21. Дача в Щорсе

Михаил Самуилович Качан
НА СНИМКЕ: Мемориальная доска установленная на стене мемориального музея героя гражданской войны Николая Александровича Щорса.


В июле я с мамой, Аллочкой и Боренькой поехали на дачу на Украину. С нами поехали и Рахиль с Шурочкой. Там мы сначала сняли комнаты в одном доме, но вскоре сестры поссорились, и Рахиль сняла другую комнату.

Поездка в Щорс плохо запомнилась мне, потому что там не было никаких ярких событий. Помню дом, в котором родился «легендарный герой гражданской войны» Николай Щорс, в честь которого и был переименован город Сновск.

Щорс был еще из моего довоенного детства. Вот песня, которая меня всегда волновала:

Шел отряд по берегу,
Шел издалека.
Шел под Красным знаменем
Командир полка.
Голова обвязана,
Кровь на рукаве,
След кровавый стелется
По сырой траве.
Хлопцы, чьи Вы будете?
Кто вас в бой ведет?
Кто под Красным знаменем
Раненый идет?
Мы сыны батрацкие,
Мы за ноый мир,
Щорс идет под знаменем,
Красный командир.

Это теперь я знаю, что он был просто бандит, такой же как Махно и многие другие, но была команда сделать из него героя, красного командира, потому что нужно было создать ореол героизма для гражданской войны, – и сделали. И город Сновск переименовали в Щорс. И домик, где он родился, нашли. Я читал мемориальную табличку на этом домике, но не зашел во внутрь, Мне было уже неинтересно, и тогда, в 1955 году уже не хотелось: «В цьому будiнку народивься и вiрис легендарьнiй герой громадяньской войны Микола Осипич Щорс.» (я прошу прощения у знающих украинский язык за возможные ошибки).

Помню речушку, в которой я каждый день подолгу купался. Она была мелка, хотя пойма реки была весьма большой. Так что, наверное, был период времени, когда она широко разливалась, но в августе вода еле текла. Через речку на большой высоте шел длинный железнодорожный мост. Мне рассказывали, что с него люди иногда зачем-то прыгали в реку, и практически всегда разбивались о камни, ломали себе шейные позвонки, потому что достаточной глубины не было нигде. Но при мне никто не прыгал, и я подумал, что это просто фантазии.
разговоры с мамой
Я лежал на берегу реки, загорал, купался, читал, думал то об одном, то о другом, но все время о Любочке. О нашей предстоящей встрече. Никаких полезных дел у меня не было, кроме помощи маме, конечно. У меня было постоянное занятие – ходить с ней на базар и в лавку за керосином. И, пожалуй, все.

Мне было скучно, такой отдых был не по мне, а тут еще мама все время заводила разговор о Любочке, о том, что у меня большое будущее, что мне никак нельзя сейчас жениться, потому что я сломаю это свое будущее.

Я говорил, что я справлюсь, что Любочка скоро заканчивает и будет работать, а у меня Молотовская стипендия. Что мы не будем жить вместе с ними в одной комнате, а будем снимать, и у нас хватит средств на это.

– Да, – говорила мама, – вот и я о том же. Вместо того, чтобы учиться, ты должен будешь работать, чтобы заработать на квартиру и на пропитание. Ты будешь хвататься за любую работу, и ничего хорошего из этого не получится. Я не говорю тебе, чтобы ты вообще не женился. Но я считаю, что нужно сначала окончить институт, встать на ноги, чего-то достичь в жизни.

– Будет ли ждать меня Любочка? – думал я. Не потеряю ли я ее? Вон сколько парней вокруг нее увивается. Ей ведь 21. Как она отнесется к такому предложению?

– А ты уверен, что любишь ее? А ты уверен, что она любит тебя. Она ведь такая легкомысленная (мама действительно считала Любочку в ту пору легкомысленной, хотя Любочка никогда не была такой. Она была веселой, ее легко было рассмешить, но ни в коем случае не легкомысленной). Может быть, надо расстаться, ну хотя бы на год и проверить свои чувства?

Я не хотел расставаться с Любочкой даже на день. Я возражал, спорил, доказывал, но мама моя обладала даром убеждения, а я ее любил. Нет, не любил, я ее обожал. Но эти разговоры с мамой повторялись ежедневно. И я уже не мог просто так отмахнуться от ее слов. Хотя я в жизни часто пренебрегал ее советами и делал многое по-своему, видимо, ежедневное промывание мозгов делало свое черное дело. Я этого не хотел, но ее слова сидели у меня в голове, как заноза: «расстаться на год и проверить свои чувства».

И вот я уже вернулся в конце августа в Ленинград морально готовый на расставание и проверку наших чувств. Все во мне кричало, что этого не следует делать, но почему-то доминировала мысль о необходимости расставания.

– Ведь это же временно, – думал я. И тут же другая мысль:
– А зачем? Кому это надо?

Я понимал, что ни Любочке, ни мне это не надо. Маме зачем-то надо. Но она ведь желает нам добра. Считает временное расставание очень важным для нашего (нет, не нашего, моего!) блага. Но мое благо совсем не в этом. Мне ничего проверять не надо!

Все эти мысли постоянно крутились у меня в мозгу друг за другом. А как сказать Любочке об этом. Она же ничего не поймет! Это же какой-то абсурд. И я решил, что не надо ничего говорить Любочке о проверке чувств, а надо просто расстаться. И пусть это будет моя инициатива. И пусть это будет не очень понятно Любочке. Как непонятно мне, даже после всех разговоров с мамой. Я понимал, что я делаю какой-то совершенно дурацкий шаг, и непонятно с какой целью, и в то же время уже зачем-то решился на него.

Мне тогда казалось, что я сумею в любой момент вернуться обратно, что Любочка будет любить всю жизнь только меня.

Увы, я чуть не разрушил всю мою жизнь. Я перечитал то, что сейчас написал. Путано и без всякой логики. Но примерно такой же абсурд был у меня тогда в мыслях.

Ах, мама, мама! Как же ты была неправа тогда...

Продолжение следует: http://proza.ru/2013/08/16/682