НА СНИМКЕ: Новенькая полуторка: автомобиль ГАЗ-АА. У нас была старая разбитая машина, лишь отдалённо похожая на приведённую картинку.
В августе я снова на Оредежской ГЭС. Привезли нас, как всегда, затемно, разместили в палатках. Утром я сразу осмотрел стройку. Хотя я не был здесь целый год, плотина поднялась незначительно, и я увидел, что работы, по-прежнему, будут вестись почти на дне котлована. И опять почти вручную. Но моя голова была занята другим, – меня опять назначили комендантом, но работы прибавилось, - я должен был отвечать не только за снабжение столовой продуктами, но и за обеспечение стройки – инструментом, спецодеждой, постельными принадлежностями, и еще множеством предметов всевозможных наименований, от ложек и вилок до умывальников. Хотя все это продумывалось заранее, на месте оказалось «виднее», и я потратил довольно много дней, чтобы дополучить или даже докупить необходимое.
Но львиную долю времени я тратил, добывая питание. Каждое утро, с утра пораньше я выезжал на полуторке (так назывался тогда грузовой автомобиль, вмещающий 1,5 тонны груза). Водитель, которого все звали Петро, обычно пьяный с вечера, садился за руль грузовика и мечтал лишь об одном – опохмелиться. Его мечта выполнялась достаточно быстро. Как только мы подъезжали к первому же населенному пункту (километров 10 от строительства), он заходил в магазин, брал четвертинку и опрокидывал ее в рот. Руки у него переставали трястись, и дальше мы спокойно доезжали до Оредежа.
В этом небольшом городе нам надо было отовариться (так говорили, когда надо было получить товары по фондам) минимум на трех базах.
Никто там не торопился. Кладовщица медленно взвешивала продукты, записывая их в фактуру, и надо было внимательно следить и за весами, и за записью, потому что при любом недосмотре оказывался либо недовес, либо появлялась запись, намного превышавшая взвешенный продукт. А бывало, что тебе записывали один продукт, а выдавали другой, либо испорченный, либо более дешевый.
Я быстро завоевал репутацию дотошного получателя, и, если вначале, меня пытались одурачить, то вскоре попытки обмануть меня прекратились. При первой же случае обвеса, я потребовал составить Акт и настоял на своем. И не уехал с продуктами, пока не перевесил все продукты и не зафиксировал все недовесы. С этим Актом я поехал в Райисполком, а затем, видя, что в райисполкоме мной не хотят заниматься, и в Райком партии. Секретарь райкома выслушал меня, а я использовал в разговоре красивые слова о патриотической инициативе студентов, строившей ГЭС, – и обещал принять меры.
Я не знаю, какие меры были приняты, – все кладовщики и начальники до конца работали на своих местах и я видел по их лицам, что они, как и раньше готовы обвешивать и обмеривать, но со мной они были подчеркнуто щепетильны, взвешивали и подсчитывали все тщательно.
Мяса мы не получали вовсе, масла и вообще жиров было очень мало, свежих овощей пока не было, – в общем, рацион был скуден, несмотря на выделенные фонды, и я понимал, что на этих базах я ничего хорошего не достану, и мои товарищи нормальной пищи не получат. И вот тут произошел эпизод, который впоследствии был описан в нашей стенгазете под заголовком: «Качан привез барана».
Но, прежде, чем я о нем расскажу, я продолжу рассказ о ежедневных поездках за продуктами.
Получив продукты на трех базах, мы двигались в обратный путь. К этому моменту Петро успевал сбегать в магазин за водкой еще минимум пару раз. Тем не менее, машину он вел достаточно прилично даже в таком состоянии.
Дороги от Оредежа до ГЭС были в основном проселочными, но подсыпались систематически щебенкой и песком. Их довольно быстро разбивали машины, и приходилось объезжать возникавшие ямки. Так что ехали мы не быстро. Кроме того, очень редко, но все же иногда встречалась милиция (Госавтоинспекцию тогда еще не создали), следившая, чтобы водители в пьяном виде не ездили.
В последней деревне перед сверткой на дорогу к Оредежской ГЭС, по которой нам предстояло проехать еще 7 км, Петро оживлялся и у последнего магазина обязательно останавливался. Теперь он покупал здесь поллитра. Сев за руль, он раскупоривал бутылку, поднимал голову, широко открывал рот и вставлял в него горлышко бутылки. Ему не надо было трудиться, проглатывая огненную жидкость, – водка сама пробулькивала прямо в горло. Бутылка опорожнялась за один присест. Он заводил машину, проезжал с 2-3 км, а потом засыпал. Его уже больше ничего не интересовало.
Меня такая ситуация, конечно, не устраивала. Петро мне не подчинялся, – он числился на стройке. На мои требования, просьбы, мольбы не пить, пока не приедем, он просто не отвечал, глядя на меня своими тусклыми, ничего не выражающими глазами.
Совсем другими были эти глаза, когда он был трезв, но тогда он мучился, у него болела голова, и в глазах было страдание. Других оттенков не было. Трезвый, – значит, болит голова. А у пьяного не болит, ¬– и это замечательно, правда хочется спать. И он немедленно засыпал.
Видя, что он засыпает, я требовал от него остановиться и поставить автомобиль на тормоз. Чаще всего он так и делал, иногда, правда, не успевал, и я не понимаю, как нам удавалось оставаться на проезжей части дороги.
После этого я вылезал из машины и передвигал Петро на место пассажира. Чаще всего он и не сопротивлялся, хотя иногда пытался возразить: «Низ-зя!»
Я садился за руль и очень медленно вел машину. Лесная дорога была ужасной, – грязь и колдобины, которые нужно было объезжать, т.к. в них можно было засесть. Тогда я еще совсем не имел никаких навыков вождения. В первый же день это плохо кончилось. Дорога шла вниз на маленький мостик, но чтобы заехать на него, надо было повернуть влево. Это оказалось тогда для моих навыков вождения непреодолимым, и машина почему-то поехала у меня прямо. Я съехал с дороги в болото, заглох, и там и остался со спящим водителем. До стройки оставалось километра три, и я пошел за подмогой. Приехав на бульдозере, мы вытащили машину, а Петро так и не проснулся.
В дальнейшем я этот участок пути проезжал без происшествий.
Продолжение следует: http://proza.ru/2013/08/16/684