материал 2008 года
Сергей Кусков
Узнала от Наташи Шмельковой, что умер Сергей Кусков , лучший русский современный искусствовед, сын Ивана Кускова (Пирата) http://www.art-critic-kuskov.com/ivan_kuskov.html , художника, графика, иллюстратора.
Оба талантливые люди – и отец, и сын.
Пират все время повторял за рюмочкой "мяу» (так он называл алкоголь), что Сергей когда-нибудь разбазарит его работы. Но вот его работы вроде бы пристроены в гос. хранилище.
Сергей был странным малым. Мы в середине 80х бывали в его коммуналке на Остоженке, разглядывали свои юные физиономии в его художественно склеенном из осколков, шифоньерном зеркале. Он нам ставил пластинки группы «Алиса» и Шопена, говорил о высоком, прожег мне новую куртку папиросой. Говорил он чаще неразборчиво, потому, что имел дефект речи, но мы его понимали.
Воспоминания о Сереже у меня самые тревожные. Вероятно, потому, что чаще мы его видели пьяным. Пьянел он быстро. Засыпал, еле удерживая в пальцах сигарету. Один раз он ни с того ни сего, даже пытался душить меня на улице. Мы просто шли веселой компанией. Сергей, соответственно, был нехорошо пьян. Чего-то ему там привиделось. И он уцепился за мое горло, поскольку я, оказалась к нему ближе всех. Его от меня отцепили. Я не обиделась, но после всегда держалась на расстоянии.
В нем была некоторая юродивость. Это про него я написала в стихотворении
" Пасла я Ленечку Губанова..." следующие строки:
В искусствоведческом экстазе
в очках, но абсолютно гол
ходил подчеркнуто развязен
Сергей - властитель дум и дол
Фосфорецируя напрасно
пятном квадратных ягодиц
он утверждал, что все прекрасно
но у мужчин - не у девиц
Это, когда мы посещали клуб знаменитейшего маргинала Михайлова, тут же на Остоженке в Домике Шаляпина. Там Сережа, опять же, напившись, вышел на середину комнаты, ни с того ни с сего, разоблачился и все, сидящие за столом имели возможность лицезреть его голое, костлявое тело. Это был перфоманс. Сергей ходил по комнате, размахивал руками и невозбужденным пенисом, и что-то неразборчивое декламировал.
Помнится, у Сережи в коммуналке висели белые балахоны разрисованные знакомыми молодыми художниками. Яркие и необыкновенные. Мы (я, Жендос,Мастер и Сергей) нарядились в эти балахоны, и пошли гулять по Остоженке. Купили в "Димочкином" бухла и, весело оглашая окрестности, с воплями, отправились к его отцу.
Иван жил неподалеку, тоже в коммуналке. Тут пошел дождь, мы побежали и дружно ворвались в комнатку-табакерку Ивана Сергеевича, предвкушая застольную беседу с любимым другом. У каждого в руках находилась бутылка сухого вина.
Через 5 минут, следом за нами, совершенно неожиданно вошел наряд милиции (соседи вызвали, ибо очень уж мы дружно вошли).
Пират был рад нам, но расстроился при виде милиции.
Полноватый мент, по-отечески попросил нас покинуть квартиру. Двое других служителей порядка весело перемигивались и похохатывали в дверях. Я посмотрела на своих высокоинтеллектуальных друзей. Лица их были размалеваны, как у аборигенов, сине-красными разводами. Дождь размыл краску на балахонах (вероятно, это была гуашь), мы испачкали руки и вытерли этими руками рожи.
Пришлось уйти.
Как-то раз пригласил нас Сергей на выставку на Кузнецком. Делал он там доклад об искусстве.
И вот тогда я поняла, что он чист душою, как младенец. На выставке было много известных молодых художников. В том числе запомнился Пригов. Он и остальные об искусстве говорили мало. Все о деньгах. И так достаточно долго. Журналисты писали все это на плееры. Один Кусков, когда до него дошла очередь говорить, к неудовольствию окружающих, взял да прочел честный и невероятно заумный доклад о состоянии современного искусства. Художники нетерпеливо выслушали оный и опять продолжили о деньгах.
Шмелькова сказала, что Кусков в последние три года сильно болел (рак). Болел мучительно, но продолжал работать. У его жены имеются рукописи.
На поминках Кускова, в Зверевском центре, куда пришли его помянуть из известных мне Игорь Дудинцев, Татьяна Метакса и Алексей Сосна, кто-то рассказал, что жена Сергея из Краснодара и - то ли по-любви, то ли из за квартиры - женила она на себе Сережу.. Однако она же вывезла его в Краснодар, и он умирал достойно на свежем воздухе, и за ним ухаживали. Ну, чо – нормальная женщина.
Я Сережу Кускова последний раз видела на поминках отца Ивана, Пирата то есть. Это было в 98 году.
С Кропоткинской их выселили в двухкомнатную панельку в какие-то ****я. На стенах уже не было картин, как в коммуналке Пирата, и прочих красивостей тоже не было, и квартира эта ничем не напоминала о том, что тут жил художник.
В углу большой комнаты стояла какая-то поганая железная кровать с панцирной голой сеткой, на которой умер Пират. И вообще было как-то пусто и несерьезно в этой квартирке. Особенно, помня, убежище Пирата на Кропоткинской, где стоял приемник Телефункен, висели картинки Краснопевцева, а сверху спускалась старинная люстра – все, что я видела в панельке, унижало память Прекрасного Иллюстратора.
Комнатка в коммуналке была тесная, прокуренная, но очень художественная. Стоял пузатый шкаф с хорошими книгами, зеркало, фотографии сына и рано умершей жены.
На стенке висели рапиры и мунштуки. В углу стояла кровать, накрытая засаленным, но симпатичным ковром. У круглого стола кожаный диван, на котором когда-то я ночевала, и на котором Сережа наблевал мне на голубую куртку.
В панельке все было так, как бывает у нищебродов - безыскусно и затхло.
Пират уже давно ослеп (отравился паленой водкой в начале 90х) и я даже была рада, что он не видел в каком убогом и тривиальном месте закончил свой жизненный путь.
Вспоминаю о поминках Ивана Кускова с неудовольствием. В квартире, в основном собрались неизвестные мне маргинальные люди, они как-то быстро напились, при этом, мало говорили о виновнике печального сбора гостей. Все бы ничего, но тут какая-то истеричная дама ни с того ни с сего приревновала меня к своему бой-френду. Я повода не подавала, но ее аргумент меня убил: он на тебя так смотрит и голос его становится другим, когда он просит тебя передать ему хлеб. Мол, она – музыкант - и понимает суть смены тембра его голоса и этого мне она никогда не простит. Дама громко говорила, что она уже не молода и не хочет потерять молодого любовника. Я поняла, что она сумасшедшая и даже попыталась ее успокоить, но потуги мои были тщетны.
Впрочем, дело было даже не в даме, а в каком-то ее друге-скульпторе, которому она на меня пожаловалась, и который как-то незамедлительно, без долгих переговоров, вызвался защитить ее болезненную честь. Этот бородатый, низкорослый и бездарный мудак, внезапно подошел, вперил в меня дубовый взгляд и стал больно пинать меня по ноге своей ногой, закованной в тяжелый ботинок.
От того, чтобы этим ботинком не залепили мне в лицо, спас тот самый бой-френд, к которому меня приревновала его сумасшедшая подружка.
В итоге я спешно ретировалась с этих безумных поминок, напоследок, краем глаза выхватив, что Сергей Кусков так сильно пьян, что вряд ли может мне сказать: До свиданья!
Кстати, тот к кому меня приревновали, ушел с этого печального мероприятия тоже, он же и проводил меня. Всю дорогу он повторял: ну и люди, как пауки в банке!
Иван умер где-то в 1998 году, сын пережил его на 10 лет.
Поминки у Сергея были не такими маргинальными, как у его отца. Мы сидели за столом, публика была не эксцентричная, вспоминали Сергея, пили сухое вино, закусывали неспешно.
В Зверевском центре кто-то, по завершению поминок, сжег фото Сергея, сделанное на ксероксе. И, кажется мне, что сжег его тот самый дуболом- скульптор, который на поминках его отца, так дико и несправедливо пинал меня по ногам, кованными башмаками.
Вот такой перфоманс
***
Замечу: Сергей был внуком того самого знаменитого Александра Чижевского(биофизик, основоположник космобиологии, изобретатель,поэт, художник). Дочь Чижевского от первого брака, была женой Ивана Сергеевича и матерью Сережи. Сережу воспитывали тетки-бабки, поскольку мама рано умерла от инфлюэнции(гриппа). Иван Сергеевич считал, что чисто женское воспитание изнежило Сережу. Иван Сергеевич (Пират) был высокого роста, имел вид богатырский, красавец-мужчина, породистый. Сережа был субтильным. Но гены и талант ему были переданы и в какой-то мере защитили от жестокого мира. Он сумел оставить в нем свой след. Мои воспоминания не предназначены для людей, любящих красивости и эстетов. Я пишу правду и ничего не придумываю.