Вечер как вечер. А Жизнь

               

Вечер как вечер, обыкновенный.
-  Жизнь, дрянь. Ну, чего в ней блин хорошего? Придумали, все хорошо, все красиво, все счастливы. Кто это все? Я, например? Юрка остановился, прервал размышления.
- Тьфу, дрянь какая-то. Жена где-то дома, а может в селе у своих родителей. А может…? Ну и хрен с ней.  Может она, счастлива? Но, узнаю, убью.
Юрка тряхнул головой, она была тяжелая.
Рядом шли друзья с женами.
Юрка приехал в родное село. Городским тварь стал. Машину купил. Доволен, кичится этим. Правда с друзьями как был шалопаем так и остался. Шалопаи которым уже за 30.
Что такое? Кто-то запел или просто заорал. Неплохо подобрали, на душу населения страны.
Все пьяные, вот и веселые. Были бы трезвые, с какого хрена веселиться? Чи ни праздник? День освобождения трудового народа. Освобождения от чего??? От помещиков и капиталистов. Тогда значит, там этого праздника нет? А ведь там этого о-го-го гораздо больше, чем здесь, это даже дураку понятно. Но, не хрена они там тоже скоро праздновать будут, так же жрать водку, махать флагами, и орать: - Да здравствует! Мы ведь пообещали, что весь мир разрушим до основания. 
Вот так, как понажираемся, мы его не только до основания…
Песню уже орал не один. Надо поддерживать. Юрка тоже заорал, загорлопанил. Какие-то умники напридумывали, что в селе красиво поют, красиво пляшут. Как покажут по телевизору, ну, прям одни плясуны и певуньи. Где они? Понажираемся на свадьбах как свиньи, и прыгаем как козлы, кто во, что горазд. А песни? Да если бы в армии не научили в строю орать строевые, то из нас хрен бы слово клещами вытянул. А орем круто, нам кажется, что красиво. Да бабки в домах, мимо которых мы проходим с такими песнями, уши затыкают, крестятся, и матерят нас на чем свет стоит. О, стоп, я, кажется не то ору? Вот это нажрался. А, все равно всем похер то, не то. Юрка опять как баран тряхнул головой, в которой начало все плыть, при этом сильно зажмурился, потом широко открыл зенки. Во, все нормально.
Они шли толпой на ширину всей ярко освещенной фонарями  улицы, обнявшись, без разницы кто с кем. Они все друзья детства. Это их село, их улица, их жены. Сегодня большой праздник, большая пьянка, все шалости прощаются. Хотя они между ними прощаются и так. Ведь в селе все, все знают. И если чьи-то жены или мужья гуляют, и продолжают жить нормальной семейной жизнью, значит, все прощается. А есть такие жены, что не просто гуляют, а настоящие проб…и и ничего, даже нормальных детей воспитывают.
Витькина жинка на шею виснет, от нее перегаром прет. Фу бл..ь, что она ела. А может это не перегар, а зубы гнилые воняют? У Юрки тоже полон рот гнилых зубов. Правда ему никто никогда не говорил, что у него изо рта воняет. А на то, что они гнилые и щербатые ему плевать. Зубных врачей он боится с детства, да там, на заводе на ремонт зубов такая очередь, что до пенсии хрен дождешься. А чтоб по блату, кто он такой?
Юрка незаметно для других, а может ему так только кажется, ловко лезет промеж пуговиц легкого осеннего пальто и сразу же между пуговиц платья, там рука не пролазит, он расстегает одну пуговицу. Во! Теперь порядок! Витькина жинка смеется. Грудь у нее классная, еще упругая и в Юркиной растопыренной руке не вмещается и теплая. Юрка доволен, классно, что мода пошла, без лифчиков ходить. Он пальцами тихонько массажирует набухший сосок. Витькина жинка смеется. Юрка шепчет ей на ухо комплемент, такая грудь заслуживает комплемента, и вынимает руку. Она опять смеется.  Парни орут песню: - Здравствуйте дачники… цок- цок-цок подковами идет драгунский полк.  Да, хрень получается, празднуем революцию, а поем про драгунский полк, а это значит про до того. Но песня красивая, всем нравится. У Юрки опять помутилось в голове.
Да, выпито, конечно, прилично. Он опять тряхнул головой, и что-то начал доказывать о том, что городская жизнь лучше. Кто-то орал, доказывая обратное. Все были парами, один Юрка без.
На улице грязь, небо темное звездное. Юрка вдыхает чистый прохладный воздух, пахнущий родным лесом, родными полями и речкой, которая течет через село.
Центральная улица асфальтированная, ровная, но асфальт грязный. Машины и трактора с соседних улиц и с проселочных дорог натаскали грязи, она липкая и скользкая. Юрка поскользнулся и чуть не упал. Он круто вы матерился.
Может это и есть счастье? Или счастье в том, что у него в кармане осталась четвертная, которой хватит на бензин на обратную дорогу домой, а он врет, что у него денег, и все верят.
Юрка работает в большом городе на заводе, зарабатывает более 200р в месяц, а жрать нормально не за что. Хорошо родители с двух сторон помогают, а то бы вообще писец. Двое детей, жена дома сидит, машина тоже не первой свежести денег требует. Болтать легко, что в большом городе  на машине из края в край и полсотни в кармане. А на самом деле если пару раз в месяц закалымишь, и то жене отдашь. Себе если только на пиво и оставишь. Опять же легко хвастать, что квартира двухкомнатная. Знали бы, где эта квартира и как она ему досталась, сколько нервов и денег, а сколько совести потерял из-за нее, а сколько дома скандалов? Хвастается, что с ним на работе даже главный инженер считается, ни то, что начальник цеха. Как в книжках и в кино. Приходит значит инженер огромного завода:- Привет Юрка, - и руку подает. Все слушают Юркино вранье и думают правда. Хрен там, так он тебе руку и подал. У него таких как ты тысяч пять, а то и больше. Он тебя и знать не знает и на кой хрен ты ему нужен.
Опять голова закружилась. Юрка теперь идет в обнимку с друзьями, жены впереди.
О-о-о, Витькина жинка уже хвастается Сашкиной, что Юрка к ней за пазуху лазил. Хихикают. Вот бабье.            
- Слышь, мужики, а я, что сегодня холостой.
- Не бзди Юрка, мы тебе сейчас на танцах такую найдем, что до утра в доску за…т.
- А вдруг не осилю? Здоровьем то уже ослабел.
- Можно подумать.
Это уже реплики женщин.
Юрка иногда задумывался о прекрасном русском языке. Что-то там, в школе учили красивое. А на самом деле материться с пеленок начинаем. В туалет прибежишь, чтоб у старшеклассников бычок выпросить, докурить, а там мат на мате и чем изысканнее мат, тем тебя считают круче. Потом в славной Советской Армии на одно слово десять отборных матов. На работе среди мужиков такая же песня, да и среди баб тоже. Начальство вроде образованное, а матерятся хуже, чем мужики в деревне.
- Ты куда эту херню всунул? Надо вон той хренью придержать, а этой поедетиной направить, и эта херня в ту херню влезет, и все будет зашибись. Только хрень, зашибись и все другое такие маты. И все, все понимают. Как у русских в анекдоте: - На хрена до хрена нахерачели, не хрена не до хрена
похерачели. И только русскому человеку все понятно. Как у пещерных людей:-  Ба-ба, бу-бу, бы-бы и все всем понятно.
Навстречу прошла такая же шумная компания. Все здоровались и смеялись.
У Юрки в голове мутняк, все поплыло, начало тошнить. Юрка знает, что это минут на пять. Главное удержаться и перебороть, а потом даже можно еще выпить. Они с собой прихватили две водки. Дошли до перекрестка. Возле колхозной конторы плакаты. Дадим молока! Дадим мяса! В общем, дадим  и стране и всем остальным. Только вот в городе можно и мяса купить, и колбасы, и сыра хорошего, тем более в заводских магазинах это не дорого. А здесь в сельских магазинах кроме пойла, курева, хлеба и консервов ни хрена нет. Юрка, когда едет к родителям, то старается в заводской столовой затариться , чтоб привезти дешевых продуктов и их порадовать. Там у него в столовой работает одна знакомая, он к ней иногда по вечерам в общагу  заглядывает. Она молодая, дочка три годика, муж за что-то сидит. Деваха из себя ничего, а в постели просто огонь и все, что пожелаешь, ни то, что жинка, это не хочу, а этого не буду. Та наоборот все хочу и все буду.
Они там в столовой крутятся и то, что сумели, продают по дешевке. Вот Юрка у нее и пасется. И от подруги получает то, что с женой не получается, и в семью жрачьку подешевле даже чем в заводском магазине.
Они остановились под плакатами.
- Ну, что перед танцами дадим на душу населения страны!?
Витька стал перед плакатом, на котором были нарисованы корова и свинья, и было написано, сколько в этом году колхоз должен дать стране мяса,  и, растопырив вверх руки с двумя бутылками водки, тряся ими заорал: - Да мы им бляха, чтоб они там суки подавились!...
Жена его одернула: - Хорош, орать оратор! Завтра как миленький пойдешь, давать, и из тебя слова клещами не вытянешь. Смелый когда лишку хватанешь, а завтра нюни распустишь, и как телок куда пошлют.
- Да я! - Но он махнул головой и вы матерился.
- Это вон Юрке классно, можно выкобеливаться. Там из одной организации выгонят, за забором  другая, а здесь куда пойдешь.
- Вот  тогда пей и помалкивай патриот хренов.
 Юркины друзья все выше ростом и крепче телом. Одно слово колхоз. А у Юрки уже брюшко наросло. В квартире делать нечего, и пива в городе пей, не хочу. Не то, что в село завезут прокисшие помои в бутылках, а мужики и этому рады. Жигулевское здесь откроешь, а оно прокисшее и полбутылки пеной вылетает. Но даже если и такое завезут раз в неделю и то хорошо.
Витька налил полную граненую стограммовую рюмку и подал Юрке.
- Не Витек, сперва девочкам. А ну зайчики за удачу!
Они все прекрасно знали, как это переводится. Когда они были молодыми и не женатыми, они собирались этой же компанией. И когда кто-то вот также разливал по рюмкам водку и провозглашал тост: - Ну, мужики за удачу, - остальные отвечали хором: - Чтоб х..  стоял и деньги были. 
 Юрка передал рюмку одной из молодых женщин. Та взяла и легко опрокинула ее в рот.
- Ух, хорошая, - она чуть сморщилась и повела плечами. Ей сразу подали скибочку огурца и кусочек мяса: - Только знаете, девки не во всем удача, хер то хер с ним, а вот денег бля как не было, так и нет, а без них.- Она тяжело вздохнула и начала закусывать.
Мимо прошла компания, они шутили над пьющими. Витькина жинка послала их подальше. Они не обижаясь, пошли. Юрка думал чуть просветлевшими мозгами. У него бывало такое частенько, что после мутняка пропустишь соточку и просветление, вроде как все на место становится, хотя ровно десять минут назад чуть не упал. Друзья шутили, что у него не все в порядке с головой. Как же так думал он, в каких книжках или учебниках написано, что девчата так водку хлещут. У нас ведь в стране все деликатно, все культурно, все умные, а на самом деле хрен у кого среднее образование есть, хотя дипломов тьма. Почти у каждого кореша среднее техническое, и братья техникумы закончили. Благо их у нас в Союзе чуть ни в каждом райцентре. А если провести настоящие экзамены по физике, химии, математике, русскому, да хрен кто из начальников за восьмой класс сдаст на отлично. Может поэтому его друзья имея совесть, работают все трактористами да шоферами. Тьфу, блажь какая, образование, бабы пьют. Да хрен с ним образованием и пусть себе пьют. Юрке нравилось, когда девчонки навеселе, тогда видно их настоящее лицо. А то смотришь, какая-нибудь кичится: - Да я не пью, да я не такая. А потом рюмку, вторую водки врежет  и сама одной рукой на шею виснет, а второй уже твое хозяйство из ширинки вытаскивает и о любви лапочет. Дура хоть бы слова выбирала. Конечно, любому нравится, когда ему комплементы говорят, но о любви, это подло. Есть, конечно, такие, которые говорят прямо и называют все своими именами. Жизнь есть жизнь и она ни красивое кино. Таких очень мало, но такие Юрке нравятся больше, прямые, открытые. Но опять, неужели жизнь такая дрянь? Да дрянь, и он, Юрка тоже дрянь из этой дряни. Рюмка как-то проскочила незаметно, он даже не захотел закусывать. Его начало немного знобить, наверно чуть-чуть выветрило. Пропустив каждый по рюмашки, они еще немного постояли, пошумели и пошли дальше. Вот и клуб. Большое, снаружи невзрачное здание, похожее на амбар. Юрка прекрасно помнит, как его открывали в 1959году. Тогда это  был шик, а сейчас снаружи он выглядел неважно,  хотя внутри все класс. Танцевальный зал, для села, просто роскошный, зрительный тоже, своя эстрада, много молодежи. Ее и так в селе не мало, а сейчас еще из городов наехали на праздник. Юрка сразу оценил своей привычкой, кто скучает, кто сам, кто в паре. Все друзья находят здесь еще своих приехавших друзей и одноклассников, радуются, смеются, обнимаются. Юрка тоже смеется, обнимается, но радости никакой. Какая радость, понажирались и плевать, с кем обниматься. А Юрка уже от многих отвык. Сколько лет прошло, как он отсюда уехал, 10-15, а может больше? Многих он не узнает, хотя ездит сюда часто, но видится только с теми, кто живет здесь и рядом с его родителями. А с теми, кто так же приезжает, как и он?
А как узнать тех, кто моложе лет на пять и больше, они после того как он уехал, повырастали, поженились, им уже тоже под тридцатник. Как их узнаешь?
Юрка старается быть веселым, хотя это только с виду. Да, на что все это похоже? Хаос какой-то. Он вспомнил, что где-то такое читал, но не мог вспомнить где. Он представил, что смотрит на себя со стороны. Когда все на обнимались, то завели свой разговор, колхозный общий, и он оказался в не игры. Что он мог вставить? Если только анекдот. Да, все так скверно. А может ему кажется, что скверно, а на самом деле все отлично. Юрка увидел двух стоящих женщин, и решил пригласить, одну танцевать. Он крепко ее обнял и нашептывал что-то на ушко. Юрка умел говорить комплементы. Она улыбалась. Юрка думал, что ты зубы скалишь дура, я ведь ни чего путного, ни сказал, ну, скажи, что я дурак, пошляк, а ты зубы скалишь. Хотя сказать ему что-то плохое, если его знали, почти нельзя, потому, что он запросто может ударить. Танец кончился, Юрка подвел молодую женщину к ее подруге.
- О, Леха, привет! Колька здорово!
Это были два друга его детства, два брата, которые жили рядом через два дома. Они были одними из лучших корешей. Они крепко обнялись.
- Как дела Юрка!? Б..ха, сколько не виделись. Они тоже приехали из городов. Сними можно поговорить, потому, что их колхозная тема тоже не касается. И только теперь Юрка понял, что танцевал с Лехиной жинкой. Он ее не узнал. С парнями он все равно встречался, когда приезжали в гости в село, а их жен, хотя он их раньше хорошо знал, но они не из местных,  видел в последний раз черти когда.
Да, прилично нагрузился. Надо же так встрять. Надо как-то выкручиваться.
- А я смотрю ваши жены скучают, дай думаю, развлеку, - а сам думал,- Что же я ей дуре наплел? Но, что бы не говорил, это все теперь перейдет в шутку. Просто шутил с женой своего друга, хотя и не шутил. Скверно. Так можно поссориться, а еще хуже подраться со своими лучшими друзьями детства. Да, в этой жизни черта поймешь, что хорошо, что плохо. Но, почти все по Юркиным меркам было дрянь. Он ни кому и не чему не верил. А кому и чему верить? В школе учат одному, делают другое. Пока пацан веришь и учителям, и тому, что в книжках написано. Потом оказывается, что в книжках такое вранье, а среди учительниц такие есть шлюхи, что ты меня прости. Он сам это проверил, и одна знакомая учительница, у нее двое детей и Юрка с ней в хороших отношениях, рассказывала ему в постели, как она в классе после уроков, закрывалась с десятиклассником и уже ни с одним. У нее они так сказать проходят курс молодого бойца.
На работе тоже вранье на вранье и враньем погоняет. Воровство поголовное. Завод разворовывают так, что не известно на чем  государство держится. Мы, рабочие тащим кто, что может, потом продаем знакомым по дешевке, и это все вроде как на тихоря. Начальство машинами вывозит бесконтрольно, и это уже ни на тихоря. А глядство!? Каждый начальник свою любовницу имеет, и обеспечивает ее, и пристраивает на тепленькое место и по хер, что она в одном слове по три ошибки делает. Одна секретарша так объявление написала, что весь цех неделю ржал. И жена вот пойдет на работу, приглянется какому-нибудь старому хмырю. И что ей делать? Либо получай подарки и ублажай старпера, либо ищи другую работу. А она у меня красавица. На такую грех не позариться. А в кино, по телеку, в газетах, по радио все в нашей стране так хорошо, что прямо в раю живем.
Немного поболтав с Лехой и Колькой, Юрка пошел к молодежи, к девчатам которым до двадцати. Среди них тоже есть такие, что прошли Крым, Рим и медные трубы. Танцевать Юрка не любил, но говорили, что у него неплохо получается. Делал он это легко и ему нравилось прижимать девчонку, которая была упругой и неподатливой. Он прижимает, а она упирается. А что с ней будет лет через десять, будет ли она упираться? Многие из них и сейчас не упираются или упираются руками в стенку. От таких мыслей Юрка улыбается.
- Эх, жизнь мать твою.
Юрке что-то надоело, и он вышел на улицу. Везде шумели, толпились. Праздник, всем весело. Здесь были и глазеющие старики. Бывший участковый, который теперь на пенсии, заискивал перед парнями, которых когда-то драл за уши или бил с дружинниками в опорном пункте. Парни без всякой злобы обзывали его ментом. Те, которые побывали по его рекомендации на зоне, гнали его, но он не уходил и не обижался. Парни, отходя в темноту, звали его. Трофимович подходил, они наливали ему сто грамм самогона, он с удовольствием и благодарностью опрокидывал рюмку, прикрякивал, молча закусывал, и ожидал, когда парни будут, отходить еще. 
Юрку тоже тянули в кружек и наливали. Когда-то он был компанейским пацаном и ни из последних. Его знали все местные, тем более его родители и братья жили и работали здесь. Но он половины не узнавал, либо по истечении времени, а быстрей потому, что был пьян.
Юрка опять вошел в танцевальный зал. Муть в голове поутихла. Многие разошлись. Идти было некуда, домой не хотелось. Хотелось побыть одному. Но одному ему было либо страшно от всей этой жизненной ереси, либо весело от красоты всего окружающего, когда, что найдет. Он боялся, а вдруг найдет страх и поэтому искал кого-нибудь из женщин. Ему было плевать кто она и какая.
Одна  компания уходя, позвала его с собой, он отказался. Да, сплошная невезуха, где его 20, он бы сейчас нашел себе компанию, ведь молодняка было валом, а бабы его возраста в основном на танцы уже не ходят. Юрка отошел в сторону, сел в кресло, и начал наблюдать. В другом конце зала он заметил компанию старше его лет на шесть. Две женщины там были свободные. Одну он хорошо знал, знал ее бывшего мужа, знал, что она учительница младших классов. Знал, что ее зовут Ларисой, но почему-то все называли Леся. Юрка начал наблюдать за ней и за ее компанией. К ее подруге, которой тоже было где-то под 40, подходил молоденький высокий парнишка лет 17ти и приглашал танцевать. Остальные танцевали парами, а Леся оставалась одна. Юрка думал. Что этот пацан нашел в сорокалетней бабе? А может просто хочет попрактиковаться. Бывает ведь, что мужики научают пацанов, что с теми, кому за 30 легче, она тебе все отдаст, а если захочешь и возьмет.
Юрка смотрел на Лесю и ждал, сейчас она перехватит его взгляд и будет все по уму. В нем все это было выработано, и он верил в свои знания в этой науке. Хотя ничего сложного в этом нет. Что остается делать молодой здоровой женщине, оставаясь одной в квартире, когда ее подруга уйдет пусть даже с пацаном. Ей остается только выть в подушку. А чем она хуже, она даже лучше и красивей.
Леся, пробегая взглядом по залу, заметила, что на нее обратили внимание. Она сразу ожила, больше стала улыбаться, в ней появилось больше жизненной энергии.
Юрка улыбнулся и хмыкнул сам себе: - Ну, вот все в порядке. Выждав положенную паузу, пропустив еще один танец, Юрка пригласил Лесю. Она была выше ростом и худенькая, а может так казалось потому, что у него худеньких еще не было. Юрка как всегда отпускал комплементы. Она, соглашаясь, улыбалась. А кто откажется от похвал в свою сторону, да еще в таком возрасте. К тому же она знала, что она  красивая, и, не смотря на свои сорок, еще не увяла. Юрка просил, чтоб она взяла его с собой. Она, как бы ни понимая, куда и зачем переспрашивала. Юрка говорил, что она понятливая, а она убеждала, что ни чего, ни понимает. Танец кончился, Юрка вел Лесю к ее компании, верней получалось, что она вела его, потому, что она шла впереди и крепко сжимала его два пальца в своей хрупкой ладошке. Из их компании Юрка никого не знал. Новые учителя. Это хорошо, что они его не знают, так лучше. Леся, конечно, знает, но и это лучше.  Но оказалось, что Леся его не знает, не знает вообще. Когда они пошли танцевать, Юрка спросил ее об этом.         
Она была удивлена, откуда она могла его знать. На самом деле подумал Юрка. Во первых она на шесть лет старше. Она поступила в институт, когда ей было семнадцать, а он в школу пошел с восьми лет и учился в пятом классе, потом его армия, после армии он здесь почти не жил, а уехал в город. Получалось, она его не знает, а он ее знает очень хорошо.
- Неужели ты, правда, меня не знаешь? - Спрашивал он.
- Конечно, нет.
- Ну, тогда и не надо.
- Нет, ты скажи.
- Да оно тебе надо, потом.
- Но я хочу представить тебя своим друзьям.
- Если хочешь я сам, а вообще-то ни к чему. Кто они мне? А тебе потом скажу.
Лесина компания смотрела на Юрку и одобряла ее выбор. Юрка это замечал. Довольная Леся улыбалась. Юрка был из средних, нормальных на вид парней. Невысокого роста, темные, чуть пушистые волосы, тонкой стрелкой черные подкрашенные усики, голубые глаза, правильные черты лица, нос прямой с чуть заметной горбинкой, результат драки по молодости . Одет по моде в микро вельвет, сверху импортный плащ. Шмотки Юрка берег. Дома он ходил просто. На работе любил спецовку. Ему нравились кирзовые сапоги, и удобный костюм  х/б, и фуфайка. А костюм и плащ он одевал по праздникам, или когда ехал сюда в село.
Компания веселилась. Лесины подруги были довольны, что ей нашелся кавалер и теперь им не надо опекать свою одинокую подругу. Только та, которая танцевала с молоденьким, обиделась., хотя вида старалась не подавать.  Юрке тоже стало веселей. Теперь получилась другая обстановка, хотя он был среди чужих  людей. Ему было легче потому, что он здесь все знал, он здесь вырос. По фамилиям он знал всех местных жителей этого не совсем маленького села. Эта компания пила меньше, все были почти трезвые, по сравнению с той компанией, с которой Юрка пришел. Может потому, что не привыкли по столько пить, а может, боялись потерять авторитет сельского интеллигента.         
К Юрке опять подошел тот момент, когда начинало мутить. Он опять пересилил себя, и муть провалилась из головы куда-то в живот, потом разошлась по телу теплом. Пот выступил на лице.
Леся смотрела на него улыбаясь, она достала платок и обтерла ему лоб и вески. Леся допытывалась, кто он и почему все и всех знает, а она его нет. Юрка отшучивался. Танцуя, он рассматривал присутствующих, которые сходили еще принять на душу население страны, и опять вернулись на танцы. Его кореша кивали ему, одобряя его выбор. Братья, пришедшие с женами, улыбались, но их жены почему-то смотрели не одобрительно. Витькина жинка даже шутливо отвернулась. Но Юрка знал, что это все не в серьез. И когда он, на минуту оставив Лесю, подошел к компании своих друзей, девчата начали в один голос подтрунивать над его выбором. Он ничуть не обиделся, зная, что все это шутки и все люди как люди со своими плохими и хорошими недостатками, со своей пошлостью и грязью, со своей нежностью и красотой. 
Толпа людей с шумом и гамом вывалила на улицу. Слышны были шутки, отборная матерщина, женские визги.
Вся эта шумная толпа начала расплываться. Вначале двумя потоками в разные стороны от клуба. Потом эти два потока растекались в ручейки, ручейки направлялись к домам, где на столах стояла выпивка и закуска. Они вваливались в дом, шумели, тревожили родителей и будили детей. Если детей не было, значит, они были у родителей, которые жили где-то недалеко на соседней улице. Все веселые шумные раздевались, кто-то включал маг и что-то крутил, потому, что ему казалось, что тот отказывается работать, хотя сам пьяный не знал на какие кнопки давить. Кто-то из женщин повизгивал в коридоре, кто-то, потирая руками, мостился за стол и выбирал бутылку, которая ему была больше по душе и орал, заглушая все и всех, приглашая к столу. Женщины поправляли платья, мужчины вытирали с губ помаду. Все садились за стол, забывая обо всем на свете, кроме того, что они здесь все молодые, красивые, здоровые для того, чтоб выпить то, что имеется в бутылках и съесть то, что имеется в тарелках и между перерывами в трапезе танцевать, тискать и лазить туда, куда в любое другое время запрещено.
Компания, в которую попал Юрка, выплыла на улицу, и как бы с разгона ударившись обо что-то, разлетелась  брызгами, как-то не привычно ни  по колхозному. Все решили, что с них уже достаточно и уже поздно. Юрка этим остался доволен. Все разошлись кто куда. Юрка вел под руку Лесю и ее подругу. Молодой парнишка, который танцевал с Наташей, так звали Лесину подругу, шел со своей компанией молодых немного сзади. Юрка посмотрел на Наташу. Она была некрасивая. Тоже высокая как Леся, русые прямые волосы, и сильно конопатая. Хотя Юрка относился к этому просто: - Подумаешь страшная. Ну и что? Ни всем ведь красавицами быть. А ласки хочется всем.
- А почему твой кавалер отстал?
- Это ни кавалер, это мой ученик.
- Такого ученика иметь и мужа не надо.
- Глупости.
Юрка понимал, что Наташа будет всячески отговариваться и ни соглашаться с правдой, о которой говорил Юрка. И Юрка представлял, как этот высокий молоденький ее ученик раздевает ее, и как она ласкает, целует его, и шепчет, что этого делать нельзя, что это пошло, но делает все, чтоб этому мальчику было хорошо, чтоб он задыхался от ее ласки и чтоб она, позабыв обо всем, о том, что у нее есть дочь и что ее сын на год младше ее любовника, проваливалась в бездну страсти.
При этих мыслях Юрка улыбался. Ну и Бог с ними пусть думают, что это их тайна. Но какая может быть тайна в селе? Юрка помнит, как он после армии на рассвете приходил домой, а бабушка уже знала, с какой он был девчонкой, хотя постоянства у него не было. Он удивлялся, откуда бабушка знала, что он ночевал ни у Витьки и ни у Лехи, а именно там где ночевал.
Юрка рассказывал что-то девушкам о собаках, что-то о стройках, что-то о заводе и что-то, о Маяковском. Они довольные улыбались. Юрка понимал, что все во хмелю и то, что он заполняет молчание своей болтовней, его уже подругам, нравится.
На Наталкиной улице грязь была почти непролазная, разве, что в сапогах. К счастью так и было, все были в сапожках. Юрка подкатил брюки.
- Как это вы умудряетесь здесь плавать?
- Привыкли, хотя такой дороги здесь мало.
Действительно, грязи было метров пятьдесят, не ясно почему. Везде был асфальт, а если попадалась грунтовка, она была высокая сырая, но без грязи. А здесь грязища местами жидкая и скользкая, местами густая и вязкая. Юрка то увязал, то скользил. Девушки шли нормально, каким-то чутьем выбирая дорогу. Вышли на грунтовку, она была сыроватой, но по сравнению с той грязью просто сушь.
- Вот я и пришла.
Они стояли около небольшого переселенческого дома.
- Я пойду.
Юрка и Леся были не против. Они простились с Наташей, и пошли, взявшись под руки. Теперь Леся спросила о жене. Юрка ни когда не утаивал, что он женат и у него двое детей. Разве это плохо быть женатым? Леся начала обыкновенную привычную песню о морали и долге. Юрка делал вид, что слушает, но пропуская все мимо ушей, думал. А что ты сейчас будешь делать, если я развернусь и уйду. Правильно, ты пойдешь домой, зная, что поступила честно по отношению к моей жене, по отношению к морали. Но честно ли ты поступишь по отношению к самой себе?
Пусть ты не будешь вспоминать меня, что во мне такого, обыкновенный парень, таких море. Но придя домой, ты будешь думать, что ты опять одна, одна в четырех стенах и совершенно никому нет до тебя дела. А ты красивая и еще горишь желанием крутого до потери памяти секса. Ведь у тебя вторая молодость, а она пролетит так же незаметно, как и первая. И оставаться одной в праздник после веселья, когда все твои друзья разошлись парами и подруги спят с мужьями, это ужасно. Юрка часто над этим задумывался, и ему становилось грустно. Здесь, дома у родителей он в таких случаях брал на руки кошку, шел с ней к собаке, садился рядом и рассказывал им о том, что творится у него на душе. Собака и кошка все понимали. Людям этого не расскажешь, Люди не поймут.
Юрка остановил Лесю, она замолчала. Он привлек ее к себе, она немного упиралась, но это все было из книжек и кино. А жизнь есть жизнь. Она крепко обняла Юрку за шею и с жадностью прильнула к его губам своими теплыми и мягкими губами. Они крепко прижались друг к другу. Юркины руки поплыли вниз. Но тут опять началась жизнь из книжек. Леся его отстранила и посмотрела так, как будто он только что совершил скверный поступок, хотя целовала она его с просьбой именно об этом.
Юрка про себя ехидно улыбнулся.
- Тебе не нравится? - спросил он.
Она пожала плечами. Это уже наполовину было из настоящей жизни.
- Расскажи что-нибудь о себе, - попросил Юрка, хотя слушать он не любил. Что можно услышать путного от учительницы, которая в школе учит одному, зная совершенно другое и живя совсем не по социалистической морали. Правда, иногда ему попадались собеседники, которые рассказывали очень интересно. Он тогда молча и внимательно слушал, и казалось, что перебить этого человека тоже, что облить его грязью. Но такие люди очень редки. Для этого надо обладать большим умом и понимать людей, а в основном получается наоборот. Юрка вспомнил, как с ними разговаривал замполит милиции их района. Он рассказывал что-то из умного, но умного в его рассказе вообще не было. Просто он считал себя умным. Юрка тогда думал. А что же ты рассказываешь молодым, чему ты их учишь, зачем ты здесь, почему ты не ищешь своего места, ты ведь комиссар? И получается? Правда после того года через полтора замполит ушел из милиции на другую работу. Может все-таки что-то понял. Значит, в нем еще осталась хоть капля совести.
Леся рассказывала о себе, но рассказ все время сходился к тому, что у нее очень много поклонников, а она от них отказывается. Юрка шел рядом, ему было хорошо. Погода была еще теплая для этого времени года. Небо было усыпано звездами, воздух свежий, сам пьяный и рядом красивая, хотя ни совсем молодая женщина. Все отлично.
Леся рассказывала, но у нее получалось не интересно, не смотря на то, что она педагог. Но кое-что можно было слушать. О прочитанных книгах она говорила интересно и понятливо. Ругала авторов за книжную жизнь, где правда и справедливость всегда побеждают.
- Ты знаешь Юра, что ни начну читать, везде молодой педагог пробивается сквозь эту бюрократию, сквозь эти всевозможные инструкции и обязательно, в конце концов, доказывает    директору, что он прав. Или какой-нибудь  молодой специалист приезжает в колхоз и через год - два  этот колхоз превращается в цветущий сад.
Такой разговор Юрке нравился, он прекрасно знал об этом книжном вранье. И отлично знал о тяжелой колхозной жизни, от которой рано умерла его мать. К этой тяжелой несправедливой жизни Юрка был приучен с малолетства. Он не боялся тяжелой работы. После армии работал трактористом. Летом хоть и вкалывал от зари до зари, но получал удовольствие. Он любил землю, любил поля, сады, лес, но не понимал, почему за такой труд не всегда дотягиваешь до 100рублей.
А зимой две тракторные бригады посылали обрезать посадку по-над трассой. И на такую работу заставляли выходить даже по выходным, а начисляли по одному рублю в день. Разве можно с этим мириться? В конце концов, Юрке это надоело. Как это так 50 специалистов механизаторов от нечего делать 3-4 месяца болтаются вокруг села, выполняя какую-то работу, о которой смешно говорить. Однажды их десять трактористов послали грузить кукурузу на один трактор, который возил ее в соседнее село за 12км. Тракторист заработал, а они. Когда подсчитали их заработок, то оказалось, они на погрузке заработали по 12 копеек. Это было смешно, ведь они просто просиживали в ожидании трактора. Такие случаи часто повторялись. Юрка и другие мужики были согласны вкалывать на разных работах, только если от этого был толк.
Однажды на железнодорожную станцию вывозили  с колхозных складов яблоки. Сутки эти 50 человек работали на погрузке. Сутки ни кто не спал. На станции разгружали шофера и тоже сутки ни спали. Тогда работая без перекуров, ни кто даже не подумал возмущаться. Ведь яблоки отправляли куда-то за Урал. И каждый знал, что неплохо заработает. Еду и водку им привозили прямо на склад, которую они пили и ели прямо на ходу. Здесь они были нужны и, понимая это, они вкалывали без сна и отдыха. Так же они работали на погрузке овощной и фруктовой консервации, которая тоже отправлялась куда-то далеко. Но месить грязь вокруг села за 20коп в день, этого Юрка не понимал. Поэтому он слушал Лесю. Слушал, как она критикует этих писак, про которых забудут сразу, как прочитают, если конечно будут читать. Но и в том и другом случае этой писаниной растопят печь или отнесут в туалет. Начальнички, конечно, поставят эти шедевры в книжный шкаф, но больше их никогда не коснутся, зная, что там одно вранье.
По ночным улицам они сделали большой крюк по селу и опять вернулись к клубу.
- Вот мы и дома.
- Как дома?
- Вот здесь я живу.- Леся показала на дом, который стоял через два дома от клуба.
- Это серьезно?
Юрка знал, что когда она была замужем она жила на другом краю села. Но после развода колхоз ей выделил другой дом. С жильем в колхозе больших проблем нет, это ни город, сюда не сильно прут. Теперь, когда они стояли около Лесиного дома Юрка не был настойчивым, он знал, что его настойчивость может все испортить. Леся опять может уйти из настоящей жизни в книжную и придется расстаться.
- До свиданья. – Она вопросительно глянула на него.
- А разве обязательно прощаться?
Леся молча пошла по тропинке к двери дома, Юрка шел за ней.
- Подожди, я постучу, а ты постой вот здесь, чтоб тебя не видели дети.
Она постучала, кто-то открыл дверь и Юрка услышал детский голос.
- Мамочка, а почему ты одна?
- Все уже разошлись по домам. А почему вы не спите?
- Тебя ждем.
- Я пришла, теперь идите и спокойно ложитесь спать.
Дверь закрылась. Юрка стоял ожидая. Его начало морозить, подходило время похмелья. После последней рюмки прошло часа три. Озноб пробегал по его телу от самых пяток и до затылка. Леся не заставила себя долго ждать, она открыла двери, в коридоре было темно.
- Юра, - позвала она тихо.
- Я здесь.
- Заходи только осторожней, не шуми, разувайся здесь, давай плащ, проходи сюда. Она открыла следующую дверь и провела Юрку в темную комнату. Закрыв за собой дверь, она включила свет.
Юрка зажмурился. Привыкнув, он открыл глаза. Посередине комнаты стоял накрытый стол, за которым недавно очень хорошо трапезничали.  На нем стояли пустые грязные тарелочки, в больших были недоеденные салаты и мясные блюда, в вазах яблоки. Юрка обнял Лесю, ему стало легко и просто, она, обняв его, прижалась к нему всем телом. Она была худенькая, но крепкая, пышные темно-каштановые волосы были до пояса, что в наше время редкость и это очень нравилось Юрке. Юрка гладил эти прекрасные на ощупь и на вид волосы, и крепко прижимал Лесю за талию. Леся сначала прильнула к нему, потом отстранила лицо. Они смотрели друг на друга улыбаясь, потом рассмеялись.
Леся поднесла палец к губам.
- Тише, тише.
Шторы на окнах были задернуты. Гулявшая здесь компания не очень желала, чтоб их видели с улицы. Леся, освободившись из объятий,  все равно пошла, их поправить. Потом она включила проигрыватель как можно тише.
- Подожди я сейчас.
Она ловко собрала со стола ненужное и вынесла. Вошла с миской и тряпочкой, стол быстро превратился в чистый и накрытый на двоих.
Юрка смотрел на Лесю. Как это у нее ловко получается. Почему же у его жены все получается медленно неуклюже, почему у нее нет этой красоты и ловкости в уборке и приготовлении стола.
А может все зависит от обстоятельств? Может и его жена сейчас перед кем-то шустрит и кому-то кажется, что все ловко быстро и красиво. Черт возьми, лезет в башку какая-то дурь. Ни кому не хочется чтоб его жена была с другим, хотя каждый знает, что это запросто может случиться.
Леся внесла парящего тушеного кролика
- Разогрела. Думала на завтра, тоже ведь праздник. А стушила заранее, не охота на праздник возиться. Она поставила его посреди стола, опять вышла и вернулась с графином литра на полтора.
- На чем сидеть будем?
- Давай диван подвинем к столу, будет удобней
- Нет, давай лучше стол к дивану.
Они приподняли стол и переставили к дивану. Умостились рядом. Леся налила полные рюмки.
- Давай за знакомство.
Юрка понюхал, самогонка.
- Сейчас попробуем, какая злая хозяйка.
Они засмеялись, чокнулись и выпили. Самогон был хорошим. Юрка сразу взял квашенную помидорку.
- Ух и добрая хозяйка.
Леся улыбалась. Они опять обнялись, и этот раз целовались очень долго, лаская друг друга. Тепло от выпитого  растекалось по их телам наполняя желанием. Желание потихоньку от мозгов переходило в грудь, подкатывало к сердцу и расходилось сладостью по всему телу. Юрка гладил ее волосы, потом его рука плавно проплыла по ее спине к бедрам. Она отстранилась улыбаясь.
- Давай сначала поедим.
- Я за.
Юрка ел тушеную пахучую кролятину. Ел хорошо с аппетитом. Леся подкладывала ему салат и подливала самогон. Юрка пил и ел. На что, на что, а на это он был мастер, не смотря на свой невысокий рост. Леся улыбалась. Юрки после третьей рюмки захорошело и он решил, что пока хватит. Запив все компотом и утершись полотенцем, которое подала Леся, он, откинувшись на диван, привлек ее к себе.
Подожди, я сейчас постелю. Юрка встал, пошел, переставить пластинку. Леся разложила диван, достала простынь и одеяло. В комнате было довольно прохладно, но в такой обстановке это было хорошо. Леся выключила свет и подошла к Юрке.
- Иди, ложись я сейчас.
Юрка разделся и лег. Леся опять не заставила себя ждать. Она вошла в комнату, подошла к дивану и с такой легкостью и игривостью  нырнула к Юрке под одеяло, что можно было подумать, что ей 17. Ее прохладные руки скользнули по Юркиному телу. Обняв Юрку и прижавшись к нему голым телом, она поцеловала его в губы теплым нежным полным желания и страсти поцелуем. Юрку удивляло, что она такая худенькая и почти нет грудей. Иногда в таких случаях бывает даже противно, и все делаешь только для того, чтоб над тобой не посмеялась женщина. Назвался груздем… Но не смотря на то, что она была худенькая, она была красивая и страстная, что Юрке очень нравилось. Ему она нравилась еще тогда, когда ему было лет 15. У нее были такие же пышные каштановые волосы  и лицо гречанки, чуть смуглое с выразительным взглядом и красивыми губами.
Леся часто дышала. Юрка целовал с жадностью ее губы. Леся начала задыхаться, она обвила Юрку руками и ногами, почти впилась в его тело и задыхалась. Юрку это радовало. Значит ей очень хорошо, значит, ночь не пройдет даром. Леся притихла и обмякла, дрожь пробежала по всему ее телу.
- Тебе хорошо?
- Не то слово.
Юрка продолжал, обнимая и целуя ее. Она опять начала тяжело дышать и задыхаться. Юрка вспотел. Он всегда потел, что при работе, что в таких случаях и можно было подумать, что он устал, но он потел не от усталости, просто такой организм. Леся достала из-под подушки приготовленное заранее полотенце. Аккуратно и нежно она вытерла ему лицо, с которого на нее скатывались капельки пота, потом обтерла плечи и грудь. Одеяло с них давно сползло. Привыкши к темноте, которую рассеивал тусклый пробивающийся с улицы сквозь шторы свет уличных фонарей, они видели друг друга. Когда они доходили до страсти, то Лесины косточки начинали хрустеть. Она стонала от сладости и от боли. По ее телу опять пробежала дрожь. Она опять обмякла и притихла.
- Юра пока хватит, давай полежим.
Юрка согласился. Он лег на спину, тяжело вздохнул, и с шумом выдохнув, сладко потянулся.
- Юрочка, тебе хорошо со мной? 
- Было бы плохо, ушел бы.
- А ты знаешь, я не хотела сначала с тобой идти.
- А почему пошла?
- Ты интересно про собак рассказывал, а вообще ты грубоват и самоуверен.
- А теперь не жалеешь, я ведь все равно грубый
- Нет, ты не грубый, ты просто таким хочешь казаться.
Юрка знал, что она говорит это просто в оправдание. Но перед кем? Перед ним, перед собой, перед детьми или еще оправдывается перед кем-нибудь? Но, зачем? Ей ведь хорошо и это ни кого, ни чем не обязывает.
- Может, выпьем?
- Подожди, я халат накину.
-  Годится, а я брюки.
Леся включила свет, Юрка смотрел на нее оценивающе. Так средней паршивости, правда, волосы шикарные и личико красивое.
Леся наполнила рюмки и они выпили. Юрка ни хотел, ни о чем думать, он обнял Лесю, она склонила голову ему на грудь.
Да? Сколько таких женщин, которые хотят ласки? Простой мужской ласки. Потом их обзывают разными словами. Юрка тоже употреблял эти грубые оскорбляющие женщин слова, но никогда так не думал. Ему хотелось ласкать, обнимать и быть в близости с теми, кто ему нравился, а когда был пьян и не было выбора и с теми, кто по трезвой не нравится. А чем они отличаются?  Они тоже люди, обыкновенные люди которым всего этого хочется и при чем тут книжки и кино. Там везде высокие чувства, романтическая любовь. Но у простого человека простые чувства без всякого высокого романтизма. И что делать этому человеку, который ни когда не любил? Ему, что вообще не жить? А если тот, кого он любит, к нему равнодушен, что тогда? Что ему нельзя иметь детей? Нельзя испытывать эту сладость близости с противоположным полом, особенно если рядом с тобой ни хам и ни идиот или идиотка. Если рядом с тобой нормальный простой человек, которому нравится смотреть на голое тело, которому нравится целовать его. Может и есть какие-то идеальные люди, но Юрка в это ни верил. Он знал, что где-то есть любовь большая пребольшая, он верил в нее.  Но, где она и у кого он не знал. Он часто мечтал об этом. Он хотел влюбиться в какую-нибудь так, чтоб потерять рассудок, чтоб думать только о ней, чтоб исполнять все ее прихоти. Но такого почему-то ему не было дано. В каждом человеке можно найти то, что тебе не будет нравиться, может даже будет противно. Вот и Леся рассказывает, что ее сосед ей прохода не дает, сватается за нее, а она не хочет. Она рассказывает, что из-за нее столько парней голову теряли и готовы были на все. Он этому не верил, но и не перебивал. Пусть человек тешится своим самолюбием, а он, Юрка свободно берет и раздевает ее, а она делает вид, что стесняется. Но вот она полностью раздетая стоит перед ним. Он гладит ей грудь и живот.
- Давай свет выключим?
- Не надо так лучше. Ты ведь хочешь, чтоб я видел тебя?
Она молчала, и они опять улеглись на диван.

Юрка шел домой. Уже светало. Он даже не вздремнул. Леся оказалась довольно крепкой, хотя на вид была хрупкая. Юрка не знал хорошо ему сейчас или плохо.
Эх, жизнь? Работа, семья, добыча, квартира, машина. Отдых? Какой к херам отдых. Если вырвешься из этой кутерьмы, к какой подружке, чтоб расслабиться, но ведь это опять не отдых.
Сюда тоже вроде как отдохнуть едешь, а приедешь домой после этих пьянок и гулек там дня три отходишь, опять же работая и крутясь как белка в колесе. Он плевать хотел на радио, телевизор, газеты, где твердят, что жизнь состоит из сплошных радостей. Радость в семейной жизни, радость в труде. Юрка хотел бы посмотреть на того болтуна, который об этом пишет и говорит. Вот пусть тот крикун возьмет лопату и копает траншеи, а Юрка в это время с хорошенькой бабенкой будет сидеть за шикарным столом, пить хорошее вино под шашлычок и все такое, а потом обнимать ее красивую и стройную и задыхаться с ней в постели, потея от удовольствия. А тот болтун тоже потный и усталый после рытья траншей. Только где улыбка от счастья, где радость? Пусть Юрке плюнут в рожу, если с ним не согласны. И любой человек, пусть не такой хам и грубиян как Юрка, пусть воспитанный и с ученой степенью, для него наверно тоже приятней кувыркаться в постели с женщиной, чем рыть канавы.   
 Юрка прекрасно знал, что больше 90% тех кто учится в высших учебных заведениях и даже в техникумах, учатся именно для того, чтоб другим впаривать, что труд облагораживает человека. А самим по возможности ни чего, ни делать и иметь хорошую зарплату, квартиру, положение в высшем обществе, а там где он начальник, прихвостней, подхалимов и разного рода шестерок. Ко всему возможность при желании переспать с любой из подчинённых ему женщин. И чем выше он вскарабкается по лестнице власти, тем у него будет больше таких возможностей и меньше придется прогибаться самому.
Дома Юрке лечь спать, тоже не пришлось.
Отец уже не спал, он сидел на веранде за столом, на котором стояла выпивка и закуска. Они поздоровались за руку.
- Похмеляться будешь ахломон?
Отец Юрку не одобрял. Во первых из-за того, что Юрка удрал из родного села, испугавшись тяжелой работы, во вторых потому, что живя в городе, он больше всех получал помощи от родителей, которые не жалели для него ни денег, ни всего остального. А Юрка умел выпрашивать. В третьих отец осуждал сына за женщин. Ведь нормальная семья, жена красивая, дети, достаток, а он по бабам. Хотя где-то внутри гордился, что Юрка бабник. Потому, что  сам даже в таком возрасте, не прочь к какой молодухе заглянуть. И только с одной стороны он Юркой гордился по настоящему, ведь сын жил в огромном городе, в собственной  квартире и приезжал в село на легковой машине, каких в селе было всего пять, да и то у начальников.
- А братья где?
- Младшие домой пошли, а этот вон дрыхнет.
Юрка зашел в спальню и растолкал старшего брата.
- Че надо!?
- Пошли с отцом по соточке.
- А, это можно.
Они вышли на веранду. Отец уже наполнил рюмки водкой.
- Ну, давайте артисты, и отец похлопал Юрку по спине.
Сейчас он относился к Юрке лучше, чем к его братьям. Ведь Юрка не так уж часто приезжает, а те  сыновья рядом.
Юрка смотрел на отца. Какой он у них простой и хороший. Без всякого вранья, все написано у него на лице. Никогда не льстит, никогда не заискивает.  Может поэтому и не скопил капитал? Хотя Юрке родители помогали крепко, но все было заработано честным трудом и не накапливалось, а просто отдавалось. Это уже Юрка мог копить, полученную с двух сторон  помощь и направлять ее в нужное, как он считал, русло.
Пил отец всегда, но при этом никогда не терял человечности. Юрка завидовал отцу, его честности и благородству, но поступал совсем по-другому. Отец никогда, ни при каких обстоятельствах, никому не предложит взятку, что для Юрки было раз плюнуть. Отец никогда не прогибался и не шестерил перед начальством. Юрка это делал даже с искусством, оправдываясь, что жизнь заставляет. Отец, конечно, был грубоват и ругался с матерью, когда она была жива, бывало даже бил. Тогда Юрка сильно на него обижался. Но теперь он взрослый и сам прекрасно понимает, что когда вкалываешь на семью как каторжный, а вместо теплого отношения, часто слышишь упреки от жены или даже грубость, можно и не сдержаться, особенно когда уже пропустил грамм 300.
Часто в городе Юрка слышит женские разговоры. А, что мужику пришел с работы, газету в руки и под телевизор. Может другие в городе так и делают, потому и живут хреново. Но Юрка был не из тех, хоть физически он и не сильно работал, но прошустрить, помочь кому надо из нужных людей, чтоб потом, когда он будет делать что-то недозволенное на работе, эти люди просто вовремя отвернулись. С друзьями он тоже старался. Если кому из простых рабочих из их бригады нужна была помощь, он всегда помогал, зная, что Земля круглая. А как участковому не помочь в гараже.
Они живут в одном подъезде и гаражи у них рядом. Они считались большими друзьями, хотя где-то в душе Юрка его призирал, но ни куда не денешься человек нужный. Не каждый из их района при встрече с этим старлеем  запросто за ручку, а если дня два, три не виделись, то при встрече обнимаются, хлопая друг друга по плечу. Но ведь если что случится, этот старлей не задумываясь, вступится за Юрку как за своего лучшего кореша. Хорошо, что здесь его друзья не знают про его дружбу с ментом, а то может и призирать начали, хотя сейчас вряд-ли, они ведь не пацаны, все понимают. А там, в городе, когда этому менту хреново, и некому излить душу, он звонит Юрке по телефону, они выходят из квартир и идут к менту в гараж. А в гараже участкового есть чем поживиться. После третьей, четвертой стопки старлей изливает душу, говоря при этом, что Юрка настоящий мужик и ему можно рассказать то, о чем другим даже заикаться нельзя и у Юрки будет все как в могиле. Еще бы, что Юрка дебил рассказывать то, о чем рассказывает ему пьяный мент, разве Юрка враг сам себе. Ведь по пьянке можно услышать такое, что лучше бы не знать. Юрке бывает жаль этого мужика, который еще младше Юрки и имеет тоже двух детей. Ведь получается, он не может никому выплеснуть все помои, которые накопились у него на душе от его работы. А жене разве расскажешь, что они другой раз вытворяют на службе. Ведь почти любая женщина, работающая в торговле в их районе за счастье завести с ним шашни, ведь ей нужен покровитель. А сколько всякого Юрка выслушивает по пьянки. Человеку душу облегчить надо, а Юрке от этого тоже польза не маленькая. Юрка часто думал после их разговоров. Выходит, что всех кто находится на защите нашего закона, надо не просто гнать в шею, а без суда и следствия отправлять в места не столь отдаленные и очень на долго. Так, что Юрка в городе не здорово под телевизором сидит и там не обязательно лопатой. Там только из-за того, что начальничку, хоть и небольшому, в гаражике поможешь или на своей машинке куда свозишь, чтоб тот не светился, или кореша участкового до утра слушать будешь, пользы намного больше чем траншеи рыть. А здесь в селе его отец и отцы его друзей всегда содержали семьи. Теперь его друзья и братья тоже не здорово под телевизором рассиживаются. У них у всех коровы, свиньи, овцы, куры, утки, гуси и все в основном на мужицких плечах, ведь у баб своей работы выше крыши, хотя женщинам все равно легче. Юрка запросто поменялся бы с женой и проблемами домашними и работой.
Однажды он по телевизору слышал, как городская женщина, которая живет в квартире, сказала, что  сельская не умеет экономить время. Он смеялся до слез. Кто такое вообще позволил говорить? Он представил свою жену. Вот она в квартире убрала, приготовила кушать и все. У нее газ природный, горячая, холодная вода, туалет в доме, ванная, телефон все в квартире под руками. А как колхозница начинает свой день? Встает до петухов, идет доить корову, кормить поросят, овец, птицу, собак.  В это же время подогревает завтрак. Муж либо в кладовке что делает, либо тоже с хозяйством возится, либо во дворе, либо в огороде. В сельском дворе работу никогда не переделаешь. Женщине надо детей собрать в школу, младших в садик. Здесь нет горячей и холодной воды, она в колодце ее надо принести и подогреть. Да, что говорить, в селе женщина это очень тяжело. Квартира убирается только внутри. Дом убирается и снаружи,  вдобавок летняя кухня, кладовая, сарай, загончики. Вот и смеялся Юрка до слез, как тут сельской бабе время сэкономить. Зимой надо топить печку, а это дрова, уголь. Готовить пойло корове, иначе она тебе молока даст с гулькин нос. Свиньям надо кашу запаривать для экономии кормов и быстрого привеса. А когда идет отел или опорос, то сельская баба неделю живет и ночует в сарае.
Не дай Бог, что проморгает и с приплодом что случится, она ведь сама себя проклянет. Попробуйте сами влезть в шкуру колхозницы.  Вдобавок всего один выходной и работа в колхозе тоже не мед. И вот если все это взвалить на свои плечи то не известно, что ты будешь делать после того как управишься. Воды будешь греть в тазике, чтоб помыться и не вонять всем тем с чем ты за день сталкивался и вдобавок своим потом, а за день ни семь раз вспотеешь, а гораздо больше, или доползешь немытый до кровати и вырубишься замертво.
Юрка с отцом и старшим братом сидели за столом на веранде. Они понемногу выпили и закусили. Потом просто сидели и разговаривали. Отцу было интересно как там, в городе вообще, как и чем занимается Юрка, как  невестка, а больше всего его интересовало, как поживают внуки. Только вот в такой обстановке можно было поговорить с сыном. Ведь отец видел его только при встрече, когда Юрка приезжал, потому, что Юрка сразу исчезал. Еще отец видел его, когда провожал, потому, что загружал машину овощами, фруктами и мясом. Бывая здесь, Юрка даже не всегда приходил домой ночевать. Отец был очень гостеприимный, и так как Юрка приезжал на праздники или выходные, днем у отца были гости, при них не здорово с сыном поговоришь. Когда Юрка заваливал домой с толпой друзей, отец никогда ни сердился, наоборот всегда накрывал на стол. Так же было, когда была жива Юркина мать. И только вот так рано утром, когда еще ни кто не пришел в гости ни к отцу, ни к Юрке можно было поговорить о Юркиной жизни.
Юрка рассказывал о работе, о семье, о том, что у него все нормально и по сравнению с колхозной жизнью у него и заработок и условия, и культурный отдых с детьми. Ведь в городе и карусели и парки с фонтанами и цирк и театр. Но Юрка никогда не рассказывал, как он крутится и с кем старается водить «дружбу» ради выгоды, зная, что отец его не поймет, может расстроиться и обидится. Хотя знал, что отец догадывается про его ни совсем честные поступки. Но догадывается это одно, зачем самому отца расстраивать. Юрка рассказывал о своих нормальных друзьях работягах. Как они друг другу помогают, как собираются и выезжают за город на шашлыки.
Отец хоть и огорчался, что Юрка пронырливый и шустрый и знает где соломки подстелить, но иногда сам думал, может оно так и к лучшему. Глядишь, хоть внуки выучатся, пристроятся в городе, и не будут знать о тяжелой сельской жизни. А Юрка ведь ни ради себя старается. 
Был бы он сам, да ему бы и без родительской помощи  хватало. Отец знал, что Юрка просто так сорить деньгами не будет, это если только на праздники или когда на выходные компанией собираются, тогда Юрка может пофорсить.
Юрка слушал отца и брата. Он узнавал о колхозной жизни и о сельских новостях. Новости были разные. Кто-то умер от старости, кто-то от пьянки, кто-то по дурости, кто-то разошелся, кто-то получил дом, кто-то приехал, кто-то наоборот уехал, какое поменялось начальство, какой собрали урожай и все  тому подобное.
Часам к десяти к отцу зашли три мужика, Юрка их хорошо знал. Они поздоровались, отец, усадив их за стол, наполнил рюмки. Мужикам тоже было интересно послушать Юрку. Они его одобряли. Ведь отец хоть и ругал сына, но перед мужиками всегда хвалил. Мужики слушали и тоже хвалили.
Молодец, мол, и в городе и на машине, а вот их дети уперлись в этот колхоз, где ни на работе ни дома просвету от работы невидно. Отец понимая, что Юрка всю ночь не спал, решил выручить сына и где-то через часок после прихода мужиков, глядя на него улыбаясь, сказал:- Ладно хватит болтать, иди, отдохни, как бы там не было в твоем городе, а нам здесь подыхать. Здесь мы родились, здесь прожили, здесь нас и похоронят. Юрка тоже хотел уйти, но сам он не мог обидеть своим уходом этих мужиков, которые знали его с того момента, когда он родился.
Юрка встал:- Пап я пойду прикимарну малость.
Отца, а их было у него четверо, они называли папа, а между собой отец.
- Иди в спальню отдыхай.
Усталость брала свое, ведь Юрка не спал уже больше суток. Но когда улегся, сразу не мог заснуть.
Он ворочался, перебирая то вчерашние события, то давно прошедшие. Ничего хорошего. Дерьмо какое-то.  Вот я к примеру, кому я нужен? Отцу? Только потому, что я его сын, если бы я был чужим, он меня просто бы презирал, за то, как я живу. А многие хвалят, вот Юрка молодец умеет жить. По понятиям этих, умеешь приспосабливаться, значит жить, умеешь, а если кто честно живет, значит, не умеет. Бред блин какой-то. Отец то получается прав. Братьям он тоже нужен только потому, что брат, и то по праздникам, а начни, навещать почаще, их жены не сильно его уважают, и быстро запрет наложат. Кому еще он нужен? Жене? Да нахрен он ей нужен такой, ей нужно только то, что от него пользой в семью, а как человек вряд ли. Детям? Они еще маленькие, они его любят, они еще ничего ни понимают, а он ради жены и детей готов на все, и вкалывать, и унижаться, и скользить. Кому еще? Менту участковому? Да кто еще его слушать будет? Знал бы он, что Юрка о нем думает. Ведь по раскладу тот еще хуже Юрки в несколько раз. Поварихе из их столовки к которой он захаживает иногда на огонек или учительнице? Да разве им Юрка нужен?
Им нужно тоже то, что они от него получают. Ведь ни все мужики могут, так как Юрка прийти к ним на ночь. Большинство мужиков дома с женой и детьми. А к этим, Юрка уверен, что ни один он захаживает. Хотя учительница, та не скрывает, та так и говорит:-  Попадется, почему я должна отказываться.  А вот повариха божится, что только он, врет сучка. Посмотреть бы, с кем она сегодня ночью спала. Да мать ее так, мне то, что. Леся? Вообще смешно.
Юрка не заметил, как заснул. Сон был плохой. Вроде и не снилось ничего плохого, а все равно было страшно и почему-то обидно. Хотелось плакать. Потом страх прошел, стало вроде как посветлей, и он заплакал. Плакал он потихоньку, боясь, чтоб никто не услышал. Он ведь мужик, а ни баба, а по понятиям его воспитания мужики никогда не плачут. Проснулся Юрка под вечер.
Отец сидел на веранде за столом с Трофимовичем, бывшим участковым. Юрка поздоровался, улыбаясь. Он вышел на улицу, чтоб умыться, и опять размышлял какой у него отец классный мужик. С бывшим участковым они ровесники, они фронтовики.
Раньше, когда Трофимович был при погонах, у него друзей было в селе как блох у собаки. Его всегда и везде приглашали. Отец же никогда ни то, чтоб водить с ним дружбу, они наверно никогда и не разговаривали. Отец честный мужик и с участковым никогда не пересекался, а для Трофимовича тогда он был никто. Теперь Трофимович  на пенсии и давно стал никому не нужен, его уже никуда не приглашали, и к нему тоже не шли с подарками. Теперь это все доставалось новому участковому. А к отцу всегда заходили мужики, в долг попросить,  выпить вместе, посоветоваться. Вот и Трофимович как-то пришел, даже не зная зачем. Теперь они друзья. Раньше бы отец с ним дружить не стал, и Трофимовичу он был не нужен. А теперь, когда он для всех вывалился за борт, отец его принимает, и говорит, что те просто гавнюки.
Юрка вошел в веранду и сел за стол. Отец сидел на своем обычном месте, слева за столом стоящим  в плотную у окна, Трофимович  справа. Отец налил рюмки, все выпили. Трофимович закусывая, жаловался Юрке: - Вот так Юрка, жил я жил, не тужил, друзей было, сам знаешь и в селе и в соседних селах и в районе, а теперь веришь, никому не нужен. Мало того, некоторые возле меня как шакалы крутились, теперь чуть ни поджопниками от себя гонят, а те которые тогда готовы были убить, сейчас наоборот жалеют. Хотя к себе в компанию не пускают, зато соточку нальют и закусочкой не обделят. А те, которые у меня из рук ели и руки готовы были облизать, прямо говорят: - А ну вали урод пока пи….ей ни дали. Он круто вы матерился. Вот так-то Юрок.
А отец у тебя молоток. Раньше я и знать не знал, живет мужик на другом краю села. Вы тоже у меня никогда в участке не были. Получается ни тем, ни другим боком, ни касались, а жаль. Хотя раньше бы я Алексеича и не заметил бы. А вот теперь он один со всего села, к кому я могу вот так запросто. Юрка слушал, он и без того гордился своим отцом. А тут бывший участковый, которого теперь никто не приветствует. Отцу такой разговор не нравился, Он посмотрел на Трофимовича не одобряющим взглядом: - Ладно, хватит болтать, вон рюмку лучше бери, а будешь здесь, как баба рассусоливать, выгоню. Разговаривал отец всегда грубо, но за этой грубостью была простота и безобидность.  Трофимович улыбнулся:- Нет Юрка никогда не выгонит, я его уже года четыре как знаю. Обругать может так, что только держись. Но опять без зла и, видать, я заслужил, раз Алексеич материт. Юрка улыбался и думал, а как я буду к старлею относиться, когда он на пенсию пойдет.  Ответа он не знал, хотя ему очень хотелось бы быть таким же как отец. Юрка еще немного посидел и пошл собираться. Они договорились, что ровно в восемь он подойдет к Лесиному дому. А надо еще проведать младшего брата.
Младший брат жил по колхозным меркам неплохо. Он работал трактористом и по русским меркам почти не пил, и был нормальным семьянином. В отличие от Юрки он не шлялся по чужим бабам. И хотя состоял в правлении колхоза и его портрет висел на доске почета даже в райцентре, он перед начальством никогда не заискивал, а чаще даже наоборот, не ругаясь, доказывал свою правоту. Как и все Юркины друзья здесь, брат держал хозяйство. У него была корова,  всегда два, три поросенка и приплод от коровы, бычка или телочку он держал до года, а потом сдавал, получая за них неплохие деньги. Деньги конечно неплохие, но чего это стоило, чтобы выкормить этого бычка или поросенка. Юрка, хоть его все считали городским, все равно был сельским мужиком. Приходя к брату, он сразу просил, чтоб тот показывал ему хозяйство. Брат водил его в коровник, в свинарник, потом в курятник. Юрка любил погладить корову, почухать за ушами свиней, хотя прекрасно знал, что ни за какие коврижки не согласится держать такое хозяйство. Хватит того, что все детство прошло рядом со всем этим. Родителям в колхозе некогда, они с утра до вечера на работе, вот детям и приходится, управлять хозяйство, работать в огороде, убирать во дворе и за двором. Если что-то не успел или прогулял, получал приличный нагоняй от мамы.
Юрка дал себе слово, что его жена никогда не коснется коровьего вымени и поросячьих помойных ведер. А его дети пусть это смотрят по телевизору или когда у дядьев и у дедушки в гостях. Юрка с братом посмотрели все хозяйство, походили по двору, в двух углах которого были привязаны на цепи по собаке. Потом они зашли на веранду и сели за стол, который братова жена уже накрыла.
Стол конечно у брата был отличный. У него всегда была хорошая самогонка, отличное домашнее вино, всегда в достатке мяса, потому, что  раз в полгода он резал для себя годовалого поросенка, и на мясо держал с полсотни уток. Поросят в селе старались резать всегда к этому празднику.  На столе стояла магазинная водка, магазинное вино, самогон, домашнее вино в графине, картошка со свининой, тушеная в духовке утка с яблоками,  различные салаты и свежие фрукты. Юрка предпочитал попробовать братовой самогонки и домашнего вина. Он никогда не боялся перемешивать спиртное, хотя бывало такое, что утром башка просто раскалывалась. Они пили, закусывали и рассказывали друг другу о житье бытье. Конечно, брат жил неплохо. Но Юрка не хотел бы оказаться на его месте, он ему не завидовал, зная каким каторжным трудом все это ему достается. Юрка старался у брата долго не задерживаться, хотя брат ему был очень рад. Братова жена, хоть никогда не высказывала, но Юрка знал, что она осуждает его по полной. И конечно боится, чтоб ее муж не дай Бог увязался за Юркой. Это будет грандиозный скандал. Через часок, может чуть больше, чтоб не расстраивать невестку, Юрка говорил, что ему пора, что надо еще кого-то навестить и уходил. Невестка знала, кого ему надо навестить, и когда он уходил, она ворчала: - Ух кобелина, уже побежал, дома такая жена, двое деток, да я бы ему… Младший брат не любил перечить жене, зачем лишний шум в доме, но сам думал:- Чтоб ты ему сделала, пусть он не такой как я, но он добытчик, а она там на всем готовом нихрена не делает, сидит с детьми и не о чем не волнуется. Если он ее завтра бросит, то ей будет писец. Хотя он знал, что Юрка никогда ее не бросит, но и болтаться по бабам тоже никогда не перестанет.
Юрка подошел к калитке и остановился. Леся его ждала, стоя в глубине двора, чтоб с улицы ее не было видно. Увидев Юрку, она сразу подошла к калитке и завела Юрку во двор. Они стали под дерево. С улицы их не было видно за кустом сирени, хотя фонари горели около клуба на каждом столбе, а вообще по улицам через столб. Село было неплохое. Юрка ездил на машине издалека и очень редко встречал такие богатые села, в которых асфальтированы улицы, трехэтажная школа, и даже больница в которой есть палаты для больных и делают операции. Но все равно село есть село, это не город.
Они стояли под деревом и целовались. Леся была довольна, у нее было отличное настроение. Она рассказывала Юрке, как все ее подруги расспрашивали о вчерашнем вечере и о Юрке. Они над ней подшучивали. Видать хороший попался, раз она вся цветет и пахнет. Леся извинилась за то, что сейчас не приглашает Юрку в дом, еще рано и дети не спят. В клуб она не хотела и Юрка тоже. Они решили побродить по селу, сходить за село к речке и к лесу. За селом с обоих сторон большие красивые мосты, через небольшую но быструю речку, которая по весне становилась большой и бурливой, сметающей все на своем пути. Дальше за мостами были сады, поля, поляны и лес. Местность была немного холмистая и очень красивая. Где земля была ровная, там были поля, по-над речкой росли сады, а в остальных местах везде был лес, с полянами, по которым летом росла высокая густая трава и полевые цветы. Это была прелесть.
Юрка с Лесей вышли из калитки, и пошли в ту сторону, где до края села было ближе. Они вышли за околицу, и пошли на мост. Мост был высокий, всем нравилось стоять на нем и наблюдать за бегущей и шумящей под ним водой. Когда Юрка был еще не женат и встречался с девчонками, он часто сюда с ними  приходил. Приходили они сюда и компанией с выпивкой и закуской. Юрка с Лесей долго стояли на мосту, любуясь ночным звездным небом, и слушая шумную журчащую по камням речку. Потом они пошли дальше за село. Леся рассказывала. Юрка иногда слушал, иногда делал вид, что слушает. Она рассказывала о работе, потом что-то о своих поклонниках. Потом она как любая уставшая женщина рассказывала о своей нелегкой доле сельской учительницы, у которой двое уже почти взрослых детей и которая очень тяжело работает. Много ли можно позволить на учительскую зарплату? Вот и приходится как всем держать корову, поросенка, курей, так же обрабатывать огород, чтоб была своя картошка, овощи и фрукты. Дом тоже весь на ее плечах. А в нем надо то что-то подштукатурить, то прибить, то черепицу на сарае подправить, то двери. Которые перекосились и все самой. Юрка знал, что она очень работящая женщина и то, о чем она говорит сейчас, чистая правда. Она держит хозяйство и сама занимается ремонтом дома.
Потом она опять перешла на то, какая она вся из себя, сколько желающих мужчин, сколько у нее поклонников, какая она хорошая учительница. Это уже было чистое вранье. Но, как ей сказать правду? Зачем? Пусть человек наслаждается этой выдумкой, может ему от этого легче. А жизнь у нее не позавидуешь. Она себя хвалит и это придает ей бодрости и энергии. С одной стороны она молодец.  А с другой? Когда-то она была молодая и красивая, но сейчас ей уже сорок, поезд ушел, и зачем хвастаться, думал Юрка. И опять ее бросил муж, не смотря на-то, что у них двое детей.
Юрка его хорошо знал. Он неплохой мужик, работает в бригаде, где Юркин старший брат бригадиром. Юрка о Лесином муже никогда ничего плохого не слышал, а там кто знает, чужая семья потемки. Они, побродив, опять вернулись к мосту. Юрка оперся спиной о перила моста и обняв Лесю прижал ее к себе. Он вспомнил, как не раз проказничал на этом месте с девушками, и ему захотелось  вспомнить прошлое, и также попроказничать с Лесей. Он улыбался и целуя Лесю, шепнул ей на ушко:- Я тебя хочу, - на что она, улыбаясь, ответила: - Я тебя тоже.
Что бы там ни было, как бы человек не рассуждал, что бы ни делал, но его природа берет свое, берет верх над всем, над всеми проблемами и заботами. И ты если полон сил и энергии, какой бы ты ни был плохой, хороший, злой, добрый и тд, и тп. Все равно стремишься к одному, к близости с противоположным полом.
- И где мы этим займемся, куда пойдем, - прошептала Леся.
- А зачем куда-то идти, давай прямо здесь.
- Ты, что Юр, луна светит, хоть и темно, но все равно видно.
- Ну и что, кому мы нужны, какой дурак кроме нас сюда попрется? Все в клубе или дома пьют, а здесь смотри как классно мост, речка, лес.
- Нет Юр как-то не совсем, - она не нашла, что сказать.
Юрка повернул ее, обнял сзади, и поставил лицом к перилам. Прижав  к себе посильней, он аккуратно ее нагнул. Леся хотела поупрямиться, но ее желание было сильней, и она оперлась руками о перила…
Они шли по освещенной улице к дому Наташи. Леся хотела обязательно навестить подругу, хотя они сегодня уже виделись, и она все в мельчайших подробностях рассказала о прошедшей бессонной ночи. Теперь ей непременно хотелось появиться у подруги с Юркой. Он, по их мнению, и мнению вчерашней их компании был ничего.
Они пришли к Наташе, она была дома с детьми. Мальчик 16ти и девочка 14ти лет. Дети были высокие и красивые. Видать их папа был красавец, может, поэтому  и бросил Наташу, решив, что то, что было ошибка молодости.
Наташа накрыла на стол. Ее дети ушли в другую комнату.
Они сидели втроем, пили за праздник и за свое здоровье, желая друг другу счастья. Леся вся светилась. Наташа была довольна за подругу, у которой давно не было мужчины, а тут вдруг молодой, ничего из себя, классно одет и у него есть машина. А то, что женат? Где ты сейчас холостого найдешь? Так, что радуйся, что такой попался. А там глядишь, и еще приедет. Говорят, он отца часто навещает. По крайней мере, раз в месяц бывает, даже чаще. А здесь в селе, где лучшего найдешь? С женатыми нельзя, все таки учительница, потом сплетней не оберешься, да еще какая дура прибежит скандал устраивать. А те, что свободные, так они алкаши конченые, сама не захочешь. А за этого никто скандалить не будет, и ей может, посочувствуют и болтать языками не будут.
- Ладно, подруга, спасибо за угощение, мы пойдем.
- Гуляйте еще.
- Нет, завтра Юра уезжает, да и у меня дел невпроворот.
- Все понятно, тогда счастливо.   
Юрка с Лесей вышли от Наташи, и пошли к Леси. У нее было все, так же как и вчера. Правда, Юрка ушел домой в начале второго.
Юрка шел домой и перебирал сегодня, вчера и раньше.
При желании Юрка мог бы найти себе, еще до рождения детей, и с квартирой и с машиной. Но хоть он был и шалопаем и у него на стороне были женщины, на первом месте у него всегда оставалась жена и дети. Для них он старался, как только мог.
Он вспомнил как однажды он таксуя, подвозил студента третьего курса, араба. Тот здесь учился и неплохо говорил по русски. Юрка хотел похвастать, ведь они  в Советском Союзе, а здесь ясное дело лучше, чем где бы-то ни было. Юрка был просто ошарашен, когда после вопроса, где лучше здесь или у них, араб ответил, что у них лучше.
- А почему учишься здесь?   
- Очень сильно расхвалили, но если бы знал, не поехал, поехал бы учиться в какую-нибудь другую страну. Юрка был обижен, он был уверен в правде, которую ему всегда говорили, показывали по телевизору, и писали в газетах. У нас ведь все самое лучшее, а жигули и москвичи они ведь по нашим данным просто непревзойденные. И на такой вопрос араб ответил, что у них машины не хуже и дешевле, а другие импортные такие, что и их машинам и нашим еще очень далеко. Юрка был обижен и решил, что больше таких чурок подвозить не будет. Ишь  им не нравится в самой лучшей стране в мире. Но как-то раз ему довелось подвозить молодую пару из города в другой городок поменьше. Юрка любил разговаривать с пассажирами. Это была молодая семейная пара из нашей олимпийской сборной. Они изъездили весь мир. Юрка вспомнив студента, начал их расспрашивать. Вез он их 120км. И вот тут-то он услышал впервые правду от русских людей, ездивших по заграницам. Оказывается, арапчонок не врал. Девушка так и сказала: - Во многих странах третьего мира, условия жизни гораздо лучше, чем в Советском Союзе. А про прогрессивные страны она даже говорить не хочет, потому, что Юрка все равно не поймет, Это надо видеть самому. Тогда Юрка начал задумываться и при возможности расспрашивать у тех, кто там побывал.  И что же мы тогда празднуем? А что хорошего от такого праздника? Сначала ура, махание флагами и транспарантами поздравление с трибун, потом поголовное пьянство, глядство и лишняя грязь на душу. Кого же мы победили? Нам бы себя победить. Вот тут-то хренушки. Себя-то мы как раз победить не можем.
Юрка пришел домой. Около порога сидели пес на цепи и рядом кот. Юрка сел на порог, взял кота на руки, ткнул как в детстве его носом в свой, потом положил на руки и начал гладить. Кот довольный мурлыкал. Юрка обнял сидевшего рядом кобеля, поцеловал его в лоб и начал им рассказывать всю правду про себя и про других людей. Он спрашивал их, что будет, если он, Юрка всем расскажет правду. С простыми мужиками все так и останется, потому, что он им всегда говорит правду. А как быть с «другом» участковым, а с подругой из столовой? Учительница не обидится. А начальники, перед которыми он шестерит? А жене как все рассказать? Даже Леси. Ведь она другим про их знакомство будет все рассказывать красиво, может даже что-то вставит о любви. А как все рассказать отцу и многим другим? Все это можно рассказать только коту и собаке. Всю, всю правду о себе и о других. Все, что на душе и все то, что о ком думаешь. Вот и в стране мы живем, которая нам постоянно врет, так же как и мы, друг другу, и никогда нам не расскажет правды тоже, так же как и мы.

Вечер как вечер. Ночь как ночь обыкновенная. А жизнь дрянь. Придумали суки все хорошо, все красиво, все счастливы. Кто это все?! Я, например? А хрен его знает, может это и есть счастье? Завтра домой. Жена? Какая бы она не была, она моя и для меня пусть она не лучше всех, но я ее ни на кого не променяю. А дети?! Юрка улыбнулся. За детей вообще базара нет.
Эх, житуха.  Он опять поднял кота, ткнул его носом в свой и опустил на землю, потом поцеловав пса, поднялся, посмотрел на звезды и потянулся так, что захрустели кости.
- Да, Юрик а ты все таки дерьмо, - сказал он сам себе и пошел спать. 
 
                Саня.    Середина 80х. 
                ***

Юрка пошел спать. А вот мне поспать не получилось. Рассказав все коту и собаке, я решил, что не плохо бы все записать. Это результат того, что я настряпал тогда до отъезда.

Две недели назад нашел черновик, после того как внучка с младшим  внуком, они гостят у бабушки на каникулах, то есть у моей жены, ей 9. ему 7, что-то искали в моей библиотеке. В общем, после их погрома я наводил порядок. Я тоже приезжал на выходные.

Да, прошло без чуть-чуть 30 годков.
А что было бы мне тогда за эту писанину?  Страшноватенько.
Наверно поэтому она и провалялась где-то под книгами или в стопках старых журналов почти 30 лет.
                12.08.2013год А.М.Щагольчин