Глава 34. Торквато Тассо

Виктор Еремин
(1544 — 1595)

Великий итальянский поэт Торквато Тассо родился 11 марта 1544 года в Сорренто, в семье известного тосканского поэта Бернардо Тассо. Отец служил у кондотьера Ферранте Сансеверино, князя Солерно, и вёл военный кочевой образ жизни вдали от семьи. В 1552 году испанский вице-король Педро де Толедо объявил Сансеверино вне закона. Вместе с кондотьером оказался в изгнании и Бернардо Тассо. В отсутствие отца воспитанием детей (у Торквато была ещё старшая сестра Корнелия) занималась мать Порция де Росси, женщина умная и добродетельная.

В 1554 году Бернардо Тассо обосновался в Риме, и Торквато перебрался к отцу. Там в 1556 году мальчик узнал о кончине матери. «Одарённый от природы многими талантами, очень религиозный, с большой долей гордыни» — таким запомнили его в те годы современники. Не будем забывать, что в Европе эпохи Возрождения молодой человек 13—14 лет считался уже вполне самостоятельным и независимым членом общества.

В Риме юный Тассо увлёкся литературой, а заодно прошёл школу придворной жизни. Опытный в литературных делах, отец посоветовал Торквато прежде всего найти себе постоянного мецената. Юноша приглянулся самому Гвидобальдо II делла Ровере, герцогу Урбинскому (правил в 1538—1574) и был приглашён к его двору. В Урбино Торквато впервые участвовал в диспутах по вопросам превосходства античной поэзии Гомера и Вергилия над современной поэзией Италии, прежде всего над творчеством Ариосто. Тассо считал этот спор бессмысленным, полагая, что все названные авторы представляют отличные друг от друга направления в поэзии и имеют право на существование. К сожалению, при дворе герцога Урбинского юноша не прижился.

Через два года Торквато переехал в Венецию, где по желанию отца поступил в университет и стал изучать юридические науки. Однако молодой человек занимался юриспруденцией не долго, призвание звало — и в 1561 году, опять же с согласия отца, он перешёл на словесное отделение. Тем же годом датированы первые сонеты и мадригалы, а в конце 1562 года была опубликована первая поэма Торквато Тассо «Риналдо», в которой октавами воспеты подвиги паладина каролингского цикла Рено де Монтобана. Поэма была вторичной, знатоки отмечали сильное влияние на автора творчества Ариосто и Бернардо Тассо. Следующим творением Торквато стала поэма «Иерусалим», но, по его собственному мнению, она оказалась неудачной.

Разочарованный юноша перебрался на обучение в университет в Болонье, а закончил образование в университете Падуи. Здесь молодого человека пригласил к себе на службу кардинал Луиджи д’Эсте — брат феррарского герцога, и Тассо поселился в Ферраре. Служба у кардинала оказалась необременительной, Торквато имел возможность путешествовать, чем с удовольствием и пользовался.

Талантливый поэт приглянулся феррарскому герцогу Альфонсу II д’Эсте. Человек тщеславный, жестокий, фанатично верующий, герцог стремился окружить свою персону знаменитыми учёными и поэтами, дабы они придавали особый блеск его двору. Правда, чтобы долго продержаться в Ферраре, надо было стать ещё и талантливым царедворцем, но придворную школу, как говорилось выше, Торквато прошёл ещё в детстве. Вскоре он попал в число фаворитов сестёр герцога — Лукреции и Элеоноры (в их честь поэт создал множество стихотворений). Элеонора стала музой поэта.

О молодом поэте узнали и за границами Италии. В 1570 году, за два года до Варфоломеевской ночи, французский король Карл IX пригласил Тассо в Париж. Поначалу при дворе к поэту отнеслись весьма благосклонно, он писал там сонеты и мадригалы. Однажды Тассо даже выступил защитником осужденного и спас беднягу от казни. Но поэт отрицал религиозную нетерпимость, за что его в конце концов попросили покинуть Францию.

Тассо вернулся в Феррару, где ему был оказан радушный приём. Летом 1573 года, будучи вновь на службе у герцога Альфонса, Торквато Тассо опубликовал драматическую пастораль «Аминта». Произведение принесло поэту заслуженную славу.

Именно в эти годы Тассо начал переработку юношеских набросков поэмы «Иерусалим» в главную поэму его жизни — гораздо позже без ведома автора её назвали «Освобождённый Иерусалим». Он закончил работу весной 1575 года и посвятил её герцогу Альфонсу II. Летом поэт прочитал своё произведение герцогу и его сестре Лукреции. А в ноябре того же года в благодарность за посвящение Тассо был назначен придворным летописцем Феррары. К тому времени свойственная поэту нерешительность превратилась в настоящую манию. Тассо боялся, что нарушил литературные каноны, что увлёкся язычеством в ущерб католической вере и так далее. Такое душевное состояние поэта можно объяснить тем, что в 1570-е годы Италия переживала время контрреформаторской реакции. При поддержке римских пап расцвела инквизиция. Эпоха была трудная и опасная.

Тассо передал окончательно доработанную рукопись поэмы на суд четырём критикам: своему другу Шипионе Гонзага, Фаминио де’Нобили, Сильвио Антониано и Спероне Сперони, — и получил весьма противоречивые отзывы. Тогда же охладел к поэту и Альфонс II. Обиженный Торквато придумал изощрённую месть. Он решил опубликовать свою поэму в Тоскане и посвятить её злейшему врагу и сопернику Альфонса — герцогу Тосканскому из рода Медичи. Поэт проговорился кому-то о своём замысле. В ответ феррарские придворные организовали покушение на изменника. Однажды вечером на Тассо напали четыре вооружённых неизвестных. Произошёл жестокий бой. Тассо вышел из него победителем!

Но с этого вечера в душе поэта поселилась тяжёлая болезнь, которая со временем только усугублялась. В июне 1577 года он пырнул ножом слугу герцога, который, как казалось поэту, шпионит за ним. Покушение сошло Торквато с рук. В том же месяце поэт сам обвинил себя в ереси перед судом инквизиции. Его оправдали, однако Тассо остался недоволен оправдательным приговором. Альфонс II, обеспокоенный возможными последствиями странного поведения поэта, отправил его в монастырь Святого Франциска — тюрьму для высокопоставленных лиц.

С помощью возлюбленной Элеоноры Тассо бежал из монастыря и в монашеской одежде отправился странствовать по Италии. В Сорренто он инкогнито явился к своей сестре Корнелии и, вознамерившись проверить, не шпионка ли она, сообщил о собственной смерти. Несчастная женщина разрыдалась. Тогда Торквато открылся ей и остался жить в её доме. Однако вскоре поэт затосковал по придворной жизни и по Элеоноре. Он стал умолять Альфонса II о позволении вернуться, но в ответ получил предложение не писать стихи и стать рядовым придворным. Отвернулась от Тассо и его возлюбленная Элеонора — придворные наушники наговорили ей, будто поэт предпочёл ей герцогиню Сантавале. Тассо решил не продолжать выяснение отношений, собрался и пешком самовольно отправился в Феррару. Приняли его любезно, но весьма холодно. Это ещё более усугубило душевную болезнь. Чтобы заглушить тоску и страх, Тассо вновь отправился скитаться по Италии, но всё же в феврале 1579 года вернулся в Феррару, ко двору Альфонса II.

Тассо пришёл в дни, когда праздновалась свадьба герцога и при дворе царила величайшая суматоха. Возбуждённый всеобщей суетой, обиженный невниманием к нему, поэт несколько раз резко высказался против герцога, его невесты и членов герцогской семьи. 21 февраля 1579 года по приказу Альфонса II Торквато был посажен на цепь в подвалах госпиталя Святой Анны, где содержались буйные сумасшедшие. На современном языке больному был поставлен диагноз «мания преследования». Со временем поэту отвели в монастыре несколько комнат, разрешили читать книги, писать, выходить на кратковременные прогулки.

Пока Тассо находился в госпитале, предприимчивые издатели раздобыли рукопись его поэмы и начали публиковать её, наживая этим большие капиталы. Книга Тассо, выпущенная в Парме, была озаглавлена «Освобождённый Иерусалим», и именно это название сохранилось впоследствии за поэмой. Все пиратские издания были полны ошибок и неточностей. Поэт был вынужден согласиться на публикацию своего настоящего произведения. Подлинный «Освобождённый Иерусалим» вышел в 1581 году, когда Тассо ещё сидел в заключении.

«Освобождённый Иерусалим» оказался третьей рыцарской поэмой, созданной в Ферраре. До этого были «Влюблённый Роланд» Боярдо и «Неистовый Роланд» Ариосто. В отличие от своих предшественниц поэма Тассо стала воистину народной, и «Торкватовы октавы» распевают во всех уголках Италии по сей день.

Годы заточения сильно повлияли на поэта. В итоге длительных философских размышлений он стал убеждённым аскетом, глубоко верующим человеком. Вскоре после освобождения (1586 год) Тассо перебрался в Мантую, но через год бежал оттуда в Рим, под покровительство папских племянников Пьетро и Чинтио Альдобрандини. Поэт поселился в монастыре Святого Онуфрия, где создавал преимущественно религиозные трактаты.

В последний период жизни Тассо написал мистическую поэму «Масличная гора» и поэму «Сотворение мира», много стихотворений. Переработал он и свою великую поэму, привёл её в полное соответствие с канонами католицизма. Фактически получилось новое, значительно ухудшенное произведение, озаглавленное автором «Завоёванный Иерусалим».

Папа Климент VIII (годы правления 1592—1605) намеревался объявить Тассо королём поэтов и увенчать его лавровым венком на Капитолии. Об этой чести Тассо мечтал многие годы. Но курии пришлось выжидать, поскольку длительное время поэт находился в нервическом болезненном состоянии. Опасались, что он сорвёт торжества. И опоздали.

25 апреля 1595 года Торквато Тассо не стало. Лавровый венок был возложен на мёртвое чело.

Поэма «Освобождённый Иерусалим» переведена на все европейские и на многие восточные языки. Многократно переводилась она и на русский язык. Наиболее известные переводы С.А. Раича, Ф.В. Ливанова, Д.Е. Мина, В.С. Лихачёва. Другие произведения поэта переводили М.П. Столяров, М.Д. Эйхенгольц. Поэт И.И. Козлов прославил гений Торквато Тассо в стихотворении «Фантазия», которое переложил на музыку романса композитор М.И. Глинка.


Освобождённый Иерусалим

Песня первая

(фрагмент)

1

Пою борьбу святую и борца,
Исторгшего из плена Гроб Господень.
И мужество, и храбрость, и терпенье
Явил он в славных подвигах своих.
Напрасно на него и Ад кромешный,
И Азия, и Африка восстали:
Хранимый Небом, под святые стяги
Собрал он вновь рассеянных собратьев.

2

О Муза! Ты, что лавром преходящим
Себя не величаешь, но живёшь
Среди небесных клиров на Олимпе,
Венчанная бессмертными звездами,
Зажги, о Муза! творческое пламя
В моей груди; прости меня, коль правду
Украшу я цветами и в стихах
К твоим ещё свои прибавлю чары.

3

Ты знаешь, как спешат упиться люди
Парнасской ложью; знаешь ты, как правда,
Прикрытая поэзией, способна
Повелевать мятежными сердцами.
Так подслащаем мы края посуды
С лекарством для недужного ребёнка;
Обманутый, целительную горечь
Глотает он и остаётся жив.

4

О мой оплот, Альфонс великодушный!
О ты, что спас мой чёлн полуразбитый
От тайных скал стихии разъярённой,
С улыбкою склони свой слух к стихам,
Тебе среди напасти посвящённым.
Предвидя жребий твой, быть может, Муза
Воспеть твои деяния дерзнёт
И повторит лишь то, что здесь воспето.

5

Да, если христианские народы
Когда-нибудь в одну семью сплотятся
И дружной ратью двинутся вторично
Отнять у мусульманина добычу,
Да во главе той рати станешь ты
И поплывут все флаги за тобою;
Готфрида состязатель, удостой
Меня послушать и готовься к битвам.

6

Пять раз уж солнце путь свой пробежало
С поры, когда подвижнический пыл
Увлёк Христовых воинов к Востоку.
Никея уступила их отваге:
Искусно овладев Антиохией,
Они её от персов отстояли.
В Тортозе захватила их зима,
И там весны пришлось им дожидаться.

7

К концу уж приближалась непогода,
Сковавшая воителей ретивость,
Когда с престола, выше звёзд настолько ж,
Насколько звёзды выше преисподней,
Предвечный опустил Свой взор к земле;
В единый миг единым взглядом обнял
Он мир земной во всём его пространстве
Со всеми в нём живыми существами.

8

Всё перед Ним; и Сирию Он видит,
И видит государей христианских.
Проникновенным взором отличает
Меж них благочестивого Готфрида,
Пылающего рвением Солим
Освободить от гнёта нечестивых.
И славою, и властью, и богатством —
Всем пренебрёг он для высокой цели.

9

Честолюбивый Балдуин стремится
Всем существом к величию земному.
Танкред, добыча гибельной любви,
Разочарован в жизни. Боэмунд
Престол в Антиохии утверждает,
Законы вводит, создаёт искусства
И приобщает подданных своих
К святым основам нравов беспорочных.

10

Весь в это погружённый, он уж явно
Не думает о подвигах иных.
Мятежный дух Ринальда, негодуя
На вынужденный мир, войне шлёт вызов.
К сокровищам и власти равнодушный,
Лишь бранной славы жаждет он безмерно.
Чарует Гвельф и слух его, и сердце
Рассказами о подвигах старинных.

11

Душевные изведав тайники
Всех названных и прочих государей,
Зовет Владыка мира Гавриила,
Второго из архангелов Своих.
Посредник между небом и землёю,
Глашатай благодати, Гавриил
Вещает Божью волю человеку
И от него мольбу возносит Богу.

12

«Лети и от Меня спроси Готфрида:
Когда ж конец бездействию настанет?
Когда ж Солим избавится от гнёта?
Пускай военачальников, скажи,
Тотчас же созовёт и поторопит.
Он будет их главою и вождём.
Кто избран Мной, тот ими будет избран,
Сегодня равный им, но скоро — выше»…

Перевод В.С. Лихачёва

Иван Иванович Козлов

Фантазия

П. А. Плетневу

Ночь весенняя дышала
Светло-южною красой;
Тихо Брента протекала,
Серебримая луной;
Отражён волной огнистой
Блеск прозрачных облаков,
И восходит пар душистый
От зелёных берегов.

Свод лазурный, томный ропот
Чуть дробимыя волны,
Померанцев, миртов шёпот
И любовный свет луны,
Упоенья аромата
И цветов и свежих трав,
И вдали напев Торквата
Гармонических октав –

Всё вливает тайно радость,
Чувствам снится дивный мир,
Сердце бьётся, мчится младость
На любви весенний пир;
По водам скользят гондолы,
Искры брызжут под веслом,
Звуки нежной баркаролы
Веют легким ветерком.

Что же, что не видно боле
Над игривою рекой
В светло-убранной гондоле
Той красавицы младой,
Чья улыбка, образ милый
Волновали все сердца
И пленяли дух унылый
Исступленного певца?

Нет её: она тоскою
В замок свой удалена;
Там живёт одна с мечтою,
Тороплива и мрачна.
Не мила ей прелесть ночи,
Не манит сребристый ток,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.

Но густее тень ночная;
И красот цветущий рой,
В неге страстной утопая,
Покидает пир ночной.
Стихли пышные забавы,
Всё спокойно на реке,
Лишь Торкватовы октавы
Раздаются вдалеке.

Вот прекрасная выходит
На чугунное крыльцо;
Месяц бледно луч наводит
На печальное лицо;
В русых локонах небрежных
Рисовался лёгкий стан,
И на персях белоснежных
Изумрудный талисман!

Уж в гондоле одинокой
К той скале она плывёт,
Где под башнею высокой
Море бурное ревёт.
Там певца воспоминанье
В сердце пламенном живей,
Там любви очарованье
С отголоском прежних дней.

И в мечтах она внимала,
Как полночный вещий бой
Медь гудящая сливала
С вечно-шумною волной.
Не мила ей прелесть ночи,
Душен свежий ветерок,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.

Тучи тянутся грядою,
Затмевается луна;
Ясный свод оделся мглою;
Тьма внезапная страшна.
Вдруг гондола осветилась,
И звезда на высоте
По востоку покатилась
И пропала в темноте.

И во тьме с востока веет
Тихогласный ветерок;
Факел дальний пламенеет, -
Мчится по морю челнок.
В нём уныло молодая
Тень знакомая сидит,
Подле арфа золотая,
Меч под факелом блестит.

Не играйте, не звучите,
Струны дерзкие мои:
Славной тени не гневите!..
О! свободы и любви
Где же, где певец чудесный?
Иль его не сыщет взор?
Иль угас огонь небесный,
Как блестящий метеор?