа у него ангельская – большая, светлая, особенная. Такая же, как и его любовь.
    – Да, большая, светлая, особенная… – повторил за девушкой старец, – только бестолковая. Но почему же мы стоим? – улыбнулся он. – Разве мы вышли не для того чтобы пройтись по саду? А может ты хочешь поплавать в бассейне? Или давай доедем на велосипедах до реки, снимем обувь и прогуляемся босиком по мелководью вдоль кромки песчаного берега. Что нам теперь это стоит – здоровым.
    – Можно я на качелях покачаюсь? – попросила Светлана.
    – Пожалуйста, – разрешил седоволосый.
    До верёвочных качелей, прикреплённых к толстой ветви раскидистой сосны, Светлана добежала – просто потому, что давно не бегала. Забралась на сиденье, встав на него ногами, и стала раскачиваться – высоко, как когда-то в детстве. Вслед за ней к качелям подошёл старец, сел на скамейку, установленную рядом, некоторое время, с добродушной улыбкой на лице, наблюдал за девушкой, потом заговорил:
    – Да, не повезло тебе с возлюбленным. Даже не потому, что он ангел, а потому, что ослушник. Наказание, девонька моя горемычная, на нём лежит, и на тебя через него несчастья сыплются.
    – Несчастья? Через него? – перестала раскачиваться Светлана, слезла с качелей и присела к старцу на скамью. – Объясните, почему это происходит?
    – Элон совершил проступок, за который ему определено терпеть беды и несчастья. Причем чем дальше, тем всё более тяжкие. От него они и тебе передаются, поскольку, как известно, с кем поведёшься, того и наберёшься.
    – Неужели ничего нельзя изменить? – умоляюще посмотрела на Создателя девушка.
    – Для ангела нет, а вот ты вполне можешь стать здоровой и счастливой, если… – запнулся Всевышний. – Пойми, не по злому умыслу внушаю это тебе, а желая добра…
    – Что я должна сделать? – не хотела слушать его оправданий Светлана. – Научите, прошу.
    – Ты должна оставить Элона. Собраться с силами и вырвать его из своей жизни, как больной зуб из десны. Только так можно избавиться от боли и несчастий, которые он тебе причиняет.
    – Оставить Элона… –  сказанное старцем заставило Светлану побледнеть. – Это невозможно.
    – Это трудно, но выполнимо, тогда как невозможным, поверь, окажется вытерпеть всё то, что он тебе принесёт. А ради чего такие жертвы? Ради любви? Но разве будешь сыт одной любовью? Разумно ли становиться из-за неё инвалидом?
    – Но я не могу… – глаза девушки наполнились слезами. – Я никак не могу…
    – Да, с Элоном тебе многое не по силам, многое недоступно, – продолжал уговаривать её старец. – С ним, например, тебе не познать радость материнства. Что, впрочем, даже хорошо, поскольку при том нищенском существовании, который вам придётся влачить, и проблемами со здоровьем, должным образом заботиться о ребёнке вы бы не смогли. Но если ты прогонишь провинившегося ангела, всё у тебя наладится. Вернётся крепкое здоровье, ты найдёшь работу и нового кавалера, заживёте с ним в достатке, обзаведётесь детьми и жизнь ваша будет – полная чаша.
    – А Элон? – расплакалась Светлана. – Что ожидает его?
    – Он понесёт груз определённого наказания дальше, и помочь ему ты ни чем не сможешь. А потому подумай лучше о себе, о собственной участи, о своём счастье.
    – Нет, – не поддавалась на уговоры Светлана. – Элона я не оставлю.
    – Подумай, – настаивал старец.
    – Мне не о чем думать, я всё решила.
    – Тогда посиди пока тут, а я принесу твою палку. Наша прогулка закончена и всё возвращается на круги своя.
    Старец поднялся и пошёл к дому, а Светлана снова почувствовала боль в ноге. А когда она на неё посмотрела, то увидела, как прямо у неё на глазах под коленом образуется большая рана.
    – Ну, как? Твоё решение остаётся неизменным? – спросил у девушки старец, когда вернулся с клюкой. – Ты по-прежнему предпочитаешь быть бедной и больной, тогда как вполне можешь стать богатой и здоровой?
    – Да, – уверенно ответила Светлана и приняла из рук седоволосого трость.
    – Смотри, ведь раскаешься потом. Будешь взывать понапрасну с мольбами к небу.
    – Не буду, – заверила Всевышнего Светлана. – Что определено Элону, то приму и я.
    – Ох, ну что мне на это сказать? – печально вздохнул, а затем вдруг улыбнулся старец. – Молодец, дочка. Я рад, что не ошибся в тебе.
    – О чем вы говорите? – удивилась Светлана.
    – Да так… Не время сейчас объяснять, – не захотел ей ответить Создатель. – Пойдём лучше в дом, а то там, небось, все уже волнуются: и где это мы пропадаем?
    После прогулок по саду настроение старца заметно улучшилось, у Зоха и Ульсара оставалось прежним, а у Светланы и Элона испортилось совсем. Влюблённые сидели за столом понурив головы, не притрагиваясь ни к еде, ни к напиткам, а вскоре и вовсе запросились домой – вечеринка для них оказалась отнюдь не весёлой.
    Старец не стал их задерживать, вызвал водителя и попросил отвезти горемычную парочку восвояси, а сам, не попрощавшись, отправился в баню, прихватив в парилку, по своему обыкновению, кружечку холодного пивка.
    Когда Зоха и Ульсар остались в гостиной одни, между ними состоялся следующий разговор:
    – Кажется, настроение Всемогущего улучшилось. Пора приступать к осуществлению нашего плана, – сказал Ульсар.
    – Пора, – согласился Зоха. – Приступай.
    – Почему я? – возмутился брюнет.
    – А почему я?
    – Потому, что обещал он тебе.
    – Обещал мне, но ведь речь пойдёт о нас, и ты вполне бы мог…
    – Нет, если обещал он тебе, то и говорить должен ты.
    Пару минут они посидели молча, ковыряя вилками в опустевших тарелках, затем беседа возобновилась.
    – Давай вместе, – предложил Зоха.
    – Но ведь кто-то должен начать.
    – Вместе начнём.
    – Как это? На раз, два, три что ли?
    – А хоть бы и так.
    Ещё немного посидели, помолчали, поковыряли тарелки.
    – Боязно, – произнёс после этого Зоха.
    – И совестно, – добавил Ульсар. – Но тянуть с этим делом больше нельзя. Как придёт – скажем.
    Некоторое время спустя вернулся из парилки седоволосый. Немного утомленный, но довольный опустился на своё место, наполнил опустевшую кружку пивом, сделал несколько больших глотков, а затем обратился к ангелам:
    – Вы почему притихли, олухи небесные? Никак задумали что-то недоброе?
    – Ну, что вы, Всемогущий, это не так, – ответил ему Зоха. – Да разве мы, ваши верные слуги, способны замыслить худое?
    – А почему тогда, вы ведёте себя столь странно? – не поверил ему старец. – Весь вечер перемигиваетесь, шушукаетесь, секретничаете? Давайте, выкладывайте, что случилось?
    – А что случилось? Ничего не случилось. Впрочем, да, – всё же решился открыться Зоха, – кое-что произошло. Так, одно недоразумение.
    – А именно? – выпытывал Создатель.
    – Мы с Ульсаром хотим остаться на земле, – выпалил на одном дыхании ангел.
    – Чего, чего? – удивлённо поднял брови старец. – И это ты называешь недоразумением? Нет, Зоха, это нечто иное. Вот когда я смотрю на статую необрезанного Давида, работы Микеланджело, мне в голову приходит именно это слово – недоразумение, а то о чём говоришь ты… Да это бунт!
    – Но вы же мне обещали! – заголосил Зоха.
    – Что я тебе обещал?
    – Выполнить желание!
    – Действительно, Всемогущий, – поддержал собрата Ульсар. – Зоха говорит правду.
    – Ах, да, – вспомнил Творец, – было дело. Но я не понимаю: зачем? Неужели вам понравилось жить среди людей, пребывая в человеческом теле?
    – Нет, не понравилось, – ответил на его вопрос золотоволосый. – Человеческая жизнь сложна, тяжела, наполнена всяческой суетой: правилами, обязанностями, задачами, делами… А мы хотим другого – плавать в море-океане и быть голубыми дельфинами.
    – Какими дельфинами? – нахмурил лоб старец. – Вот оно в чём дело… Так ты, блоха этакая, и собрата своего с пути праведного сбил.
    – Ну, с какого праведного? Вы же сами говорили, что у ангелов нет ни пола, ни судьбы. И вообще, вы всё неправильно поняли…
    – Не надо мне зубы заговаривать. Намерения ваши мне совершенно ясны.
    – Как прикажете, Всемогущий, так мы и поступим, – испугавшись грозного блеска, появившегося в глазах Творца, Зоха перестал с ним пререкаться и склонил покорно голову. – Если вам всё ясно и без наших объяснений, то мы будем молча слушать, что вы скажете в ответ на нашу просьбу.
    – Я скажу, что удивили вы меня ребятки. Так уж удивили… Нет, я знал, конечно, что ничего путного Зоха не пожелает, но чтобы такое… Что же мне с вами делать? – задумался Всевышний. – Ну, разве потому, что вы будете жить не в обществе людей, а в океане…
    – На какой-нибудь ничтожно малый срок, – встал перед ним на колени Ульсар. – Пятьсот лет, например. Ну, хотя бы четыреста девяносто девять.
    – Двести, и ни часом больше, – отмерил им старец.
    – Тогда без старения, – рискнул поторговаться брюнет. – А ещё бы хотелось, чтобы пули нам вреда не причиняли, чтобы в сети мы не попадались, чтоб свободы нас не лишали…
    – Да уж разумеется. Показывать свои номера перед публикой в дельфинарии я вам не позволю.
    – Спасибо, – поблагодарили Создателя ангелы.
    – Пожалуйста, – с нескрываемым сарказмом ответил им старец. – Теперь вы должны покинуть меня. Немедленно.
    По Зоха и Ульсару пробежала рябь, словно они вдруг стали отражениями в слегка взволнованной воде, и небесные братья начали осыпаться на пол мелким прахом, так что вскоре вместо ангелов на нём образовались две небольшие серые кучки. Воздух в гостиной на недолгое время наполнился запахом тлена, но потом он улетучился. А на кучки старец несильно подул, однако прах при этом развеялся с такой интенсивностью, словно оказался на пути урагана, и больше не осталось от его спутников никакого следа.
    – Отлично, – произнёс седоволосый, наполняя стопку водкой. – От свидетелей избавился – всё идёт по плану. Чудаки они конечно и я бы не стал с ними связываться, мало что ли на небе ангелов более толковых, но поступить так нужно было для дела. Хотя, следует признать, за время проведённое на земле я успел к ним привязаться. Может даже буду скучать… А потому выпью за будущую встречу, которая однажды непременно состоится.
    Он выпил, закусил солёным огурцом, а потом вдруг звонко хлопнул в ладоши. В тот же миг в гостиной появился уже известный читателям богатырь – облачённый в золотые латы всадник на гигантском коне.
    – Пора, – сказал ему старец. – Как сделаешь, переправь их на ближнюю обитель.
    – Когда прикажите ожидать вас? – спросил Михаил.
    – Я покину землю на рассвете.
    Архангел поклонился старцу и исчез, а тот снова хлопнул в ладоши, после чего перед ним предстала долговязая фигура Сатанаила.
    – Я всё думаю, в чём мы ошиблись? – стал излагать ему свои мысли Создатель. – Выбрали не то время? А может не то государство? Или тюремной баландой меня бы накормили в любой стране? Мне очень хочется верить в то, что это предположение ошибочно и на земле есть места, где бы люди меня приняли, выслушали и признали Отцом Небесным. Надеюсь, что и россияне однажды придут к пониманию своей природы и нарекутся чадами божьими. А чтобы это событие настало как можно скорей, тебе надо будет с ними дополнительно позаниматься. Только пойми меня правильно: в моих словах нет намёка на месть. Я говорю исключительно о пользе – о том единственном, что мы должны приносить людям. О благе, а не зле, хотя, конечно, одно порою бывает очень похоже на другое. Подумай над тем, что можно сделать. Выбери способ и реши задачу.
     Поручу тебе ещё пару дел, – продолжал отдавать распоряжения старец. – Во-первых, одного человека нам всё же следует покарать – судью. Уж больно не понравилось мне его судейство. На мыло его – в прямом смысле. Пусть его участь напомнит служителям Фемиды о том, что и над ними судья имеется. А во-вторых… понаблюдай за Петренко. Мне кажется, олигарх начинает что-то понимать в жизни, меняться. Если так пойдёт и дальше… Конечно, не помешало бы на его примере ещё раз показать человечеству, что алчность, воровство, враньё и уж тем более предательство ни к чему хорошему не приводят, однако… Так и быть, пусть его род продлиться. Более того, пусть он доживёт до времени появления внуков и успеет главное своё богатство поносить на руках.
    Выслушав распоряжения и поклонившись, Сатанаил также исчез, а седоволосый налил себе пивка, взял гитару и пошёл в беседку. Но музицировать не стал – сидел тихо, положив инструмент на колени, потягивал пенный напиток, вдыхал прохладный и ароматный ночной воздух, вслушивался в долгие трели сверчка, обосновавшегося в кусте смородины рядом с беседкой, и ждал рассвета. 
    Вскоре небо на востоке начало розоветь. Создатель следил за восходом светила неотрывно, а когда его краешек показался над лесом, когда первый луч коснулся головы старца, он, как и ангелы, начал рассыпаться. Только не серым прахом, а мелкими искрами, которые засверкали в ярком свете бриллиантовой пылью и стали возноситься, быстро набирая скорость, к поднимающейся в небо звезде.
    Когда последние искры слились с солнечными лучами и покинули землю, гитара, лежавшая до этого на коленях старца, с грохотом упала на деревянный настил беседки. Шум напугал сверчка, он замолчал, и в саду вдруг стало удивительно тихо.

                Глава семнадцатая.

    Богатырь появился в квартире Элона и Светланы в середине ночи, когда влюблённые спали. Всадник не стал их будить, он тихо, словно на копытах его скакуна были надеты тапочки, подъехал к кровати, вытащил из ножен меч, несколько секунд рассматривал мирно сопящую, по-детски уткнувшись носиком в подушку, Светлану, а затем быстрым движением нанёс ей удар клинком в грудь. Девушка ни вскрикнула, ни дёрнулась, ни застонала, просто носик её перестал сопеть.
    Тут, видимо что-то всё же почувствовав, проснулся Элон и увидел всадника.
    – Михаил… – с удивлением и испугом произнёс он его имя. – Ты что здесь делаешь?
    – Я пришёл за тобой, – сообщил ему богатырь.
    – Я никуда не пойду, – твёрдо заявил ангел. – Я не расстанусь с любимой.
    – Вы уже расстались. Посмотри – она не дышит.
    – Что?!
    Элон взял Светлану за плечи и начал трясти, надеясь привести её тем самым в чувство, затем приподнял, но голова девушки бессильно свесилась набок, бледные руки немощно повисли – её тело было ещё тепло, но уже безжизненно.
    – Убийца! – осознав произошедшее, прокричал Элон Михаилу. – Жестокий, подлый убийца!
    – Неправда, я не имею названых тобой пороков, – возразил всадник. – Я просто выполняю приказ. Пойдём, тебя здесь больше ничто не держит.
    – Да, глупо было думать, что услышав в ответ на свои требования – нет, Всемогущий с этим смирится и оставит нас в покое, ведь он привык добиваться своего. Ну что же, скорпион, проткни теперь и моё сердце своим жалом, – глазами полными слёз, но смело, даже с вызовом посмотрел на великана ангел. – А лучше обезглавь, чтобы было больше крови, столь обожаемой тобой.
    – Как скажешь, – вознёс меч архангел. – Только перестань приписывать мне то, чего нет. Тем более что кровь не прольётся, поскольку плоть твоя сразу превратится в прах.
    – Руби! – крепко зажмурился в ожидании удара Элон, но вдруг поднял руку. – Постой. Дай поцеловать её на прощание.
    Он склонился над возлюбленной и коснулся губами её бледных уст.
    – Довольно! – заругался на него богатырь. – Некрофил тоже мне выискался… Нацелуетесь ещё. Светлана ждёт тебя недалеко отсюда.
    – Что?! Где ждёт?! – вскинул голову Элон, но тут воздух прорезал молнией клинок великана, и тело ангела осыпалась серым пеплом на мёртвую девушку.
    – Где, где – на Луне, – проговорил Михаил, убирая оружие в ножны. – Всё нормально? – обратился он к существу слегка беловатого, как неплотный туман, цвета, образовавшемуся на месте превращённой в пыль материальной оболочки. – Я надеюсь, что процесс отделения вечного от бренного не показался тебе чрезмерно болезненным?
    – Не успел понять, – ответил ангел, потирая полупрозрачной рукой своё полупрозрачное горло. – Должен признать, что ты виртуозно владеешь мечом. Всё произошло так быстро – раз и… Но что ты говорил о Светлане? Почему Всемогущий разрешил нам встретиться?
    – Не могу знать, – пожал плечами архангел. – Я ведь только исполняю приказ.
    Элон сел на коня, устроившись позади великана. Михаил ударил жеребца шпорами в бока, тот сорвался с места, вылетел в окно сквозь стёкла, при этом, однако, не повредив их, и стал быстро возноситься в начинающее розоветь предрассветное небо.
    Едва ли прошло больше пары минут, как они достигли Луны. Там Элон увидел любимую. Её фигурка, такая же полупрозрачная как у него, но подкрашенная не белым, а розовым цветом, одиноко стояла на пустынной поверхности.
    – Светлана! – кинулся к ней ангел, едва только конь коснулся копытами грунта.
    – Элон! – обрадовалась она его появлению. – Дорогой, где мы находимся? Почему моё тело… ой, да и твоё тоже… Почему они пропускают свет? Неужели мы умерли?
    – Ну, что ты, это не так, – стал успокаивать ангел девушку. – Разве могут умереть те, кто наделён бессмертной душой? Конечно мы живы, просто изменились некоторым образом. Честно говоря, я сам пока мало что понимаю в происходящем, – признался он возлюбленной, – но главное то, что мы вместе.
    – У вас есть пять минут, чтобы попрощаться, – вдруг сообщил им Михаил.
    – Как попрощаться?! – с ужасом восприняла эту новость Светлана.
    – Так ты меня обманул, – с укором посмотрел на всадника Элон. – Ты же сказал…
    – С Землёй, – пояснил свои слова архангел и указал рукою вверх, где в окружении космической ночи покоился большой голубоватый шар. – Это надлежит сделать всем покидающим своё прежнее жилище.
    Влюблённые подняли головы и стали смотреть на теперь уже далёкий мир, в котором пробыли отведённое им время. Конечно Светлану сильнее взволновало расставание с родной планетой, но и у Элона сжался дух при взгляде на Землю – место, где он встретил любовь, где многое испытал, изучил, пережил и понял.
    – Пора, – вскоре позвал их архангел.
    – Куда мы теперь? – спросил у него Элон.
    Всадник кивком головы указал на Солнце.   
    Все сели на коня – впереди Михаил, за ним Элон и Светлана. Жеребец легко, словно неведома ему была сила притяжения, оттолкнулся от поверхности и взмыл в небо. Набирая скорость, он облетел вокруг Луны, а затем устремил свой бег в направлении светила.
    До Солнца они добирались с четверть часа. Огненный шар всё разрастался и вскоре закрыл собой почти половину окружающего пространства. На подлёте к нему Светлану охватило волнение.
    – Мы сгорим! Ой, сгорим! – сказала она любимому, когда поняла, что богатырь не собирается объехать препятствие или остановится перед ним, а направляет своего скакуна в самую середину огромного сгустка огня.
    – Нет, не сгорим и даже жара не почувствуем, – ответил ей ангел. – Ведь теперь мы не восприимчивы к физическим воздействиям. А иначе мы бы замёрзли в космическом холоде ещё у Земли.
    – Не сгорим, так ослепнем! – продолжала тревожиться Светлана. – Яркость такая, что невозможно становится смотреть!
    – Это снаружи, а ближе к центру, где температура возрастает до нескольких миллионов градусов, всё освещено спокойным голубоватым светом.
    – До нескольких миллионов! – изумилась Светлана. – И все равно не сгорим?!
    – Да хоть до триллионов – нам эти цифры навредить уже не могут.
    Вскоре они приблизились к светилу настолько, что до них стали долетать языки пламени, а спустя ещё некоторое время пламя бушевало уже со всех сторон, и даже оглянувшись назад нельзя было увидеть звёздное небо. Конь летел в вихре огня, однако никому из наездников от его неистовых объятий не было жарко.
    Окончательно убедившись в своей неуязвимости, Светлана рассмеялась. Она распростёрла руки в стороны с восторгом ощущая, что проносящиеся с бешеной скоростью столпы огня отнюдь не обжигают, а лишь нежно и довольно приятно, будто тёплый весенний ветерок, щекочут её ладошки.
    Но вот пламя стало бурым, а затем почти чёрным.
    – Что происходит? – обратилась Светлана к Элону. – Почему нас окутал мрак?
    – У Солнца много зон, есть и тёмная, – ответил тот. – Не бойся, скоро мы её преодолеем.
    – А я не боюсь, – снова рассмеялась Светлана. – Я уже ничего не боюсь, мне просто интересно.
    За тёмной полосой перед наездниками открылось новое пространство. В нём не было ни мрака, ни буйства огня, всё вокруг казалось спокойным и как бы окутанным плотным туманом, излучающим нежно-лазурный свет. По этому туману Михаил гнал коня ещё с минуту, затем остановил.
    – Всё, приехали, – сообщил он Элону и Светлане. – Слезайте.
    – Куда же слезать? – удивилась девушка. – Тут вроде и поверхности нет.
    – Смотри, – обратил на себя её внимание ангел, и вдруг поднялся ввысь, оказавшись у Светланы над головой. – Тебе больше не нужна твердь. Отныне всё пространство в твоём распоряжении.
    – Я могу летать! – догадалась Светлана, и смело воспарила вверх. – Как же это чудесно!
    – Прощайте, – помахал им рукой Михаил. – Мне надо отправляться в другое место. Вы полетайте пока, а он вас найдёт.
    Архангел пришпорил коня и скрылся в тумане, направляя своего невероятно быстрого скакуна в неизвестном для влюблённых направлении.
    – Кто нас должен найти? – спросила у Элона Светлана, когда они остались вдвоём.
    – Я полагаю, Всемогущий.
    – Это тот старец?
    – И да, и нет. Во-первых, потому, что он вовсе не стар – души, в отличие от тел, не подвержены влиянию времен. Во-вторых, на землю Создатель приходил, что ты не могла понять, а я заметил, пребывая, скажем так, не в полной силе, но теперь, скорее всего, он уже стал единым целым. А что касается образа… Я не знаю, в каком виде Творец предстанет перед нами и захочет ли показаться вообще. Вполне вероятно, что нам будет явлен только его голос.
    – А зачем ему нас искать? Что он нам скажет при встрече?
    – От того, что он нам скажет при встрече, зависит вся наша последующая жизнь. Обычно он указывает парам цель, но в нашем случае… Я не знаю и даже предположить не могу, что мы услышим от Всемогущего. 
    – Чем наш случай отличается от остальных? – не понимала Светлана.
    – Тем, что я – не человек, не Божье дитя, а ангел и союз наш необычен.
    – Да, необычен, – вдруг кто-то произнёс за их спинами, и влюблённые поспешили обернуться.
    Сначала они увидели свет, пробивающийся сквозь туман, – нежно-фиолетовый, а затем показался… старец. Да, Всевышний сохранил земной образ, но узнать его при этом было нелегко. Прежде всего из-за сияющих словно звёздочки глаз, от которых исходил окружающий Создателя свет: от одного ока – розовый, от другого – голубой. Борода – исчезла, от чего он стал выглядеть значительно моложе. Фигура Творца стала стройней, а голос – выше. А ещё Всемогущего больше нельзя было называть седоволосым, так как его шевелюра, сохранив длину, поменяла цвет. Но поскольку его волосы продолжали оставаться светлыми, то влюблённые поначалу этой перемены не заметили, однако потом, присмотревшись, поняли, что Всевышний теперь – блондин.
    Увидев светящегося, ангел склонил почтительно голову, его примеру последовала девушка.
    – Ну, здравствуй, Элон, – заговорил разноглазый. – Здравствуй, Светлана. Полагаю, что вы удивлены столь неожиданным перемещением в мир иной. Вероятно, обижены на меня за то, что нарушил ваши планы. Но я это сделал не просто так. Я хочу поручить вам дело – тяжёлое, сложное, но куда более важное и интересное, чем все оставленные вами на земле. Я намерен возложить на ваши плечи заботу о царстве, которому очень нужны хозяева.
    – Да разве достойны мы стать творцами царства небесного? – поднял голову удивлённый ангел.
    – Нет, этого вы… не то чтобы не достойны, возможно, даже более многих прочих, но… Вы не можете стать таковыми по природе своей. Точнее говоря, твоей, Элон, – ангельской. Но я говорю не о вселенной, а о другом царстве. Это тоже целый мир, целая… Впрочем, зачем рассказывать, если скоро вы всё увидите сами. Вот вам мои руки, держитесь за них крепко. Я поведу вас такими путями, по которым никто кроме меня не сможет пройти, да никто о них и не знает.
    Элон и Светлана взялись за руки светящегося – он за правую, она за левую, и все трое снова полетели. Только скорость их перемещения теперь была на порядок выше – такая, что понять, где они находятся и мимо чего пролетают, влюблённые просто не успевали. В их глазах прокрутилась волчком череда непонятных видений, а потом они оказались… Как будто опять на Луне. 
    – Зачем мы тут? – спросила Светлана. – Чтобы ещё раз попрощаться с Землёй? – указала она рукой на покоящийся в далёкой вышине голубоватый шар.
    – Нет, – улыбнулся блондин, – чтобы поздороваться. Ты погляди на планету внимательней.
    Светлана присмотрелась, а затем, удивлённая сделанным открытием, воскликнула:
    – Да это не Земля! Похожа на неё, но очертания материков иные!
    – Да, – подтвердил Создатель, – это другая планета. На ней растут леса, не знающие топора, живут животные, не пуганные человеком, текут реки наполненные водой кристальной чистоты, на склоне дней там стоят тихие вечера, а по ночам небо такое звёздное, какое уже не увидеть на загазованной и освещённой миллионами ламп Земле.
    – Как она называется? – с восторгом глядя на чудесную сферу, поинтересовалась Светлана.
    – Так, как вы пожелаете свой мир назвать. И не только мир, на этом кругляше есть много разного, чему предстоит придумать названия: морям, океанам, горам, континентам… Всё это новое и всё это ваше – ваше и ваших детей.
    – Наших детей! – обрадовалась Светлана.
    – Откуда у нас возьмутся дети? – удивился Элон.
    – Оттуда, откуда они у всех берутся – от Бога, – ответил Творец.
    – Всемогущий, – продолжал удивляться ангел, – я ничего не понимаю. Вчера вы говорили, что Светлана через пару лет совсем сляжет, а мне целое тысячелетий предстоит провести на земле, а сейчас вы даруете нам обитель и право стать родителями!
    – Я вас проверял, испытывал ваши чувства. Обжить планету, породить и воспитать человечество – всё это связано с большими трудностями, и я должен был убедиться, что вы станете надёжной опорой друг для друга, что ваша любовь способна всё преодолеть.
    – Но почему именно мы? – не понимал Элон.
    – Потому, что я выбрал именно вас.
    – Но ведь я – ангел. 
    – А мне и нужен был ангел. Видите ли в чём дело, – стал объяснять святящийся, – идея создать новый мир появилась уже давно, но прежде требовалось придумать, как надлежит его обустроить, чтобы избежать того, что было на Земле: разобщённости народов и религий, варварского отношения к природе, неисчислимого количества войн, убийств, измен, предательств… В итоге я пришёл к выводу, что кроме устранения ошибок и недочётов допущенных в деле воспитания землян, нужно чтобы и сами обитатели новой планеты были другими – следовало вложить в них частичку ангельского. Нет, не бесполости, разумеется, а доброты, человеколюбия, тяги к искусствам, а не власти и деньгам. И эту частичку выпало внести тебе Элон. Души чад моих при этом не изменятся, но их поведение и круг интересов, как я надеюсь, станут иными.
    – Спасибо! Спасибо за оказанное доверие! – поклонился ангел Всевышнему.
    – Ну, что ты, это я должен быть благодарен тебе. И тебе, Светлана, – посмотрел светящийся на девушку. – Ведь вам предстоит вернуться в материальный мир, полагаю, на тысячу лет, чтобы было время не только породить, но и должным образом воспитать потомков. А это – нелегко, но я обещаю оказывать вам содействие.
    – Целую тысячу лет жить в этом прекрасном раю вместе с любимыми детьми и мужем! – озарилось счастливой улыбкой эфемерное лицо Светланы. – Да что может быть лучше?!
    – Гораздо лучше являться творцом – всемогущим и независимым, в том числе и от моего попечения, хоть и родительского, осуществляемого с благими намерениями, но всё же препятствующего достижению абсолютной свободы, необходимой для обретения настоящего, полноценного счастья, – решил поведать ей Всевышний. – Конечно это лучше – лучше всего, но вашем случае… Однако давайте не будем забегать вперёд. Тысяча лет – довольно большой срок, чтобы я смог что-нибудь придумать. А вам сейчас следует заботиться отнюдь не об этом.
    – Итак, вы готовы ступить на свою планету? – протянул влюблённым руки Создатель. – Тогда беритесь и в путь, нам осталось совершить последний перелёт.
    Через несколько секунд они оказались на небольшой полянке поросшей красивыми цветами, над которыми порхали столь же красивые бабочки. Полянку окружал высокий лес, наполненный птичьим пением. Воздух был свеж и ароматен, а небо – ясное.
    Светящийся наклонился, зачерпнул руками горсть земли и подул на неё, распыляя глиняную пыль и песчинки на Элона и Светлану. Из поднятого его дуновением облачка, начали быстро формироваться их новые тела, и вскоре они стали такими, какими были на Земле, только ещё краше и полностью здоровыми.
    – Вы приняли мир, мир принял вас, – сказал блондин, совершив деяние. – Живите дружно.
    В этот момент у края леса появилась пара лошадей, которые направили свой бег к стоящей на полянке троице.
    – Ой, – удивилась девушка, – как похожи на наших.
    – А это и есть ваши, – улыбнулся светящийся, – и никто их уже не отравит. Встречайте своих друзей и помощников. Впрочем, врагов на этой планете у вас нет. Если вы сами не сделаете их такими.
    – Так уж и нет? Ни одного? – не поверила ему Светлана, увидев как из зарослей кустарника высунулась мохнатая морда большого животного похожего на медведя.
    – Неужели тебя могло напугать столь очаровательное существо? Эй, пушистик, ко мне! – скомандовал двухцветный животному, а оно, словно только и ожидало, когда его позовут, кинулось выполнять распоряжение – подбежало и село у ног.
    – Да это собака! – догадалась Светлана. – Только на мишку уж больно похожая!
    Девушка погладила пса по шёрстке, она оказалась мягкой словно пух.
    – Да, порода необычная, но очень полезная. Говорят, что из таких пушистиков получаются отличные няньки, – сообщил ей блондин. – К тому же, при всей своей пуховолосости, они совсем не линяют.
    – Кто говорит? – удивлённо посмотрела на него девушка.
    – Я говорю, – подмигнул ей розовым глазом светящийся. – И ты уж мне поверь.
    – Ожидают вас и другие подарки, – продолжил информировать Создатель влюблённых. – Во-первых, одежды. Ну-ка, Элон, поищи вон там – в травке. Ваши тела конечно красивы, но разгуливая голышом можно занозить ногу, поцарапать о ветки кожу… К тому же по ночам здесь бывает довольно прохладно.
    Элон и Светлана посмотрели на себя и только теперь заметили, что на них нет ничего, а осознав это – смутились и стали поспешно одеваться.
    – Помимо нарядов там должен лежать нож, топор, котелок, мыло, соль и спички, – сказал им Творец.
    – Какие обряды нам надлежит совершать? – спросил Элон.
    – Не стану возражать, если встретив нечто, рядом с домом или в путешествии, что сочтёте красивым, закат, цветок или что-то ещё, вы скажете: Отец Небесный, как прекрасен мир созданный тобой! Мне это будет приятно. И детей своих научите любить природу, поскольку через неё они познают и, надеюсь, полюбят меня. Ибо что как не картины лучше всего расскажут о мастерстве нарисовавшего их художника? Так же и Бога следует постигать через красоту творений его. Кроме того это будет способствовать развитию их собственных творческих способностей, которые однажды им пригодятся.
    А если вам захочется большего, – продолжал наставлять влюблённых Всевышний, – не забывайте, что религия должна помогать людям усваивать знания, для постижения которых я отправляю души в материальный мир, а не отвлекать их от этого дела. Должна не отбирать, а давать им силы необходимые для преодоления трудностей и совершения различных дел. Должна учить любви, а не ненависти, объединять детей моих, а не делить на своих и чужих, крестящихся так или иначе… В общем, она должна служить человеку, так же как я пекусь о чадах своих, а не человек ей. Запомните моё наставление и соблюдайте его. Живите дружно, а если возникнут разногласия, решайте их мирным путём. Только Бог один располагает, тогда как люди – лишь предполагают. Разумно ли из-за предположений ссориться с братьями и уж тем более начинать войну? Я хочу, чтобы в мире, как новом, так и старом, не было вражды и очень надеюсь на то, что моё желание станет вашим.
    – Ладно, обживайтесь, не буду вам мешать, – начал прощаться светящийся, – Советую двинуться на восток: именно там, Светлана, находится место на берегу реки, которое ты видела во сне. Найдите его, постройте дом, а как построите… Первенца только Каином не называйте. Да и Авелем, пожалуй, тоже.
    Элон и Светлана сели на лошадок и вскоре скрылись в чаще лесной. Пушистый пёс последовал за ними.
    – Как нескладно опять получается: надеюсь на мирное сосуществование чад своих, а сам дал им нож, – стал рассуждать Создатель вслух, когда остался один. – Но без него им нечем будет разделать пойманную в речке рыбу, срезать ветку, а без топора не построить дом, не заготовить дров… Ладно, поживём – увидим, что из этой затеи выйдет. К сожалению, даже процесс создания мира, требующий множества наисложнейших вычислений и операций, на поверку оборачивается делом более лёгким, чем забота о тех, кто наделён собственной волей и разумом – тут расчёты оказываются верны далеко не всегда, и далеко не всё удаётся предусмотреть и спланировать.
    Я также надеюсь, что никто из братьев небесных, служащих чадам и мне в мире земном, не догадался об истинных целях проведённой миссии. Информация о новом сотворении и роли выпавшей на долю Элона, может вселить в их головы ненужные мысли, а хуже того – дойти до людей. Ведь это только кажется, что небо от земли далеко, нет – рядом, а я не хочу лишать землян веры в собственную уникальность. Не хочу, чтобы они стали испытывать ревность, узнав, что я теперь забочусь не только о них. Ведь они хоть и подросли, но для меня продолжают оставаться детьми. Пусть непослушными, заносчивыми, но от того не менее любимыми. Тем более что вина за недостатки в воспитании учеников в первую очередь лежит на учителе. А потому, уж извините Элон и Светлана, присматривать за вами я буду также незаметно, но ещё более внимательно.
    Вскоре у моих избранников появятся малыши, – продолжал говорить Творец, – а когда они подрастут, я открою им правду об их природе и предназначении, чтобы они знали о своём великом будущем и старались соответствовать ему. В новом мире не будет тайн и страха, в нём станут править доверие, открытость и любовь.
    Как жаль, что я не сделал этого на Земле – не сделал сразу после порождения человечества. Да, люди в то время вели себя крайне плохо, но следовало проявить терпение, тогда как я стал воспитывать их посредством строгости, угроз и наказаний, порою необдуманных, вредоносных… А когда я осознал, что допустил ошибку, было уже поздно, мир оказался не в состоянии принять истину. Люди не смогли вместить в себя слово Христово – понять изречённое им до конца и правильно, не захотели слушать меня… Но ничего, земляне сильные – они справятся, а их знаний и опыта хватит, чтобы самим найти ответы на все вопросы. Человечество уже вышло из младенческого возраста, и перевоспитать его ныне способна лишь собственная воля и собственное благоразумие.
    Тут фигура светящегося начала превращаться в облачко. Поначалу небольшое и плотное, оно быстро расширялось и вместе с тем редело. Вскоре облако разрослось до размеров полянки, а потом и всей поверхности планеты, когда его всеохватывающее присутствие сделалось незаметным. Видимыми остались лишь звёздочки, которые раньше казались необычными глазами, а теперь непонятно чем, поскольку двигались в пространстве независимо друг от друга. Розовая подлетела к некому цветку, а голубая к лежащему в траве коробку спичек, который, как оказалось, забыли взять Элон и Светлана. Обнаружив потерю, звёздочка цвета неба издала сухой и вроде как озабоченный щелчок, напоминающий звук возникающий при разряде электрического тока. Затем она вернулась к подружке и стала кружиться возле неё, словно электрон вокруг ядра атома. Розовая некоторое время оставалась безучастна к этим манёврам, продолжая что-то подправлять в форме бутона, но вскоре она оставила его и поднялась на несколько метров вверх, где звёздочки устроили нечто похожее на танец – такой, что уже было непонятно, кто вокруг кого кружится. А потом они унеслись вдаль, скрылись за лесом, занялись известными лишь им делами, и не осталось на полянке больше никого, кроме бабочек, порхающих над красивыми диковинными цветами, среди которых теперь рос один совершенно нового, лишь пару минут назад созданного вида.

                ЭПИЛОГ.
 
    – Вот же ёж морской им в лоб и трясогузку в гузку! – ругался некто в фуражке, по всей видимости, капитан, стоя на палубе рыболовного судна и осматривая порванную сеть. – Спасу нет от этих дельфинов! Четвёртый раз за один поход снасти рвут! Причём делают это намеренно! – убеждал он другого моряка, вероятно боцмана. – Им гоняться за рыбкой лень, так они следуют за кораблём, ждут, когда закинутые с него сети наполнятся, тогда заплывают в них сами, жрут рыбу пока она в брюхо влезает, затем рвут нити и вперёд – на свободу! Вместе с нашим уловом!
    – Да, такое бывает, – подтвердил боцман. – Дельфины видят скопление рыбёшек и заплывают, чтобы ими покормиться, в ловушки, но обычно сами при этом в них попадаются. Как же этим удаётся выбираться?
    – Ума не приложу, – пожал плечами капитан. – То ли у них плавники особенные – как ножи острые, то ли им сам дьявол морской помогает. Да, дельфины могут порвать сеть, но не четыре же раза подряд! Ещё вполне крепкие сети! Ох уж мне эта парочка… А ещё удивляет, что пули их не берут, словно они заговорённые. На днях я велел двум матросам покараулить вредителей с карабинами. Они дали восемь залпов, но всё в воду, хотя уверяют, что дельфины близко к борту подплыли. А ведь один из них – Петр, ещё недавно охотником-промысловиком работал.
    – Так он где работал, – усмехнулся боцман, – на суше. А в море, где качка целиться мешает, особые навыки нужны. Вы бы лучше мне выдали оружие. Я негодников и на расстоянии смогу подстрелить.
    – Да ради Бога, – с радостью принял его предложение капитан. – Давай, займись этим делом. А то, чувствую, вернёмся мы и без сетей, и без улова.
    – А это не те проказники, о которых мы говорим? – указал боцман рукой в сторону моря, где невдалеке, время от времени выпрыгивая из воды, плыли курсом судна два дельфина.
    Капитан приложил к глазам бинокль.
    – Точно, они, – сказал он через несколько секунд. – Легки на помине. Сейчас я принесу карабин, а ты пока выбери место, откуда стрелять будешь.
    Вскоре боцман наводил оружие на цель. Первый выстрел – мимо, второй – мимо, третий…
    – Зря морячок стараешься, напрасно тратишь патроны, нам твоя пальба причинить вреда не может, – совершенно спокойно произнёс один из дельфинов, когда очередная пуля, просвистев в воздухе и шлёпнув о поверхность, ушла в воду.
    – И всё же я не понимаю, Ульсар, что их могло так разозлить? – столь же невозмутимо заговорил другой, – Подумаешь, съели несколько рыбёшек… Ладно бы украли, но это не так, ведь рыба в океане – общая. А то, что сети малость повредили… Разве за это убивают? Интересно, что бы сказал по этому поводу Всемогущий? Как бы нас рассудил?
    – Ох, – вздохнул первый, – трудно угадать. Думаю, что за попытки нас убить он бы рыбаков осудил, но в то же время вполне мог найти причину и нам тумаков надавать.
    – Ну, тогда хорошо, что его нет, – пустил фонтанчик Зоха. – И ещё, как я понимаю, долго не будет.
    – А вот это интересная тема. Должен сказать, что официальная версия, представленная в Царствии Божьем, не выглядит убедительной. «Творец всего сущего, чтобы привести в порядок нервы, расстроенные в ходе выполнения крайне сложной и наполненной неудачами миссии, отбыл на небесный курорт, на неопределённый срок» – кажется так в ней говорится. Но когда это у Всевышнего были проблемы с нервами? Я такого не припомню. Зато я знаю, как он вёл себя на прощальной вечеринке: ел шашлык, парился в бане, произносил тосты… То есть – нормально. А что это за таинственный курорт? Где он находится? В каких краях? Нет, Создатель явно что-то затеял, только не хочет о своей задумке рассказывать. Я подозреваю, что и нам он позволил остаться на Земле не по доброте душевной, а затем, чтобы мы не болтали на небе лишнего, не распространяли свои сомнения и с надеждой на то, что через двести лет мы обо всём забудем. А ты что об этом думаешь?
    – А я плевать хотел на всё это с высокой колокольни. Моё мнение таково: боги не умеют жить. Всё им неймётся, всё чего-то выдумывают, планы разные вынашивают, потомство им зачем-то породить требуется да выказать себя творцами – глупостями занимаются. Нет бы как мы – просто наслаждались бытиём. Разве плохо обрести вот такой рай и предаваться, не зная проблем и забот, весёлым играм и прочим развлечениям?
    – Полностью с тобой согласен, – кивнул мокрой дельфиньей головой Ульсар. – Но иногда мне кажется, что это мы чего-то не понимаем в устройстве мироздания, от нас скрыт его некий, быть может, главный, смысл.
    – Кажется. А если и нет, то тут уж каждому своё – кому-то творить, а кому-то наслаждаться, и я не считаю несправедливым, что мне выпало второе.
    – Я тоже, но иногда всё-таки думаю…
    – Хватит думать, – не дал договорить собрату Зоха. – Неужели мы стремились остаться в этом мире для того, чтобы утруждать себя размышлениями? Смотри, рыболовы снова сети забросили. Давай-ка лучше поеди;м, а затем отправимся к Большому Барьерному. Там, говорят, такая красота, какая во сне не приснится! Вода в районе рифа тёплая, чистая, рыбки яркие словно бабочки, кораллы разноцветные – настоящий рай! А то махнём прямо сейчас. Должен сказать что селёдка, которую ловят эти моряки, не больно-то мне по вкусу. По дороге найдём судно с чем-нибудь поинтересней. Поплыли, Ульсар, не будем зря терять время. Ведь у нас его так мало – какая-то жалкая пара сотен лет.
    – Промазал, – сообщил боцману капитан, наблюдая за уплывающей парочкой в бинокль. – Всё, скрылись, – опустил он оптический прибор. – Быстрые, ловкие, свободные… Признаться, нравятся мне дельфины. Конечно не эти вредители, а вообще.
    – Что в них может нравиться? – не понимал боцман, обиженный на всё подводное царство за свои промахи.
    – Не знаю, – пожал плечами капитан. – Но иногда смотришь на то, как они резвятся – ходят на хвостах, ныряют, гоняются за рыбкой – и зависть берёт: ну почему я не могу вот так же, сбросив с себя тяжесть человеческих забот, присоединиться к ним и уйти от земной суеты в море? Порою думаю: хорошо бы поменяться с одним из них судьбою.
    – Да, это здорово, – согласился боцман. – Если обернуться на время, допустим на пару недель, то я бы тоже понырял, поплавал… А вот на больший срок – нет. Я бездельничать не привык, и если это будет продолжаться долго, то заскучаю.
    – Но ведь они не скучают.
    – Они… – махнул рукой боцман в том направлении, куда уплыли принявшие облик морских жителей ангелы. – Они совсем другой породы и иного происхождения. А уж отказываться от собственной судьбы не следует никому и никогда.
    – Ну, что же… – поправил фуражку капитан. – В таком случае пусть дельфины плывут, а нас работа ждёт – пора сети вытаскивать. Надеюсь, что на этот раз они окажутся целыми и с уловом.